В своей скорлупе уютно. Максимально хорошо и безопасно. Юнги прекрасно понимает, что скорлупа существует только в его голове, и поэтому вылезти из нее будет 10 из 10 как трудно. Окружающий мир не пугает, но бесит до безумия - это, честно говоря, не очень. В какой-то книжке была тема, что яйцо это мир, и чтобы родиться, птица должна этот мир разрушить; Юнги в душе не ебет, что это и откуда, но попытаться самому хочется очень. Он старается побороть свой невроз и уже даже не так сильно ненавидит этот мир, хотя его потуги все равно довольно ничтожны. Психическое расстройство - это не то, что можно вылечить, наебнув ромашкового чая. Каждый день Юнги ведет кровавую войну с собственными мыслями, которые не дают покоя. Это все безумно бесит, но в то же время, в некотором смысле это хорошо, потому что он может работать по 20 часов в сутки, не вылезая из-за клавиатуры. Работа помогает отвлечься.

- Сколько ты спал сегодня? - голос Чимина поставленный на громкую связь шумит из динамика телефона, на заднем плане слышен тюлений смех Чонгука.

- Неправильно ставишь вопрос, - на часах безбожные девять утра. Юнги затягивается, выдыхая дым в открытое окно на кухне. Рядом стынет очередной черный кофе, но пить его нет ни сил, ни желания.

- Ты что еще не ложился? - Чимин злится, Юнги молчит, ему нечего сказать в свое оправдание. - Совсем придурок? Ты вчера спал два часа! Смерти хочешь? - Юнги неопределенно мычит. Смерть? Было бы неплохо.

- Успокойся, я иду уже. Сейчас докурю и лягу, - Чимин вздыхает в трубку, но больше никак не комментирует, понимая, что это бесполезно. Повисает молчание. Юнги смотрит как на улице какая-то женщина отчитывает ребенка, тот плачет, растирая слезы по щекам. Юнги передергивает.

- Когда я могу приехать? - после затянувшейся паузы говорит Чимин. Его голос тише, чем обычно. Они не виделись около трех недель, максимум пять минут разговаривая по телефону.

- Не знаю. Не сегодня. Потом. Пока, - Чимин пытается еще что-то сказать, но Юнги скидывает вызов.

Сигарета вываливается из ослабевших пальцев прямо на кафельную плитку на кухне, дыхание сбивается. Юнги пытается подавить внезапный приступ паники; перед глазами все так же стоит мать ругающая своего ребенка. Избавиться от этой мысли сразу не получается. И это пиздец, потому что мысли одна за одной, цепляясь друг за друга, превращаются в полнейший хаос. Юнги хватается руками за подоконник, опускаясь на корточки. Он пытается успокоиться и дышать ровно, но из этого толком ничего не выходит. Юнги вспоминает свою мать. То как она постоянно оставляла его одного, как было страшно сидеть в одиночестве в пустой квартире. Пальцы холодеют и до побеления вжимаются в пластик. Он обводит кухню взглядом и натыкается на ножницы. Юнги представляет, как эти ножницы впиваются в запястья, раздирая тонкую кожу, и то как теплая кровь растекается по полу. Тошнота тут же подкатывает к горлу. Юнги находит в себе силы встать и неровной походкой дойти до входной двери - ему срочно нужно выйти из квартиры, находиться в ней он больше не может. Наверное очень странно сидеть на полу на лестничной площадке, облокотившись на потертую стену раздражающе голубого цвета. Юнги смотрит на потолок. Одна из энергосберегающих лампочек предупреждающе мигает, будто еще чуть-чуть и вырубится - Юнги чувствует себя лампочкой. Если долго на нее смотреть, она тоже кажется голубой. Голубой бесит не так сильно, как белый, но все равно ощущается довольно мерзко. Он не знает сколько так сидит, спина начинает ныть.

- Ну и чего ты тут сидишь, м? Вставай, простудишься ведь, - перед носом возникает чья-то рука.

Юнги нужно несколько секунд, чтобы понять, что это Чимин. Что Чимин здесь делает, как ни странно, его не волнует. Он смотрит на быстро вздымающуюся чиминову грудь, его куртка расстегнута, а волосы растрепаны - бежал, видимо. Юнги цепляется за его руку и встает. Чимин по памяти набирает код на замке и тянет Юнги обратно в квартиру.

Квартира встречает темнотой и холодом - Юнги так и не закрыл окно. Сквозняк гуляющий по комнатам кажется еще немного и залезет под кожу, проникая до самых костей. Чимин скидывает ботинки и проходит в кухню, чтобы закрыть форточку. Кажется, минуты тянутся вечность, а чувство тревоги никуда не девается. Юнги ощущает давящую пустоту, такую что хочется самовыпилиться прямо здесь, в пустом коридоре, лишь бы избавиться от этого. Чимин возвращается, в руках у него чашка с водой и голубая таблетка. Когда он протягивает их Юнги, у того к горлу подступает ком.

- Не смотри так, просто выпей и все, - недовольно говорит Чимин, стягивая с себя куртку, пока Юнги смотрит на таблетку у себя на ладони. Таблетка тает и оставляет на влажных пальцах голубой след. Мерзко. Он закидывает лекарство себе в рот и быстро запивает его водой.

- Давай сюда, - Чимин забирает из слегка подрагивающих пальцев чашку с остатками воды и ставит ее на подставку для обуви. - Пойдем, - он берет Юнги за рукав домашней толстовки и ведет в сторону спальни.

Чимин помогает Юнги раздеться. Он складывает вещи аккуратно и определенным образом, потому что это один из важных ритуалов для Юнги, у которого нет сил следить за чиминовыми действиями, но тот все равно все делает правильно, скорее всего из привычки. Чимин укладывает Юнги в кровать, заботливо укрывает одеялом и чуть ли не в лобик целует. Может в другой ситуации он бы и поржал, но сейчас это неуместно. Юнги сильнее закутывается в одеяло, чувствуя, как за его спиной прогибается кровать.

Некоторые вещи нельзя объяснить, они просто не поддаются логике. Например, почему Чимин все еще здесь. И не только сейчас, а вообще в принципе. Он сам говорил, что изначально это просто спортивный интерес и желание найти себе трудности. Юнги не был против, потому что заебался справляться сам. Пусть даже ненадолго, ему нужен был человек. Однако время идет, а Чимин никуда не девается, все так же рядом и удивительно быстро приспосабливается к образу жизни Юнги. Он больше не носит белых вещей, соблюдает чистоту в квартире, знает какие лекарства и во сколько Юнги нужно принимать, всегда проверяет закрыта ли дверь и три раза проворачивает ручку. Этот список можно продолжать вечно, но что действительно восхищает, это то как легко Чимин со всем справляется. Его забота не кажется удушающей, как например, забота Чонгука. Чонгук вообще всегда все делает от слова "сверх". Он старается быть максимальным во всем, но максимум не значит хорошо. Юнги бы с таким человеком не смог, но вот Тэхену только такой и нужен. Тот кто не даст сомневаться, потому что Тэхен в душе шестнадцатилетний подросток, которому нужна опора и тотальный контроль. Юнги никогда не видел настолько идеально подходящих друг другу людей. Они с Чимином не такие. Может более спокойные (сомнительно, конечно). Просто Чимин все делает ненавязчиво и не пытается лезть в голову. Между ними вообще происходит что-то странное, любовь ли это или просто нездоровая привязанность, Юнги не хочет загадывать. Он никогда так не делает. Лучше не надеяться, чем потом разочаровываться.

- Все хорошо, хен, я здесь, - Чимин прижимается горячим и чуть влажным лбом к лопатке Юнги.

Говорит он это, видимо, больше для себя. Хочется развернуться и что-нибудь сделать, обнять там, ну или что делают обычные люди, чтобы показать свои чувства, но Юнги замирает и не делает ничего, в тайне надеясь, что Чимин все поймет. Чимин все понимает, он уже привык. Если бы ему хотелось милых отношений с большим количеством скиншипа, он бы пошел к Чонгуку с Тэхеном третьим, но он все еще здесь.

Юнги просыпается спустя почти сутки. Чимина в квартире не находится, но на кухне стоит несколько контейнеров с едой. Юнги дотрагивается до одного из них - еле теплый. Значит Чимин ушел недавно. Взгляд натыкается на стакан с водой, рядом с которым лежит голубая таблетка. Юнги не сдерживается и воет в голос. Хочется послать все на хуй и выйти в окно. "Суицид не выход" - звучит в голове почему-то голосом Намджуна. Намджун, ты тоже иди на хуй. Никому из окружающих не понять то, как сильно Юнги заебался. Ну разве что Тэхену, в чьей голове копаются чаще, чем в его. Он закидывается лекарством, оно встает поперёк горла, но Юнги запивает его большим количеством воды. Желудок реагирует рвотными позывами почти сразу, когда ты не жрешь ничего сутками, такое иногда происходит. Блевать фактически нечем, еще немного и в ход пойдут внутренности. Юнги сидит облокотившись щекой на бортик ванной и следит за тем, как из крана течет вода. "Экономь воду - спасай дельфинов" - говорит внутренний Намджун. Юнги интересно, с каких это пор его совесть стала Намджуном, который моралист только на словах. Сам встречается с девушкой, которая подозрительно похожа на Сокджина (за глаза они все называют ее Сокджин-нуна), и в то же время дрочит на стремную гейскую порнуху. Юнги знает, сам чистил ноут Намджуна от вирусов и случайно наткнулся на папку "курсач", в которой находилась отнюдь не курсовая работа (вряд ли такое вообще можно показать преподам в универе). Ну такие себе у Намджуна моральные ценности.

Чем дольше Юнги сидит на холодном полу в ванной, тем больше понимает, что больше не может так. "Так" - это состояние депрессии и невыносимое желание вылезти из собственной кожи. Юнги даже порывается изменить семейное положение в фейсбуке на "ебусь с ОКР", но вовремя вспоминает, что у него нет фейсбука. Поэтому, не долго думая, он достает свой телефон и ищет в контактах "Долбоеб 3". "Долбоеб 3" - это Хесан (есть еще Долбоеб 1 и Долбоеб 2 - это Икдже с Хончолем). Хесан очень бесит Чимина, потому что продает Юнги дурь, но в действительности он единственный, кто понимает. "Чувак, я не твоя мамка. Указывать, что тебе делать не собираюсь. Если ты захочешь, все равно найдешь дилера. Пусть лучше это буду я, у меня хотя бы товар качественный" - когда-то давно сказал ему Хесан. Юнги пишет сообщение, остается только не сдохнуть до хесанового прихода (да и до прихода в принципе).

Два часа ожидания проходят как в тумане, поэтому когда в тишине квартиры раздается звонок, Юнги думает, что это по нему звонит колокол. На осознаться требуется еще какое-то время. Хесан проходит в квартиру и плотно закрывает за собой дверь.

- Это пиздец. Икдже-хена накрыла полиция. Он пытался спиды за биткоины продавать, - Хесан без особых церемоний достает из рюкзака небольшой черный полиэтиленовый пакет. - Придурок. Поэтому мы пока отсидимся.

"На зоне отсидитесь, мудаки" - про себя думает Юнги, но молча кивает.

- Я эту симку сожгу, потом сам скажу тебе свой новый номер. А пока, я, короче, в Таиланд на месяц. Тут больше, чем ты просил, мы от товара избавляемся. Так что за счет фирмы, - Хесан подергивает проколотой бровью и усмехается, хотя смешного тут ничего нет. - Помолимся за Икдже и Хончоля.

"За себя, еблан, помолись" - проносится где-то на периферии сознания, но Юнги снова кивает и закрывает за шумным Хесаном дверь.

Есть что-то романтичное в скручивании косяка в темноте пустой квартиры в канун Рождества (вообще, после таких действий неплохо бы сходить в церковь и переосмыслить некоторые вещи, но это подождет). Юнги не чувствует, будто делает что-то неправильное. Даже наоборот, ему кажется, что накуриться - единственное правильное решение. Он уже подносит самокрутку к губам, как в тишине раздается звонок. Юнги матерится сквозь зубы, но идет открывать. На пороге стоит Чимин, взгляд у него нечитаемый.

- Эм, привет, - судорожно пытается придумать как за несколько секунд спрятать всю дурь на столе в гостиной (вообще, он взрослый мужчина и прятаться как подростку не солидно, но разочаровать Чимина не особо хочется). - Я вообще-то тебя не ждал, чего не позвонил.

- Завтра Рождество, - зачем-то говорит Чимин и смотрит каким-то разоблачающим взглядом. - Мне Хесан позвонил. Можешь не делать вид, что все нормально.

- Бля, - вырывается бессознательно, скорее рефлекторно даже.

- Может уже пустишь меня? Я как бы замерз, - Чимин заходит в квартиру и медленно раздевается. Юнги неотрывно следит за тем, как тот вешает куртку и стягивает ботинки.

- И что? Ты ничего не скажешь? - Юнги чувствует себя школьником, спалившимся на курении (запрещенных веществ).

- Ну ты долбоеб, - Чимин проходит в гостиную, останавливаясь на пороге, чтобы оценить масштаб пиздеца. - Миленько, - он даже присвистывает. - И это все для тебя одного? Не много ли?

- Я не заказывал так много, это Хесан сам притащил. Икдже-хена взяли с товаром, - дожили, блять, оправдываемся и друзей закладываем как в младшей школе, браво, Юнги.

- Так вот что это за хэштег в инсте. "Помолимся за Икдже". За себя пусть помолится. Хесан мудак, - говорит Чимин, садясь на диван перед стеклянным столиком. Юнги вспоминает, почему они встречаются, прям гордость берет. Хуесосить Хесана и остальную компанию у них второе любимое дело (первое - трахаться). - Ну чего стоишь? Организуй даме косяк, - он смеется, но глаза у него такие понимающе-солидарные, что Юнги чувствует себя виноватым. Падать вместе больнее.

- Эм, это нормально? В смысле, я думал, ты против, - это действительно странно, от Чимина такого он не ожидал.

- Много думаешь, - Чимин пожимает плечами и выглядит так, будто не косяком поделиться просит, а вместе в Икею съездить. - У тебя хоть пожрать что-нибудь есть? - Юнги кивает.

Пока Юнги крутит вторую самокрутку, Чимин достает из рюкзака гирлянду из светящихся фонариков (рождественское настроение, бля) и вешает на голую искусственную елку. Юнги никогда ее не украшает. Комната погружается в разноцветное свечение, и все казалось бы волшебным и милым, если бы не Юнги, закручивающий табак наполовину с травой в коричневую бумагу. Сказка для взрослых.

- Смотри, как красиво! - завороженно бормочет Чимин, глядя на то, как переливаются лампочки. - У меня еще есть желтая. Ее можно на полки закинуть, она длинная, - когда он заканчивает украшать комнату, она похожа на рекламу какого-нибудь новогоднего M&Ms или колы.

- Ты не поедешь к родителям в Пусан на Рождество? - Юнги передает Чимину сигарету, когда тот садится рядом на диван.

- Не хочу в Пусан, хочу с тобой. Тем более родители уедут, - Чимин встряхивает головой, поправляя отросшую челку. В свете от гирлянды его серые волосы отдают голубым. Юнги думает, что это своеобразная ирония. Чимин для него как лекарство, действующие эффективней, чем все те голубые таблетки, что приходится жрать пачками.- Ты же не против?

Юнги кивает, прикуривает сам и передает зажигалку Чимину. Вообще, Чимин не курит и Юнги ожидал, что тот будет кашлять и ему вообще не зайдет, но он почти профессионально затягивается и немного придерживает дым в легких, явно делая это не в первый раз. Мило. Это все напоминает сцену из какого-нибудь артхаусного фильма. Юнги затягивается глубже, выдыхая сизый дым. Тот благодаря гирляндам светится серо-желтым цветом на фоне белого потолка. На бэкграунде играют саундтреки "Неонового Демона", и чем дольше они так сидят, тем больше все это напоминает кадры оттуда. Юнги невольно смотрит в сторону двери, будто там вот-вот появится Киану Ривз (он очень надеется, что нет). Он переводит взгляд с двери на Чимина, глубоко затягивающегося сигаретой. Чимин не шестнадцатилетняя Джесси в исполнении Эль Фаннинг, но тоже очень красивый, а в желтом свете ламп так и вообще похож на божество. Юнги атеист, но в такого бога он готов поверить.

- Ты похож на модель, знаешь, - говорит Юнги, не отрывая взгляд от чиминовых серых отдающих в голубой волос.

- Ага, я модель Виктория Сикрет. Но это такой секрет, что даже сама Виктория об этом не знает, - Чимин усмехается, его мажет по дивану.

- Тебе бы пошли крылья, - Юнги ловит его настроение, по телу течет тепло и впервые за долгое время ему спокойно.

- И кружевное белье? - снова смеется Чимин, но в его взгляде горит что-то необъяснимое. Это очень затягивает.

- И кружевное белье, - соглашается Юнги, ведя рукой вверх по чиминовому бедру, на самом деле не имея под этим никакого сексуального подтекста.

- Ты конченый извращенец, хен, - Чимин закидывает ноги на колени Юнги.

- Ну я хотя бы не смотрю стремную гейскую порнуху, при этом встречаясь с девушкой, - вообще, наверное не стоило об этом говорить, потому что Чимин сразу же реагирует.

- Это про Намджун-хена, да? - Юнги нехотя кивает.

- У меня его ноут, - Чимин смеется, запрокидывая голову назад. Пальцы Юнги ковыряют дырки на коленях чиминовых черных джинсов.

- Давай посмотрим? - Чимин упорот - ему кажется эта идея охуительно-прекрасной, но Юнги даже будучи в состоянии нестояния не разделяет его энтузиазма. - Ну давай, вот чего ты такой нудный? Это весело.

- Не очень понимаю, что веселого в порно, - Чимин недовольно бьет по колену пяткой, но Юнги боли не чувствует. Он вообще ничего не чувствует, кроме всепоглощающей любви и безмятежности. Кажется он нашел просветление. Наверное, так себя чувствовал Будда.

- Ты просто не шаришь.

"А ты будто шаришь" - думает Юнги, но молчит.

- Давай, я хочу посмотреть, - ну и кто здесь еще извращенец.

- Бля, ладно, ты меня заебал.

Юнги встает с дивана со второй попытки, тело кажется легким и безумно тяжелым одновременно. Он притаскивает ноутбук Намджуна и ставит его на стол, при этом чуть не скинув пепельницу. Папка находится быстро, но Юнги не уверен, что стоит открывать этот ящик Пандоры. Чимин под боком недовольно цыкает, Юнги думает, что он сейчас как Ева, соблазняющая Адама запретным плодом. Хуйня какая-то. Он наконец включает это злосчастное видео. На экране появляется кровать заправленная светло-голубым бельем, на которой сидит парень азиатской наружности, но скулы и форма лица у него европейские (метис скорее всего). На нем бежевая пижама, видимо, по задумке режиссера, он собирается ложиться спать. Дальше камера берет крупным планом всю комнату, и Юнги, к своему ужасу, замечает в углу наряженную новогоднюю елку. Он молится, чтобы этот, прости господи, фильм не был на рождественскую тематику, но получается, что бога нет, потому что следующая сцена вводит его в ступор. На пороге комнаты появляется огромный черный мужик в костюме Санты, а за спиной у него большой мешок (Намджун больной ублюдок). Юнги отрывается от просмотра, чтобы перевести взгляд на Чимина, которому фильм явно пришелся по вкусу. Он заинтересованно смотрит на экран, подобрав под себя ноги. Юнги снова возвращается к монитору. Черный парень уже видимо успел доебаться до несчастного азиатского парня (пока только морально), был ли тот хорошим мальчиком весь год. Юнги готов поставить двадцатку, что был, такие как он разве что математику прогулять могут, чего уж тут говорить о чем-то большем. Этот пиздец досмотреть без еще одного косяка нереально, поэтому Юнги крутит почти на ощупь еще один. Черный мужик, видимо, не доволен ответом парня и грозится его наказать, а в этом ему помогут... Хоть бы не эльфы или олени, Юнги этого не выдержит. Все в порядке, всего лишь искусственные члены и другие забавные (нет) штуки, которые "Дедушка" носит с собой в мешке для подарков. Пиздец, и как теперь нормально смотреть Намджуну в глаза? Хотя Чимину вроде нравится, он устраивается поудобнее и неотрывно следит за происходящим в фильме. Лучше бы ты с таким же интересом доклады по истории искусств писал, думает Юнги, глубоко затягиваясь. Голова кружится, а по телу снова разливается знакомое тепло. Чимин переводит взгляд с экрана на сигарету, зажатую между губ Юнги, и тянет руку, прося передать ее, что Юнги и делает. Чимин коротко затягивается, чуть задерживает дыхание, выпуская дым чуть ли не в экран, после возвращая косяк обратно Юнги. А в это время бедный парень из порнухи пытается делать минет, но огромный черный член никак не помещается в рот. Парень похож на хомяка, набивающего щеки орехами. Это сравнение кажется Юнги безумно смешным (окей, он накуренный, ему можно), и он начинает ржать, чем бесит Чимина, который очень внимательно следит за происходящим на экране. Но Юнги никак не может остановиться и смеётся до слез. Чимин ногами сталкивает его с дивана на пол, возвращаясь к просмотру. Пол как мать родная принимает Юнги в свои объятия, такое трезвому человеку не понять. Он лежит, прикрыв глаза и раскинув руки в стороны. Под веками расходятся голубые круги, он почти засыпает, как чувствует тяжесть на своих бедрах.

- Мне стало скучно смотреть, да и пассив мне не нравится, - Чимин смотрит так завораживающе, что в его темных глазах можно утонуть. - А тебе скучно? - он елозит задом в преступно-узких джинсах по бедрам Юнги.

- Скучно, - усмехается Юнги, кладя руки на чиминову прекрасную задницу. - Есть что предложить?

Чимин целует его первым, то ли пытаясь сожрать, то ли душу вытянуть. Лежа на полу не особо удобно в порыве страсти срывать друг с друга одежду, да и сил на это почти не имеется. Чимин сам себя растягивает и сам раскатывает презерватив по члену Юнги. Он вообще парень самостоятельный, Юнги максимально не задействован. Секс получается долгим и ленивым. Из-за эффекта марихуаны, ощущения обостряются, давая в полной мере почувствовать друг друга, высшая степень единения. Чимин лениво двигается в каком-то своем только ему известном ритме. Оргазм накрывает так сильно, что перед глазами мелькают голубые звездочки. Чимин устраивается у Юнги на груди, слушая его сердцебиение.

- Все-таки Намджун мудак, мне жалко Сокджин-нуну, она ведь не знает, какой он на самом деле. Она ведь хорошая и красивая, а любит такого придурка, - Юнги убирает мешающиеся чиминовы волосы, открывая лоб, и в порыве непонятной нежности, неуместной в контексте разговора, целует.

- Мы не выбираем, кого нам любить. Оно просто случается, а потом ебись с этим как хочешь, - усмехается Юнги.

- Ну не знаю, я выбрал. И ебусь с ним как хочу, - Чимин целует Юнги в нос, прежде чем встать и собрать вещи. - Я в душ схожу, принеси полотенце и можешь присоединиться, - он успевает только закончить фразу, как на столе начинает вибрировать его телефон. - Да, Чонгук? - Юнги закатывает глаза. - Привет, нет не поеду. Я с Юнги остаюсь. Не угробь Тэхена по дороге, - из трубки слышна возмущенная нечленораздельная речь Чонгука. - Ты недалеко от дома Юнги? Да? Слушай, ты ведь быстро бегаешь? Можешь за пивом мне сгонять? - Чимин удивленно отнимает трубку от уха и смотрит в потухший экран. - Прикинь, он трубку бросил.

- Действительно, интересно почему, - Юнги встает с пола, потягиваясь и разминая кости.

- Хен, Рождество, - Чимин как-то даже по-детски улыбается и показывает время на экране своего айфона. Час ночи. - Счастливого Рождества. Береги себя в этом году и постарайся увидеть в себе все то хорошее, что вижу я, - он говорит совсем тихо, и в желтом свете гирлянды действительно похож на ангела. - Я люблю тебя, и ты, пожалуйста, полюби себя.

Впервые за долгое время Юнги знает как себя вести, ведь обнять любимого человека ему больше ничего не мешает. Он наконец нашел равновесие. В голове пусто и нет ни одной удушающей мысли, только тепло и спокойствие. Чудо произошло в ночь перед Рождеством.