Поиск ответов на абсолютно дебильные вопросы типа "в чем смысл нашего существования" и "ради чего мы живем" может занять целую жизнь, но так и не принести ничего, кроме разочарования. Юнги вроде бы ничего не ищет и ничего не ждет, но все, что он чувствует - разочарование. Видимо, это перманентное состояние. И хорошо бы уже что-то с этим сделать, но вот что? Кроме суицида в голову ничего не приходит, но и в нем должен быть смысл. Как понять, что именно не так, когда у тебя, казалось бы, все есть. Экзистенциальный кризис, не иначе.

- Я знаю, о чем ты думаешь. И иди нахуй с такими мыслями, - говорит Чимин, бездумно листая каналы и даже не смотря в сторону Юнги.

- Во-первых, ты в моем доме, а в моем доме никто не может посылать меня нахуй. Во-вторых, откуда ты знаешь, о чем я думаю? - Юнги удивлен, но вида не подает.

- Это не сложно. Когда ты думаешь о всяком депрессивном дерьме, то твое лицо становится таким, - Чимин пожимает плечами, сильнее кутаясь в плед.

В квартире Юнги всегда холодно, он совсем не переносит жару. Тэхен говорит, что он похож на лягушку. Такой же холодный и зеленый.

- Каким "таким"? - свет зимнего утреннего солнца проникает в комнату через тяжелые голубые шторы, подсвечивая красивый чиминов профиль, а его серые волосы в лучах кажутся пшеничными. Юнги залипает.

- Дурацким. Мне хочется тебе треснуть чем-нибудь тяжелым. Твое счастье, что насилие - не выход, - он криво усмехается, но выглядит при этом очень серьезно.

- Ты всегда говоришь то, что думаешь? - Юнги хлопает себя по карманам штанов в поисках пачки сигарет, только потом понимая, что штаны домашние, а значит их там нет и, скорее всего, они где-нибудь на кухне.

- Ты же знаешь, что да. Я больше не хочу врать, - его голос становится тише, так, что едва ли различим. - Тебе бы стоило у меня поучиться устанавливать вербальный контакт, хотя бы со мной для начала, - уже громче и недовольным тоном добавляет он.

Чимин сам не особо открытый человек - это ни для кого не секрет. Но почему-то это не мешает ему поучать Юнги, как сварливой мамаше. Он только недавно научился не лезть из кожи вон, лишь бы понравиться всем и вся, ведь раньше врать и лицемерить было стилем жизни. На самом деле, Чимин перестал вести себя как мерзкая лживая сука после знакомства с Юнги, который клал хер на общественное мнение, считая, что ложь - это слишком утомительно. Но меняться не так уж и легко. Когда на протяжении долгого времени постоянно лжешь (в том числе самому себе), то чувствуешь что-то вроде глубокого шока от того, что кто-то может себе позволить искренность (пускай она и выражается в искреннем желании послать всех нахуй).

- Ты утрируешь, - усмехается Юнги, обводя полупустую гостиную взглядом, лишь бы не столкнуться с чиминовыми осуждающими глазами.

В голову лезет мысль о том, что у него в квартире мало мебели, и почему-то именно сейчас это кажется неправильным. Может если заставить комнаты чем-нибудь, то может станет хоть чуть-чуть уютнее. Хотя, вряд ли пустоту внутри себя можно заполнить вещами. Наоборот, только хуже сделаешь.

- Ну я же вижу, что тебе плохо, кого ты пытаешься обмануть? - Чимин хмурит брови, до побеления пальцев сжимая пульт от телевизора.

- Чимин, блять, отъебись пожалуйста, что ты как баба, - Юнги злится, в глубине души понимая, что Чимин прав.

- Не баба, а женщина. Это мизогиния, Юнги, - Чимин тоже заводится с ничего и бесится похлеще самого Юнги. - А ты самая настоящая эгоистичная задница, и пока ты это не поймешь, видеть тебя я не хочу.

Он встает и уходит в коридор, не удостоив Юнги и взгляда. Через какое-то время входная дверь хлопает.

Юнги невольно ежится. Он даже не шевельнулся, чтобы попытаться остановить Чимина. Им обоим сейчас это совсем не нужно, каждому есть над чем подумать. Чимин, видимо, совсем не понимает, что Юнги хочет умереть не ради привлечения внимания. Для него это скорее логичный исход. В его понимании он уже не сможет быть полноценной личностью, а значит незачем тратить ресурсы на пустого человека.

По крайней мере, Юнги себя так убеждает, сидя на следующий день на кухне и смотря документалку про дельфинов, которую настоятельно просил заценить Намджун (ебаный зоолог, блять). Ведь если и решил спасать дельфинов, то нужно хотя бы знать от чего. Юнги достает из пачки новую сигарету и закуривает в очередной раз за вечер, хотя стоящая на столе пепельница уже полная. На часах восемнадцать ноль семь, он в полном одиночестве залипает на фильм о размножении животных и пьет светлое нефильтрованное. Настроение философско-отвратительное и вид сношающихся касаток явно не делает его лучше. Наверное, это потому, что жизнь морских млекопитающих интересней, чем его собственная. Юнги, будучи слегка навеселе, лезет в интернет. На часах восемнадцать двадцать два, и в голову сразу же приходит статья про суицид, которую он читал около недели назад: мол днем чаще всего люди заканчивают жизнь самоубийством в период с двенадцати до восемнадцати часов, а ночью: с полуночи до шести утра. К дневному самоубийству он опоздал, а к вечернему еще рано, но Юнги все равно открывает навер. По запросу "музыка для суицида" ничего не находится. "Нот тудэй" - думает Юнги, нервный смешок вырывается как-то неосознанно. Почему-то несмотря на ситуацию хочется смеяться громко и с надрывом, желательно до слез и истерики, однако получается только иронично усмехнуться. Он, конечно, может и без музыкального сопровождения, но если и умирать, то с песней. Например, что-нибудь из репертуара бэнгов. Хотя нет, не хотелось бы испустить дух под бэньбэньбэнь или фантастик бэйби. Куда лучше для такого ответственного поступка подошло бы что-нибудь из лирики 2ne1, красиво и символично.

Алкогольное опьянение тянет к истокам, и хочется то ли лечь на землю, раскинув конечности, то ли махнуть на неделю в Тэгу. Юнги выбирает первое, стекая на кафельный пол кухни. Храни господь тех, кто придумал обогрев полов. Благодаря этому пол кажется таким родным и понимающим, что возникает желание свернуться калачиком и никогда не вставать. Юнги еще не настолько пьян, чтобы засыпать там, где лежит, но пойти в спальню тупо нет сил. Он может быть так бы и заснул, если бы не вибрирующий телефон в заднем кармане штанов:

- Да, - Юнги нехотя вытаскивает разбитый айфон и отвечает, даже не смотря на экран.

- Привет, - голос Чимина до неприличия позитивный, и Юнги инстинктивно морщится. - Я решил, что на долбоебов бессмысленно обижаться, поэтому я тебя прощаю. Правда здорово? - на заднем плане очень шумно, слышится чья-то речь и звук проезжающих мимо машин, и почти не разобрать, что там Чимин лопочет.

- Ага, здорово, - нехотя тянет Юнги, переворачиваясь на правый бок и чуть не въезжая носом в ножку стола.

- Знал, что ты оценишь, - усмехается Чимин. - Вообще, я звоню по делу. Сокджин-хён просил помочь с подготовкой студии к фотосессии завтра, поэтому будь готов к трем. И надень что-нибудь, что не жалко испачкать, - Юнги уже хочет возразить, но Чимин бросает трубку, не дожидаясь ответа.

- Блять, - обреченный стон повисает в тишине кухни.

Если Чимин что-то вбил себе в голову, то переубедить его уже нет никакой возможности, поэтому Юнги остается только согласиться (правда, никому его согласие и не требуется). Легче пустить все на самотек.

Юнги мысленно проклинает тот день, когда его зачали, потому что в теории смириться проще, чем на практике. Особенно, когда видишь припаркованную около своего дома машину чиминового отца.

- Привет, детка, тебя подвезти? - тянет Чимин из открытого окна со стороны водителя. С его носа съезжают большие рэйбеновские солнечные очки, и вид у него такой, будто искусство пикапа течет по его венам с самого полового созревания. Но Юнги точно знает, что кроме крови и пидорства в чиминовых венах не течет нихуя.

- Нет, отвали, - он разворачивается, чтобы подняться обратно в квартиру, как в спину ему прилетает пластиковой бутылкой. Хорошо хоть, полупустой.

- У тебя все в порядке с головой? - Юнги скорее искренне удивляется, чем злится, подбирая несчастную бутылку. Кола с ироничной надписью "любимый". Никогда еще Юнги не испытывал такой боли из-за любви.

- Сядь, пожалуйста, в гребаную машину, и не беси меня, - Чимин улыбается, но есть в этой улыбке какой-то пиздец. Юнги инстинктивно ежится, однако в машину садится. Чимин иногда бывает очень убедительным.

Юнги даже не спрашивает, куда они едут. Во-первых, ему не интересно, а во-вторых, когда Чимин за рулем, его лучше не отвлекать, хотя бы потому, что только эту машину он бил четыре раза. Вообще, после первой же поездки с ним, складывается впечатление, что у него какие-то свои альтернативные правила дорожного движения. Хуже Чимина в этом плане только Чонгук. Тот просто клал хер на безопасность, но тем не менее, еще ни разу не попадал в аварию. Везучий ублюдок.

- О, люблю эту песню, - говорит Чимин, делая радио громче. Юнги не знает точно, но почему-то уверен, что это очередная женская группа с глупым школьным концептом. Он ничего не говорит, но его красноречивый взгляд и иронично вскинутая бровь, заставляет читать между строк.

- Ну что? Просто песня хорошая, - невозмутимо тянет Чимин.

Юнги отворачивается к окну, виды сменяются слишком быстро, чтобы его минус восемь под очками могли хоть что-то разобрать. Солнце нещадно слепит, намекая на скорое начало весны. Хоть оптимизма это не внушает, но дышать становится совсем чуточку лучше. Чимин рядом мурлычет очередной хит очередной айдол группы. Его неразборчивое хриплое пение успокаивает. Юнги прислоняется виском к стеклу, прикрывая глаза. В сон тянет нещадно, накануне он почти не спал, пытаясь справиться с панической атакой. Он упускает момент, когда проваливается в неглубокий сон. Чимин делает музыку тише, когда до него доносится еле слышное сопение. Он смотрит на спящего Юнги и немного хмурится, замечая, что тот выглядит уставшим и измученным. Бледная кожа в дневном свете кажется почти зеленой. Самая настоящая лягушка. Чимин раздраженно вздыхает, недовольно поджимая губы. Он видит, как тяжело Юнги в последнее время, у него потерянный вид и исцарапаны руки (Юнги делает это неосознанно, когда его накрывает паника), но ничем помочь не может. Вернее, может и пытается, собственно, сейчас они едут не сколько помочь Сокджин-хену, сколько самому Юнги. Чимин очень надеется, что из этой затеи хоть что-то выгорит.

- Хен, проснись, мы приехали, - тихий голос буквально вырывает из сна. Юнги нехотя открывает глаза и смотрит на Чимина, не понимая, что тот от него хочет. - Мы уже на месте, - теплая чиминова ладонь легонько треплет за рукав черной парки.

Они вылезают из машины, и Юнги видит, что они у небольшого загородного коттеджа обнесенного большим забором. Он тянется за очками в нагрудный карман парки, чтобы наконец нормально увидеть, куда они приехали. Ничего необычного взору не открывается, обычный кирпичный дом в два этажа, небольшой въезд для автомобиля и больше ничего. Чимин вытаскивает из багажника спортивную найковскую сумку. На крыльце с сигаретой стоит Сокджин, на нем светлые приталенные брюки и не по погоде легкое бежевое пальто. Они с Чимином рядом с таким модным хеном выглядят как подростки в своих драных джинсах и парках.

- Привет, вы опять опаздываете, - говорит Сокджин, выдыхая сизый дым. Юнги залипает на то, как он светится на солнце, рассеиваясь в воздухе. Прямо, как надежды Юнги провести этот день с четвертым сезоном игры престолов.

- Привет, а ты опять прекрасно выглядишь, хен, - смеется Чимин, поднимаясь по ступенькам и равняясь Сокджином.

- Юморист, блять, - еле слышно говорит Юнги, следуя за Чимином. "Любовь - это смеяться над его шутками, а не твое это "юморист, блять"." - звучит в голове голосом Намджуна. Юнги чертыхается.

- Оу, ну ладно, придурок, на этот раз прощаю, - Сокджин в шутку толкает Чимина. - Привет, Юнги, - тянет он, присматриваясь поближе. - Что-то ты бледный какой-то, кушаешь плохо? - Чимин чуть не хрюкает от смеха.

- И тебе привет, хен, - получается какой-то слишком раздраженно.

- Смотри веселее, а то в плесень превратишься, - усмехается Сокджин, затушив сигарету о жестяную банку из под диетической колы. - Пойдемте в дом, я покажу студию и поеду уже. Мне еще с оператором надо договориться.

- Хен, а где твоя машина? - спрашивает Чимин, оглядываясь назад, чтобы убедиться, что сокджиновой машины там нет.

- В городе. Меня Намджун через минут двадцать заберет, - Сокджин пожимает плечами проходя в дом. - Это кстати дом сестры Намджуна, она собирается его продавать, поэтому постарайтесь его не сжечь.

Когда Сокджин поворачивается к ним спиной, Чимин и Юнги обмениваются многозначительными взглядами. Вот уж ирония. Намджуна недавно бросила девушка из-за того, что он не уделял ей достаточно времени, ссылаясь на неотложные дела в изучении дельфинов. Зато время возить туда-сюда Сокджина у него есть. Крепкая мужская дружба. Ей следовало бросить его еще раньше. И вообще, Намджуну повезло, что он не отхватил по ебалу.

Внутри дом оказывается больше, чем выглядит снаружи. Все четыре комнаты абсолютно пустые и полы в них покрыты пленкой, кроме одной - импровизированной студии, но туда Сокджин просил пока не ходить.

- Так, а здесь материалы для фотосессии, - Сокджин толкает дверь в небольшое помещение, находящееся рядом с входом. - Можешь использовать все, что считаешь нужным, но в пределах концепции. Хотя, чего я распинаюсь, ты и так все знаешь, - говорит он, пропуская Чимина с Юнги внутрь. - Так, ключ оставляю, - Чимин забирает у него ключ, пока Юнги пытается справиться с шоком от увиденного в комнате, - Все я пошел, Намджун уже приехал. Если что - звоните. Пока.

Чимин что-то еще ему говорит, но Юнги не слышит. Он слишком охуевает с происходящего: прямо посреди комнаты горой лежат видавшие виды костыли, а в углу две полуразвалившиеся инвалидные коляски.

- Это что за хуйня? - Юнги поворачивается к Чимину, даже не замечая, что Сокджин уже ушел.

- Это костыли и инвалидные коляски. А там в пакетах краски, - Чимин пожимает плечами, ставя свою сумку на пол и садясь рядом с ней на корточки.

- Я вижу, - Юнги неотрывно следит за тем, как он достает два темно-синих комбинезона и перчатки.

- Тогда зачем спрашиваешь? На вот лучше держи, - он протягивает комбинезон Юнги, тот на автомате берет его, все так же непонимающе пялясь на Чимина.

- Зачем они здесь? - Чимин снимает с себя одежду, и в какой-то момент кажется, будто отвечать он не собирается. Юнги терпеливо ждет.

- Чтобы мы их разрисовали, - чиминов голос тает в вороте футболки, когда тот ее стягивает с себя через голову. - А теперь заткнись и переодевайся, у нас не так много времени.

Юнги уже хочет возмутиться, но в какой-то момент становится очень похуй, и он снова решает просто плыть по течению. Они переодеваются и разбирают пакеты с масляными красками и баллончиками. Чимин выдает Юнги несколько кисточек разного размера и притаскивает ведро с водой. Они решают разделить кучу костылей пополам, чтобы работа продвигалась быстрее. На какое-то время в комнате повисает тишина. Юнги смотрит как Чимин рисует на ручке костыля маленькие голубые цветы, по форме напоминающие васильки. Есть в этом что-то удивительное, то как он погружен в работу, будто нет ничего важнее. Это восхищает, но одновременно угнетает. У Юнги нет ничего такого, что могло бы доставлять ему такое же удовольствие, как Чимину рисовать. Он на автомате смешивает цвета, особо не вдумываясь и не вкладывая никакого смысла в свои действие, рисуя маленькие бесформенные пятна. Чимин отрывается от своего занятия и смотрит на то, как Юнги без особого энтузиазма мажет краской по костылю.

- Что по-твоему ты сейчас делаешь? - Чимин кажется злым и даже откладывает кисти.

- Делаю, что ты мне сказал. У тебя с этим проблемы? - по части невозмутимости у Юнги черный пояс, он вообще не смотрит на Чимина, продолжая делать, то что делал.

- Блять, если ты собираешься дальше страдать такой хуйней, то лучше не переводи материал, придурок, - у Чимина в глазах столько разочарования, будто он доверил Юнги бабулин фамильный сервиз, а тот его благополучно проебал.

- Да что не так? Я делаю то, что ты мне сказал, - Юнги тоже откладывает кисточки, безразлично смотря Чимину в глаза.

- Юнги, что для тебя искусство? - Чимин редко бывает серьезным, но похоже Юнги умудрился его задеть.

- Ну не знаю. Может, кино, картины, музыка там какая-нибудь, литература, - лицо Юнги не выражает ровно никаких эмоций. Это бесит еще сильнее, Чимин пытается успокоиться.

- Нет, Юнги, искусство - это самовыражение. Искусство - это, то что ты хочешь сказать этому миру, - Чимин говорит с ним как учитель с ребенком. - Что ты хочешь сказать миру, а, Юнги?

Хочет сказать ему, чтобы он пошел нахуй. Юнги молчит.

- Знаешь почему именно костыли и инвалидные коляски? - несмотря на то, что Юнги промолчал, Чимин и так знает, о чем тот думает. - Мы хотим поставить перформанс, для которого пригласили балерину. Она должна будет танцевать на фоне разрисованных костылей. Мы собираемся снять его на видео, а потом транслировать на выставке молодых художников. Там будет ее интервью. Тема - ломать барьеры, - продолжает он, стараясь не встречаться с Юнги взглядом. - Барьеры бывают разные: физические, психологические, социальные, барьеры в твоей голове. Таким образом, это символ. Понимаешь?

Юнги не понимает, он не особо шарит в современном искусстве. Разве что один раз был с Чимином на выставке Ван Гога. А смысла в перформансах Юнги вообще не видит, искренне не понимая, почему Чимин ссытся с Марины Абрамович, называя ее гением.

- Я все думал, как тебе помочь. И вот взял тебя сюда, думал поможет тебе выразить свои чувства, - голос Чимина становится тише, он прячет глаза за челкой.

Юнги не знает как то, что он разлагается изнутри, остановит набор красок. Чимин кажется совсем опускает руки. Впервые за долгое время в Юнги шевелится мерзкое чувство, будто он делает что-то неправильно.

- Знаешь, - Чимин резко вскидывает голову, смотря Юнги прямо в глаза, - давно хочу тебе сказать. Ты все время думаешь, что если умрешь, то это будет правильно, но это не так. В твоей смерти не будет ничего правильного, - он усмехается, но усмешка эта сквозит горечью. - Люди умирают каждый день, даже сейчас в мире кто-то умер. Но мы живем и даже не подозреваем об этом. Так разве это правильно?

Нет, неправильно, думает Юнги, но молчит. Он не очень понимает Чимина, его мысли слишком расплывчаты.

- Так не лучше ли потратить то время, что у тебя есть на то, чтобы выразить себя и свои чувства, оставить след или просто жить в свое удовольствие, - Чимин впивается пальцами в пленку на полу, будто пытаясь найти равновесие. - Не нужно ждать смерть, она и без твоего ожидания придет, - он чуть расслабляется. - Жизнь как пуантилизм. В ней так много отдельных событий, что мы замечаем, что эти события сливаются с другими только по прошествии времени. Так может не ждать, когда время пройдет? - он на время замолкает, будто пытаясь сформулировать свои сумбурные мысли. - Ты такой же человек как многие другие, и ты достоин того, чтобы быть счастливым. Твоя болезнь не делает тебя хуже, пойми это.

Повисает тишина. Юнги долго смотрит в чиминовы глаза. В них огромная палитра эмоций, что дышать становится трудно. Нельзя сказать, что он не думал об этом. О времени, о любви и о многом другом. Просто ему всегда казалось, что он не достоин этого, что он должен смириться с тем, что он неполноценный, неправильный. Сейчас, когда Чимин говорит, что он по сути такой же человек, заставляет задуматься, почему он изначально решил, что это не так. Но ответ никак не приходит. Юнги прикрывает глаза, тяжело выдыхает и снова смотрит на Чимина.

- Как жаль, что я забыл телефон в машине. Мне срочно нужно найти, что такое пуантилизм.

- Какой же ты придурок, Мин Юнги, - Чимин смеется, и то, что его съедало, наконец отступает. Юнги все понял.

Конечно, еще понадобится время, чтобы понять и принять себя, но первые шаги уже сделаны. Болезнь Юнги не имеет никакого значения, ведь он такой же человек как и все. Он не неправильный и не бракованный.

Домой они возвращаются почти ночью. Уставшие и насквозь пропахшие краской вваливаются в квартиру Юнги, и тот сразу же отправляет Чимина в душ, а сам идет на кухню, по привычке не включая свет. На улице довольно холодно, но погода хорошая. Из ванной доносится плеск воды. Юнги чувствует, что ему будто легче дышать и хочется сделать что-нибудь грандиозное. Он смотрит на свой телефон и вспоминает маму, с которой поссорился еще пять лет назад. Сейчас он даже не помнит причину скандала, но тогда он хлопнул дверью и уехал в Сеул фактически в чем был. Он и ни о чем не жалеет, но в глубине души скучает по матери. Чимин прав, времени у нас меньше, чем мы думаем. Именно поэтому он набирает ее номер, надеясь, что она его не сменила. Гудки тянутся вечность, и когда на той линии раздается голос, Юнги совсем не знает с чего начать:

- Привет, мам. Это Юнги.