Ему пришлось поесть. Из соображений выживания. Но к своему удивлению, хоть он буквально не ел и не пил два дня, вкуса не чувствовал — всё казалось ему пресным, пустым, больше противным. И он не до конца понимал: дело в Чжун Ли, который продолжал находиться рядом, или в… Нет, дело в Чжун Ли. Определённо.

Его взгляд продолжал бродить. Так, словно он никак не мог насмотреться, запоминал каждую деталь, и от этого внутри расползалось липкое, противное чувство, оплетающее склизкими щупальцами нутро. Чжун Ли смотрел на него, будто бы любуясь, только в этом любовании не было чего-то… человеческого.

А Чайлд никак не мог поднять взгляд. Снова. Приковался им к столу и механически ел, глотая, не жуя. Благо то был суп с каким-то мясом, и он вроде как даже пах чем-то приятным. И на вкус должен был быть ничего. Было бы неплохо, будь Чайлд сосредоточен именно на еде, а не на ожидании чего-то худшего. Страшного.

Что Чжун Ли, сидевший буквально напротив него, прикоснётся к нему. Дотронется до волос, до кожи, снова обласкает непонятным пугающим взглядом, в котором могли плескаться слишком живые для его глаз эмоции. Бывший Гео Архонт продолжал даже в мелочах казаться нормальным. Обычным. Тем, в кого Чайлд влюбился.

И от этого тошнило.

Он резко отодвинул от себя тарелку и ударил ложкой по столу. Проглотив подкативший к горлу спазм, поднялся со стула. Ненависть к себе кипела в жилах — подними взгляд, посмотри, там нечего бояться, — но он не смог, соскользнув им со стола на пол и развернувшись. Ложь, потому что в действительности бояться есть чего.

Все его представления о Чжун Ли — фальшивка. Тот Чжун Ли, которого он знал там, за пределами этой «обители», никогда бы не поступил с ним так. Не похитил бы, не принуждал к поцелуям, не пытался бы вести себя как хозяин птицы в клетке. Всего этого он бы не сделал.

С другой стороны: Чайлд ведь влюбился в консультанта похоронного бюро, а не в Бога. Это потом судьба над ним посмеялась, когда всё вскрылось, и, на самом деле, он больше думал о своих обиде и ничтожности, а не о том, что божественное внимание к нему может быть опасным. Эгоистичным, контролирующим, присваивающим.

До мурашек по коже. До дрожи в пальцах. До унизительного страха в сердце, потому что откуда ему знать, что с ним могут здесь сделать. Он не может выменять свою свободу, потому что он нужен Чжун Ли. Потому что Чжун Ли желает его внимания, его взглядов, его прикосновений и его тела.

— Не трогай, — прохрипел Чайлд, останавливаясь у двери в спальню, которая в самом деле грозилась скоро стать «его». Сглотнул вставший в горле ком. Он буквально ощущал присутствие Чжун Ли собственной спиной. Игра воображения или нет, а ему чудилось тепло чужого тела готового прижаться к нему и горячее дыхание, веером расходящееся по уязвимой полоске кожи над воротом. Шаг — и его сожмут в объятиях. Стиснув пальцами ручку двери, выдавил. — И не смей приходить ночью.

— Как пожелаешь, Аякс, — мягко отозвался Чжун Ли, и Чайлд зажмурился от его голоса, волной прокатившегося вдоль спины. Всё такого же глубокого, приятного, топящего в себе часть его сопротивления. И близкого достаточно, чтобы понять — между ними и шага нет.

Дверь даже не скрипнула. Закрыв её за собой, Чайлд в прострации дошёл до кровати. В такой же прострации стянул сапоги и лёг, слепо уставившись в стенку, не желая видеть ничего, но начиная чувствовать. Чувствовать, что кровать мягкая, а простыни — нежные, ласкающие кожу его огрубевших из-за оружия пальцев. Чувствовать лёгкий, будто бы воздушный запах сладости глазурных лилий из сада. Чувствовать, насколько сильно у него смялась одежда, в которой он даже спал, боясь, что если снимет, то не найдёт на следующее утро.

Чувствовать развернувшуюся пропасть безнадёжности. Сил и желания думать не было. Искать лазейку в контракте, формулировка которого до этого вертелась бесконечным волчком в его голове, искать путь на свободу, искать хоть что-то, что вытащит его отсюда.

Сейчас ему хотелось одного — исчезнуть. Чтобы не просыпаться завтра в этом же доме. Чтобы не встречаться с Чжун Ли снова. Чтобы не замечать эти людские черты в божестве и не вспоминать, что он любил их. Чтобы не ощущать эти ненужные и причиняющие боль чувства, постепенно сжигающие его с каждым часом всё сильнее до тех пор, пока от него не останется лишь выгоревшая оболочка.

Он найдёт отсюда выход. Он придумает, как выбраться отсюда. Он выдумает способ заставить Чжун Ли пойти у него на поводу. И не сломается, не пропадёт, не будет обманут снова. Однако всё это будет завтра. Потому что сейчас, лёжа на постели, которую он совсем недавно разделил с ним, он тонул в ненависти к себе.

***

Это обязательно должен быть сон. От начала и до конца. От момента, как ему пришло приглашение в Глазурный павильон. Или ещё раньше — от того дня, как Царица приказала ему отправиться в Ли Юэ за Сердцем Бога. Тогда бы он не узнал, что был не главным исполнителем, удостоившимся чести убить Архонта, а лишь одной из шестерёнок в плане Синьоры.

И не познакомился бы с Чжун Ли. С консультантом из похоронного бюро, с приятным мужчиной, который заставил его чувствовать нечто личное, своё, настоящее. Нечто за границей восприятия простого «оружия», вложенного в руку Крио Архонта. А он так бросился в эти чувства, смакуя, любуясь, но не делая шаг из простой рациональности — не время и не место для романов. Собирался сохранить эту влюблённость как сокровище в душе, увезти с собой и лелеять до тех пор, пока она не потухнет и не оставит после себя приятные воспоминания.

А вот к чему это его привело. К дому в окружении гор, к фальшивому рассвету за окном, к комнате со смятой постелью. В место, созданное руками Моракса. Туда, откуда он не знает, как выбраться, и честно не уверен в том, что способен это сделать. Не более, чем красивая клетка, куда ему будут носить еду, воду, одежду. Выражение непонятной, пугающей и больной заботы от божества.

Когда Чайлд открывал глаза, то надеялся, что увидит стену своего кабинета в банке. Что на самом деле уснул за столом, разбирая новые отчётности. Увидит это вскрытое приглашение на ужин и выбросит его в урну, отказываясь, не желая идти. Ведь тогда не случится этого разговора, он не увидит эту фальшивую любовь в янтаре, не узнает, что под перчатками скрывается покрытая золотыми узорами чёрная кожа. Не почувствует горячих прикосновений к собственному телу, не запомнит мягких поцелуев шеей и плечами, и не останется в его памяти картины возвышающегося над ним Моракса, нежно оглаживающего его бёдра.

Однако всё это случилось. Всё это было до сих пор слишком живо. Чайлд приподнялся, и руки задрожали, когда он на них опёрся. Оглядел себя и поправил шарф, которым во сне едва не задушился. Сглотнув сухость во рту, мутно взглянул на ненастоящее нежно-голубое небо в окне. По щекам пробежался порыв ветра, воняющего запахом лилий, и Чайлд поморщился, отворачиваясь.

Сапоги остались стоять у кровати. Чайлд надел их и как бы невзначай провёл пальцами по каблукам. До сих пор хотелось верить, что внутри всё ещё есть лезвия. Хотя он до сих пор не представлял, как их использовать, но точно что-нибудь придумает. Подбросит в еду Чжун Ли, чтобы тот подавился и истёк кровью.

Идея показалась неожиданно и соблазнительной, и мерзкой. Настолько, что вдоль спины пробежались мурашки. Чайлд провёл руками по лицу с нажимом, как стараясь собраться с мыслями, сконцентрироваться и откинуть собственные принципы. Он не может не действовать хитростью в этой ситуации. Потому что тогда он останется тут навечно. Или умрёт.

Следующая мысль принесла ненужное облегчение: он пока не знает, сможет ли вообще достать лезвия из каблуков. Для начала нужно бы выяснить, следят ли за ним постоянно. Об этом стоило подумать.

Думать не получалось.

— К Бездне, — прошептал Чайлд, поднимаясь с кровати и ероша волосы, пальцами чувствуя, настолько те казались грязными. Ну точно, он держался подальше от ванной, если только речь не шла об экстренной нужде. Лучше бы и правда провалился в Бездну повторно. Там он хотя бы понимал, что нужно делать, дабы выжить.

Получится ли вызвать Чжун Ли на поединок и буквально отвоевать свою свободу? Сыграть на божественной гордости, взять на слабо, получив её в ставку? Он закусил губу изнутри, давя родившуюся в нутре дрожь от воспоминаний: о том, насколько железной была хватка Чжун Ли, и с какой легкостью его прижимали к стене, игнорируя всё его сопротивление. Будто бы это была так, забава.

Губы вновь зажгло. С силой проведя по ним тыльной стороной ладони, Чайлд содрогнулся сам от себя. От того, что продолжает думать о том жаре чужого дыхания, о тепле сильного тела и о блеске янтарных глаз. Это должно было сгинуть безвозвратно, но по какой-то причине прочно засело глубоко в душе.

Стоило успокоиться. Стоило перестать бояться. Это жалко, и последнее, что Чайлд хотел сейчас чувствовать, так это страх перед своим похитителем. Перед тем, кто снова обманул его. Чжун Ли заслуживал не страха, а ярости. Глубоко вдохнув, Чайлд толкнул дверь, душа в себе снова всколыхнувшийся страх. На мгновение сердце замерло от ожидания и снова забилось — в коридоре никого не было.

Сглотнув вставший в горле ком, Чайлд шагнул. Вдоль хребта пробежались мурашки от глухого звука, с каким подошва его сапога опустилась на пол. Никто не появился. Встряхнувшись, Чайлд нахмурился и зашагал дальше, начиная закипать на собственную реакцию. Будто бы он действительно боится, будто бы ему очень страшно. Это просто фальшивый дом в фальшивом мире, где хозяин — Моракс. Всего-то надо сбежать отсюда, а страх будет мешать.

Постепенно сердце наполнялось уверенностью, и в гостиную Чайлд зашёл уже твёрдым шагом. Для того, чтобы застыть на месте от вида Чжун Ли, стоящего у огромного шкафа. В руках он развернул один из старых свитков и словно бы читал, только его взгляд тут же метнулся к Чайлду, стоило тому зайти.

Нечеловеческий янтарь радужки тепло сиял, по коже пробежался знакомый жар. Чайлд внутренне сжался, затем буквально заставляя себя распрямить спину и смотреть в ответ. Разве что это был не бой взглядами — Чжун Ли рассматривал его ласково, со всё тем же любованием, с каким смотрел вчера, и не пытался подавить или метафорически выиграть. Он, не глядя, скатал свиток и сказал, мягко:

— Доброе утро, Аякс.

И его голос звучал всё так же завораживающе и приятно, так, что отдался в груди теплом, после переросшим в дрожь омерзения, прокатившуюся по всему телу. Дрогнув, Чайлд ещё раз сглотнул, мечась в выборе между тем, чтобы проигнорировать, и тем, чтобы что-то да ответить. Первое теперь отдавало трусостью, а второе — страхом заново провалиться в опасные сейчас чувства.

Поэтому всё, что удалось ему выцарапать из собственного горла, так это хриплое и абсолютно тихое:

— Ага.

От чего в животе всё разом сжалось в отвращении к себе — вышло жалко и ничтожно. И Чжун Ли так улыбнулся, как издеваясь, что Чайлд отвернулся. Внутри всё сжалось от гнева, но направленного не на наглое божество, а на него самого. На волне этого гнева он и утопал в сторону кухни — хорошо, что вообще вспомнил, где она находится.

Ему необходимо было начать разговаривать с Чжун Ли. Не из-за самого желания — конечно нет, будь его воля, он бы вообще молчал и игнорировал, как у него удачно получалось делать это предыдущие три дня. Во-первых, он должен «проводить время» с Чжун Ли по контракту. Во-вторых, если он продолжит настолько трусливо себя вести, то вскоре трусость прорастёт в нём таким сорняком, от которого он не сможет избавиться.

Нельзя бояться Чжун Ли. Нельзя страшиться, но и нельзя привыкать. Всё вокруг — фальшивка, тюрьма, клетка. Пока он будет об этом помнить и пока будет видеть в Чжун Ли не дорогого сердцу консультанта похоронного бюро, а своенравное и эгоистичное божество, то у него будут шансы на выживание и побег. А стоит обо всём забыть и поддаться иллюзии — он сгинет.

Поэтому он проигнорировал завтрак. Пахло вкусно и оттого подозрительно — Чжун Ли ничего не обещал и, по сути, Чайлду стоило каждый раз задавать ему вопрос, а не добавил ли он что-то в еду. Впрочем, это касалось любой вещи в этом доме.

— Ты не хочешь есть? — голос Чжун Ли раздался из-за спины. Чайлд вытащил из корзины яблоко, бросил взгляд в сторону ящиков, из-под которых по полу полз едва заметный белый туман — там хранилось мясо, окружённое туманными цветками, — а после всё же повернулся, утыкаясь поясницей в столешницу.

Чжун Ли держал дистанцию, и пока Чайлд не понимал — радоваться этому, или нет. В принципе любое действие Чжун Ли стоило рассматривать как часть какого-то хитроумного плана. Вероятно, сейчас идея в том, чтобы завоевать доверие Чайлда. Показать, что тот в мнимой безопасности, что его не трогают не потому, что контракт, а потому что уважают его желание.

Если бы его желание в самом деле уважали, то всего этого сейчас бы не происходило, и Чайлд уже как пару суток гулял бы по палубе корабля, идущего под флагом Снежной. Но он на кухне фальшивого дома.

— Что там? — спросил он, совладав с голосом и сделав его твёрдым. Чжун Ли посмотрел в сторону тарелки с завтраком, и выражение его лица не изменилось, как закаменев расслабленной, с толикой озадаченности маской. Чайлд стиснул в руках яблоко, но недостаточно сильно, чтобы помять его и превратить в кашу.

— Несколько яиц, немного сахара, семена лотоса, — проговорил Чжун Ли спокойно, убирая руки за спину и немного ведя головой, будто бы в подобии кивка. — В чашке — горячая вода и листья из деревни Цяоин. Цветочный чай.

Ни единой лишней эмоции. Закончив, Чжун Ли снова посмотрел прямо в глаза Чайлду, ожидая. Тот в ответ сглотнул, отворачиваясь и думая. Наверное, стоило убедить Чжун Ли в его победе. Могло и на руку сыграть в будущем. Лишним не будет. Чайлд тяжело вздохнул, наступая на горло собственной гордости и возвращаясь к столу. Разве что подкинул яблоко.

Поймавший его Чжун Ли слегка вскинул брови. Его вопросительный взгляд обжёг плечо отвернувшегося Чайлда. Тот сел за стол и взял ложку, всматриваясь в яичный суп. Пахло действительно ведь неплохо, рот непроизвольно наполнялся слюной, а в животе всё голодно и болезненно сдавливалось в предвкушении.

Суп оказался мягким, больше напоминая какой-то нежный десерт. Зачерпнув его ложкой и отправив в рот, Чайлд сдержал дрожь — не от омерзения, а от того, что ощущение вкуса вернулось. Сладко. Не приторно, а просто сладко и приятно. Закусив губу изнутри, он съел ещё ложку, злясь на то, что Чжун Ли, оказывается, так вкусно готовит.

Издевательство чистой воды. Почему он не может готовить как-нибудь отвратительно, чтобы Чайлду приходилось запихивать в себя через силу, а не с каким-то якобы желанием? Почему ему в принципе может быть так хорошо от еды, которую ему дал Чжун Ли? Ему не должно быть здесь комфортно.

Съев уже третью ложку супа, он глянул через плечо. Чжун Ли продолжал стоять у входа на кухню, обнимая ладонями кинутое ему яблоко, и смотрел. Просто смотрел, не мигая, и нечто в его взгляде заставило Чайлда поёжиться. Теперь и мягкий суп с трудом скользнул по горлу.

— Чего стоишь? — отчего-то сипло спросил Чайлд и поспешно прокашлялся, добавляя уже нормальным голосом. — Садись.

Ладно, его оборона разрушена. Он позволил себе сорваться на истерику, на крики, запутался в собственной голове, из-за чего сдали нервы. Ещё не ел несколько дней, спал откровенно паршиво, и от него, очевидно, может ещё и пахнуть, потому что он не мылся. Всё это определённо не способствует здравомыслию. Разве что проблема в другом: он не должен чувствовать себя здесь как дома.

Он был в Бездне. Он справится с напряжением. Что там Моракс, когда его три месяца терзали создания Бездны, в самом деле. Да, здесь всё не так просто — «убивай и выживай», — но тоже своего рода битва. И он должен выйти победителем, если хочет сбежать отсюда.

Потому, собравшись наконец с мыслями, он даже не вздрогнул, когда за его спиной раздались шаги. Чжун Ли проплыл мимо, обогнул стол и сел прямо напротив. Внезапно Чайлд заметил одну вещь — перчатки. Яблоко лежало в руках, обтянутых перчатками. Нахмурившись, он опустил на мгновение взгляд в тарелку, собираясь уже сказать что-нибудь, задать какой-то неважный вопрос — чисто для того, чтобы выполнить свою часть контракта, дабы его не доставали оставшийся день, но его опередили.

— Ты выглядишь лучше, чем вчера, — проговорил Чжун Ли мягко, слегка прищурив глаза, как в искреннем любовании. Чайлд уставился на него в ответ, затем моргнул, осмысливая его слова. И мотнул головой, цедя:

— Издеваешься?

— Нет, — ответил Чжун Ли, улыбаясь и крепче обнимая яблоко, которое по какой-то причине так и не откусил. Мелькнула неуместная мысль: а бессмертным вообще нужно есть, или это для них так, вкусовое развлечение, а не необходимость? Отогнав её, Чайлд поводил ложкой в тарелке, размазывая желток по краям и слушая. — Вчера ты казался разбитым.

— Ну точно издеваешься, — повторил он бесцветно, отпуская ложку. Та стукнулась о тарелку и замерла. Аппетит внезапно пропал. Поставив локти на стол, Чайлд скрепил пальцы под подбородком и посмотрел на Чжун Ли. В лице напротив не было ни толики издёвки, что его не убедило.

Ведь Чжун Ли — лжец.

— Я не могу лгать, — произнёс тот, как прочитав мысли. Чайлд поморщился и проигнорировал мороз, пробежавшийся по коже от возникшего подозрения. Сделав глубокий тихий вздох, он слегка наклонил голову, на деле ощущая, как тело деревенеет от напряжения.

— Я выгляжу ужасно, — сказал Чайлд. Ему не надо было смотреться в зеркало, он и так прекрасно знал, насколько у него осунувшееся и бледное лицо, насколько сильно помята одежда, насколько всклочены волосы, блестящие в свету от жира. Либо Чжун Ли слепой — что не так, — либо он ему врёт. Но Бог контрактов ведь не нарушает контракты.

— Мне ты нравишься в любом виде, но я говорил о твоём душевном состоянии, — спокойно продолжил Чжун Ли, с терпением. При этом не двигаясь и всё так же держа в руках яблоко. Чайлд поджал губы, убирая руки из-под подбородка и скрещивая их на столе. Вновь глянул в тарелку с супом.

Стоило расценивать такой ответ как заявление, что ему не удастся вызвать у Чжун Ли отвращение к себе банальными способами? Что можно даже не пытаться, потому что интерес к нему глубже, чем типичное поверхностное восхищение внешностью? Не то чтобы Чайлд в принципе считал себя красивым настолько, что только за лицо его любить и можно.

Чжун Ли вот полюбил. Якобы. Или правильнее будет «возжелал», причём не романтически или плотски, а как-то совсем дико и не по-человечески. Чайлд повёл плечами, пытаясь скинуть груз собственных мыслей. В своей-то душе не смог разобраться, а тут пытается проанализировать душу Бога. Будто действительно может вытащить из неё нечто, что поможет понять.

— Допустим, — обронил Чайлд, возвращая ложку в руку и зачерпывая суп. Быстро проглотил, не желая задерживать приятный вкус на языке, и, облизав губы, поднял взгляд. За ним всё так же наблюдали. На короткий миг стиснув челюсти, он постарался расслабиться и добавил. — Чего ты сейчас от меня хочешь? Разговора? Так мы уже разговариваем.

— Я понимаю твоё недовольство… — начал снова Чжун Ли, и Чайлд грубо оборвал его, не желая снова слышать о своих чувствах от него.

— Это не недовольство, я тебя ненавижу, — прошипел он, начиная злиться. В янтаре глаз внезапно мелькнула какая-то тень, на мгновение омрачившее лицо Чжун Ли, и Чайлд продолжил, уцепившись за этот откровенный миг. — Ты запер меня здесь против воли, ты не отпускаешь меня домой, ты обманул меня дважды и солгал про любовь. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я не выглядел разбитым? Чтобы смотрел на тебя с обожанием? Чтобы… — его голос предательски дрогнул, и он не закончил предложение, осёкшись, так и не сказав «любил тебя». Протяжно выдохнув, откинулся на спинку стула, отводя взгляд в сторону и отстранённо заканчивая. — Этого не будет.

Повисло молчание. Чайлд снова принялся за еду, скорее из желания отвлечься, чем из надобности. Хотя внутри до сих пор крутило от голода. А ещё плечи жгло от чужого взгляда, будто Чжун Ли собирался прожечь его насквозь одним своим намерением. Невольно Чайлд задумался над тем, чтобы вывести его из себя.

Выбесить, заставить вести себя неприлично, не «правильно», без какого-то уважения. Без этой фальшивой заботы и чтения личных границ. Сделать так, чтобы Чжун Ли нарушил собственный контракт, не выстояв.

Чайлд застыл от этой мысли. С трудом проглотив новую порцию супа, пару раз моргнул, как проверяя. Но мысль — идея, — никуда из головы не пропала, внезапно закрепившись и заполучив всё его внимание. Потому что — действительно.

Можно попробовать вызвать Чжун Ли на бой. Вернуться к бесхитростному плану взять его на слабо, постараться вырвать собственную свободу зубами, одолеть бывшего Архонта в поединке и покинуть обитель. А можно поступить проще — спровоцировать его. Со стороны Чайлда надо всего-то проводить с ним немного времени в день, пытаясь разговаривать. А со стороны Чжун Ли — учитывать и соблюдать его согласие на прикосновения.

Получится ли вывести из себя Бога, возрастом в шесть тысяч лет, и заставить его прикоснуться без надлежащего согласия? Получится ли соблазнить его?

От последнего его аж передёрнуло, и он поспешно вернулся к супу, начиная зачерпывать быстро и несколько отрывисто, чуть пару раз не пролив на стол. При этом продолжая думать, размышлять, и впервые за последние несколько дней у него появилось нечто, похожее на план. Понятный, в каком-то смысле простой.

Ведь он не ошибается в предположении, что Чжун Ли хочет его? Если бы не хотел, то не притащил бы сюда, не трогал бы так откровенно, со сквозящим желанием в каждом движении. Всего этого в принципе бы не было.

— Аякс?

Он резко вскинул голову от неожиданности, и пересёкся взглядом с янтарными глазами. В них всё ещё бродил непонятный ему мрак. Чайлд нахмурился и постарался придать лицу бесчувственное выражение, как замер. Снова взглянул на Чжун Ли, но украдкой, и быстро скользнул языком по своим губам. На мгновение янтарные глаза устремили всё внимание именно к ним.

— Думаю, — протянул Чайлд, поднимаясь из-за стола. Тарелка непонятно когда успела опустеть, что было ему только на руку. Подхватив чашечку, отхлебнул цветочного чая и ещё раз облизнулся, опять замечая этот беглый взгляд. Показалось, что янтарная радужка потемнела. Совсем чуть-чуть, но этого хватило. Чайлд усмехнулся, допивая чай и опуская опустевшую чашечку на стол, договаривая. — Мне нужно принять ванну и привести себя в порядок.

— Как пожелаешь, — отозвался Чжун Ли, мягко улыбаясь. И эта улыбка показалась искусственной из-за всё того же потяжелевшего взгляда. Чайлд кивнул, развернулся и покинул кухню.

По спине бежал пожар, а в животе похолодело от волнения.

***

План был отвратителен от начала и до конца. Стоило только об этом подумать, как Чайлда прошивала ледяная дрожь отвращения. То ли от самого себя, то ли от мыслей, что ему, скорее всего, предстоит сблизиться с Чжун Ли. Прямо как в начале их знакомства. Но тогда его желание было чистым, рождённым из интереса, а не продиктованное желанием сбежать.

Сейчас, впервые нормально помывшись за последние несколько дней, он, закутанный в полотенце, сидел на краю ванной и перебирал руками бутылочки из небольшого шкафчика под раковиной. Целая коллекция ароматических масел. Стоит ли использовать их так, чтобы от него аж благоухало?

Чжун Ли заметит, и даже если это его отпугнёт, то всё будет не так плохо. Чайлд до боли сжал губы в линию, сжимая в пальцах одну такую бутылочку. Коротко пометавшись в выборе, вернул её в шкаф и обессиленно спрятал лицо в руках.

Что он вообще хотел сделать? Спровоцировать Чжун Ли, заставить его пойти на поводу у собственных желаний и… что? Взять его, Чайлда? Нарушить контракт, потому что иного способа нет? Чайлд собирался снова даться ему в руки практически добровольно, только бы выиграть? Потому что иного выхода он якобы не видит.

Да та же битва будет лучшим выбором. Да, не с первого раза, но всё лучше, чем пытаться разыгрывать из себя непонятно что, старательно подражая девушкам из квартала красных фонарей. Тогда и выбрасывать одежду не стоило. Она же так хорошо подчеркнёт его новое амплуа, в которое он, видимо, пожелал влезть.

Вода смыла всю идею, прочистив голову. Надо не торопиться, всё обдумать, решить. Найти выход лучше того, что он успел придумать. И, наконец, выяснить о Чжун Ли всё, что тот скрывал. Чтобы просто понять, почему.

Губы предательски задрожали, а глаза раздражающе зажгло. Сглотнув, Чайлд вернул все бутылочки в шкафчик, затем переодеваясь в измятую и грязную форму. Бесполезно поправив её на себе, посмотрел в зеркало. Потемневшие и не до конца высохшие волосы слегка вились на концах. Под глазами залегли едва заметные тени. Кожа бледная, из-за чего рассыпанные по скулам веснушки казались ярче. В синеве глаз, как обычно, пустота.

И что так заинтересовало Чжун Ли?

Чайлд вообще не думал, что его интерес взаимен. С ним говорили как со всеми. Ну, может улыбались чуточку чаще, немного мягче, но он полагал, что это такая дружеская симпатия. Надо сказать, что Чжун Ли хорошо держал дистанцию всё это время. Чтобы затем признаться в чувствах и утащить сюда, очевидно. Сюрприз что надо. Чайлд горько усмехнулся, пытаясь поправить ворот пиджака и ощущая, как пальцы начинают дрожать.

Это ведь не наказание. Чжун Ли сам так сказал. По какой-то причине, этот дом, этот сад, эти комнаты и вся эта обитель в целом — не были наказанием. По какой-то причине, Чжун Ли очень хотел, чтобы Чайлд остался тут. Вопрос в том, до конца своих дней или до того момента, как божество наиграется. Высосет всю душу, истерзает тело, а потом бросит, потому что интерес, на деле, мимолётен и неглубок. И выкинет из своего дома, не желая видеть.

Чайлд закусил губу, раздумывая. Дать то, чего хотели, и взамен получить свободу. Надоесть как можно быстрее. Да, будет неприятно, но ведь может получиться. Подумаешь, пару раз лечь под того, с кем и так уже делал это. Удовольствие получит даже. Чжун Ли ведь так о нём заботился. Это было приятно.

А потом, в будущем, когда ему всё надоест, когда он решит отпустить Чайлда, потому что тот более ему не интересен и не нужен, золото его глаз похолодеет. Из него наконец исчезнет то фальшивое чувство любви, и Чайлд будет свободен.

Он моргнул, когда жжение в глазах внезапно пропало, и отшатнулся от зеркала. Стремительно провёл пальцами по щеке, вытирая было скатившуюся слезу, затем ещё и ещё раз до тех пор, пока его руки не стали влажными, а в горле не встал ком, из-за которого он не мог нормально вдохнуть. Всхлипнув, зажмурился в отчаянии, пытаясь остановить накатывающие огромные волны истерики, погребающие его под собой и уносящие в страшную тьму Бездны.

Зажав рот рукой, он порывисто выдохнул, чудом не срываясь на громкое завывание. Кожу под глазами зажгло, и, ещё раз проведя по ней пальцами, он включил воду. Кое-как умывшись, посмотрел на себя в зеркало и содрогнулся в отвращении. Щёки неприятно горели, но внезапно ему стало очень холодно.

— Аякс?

Вопрос не отрезвил. Чайлд перевёл мёртвый взгляд на дверь. И задрожал уже всем телом, впиваясь пальцами в края раковины, всё ещё ощущая бродящий по лицу жар, будто бы идущего от чужого дыхания и ладоней, согревающих его. Снова пришлось прижать руку ко рту, сдерживая порыв повторно разреветься.

— Уйди, — удалось выскрести из горла с трудом, в перерыве между порывистыми вздохами. Уже с силой утерев щёки, Чайлд сморгнул ещё несколько капель, сотрясаясь в терзающей его истерике. Она когтями впивалась в лёгкие, мешая дышать, выворачивая наружу. Взгляд мутнел, но дверь всё равно оставалась неправильно чёткой.

— Аякс, тебе нехорошо, я слышу, — всё то же беспокойство о нём, всё та же тревога. Так, словно ему и правда есть какое-то дело до него и его чувств, мнения, желаний. Чайлд всхлипнул, не успев поймать звук губами, и он вышел слишком громким, разоблачающим.

Земля ушла у него из-под ног, когда дверь открылась. Осев на пол, Чайлд трусливо отполз назад, к ванне, утыкаясь в её борт спиной. И не мог оторвать взгляда от фигуры, возвысившейся над ним. Всего на короткое мгновение — Чжун Ли опустился напротив него на колени, и в его глазах плескалась горечь. Такая настоящая, что поразила сердце Чайлда, отравляя.

— Аякс, — беспомощно прошептал Чжун Ли, не приближаясь и просто смотря. Но Чайлд видел, как его руки, в этот раз голые, сжимались в кулаки, и как золото текло по узорам ярче, быстрее. Судорожно сглотнув, Чайлд замотал головой, не желая помнить, как эти руки успокаивающе гладили его по лицу и бокам в их первую ночь.

— Я не хочу, не хочу, — прошептал Чайлд, теперь смотря на тонкие губы и буквально ощущая, как их поцелуи любовно порхали по его лицу, запястьям и груди. Как сердце заходилось в нежности и одолевающей его любви, как не мог дышать не из-за слёз, а из-за желания и заполненности, как трогал в ответ, прослеживая кончиками пальцев и губами узоры, и как его покрывали любовью.

Всё ведь тогда было ошибкой. Так? Всё было ложью, потому что Чжун Ли его не любит. Он его не любит, он его наказал за нападение на Гавань, за хаос, за освобождение Осиала, за то, что сам посмел полюбить Архонта. Чайлд посмотрел в золотые глаза, ожидая увидеть там ложь, холод, но вместо этого там было всё то же беспокойство, всё та же тревога, всё та же любовь, какую он видел все эти дни.

— Подпусти меня, — тихо прошептал Чжун Ли, подбираясь ближе, но до сих пор не касаясь даже случайно. Чайлд попытался выдавить из себя хоть что-то, хоть какое-то подобие протеста.

Но тогда его оставят. Он будет один здесь, захлёбываться в рыданиях, не находя причин, не видя их и продолжая ненавидеть себя за допущенную слабость, за то, что позволил увидеть себя таким. За то, что впустил в своё сердце. За то, что позволил себе почувствовать, и за то, что не может вырвать этих чувств из своей груди.

А Чжун Ли смотрел на него так, будто ничего иное не имеет значения. Будто Чайлд ему и правда важен настолько, что он пошёл на этот ужасный шаг.

— Хорошо, — одними губами прошептал Чайлд.

Из его горла вырвался надрывный, скулящий звук, когда его в мгновение оплели крепкие руки. Вцепившись в широкую спину, которую совсем недавно полосовал ногтями в исступлении, он зарылся носом в плечо и зарыдал сильнее, не в силах остановить весь тот поток напряжения, боли и разочарования, что рвался из него целым водопадом.

Но ему было так тепло. Жаркое, мерное дыхание расходилось по его шее, горяча кожу. Сердце Чжун Ли, по сравнению с сердцем Чайлда, стучало медленно, гулко, успокаивающе. Запах цветов, нежный, а не удушающий, какой исходил от глазурных лилий, окружил их со всех сторон. Чайлд зажмурился, прижимаясь сильнее и чувствуя иррациональную безопасность в этих руках. Руках, что ранее принудили его.

— Всё хорошо, Аякс, — шёпот коснулся уха, согревая и его. — Всё хорошо, я рядом. Ты со мной, всё будет хорошо.

На ответ не находилось сил, и Чайлд просто тонул в шёпоте, слишком хорошо помня, какие слова, пронизанные любовью, шептал ему Чжун Ли в кровати. И они же унесли его во тьму.

Глаза он открыл с трудом. Зудящие, болящие. Голова раскалывалась из-за прошедшей истерики, и Чайлд даже не пытался её поднять. Просто уставился перед собой, в знакомое окно, за которым слабо светило солнце. Спальня. Зажмурившись, он всё же перевернулся на спину и глухо выдохнул от волны боли.

— Что со мной? — прохрипел он. Раздались мягкие шаги, и он слегка поморщился — надеялся ведь, что почудилось, а нет. С запозданием но вдруг снизошло понимание, что он лежит не в своей форме, а в чём-то вроде лёгкого халата. Паника ледяным жгутом стянулась вокруг груди, и он поспешно приподнялся на локтях.

— Думаю, это шок, — проговорил Чжун Ли, неслышно опускаясь на край его постели и смотря внимательно. Без беспокойства, но с нежностью. Чайлд отвёл взгляд и оглядел комнату. Плохое предчувствие всколыхнулось в душе, когда он не нашёл своей одежды.

— Где форма? — всё так же хрипло спросил он, комкая пальцами одеяло.

— Она сушится, — просто отозвался Чжун Ли, не отрывая от него взгляда. Чайлд поёжился, не понимая — злится на него, или же на себя. Не дождавшись хоть какой-то реакции, Чжун Ли продолжил. — Тебе ещё раз надо поесть, ты слишком истощён.

— Не… — Чайлд прикусил язык, зажмурил глаза и протяжно выдохнул. Проглотив откровенно детский порыв взбунтовать, кивнул. — Да, надо.

— Что мне тебе принести? — в голосе Чжун Ли проскользнула какая-то радостная нотка. Почти незаметная, но всё равно каким-то чудом уловимая. Чайлд окончательно сел, оглядывая ткань халата. Плотная, но не сковывающая движения. Без каких-то дурацких узоров, просто белая. Будто бы специально для сна.

В груди слабо заворочалось что-то неприятное от мысли, что Чжун Ли раздевал его и мог трогать, где хотел. Но так неохотно, недолго, почти сразу утихнув. В самом деле — зачем переживать? По сути Чжун Ли вообще мог не заключать с ним контракт и просто использовать его тогда, когда хочется. И зачем в принципе торговался? Так хотелось поиграть в заботу?

— Что хочешь, — бесцветно ответил Чайлд, всё ещё не смотря на него, но продолжая чувствовать взгляд на себе. Повисла короткая тишина.

— Хорошо, — вздохнул Чжун Ли, поднимаясь и направляясь к выходу из комнаты. Чайлд пялился на свои руки до тех пор, пока не услышал, как закрылась дверь. А потом спрятал лицо в ладонях, судорожно выдыхая, выпуская из себя последнюю каплю минувшей истерики.

Закончив с этим, выпрямился и слез с кровати. Пол оказался не таким уж и холодным. Пройдясь до окна, Чайлд выглянул наружу. Солнце совсем недавно покинуло зенит, белые глазурные лилии закрыли бутоны, из-за чего сад словно бы поредел. В небольшом озере блестела вода. Под жёлтой кроной дерева продолжал стоять столик. А неподалёку сушилась серая форма.

Уставившись на неё, Чайлд развернулся и вышел из спальни. Бесшумно минул коридор и комнату, выйдя к входной двери. Бросил взгляд на свои сапоги, стоявшие там, и прошёл мимо. Песок оказался на удивление мелким и тёплым. Чайлд двинулся по дорожке к дереву, продолжая смотреть на свою форму и на шарф, алой лентой висящий на верёвке.

После песка трава показалась ледяной. Чайлд прошёл по ней мимо дерева и столика. Красная ткань шарфа на ощупь оказалась тёплой, но немного мокрой, ещё не до конца высохшей. Чайлд прижал её к носу и вдохнул, морщась — лилии. Ни единой знакомой нотки запаха из внешнего мира.

Сглотнув, он выдохнул, согревая ткань дыханием, и прошептал:

— Ваше Величество, простите своё неразумное дитя. Простите, что влюбился в Гео Архонта, не распознав. Простите, что это произошло, и знайте, что я не думал Вас предавать. Если Вы слышите меня… — он зажмурился, сильнее стискивая в пальцах ткань и надеясь, что его правда слышат из этого места. Что сейчас он под взглядом Царицы, что она чувствует зов его сердца. Протяжно выдохнув, он продолжил. — Если Вы слышите меня, мою мольбу, то, прошу Вас, не позвольте этим чувствам одолеть меня сильнее, чем уже есть. Не позвольте сгинуть здесь. Я выберусь отсюда, обещаю Вам. Только дождитесь. Я буду бороться.

С трудом разжав одеревеневшие пальцы, посмотрел в ненастоящее небо. Моргнув и, к счастью, не ощутив потёкших по щекам слёз, обернулся. И даже не вздрогнул, когда увидел Чжун Ли, стоящего под деревом. А на столике — поднос с плетёной круглой коробочкой, закрытой крышкой.

— Вы так и не отпустите меня, верно? — спросил Чайлд, продолжая смотреть на коробочку. Чжун Ли сделал к нему шаг, и он заставил себя остаться на месте.

— Нет, — ответил Чжун Ли, в этот раз без мягкости, без нежности — твёрдо, чётко, без шанса на компромисс. Чайлд моргнул, пытаясь заглушить боль, разлившуюся в груди. Словно лёгкие водой наполнились. Лишь на секунду.

— И выторговать у меня свою свободу не получится? — продолжил он, и так зная, что торговать, по сути, нечем. Что он может предложить Чжун Ли? Своё сердце, которое уже отдал? Тело? Вряд ли Чжун Ли хватит пары раз в постели. А больше отдавать нечего.

— Аякс, я не хочу, чтобы ты меня покинул, — сказал Чжун Ли спокойно, всё так же твёрдо. Под стать Гео Архонту, хоть и бывшему. Закусив губу, Чайлд слабо кивнул, опуская взгляд в землю и протяжно вздыхая.

— Можно ли тогда изменить наш контракт? — спросил, надеясь, что вот сейчас ему не откажут. Судя по молчанию, Чжун Ли впал в замешательство, и Чайлд продолжил. — Я бы хотел сохранить все условия, кроме одного.

— Какого же? — спросил Чжун Ли несколько удивлённо, делая ещё один шаг. Чайлд открыл рот, но сказал совершенно не то, что собирался.

— Ты любишь меня? — абсурдный вопрос вырвался сам собой и отозвался резкой колющей болью прямо в сердце, такой, что Чайлд невольно прислонил ладонь к груди, стискивая ткань халата. Губы предательски дрогнули.

— Очень, — выдохнул Чжун Ли, и Чайлд закрыл глаза, собираясь с мыслями и слыша, как к нему стали ближе ещё на один шаг. И не понимал, почему Чжун Ли сказал это. Сам верит, что это любовь? Чайлд посмотрел перед собой из-под ресниц, видя, что Чжун Ли до него осталось всего три шага.

— Тогда можешь игнорировать моё согласие, — проговорил Чайлд, пытаясь придать собственному голосу хоть какой-то силы, но вышло слабо и ничтожно. Может, к лучшему. Если Чжун Ли полюбил того Чайлда, который сильный, уверенный и знающий себе цену, то может и разочароваться, увидев эту слабость.

— Не понимаю, — медленно произнёс Чжун Ли. Чайлд сжал руку в кулак, впиваясь ногтями в ладонь, увидев ещё один шаг. Сглотнув подкативший к горлу ком, выдавил:

— В контракте я просил тебя учитывать моё согласие. Забудь об этом, ты можешь прикасаться ко мне, когда тебе угодно, и я ничего не сделаю против, — и стиснул зубы, ощущая, как в животе расползается липкий страх от собственного предложения. Да, до контракта он и так был уязвим, но сейчас он просил об этом напрямую. Ещё и сказал, что не будет сопротивляться, чего бы Чжун Ли ни захотел.

Два разделявших их шага исчезли, и Чайлд едва не отшатнулся, теперь ощущая его дыхание на своём лице. Опустил взгляд ниже, не желая смотреть, не желая видеть. Чжун Ли глубоко вдохнул, а когда заговорил, в его голосе прорвалось неожиданное драконье рычание:

— Как пожелаешь, Аякс.

Чайлд закрыл глаза, сдаваясь собственному страху и не способный одолеть внутренний трепет от близости. Ядовитый трепет, неправильный, вызванный в нём влюблённостью, которой он неразумно позволил расцвести у него в сердце. Глупой, ненужной, безнадёжной…

Он поднял голову, когда по шее к подбородку скользнули немного грубые горячие пальцы. Заставил себя поднять веки. Золото горело, топя в себе. Тёплое, переливающееся, божественно красивое. Казалось, в прошлой жизни Чайлд был бы рад тонуть в нём днями напролёт, а теперь ему чудилось, что он в нём задохнётся насмерть. Что Чжун Ли поглотит его без остатка и даже не задумается.

— Отпусти меня, когда я тебе надоем, — невольно сорвался на шёпот Чайлд. Чжун Ли удивлённо приподнял брови, после улыбнулся уголком губ, словно в усмешке, и коротко, медленно помотал головой.

— Этого не случится, Аякс.

Чайлд в ответ криво улыбнулся, не веря. Скоро Чжун Ли изучит его вдоль и поперёк, узнает о нём всё, и Чайлд сам ему расскажет, про себя твердя, что всё нормально, пытаясь воспринять это как обычное их времяпрепровождение. Про себя грея в сердце мольбу Царице и помня о том, что в этом месте даже солнце не настоящее.

А трепет… Царица просто пока не услышала его молитвы.

***

Трусливая тактика. Чайлда никогда не устраивала позиция наблюдателя — он деятель, должен быть в гуще событий, совершать то, что приведёт его к победе. Но никак не ждать, наблюдать со стороны и пытаться выявить слабые места что в этой проклятой Селестией обители, что в самом Чжун Ли. Чайлд должен был разрушить этот дом, бросаться стульями в стены, ломать их, разворошить сад, вырвав каждую ненавистную и удушающую своим запахом лилию, разбить всю посуду и вывести из себя Чжун Ли.

Чтобы тот перестал притворяться «обычным смертным», словно насмехаясь над ним. Чтобы, наконец, Чайлд увидел Моракса, сразился с ним и если не вырвал бы свою победу зубами, то погиб. Только не смертью храбрых, а очень-очень глупых. Никому ненужным, забытым, в месте, где даже его тело не найдут. Или Чжун Ли, убив, выбросит его труп куда-нибудь подальше от Гавани. И потом кости Чайлда найдёт какой-нибудь неудачливый искатель приключений. Сообщит куда надо, а там и фатуи на него выйдут, проведут экспертизу, узнают, что это и есть Чайлд, и пошлют известие его семье, которая, наверное, всё это время надеялась, что он просто куда-то запропастился, но при этом обязательно жив.

Как правило, письма он писал в дом раз в месяц. В прошлом месяце, ещё до кульминации грандиозного спектакля Моракса, он уверял, что очень скоро вернётся домой. До дня церемонии Сошествия оставалось-то всего пара недель, и именно в этот день он планировал схлестнуться с Архонтом, да только всё пошло не по плану с самого начала. Кто же знал, что сам Моракс находился всё время рядом и обманывал его.

Ну, как «обманывал». Недоговаривал. Если бы Чайлд напрямую спросил у него, является ли тот Архонтом, то ему бы соврали? Скорее всего, он же так чтит контракты. И влюбляться в Бога этих самых контрактов не стоило — всё в итоге закончилось изоляцией в доме, где в самом деле не было ничего живого, кроме них двоих.

Даже мухи или, например, самой маленькой рыбы.

Чайлд уставился в прозрачную воду, по которой плясали солнечные зайчики, и опустил плечи, слыша, как за спиной возится Чжун Ли. Захотелось ему поесть вне дома, как они это делали последние несколько дней. Какую именно цель тот преследовал, Чайлд не знал и, на самом деле, боялся узнать.

С изменённого контракта прошла неделя. Ровно семь дней. Чайлд считал при помощи многострадальной и бесполезной фигурки цапли, продавив на задней стенке тумбочки полоски. Одна полоска — один день, всё просто. Получалось, что здесь он находится уже десять дней, почти одиннадцать.

Ни единой весточки снаружи. Совсем. След стихии уже испарился, и если Фатуи не бросили его поиски, то обязаны были прийти к Чжун Ли в первую очередь. А что тому стоило соврать им? Скорее всего, именно это он и сделал, и Чайлд почему-то полагал, что участь официантов Глазурного павильона незавидная. Хотя внезапная пропажа всех работников могла привлечь внимание.

Мог ли Чжун Ли стирать мысли?

Чайлд содрогнулся, внезапно касаясь своего виска. Нет, он точно всё помнил. Про семью, про Ли Юэ, про свою задачу, про Царицу. Про то, как и почему здесь оказался. Сжав губы, убрал пальцы от виска, не понимая. Возможно, Чжун Ли просто заключил контракт с работниками павильона, чтобы скрыть следы. Если он планировал в тот день забрать Чайлда сюда, то обязан был подготовиться.

Ведь не могло же это случится спонтанно.

— Аякс, еда готова, — позвали его. Чайлд сглотнул, уже и не вздрагивая от настоящего имени. Чжун Ли отобрал у него право спрятаться хотя бы так. Называй он его «Тартальей» и дальше, то могло быть легче. А теперь каждый раз как напоминание о том, что Чайлд проиграл, поддался и попал в ловушку. Почти что добровольно.

Он развернулся, про себя клокоча от раздражения. Вода взбултыхнулась от его шагов, и он вышел на берег, особо не обращая внимание на то, как стало холодно ногам. И глядя вниз, в сторону, да куда угодно, но только не на Чжун Ли. Всё ещё было тошно, всё ещё выворачивало, всё ещё…

Отмахнулся от лишних мыслей, садясь на расстеленный плед. Знакомые плетёные коробочки стояли рядком. Чжун Ли опустился рядом, указывая на них, но Чайлд почти не слушал, только кивал слабо. Еда его волновала уже в последнюю очередь. Чжун Ли ничего не обещал, но каждый раз получал вопрос о том, что собирается готовить и добавлять.

И в действительности это было почти что единственное, что говорил Чайлд. Зачем, спрашивается, вообще просил о контракте?

На деле ситуация и вовсе складывалась смехотворная — он не задавал вопросов, а Чжун Ли к нему практически не прикасался. Разве что несколько раз: то по плечу погладит, то по локтю, то придержит за спину, не спускаясь ладонью ниже поясницы. Всё то, что и так у них было до того, как они объяснились в своих чувствах, а потом Чайлд угодил в плен.

Нужно было что-то делать, но он не мог. Его словно давило рядом с Чжун Ли, и он просто захлопывал рот. То ли в боязни сорваться на грубость, то ли ожидая, что с языка слетят совершенно не те слова, какие он хотел бы сказать. Что-то, что обличило бы его чувства, которые так и не выжглись.

— Попробуй, — тихо сказал Чжун Ли, видимо, заметив его задумчивость. Чайлд притянул к себе одну из коробочек и открыл. Внутри оказались рисовые пампушки — то самое, что вязало Чайлду челюсти и которое он не очень жаловал по той же причине. Как это в принципе можно нормально есть он представлял слабо, но ведь у других получалось.

Тем не менее, сейчас это было кстати. Он засунул пампушку в рот и начал жевать, сохраняя лицо и не морщась, когда начало липнуть к зубам. Только бы не подавиться в наступившем молчании. Продолжая жевать без энтузиазма, прилип взглядом к чайнику на подносе, и тут же посмотрел в сторону озера, когда Чжун Ли двинулся.

Всё так глупо. Бессмысленно. Стоило уже спросить о Глазах Бога и Порчи, о том, что вообще собирается делать Чжун Ли, о причинах, о Фатуи в Гавани, ищут ли они Чайлда вообще. Он ведь мог. Так почему молчал? Потому что пампушка застряла в горле?

— Ты скучаешь, — неожиданно сказал Чжун Ли. Чайлд хмыкнул, проглатывая первую половину рисового шарика и тут же отправляя в рот вторую. На вкус хотя бы сносно, но тоже не особо. В Ли Юэ столько блюд, а он ест это. Наверное, в другой корзиночке точно бы нашлось нечто вроде баоцзы или лепёшек.

Но он упорно продолжил жевать этот ненавистный клейкий рис, злясь и на себя, и на Чжун Ли, который притащил ему это. Не знал, что Чайлд не любит? Пусть не знает дальше. Чайлд зажмурился от этой мысли — сам же хотел удовлетворить интерес Чжун Ли побыстрее, чтобы тот от него отстал, а они тратят время на какие-то непонятные хождения вокруг друг друга.

Знал бы Чайлд, как вообще можно подступиться. На что бы такое надавить. Может ли он угрожать, например, собственной смертью? Потёр пальцем запястье, вспоминая янтарную цепь, которая больше не появлялась, и стиснул челюсти, перестав жевать. Наверное, Чжун Ли не даст ему погибнуть преждевременно.

В груди болезненно сжалось сердце. «Преждевременно» — это когда? Через сколько дней, недель, месяцев и лет он надоест Чжун Ли? Стоило ли снова объявить голодовку, перестать мыться, начать вести себя безумно? Или это истощит терпение Чжун Ли и тот просто прихлопнет Чайлда на месте?

Или не Чайлда. Он обещал не причинять им вреда… Чайлд моргнул, внезапно останавливаясь на этой мысли. Приоткрыл рот, скользнул в замешательстве языком по зубам, но не из-за того, что нашёл в рисе нечто подозрительное, а из-за того обещания.

— Что ты обещал мне? — тихо сказал Чайлд, не отрывая взгляда от бегущих по воде солнечных бликов. Могли бы напоминать чешую рыб, если бы он не знал, что озеро абсолютно мертво. Как и всё здесь.

— Ты о том, что про твою семью? — Чжун Ли мгновенно отвлёкся от своих каких-то размышлений, и его голос зазвучал мягче, даже радостно. Ну да, Чайлд неожиданно с ним заговорил, как тут не радоваться. Смешно всё ещё не было. Чайлд скупо кивнул, начиная разминать пальцы и стряхивая с них прилипшие рисинки. Чжун Ли помолчал, а потом сказал. — Я обещал не приводить их сюда, какими бы благими или нет мои намерения ни были бы.

Чайлд сухо сглотнул. Потом сделал вдох. Нет, он не может избегать разговора. Не того разговора, который без смысла, и где он только угукает да соглашается, пока Чжун Ли о чём-то там рассказывает. А раньше ведь это было интересно, и Чайлд в самом деле слушал. Даже не из размышлений о практической стороне подобных знаний — ему просто нравилось. Теперь всё выглядело пародией.

— Если я взбешу тебя… — он глубоко вдохнул, стараясь сохранять спокойствие и цепляясь за это, как за спасение. Эфемерное по своей сути. Спокойствие не спасёт его от участи быть каким-то трофеем Моракса, с которым тот может делать всё, что угодно. И всё равно держался за это, продолжая. — Ты начнёшь угрожать мне жизнью моей семьи?

Логично. Единственный рычаг, который есть у Чжун Ли. В теории. Он говорил, что может добраться до них, хоть на это и потребуется время. Царица ведь не даст в обиду членов семьи своего пропавшего Предвестника. Она поймёт, что его родителей, его братьев и сестёр надо защитить, потому что через них начнут давить.

Однако сейчас, находясь в обители другого божества, бывшего Архонта, Бога, которому шесть тысяч лет, Чайлд не был уверен. Если Чжун Ли так желает его, что похитил прямо из-под носа Царицы, то ему хватит если не сил, то ума, дабы выкрасть ещё парочку смертных. Пусть даже из отдалённого уголка Тейвата.

Это займёт время. Много времени. Но Чайлд не мог быть уверен настолько в успешности своего побега, дабы поставить на кон жизнь своей семьи. Сердце завопило о том, что его вера в Царицу должна быть непоколебима, только вот приходилось выбирать. И он выбрал.

— Неужели я настолько отвратителен в твоих глазах, Аякс?

Он моргнул. И хмыкнул, горько. Оторвал взгляд от глади озера, посмотрел в сторону дерева и столика под ним, затем на горы, до которых идти две вечности, и сказал:

— Конечно, — язык обожгло, но он проигнорировал это, внутренне сжимаясь. Тот Чжун Ли, которого он знал, никогда бы так не сделал. Он уважал людей, обращался к ним всегда вежливо, и Чайлду потребовался целый месяц на то, чтобы перейти с ним на «ты».

На деле же ничего о Чжун Ли он не знал. Совершенно. И стало как-то неожиданно горько от этого, тошно, грустно. С трудом подавив желание согнуть ноги и уткнуться носом в колени, он продолжил массировать пальцы, всё ещё делая вид, будто счищает с них рис. В груди всё стянулось в крепкий узел, так, словно удерживая от прорыва.

— Мне жаль, — тихо сказал Чжун Ли, и в этот раз Чайлду усмехаться уже не хотелось. Или попросту не нашлось сил. Какое ещё «мне жаль»? Ему точно не жаль того, что он притащил сюда Чайлда.

Стоило ли попытаться надавить на жалость и тем самым заставить выпустить его из обители? От этой мысли заболела голова, и Чайлд на секунду сморщил нос. Сколько подобных мыслей и идей возникало у него в голове за последние несколько дней — не счесть. Только он не знал своего врага.

Он не знает, кто такой Чжун Ли. Не знает, на что тот способен. Не знает, чего ожидать, как манипулировать им и возможно ли это в принципе. Чайлд воин, а не стратег. Он понимал, что делать в плену, где его били, мучили и измывались, выпытывая информацию. Но что делать здесь, где его не трогают, где не бьют и не пытаются насиловать? А последнее, как он искренне считал, было основополагающим в решении Чжун Ли заточить его здесь. Поразвлекается и успокоится.

В самом деле: старому божеству просто захотелось бесконтрольной близости с кем-то, кто его так заинтересовал. Если не убьёт в процессе, то это даже хорошо. Так должен думать Чайлд? Что он должен сделать для того, чтобы вырваться отсюда? Пробиться с боем? Если он убьёт — сердце ненавистно кольнуло снова — Чжун Ли, то эта обитель осыплется прахом, или он окажется навечно здесь заточён?

Повисшая тишина долго не продлилась. Чайлд замер, услышав движение, невольно скосил взгляд в сторону. К нему и вправду приблизились, в животе разлился тревожный холод, внутри затрепетали крыльями бабочки, но он заставил себя остаться на месте, прикованный гордостью. Хватит убегать, набегался уже и посидел за закрытыми дверьми.

Чжун Ли всегда возвращается.

— Аякс, посмотри на меня.

Почему бы ему не начать просить от него чего-то пострашнее простого взгляда глаза в глаза? Почему бы ему снова не принудить его к чему-то неприятному, к чему-то, что будет хуже, чем поцелуй? Почему он не может вести себя как похититель, наконец?

— Не хочу, — отозвался Чайлд, не дав голосу дрогнуть. Почему у него есть какая-то мнимая свобода выбора, что душит лучше, чем душили бы сомкнутые на его горле чёрные с золотом руки? Снова движение, и теперь краем глаза он видел одежды Чжун Ли.

Привычные чёрные брюки, подол исшитого узором чешуи плаща, затянутые в перчатки ладони. Вот ещё одна по какой-то причине тревожащая его вещь — перчатки. Больше он их не снимал. А может, Чайлд себя накручивает почём зря, попросту начиная видеть в каждом действии подвох. Но он не мог расслабляться.

Он должен продолжать видеть в Чжун Ли угрозу. А тот не делал ничего, чтобы подпитать его подозрение. Только и пытался убедить в якобы безопасности. План не особо хитрый — Чайлд раскусил почти сразу.

— Понимаю, что сейчас могу вызывать в тебе не лучшие чувства, — проговорил Чжун Ли так, словно действительно всё понимал. Будто залез в голову Чайлда и знал о его чувствах больше него самого. Будто сожалел, но на деле его слова звучали ложью. Самой мерзкой ложью, которую Чайлд только слышал, а он служит в Фатуи.

— Да нихрена ты не понимаешь, — прошипел он грубо, отворачиваясь и избегая смотреть на этот фальшивый человеческий образ. Было бы проще и легче, веди себя Чжун Ли по-иному. Незнакомо. Как если бы правда оказался лишь двойником. Тогда бы сердце Чайлда не ныло все эти дни, как немея, покрываясь льдом.

Может, молитва наконец дошла до Царицы, и она исполнила его желание, потихоньку вытаскивая из его человеческого сердца губительный яд? Тогда надо подождать совсем чуть-чуть, и станет легче. И тогда он сможет, наконец, продумать план об убийстве Моракса и побеге отсюда, не отвлекаясь на эту боль.

Не отвлекаясь на то, что осталось от того светлого, что приятно согревало его все дни до злополучного вечера.

— Аякс, — мягко позвал Чжун Ли, и мольба чудилась чужеродной в его голосе. Чайлд сглотнул, всё ещё чувствуя на языке неприятную липкость от пампушек, и закрыл глаза на долю мгновения. Чжун Ли помолчал, а потом тихо вздохнул и произнёс. — Ты всё ещё слишком зол на меня, тебе сложно, понимаю. Хочешь, чтобы я ушел?

— Ну, мы же поговорили, я свою часть контракта выполнил, — едко ответил Чайлд, ёжась. — Уходи.

И мелко задрожал, когда его лежащую на покрывале руку накрыло теплом. Обтянутые тканью перчатки пальцы слегка сжали его ладонь, и всё равно Чайлд с трудом подавил желание вырвать её из, казалось бы, неопасной хватки. Продолжал упорно пялиться в сторону недостижимых гор, ощущая слабые поглаживания по тыльной стороне ладони.

Вот кто за язык тянул обещать не делать ничего против прикосновений? Если однажды Чжун Ли взбредёт в голову позабавиться, то Чайлду придётся приложить все усилия, чтобы не вырваться. Сам себе испытание придумал, молодец.

Зачем только всё это? Может, стоит разозлить Чжун Ли и испытать на себе его гнев? У него достаточно сбережений, чтобы после его смерти его семья жила безбедно до… наверное, до того, как Тевкру исполнится лет пятьдесят. Может, шестьдесят. А его тело останется тут, в лапах Моракса.

Нет, так не пойдёт. Умирать здесь он не планировал. Надо что-то придумать наконец… Почему он никак не может собраться с мыслями и вечно размышляет о какой-то чуши? Он прижал пальцы к собственному виску, начавшему будто бы пульсировать, но мгновение прошло — пульсация исчезла, как если бы ему просто привиделось.

— Нам надо поговорить, — сказал Чжун Ли, всё ещё сидя рядом, всё ещё трогая его руку, всё ещё поглаживая и дыша медленно, тепло, так, словно находился всего в паре сантиметров от шеи Чайлда. Лучше бы зубами впился, чем распалял кожу дыханием.

— Я… — Чайлд закусил губу, не давая словам, похожим на мольбу уже с его стороны, сорваться с его губ. И ведь нужно поговорить. Выяснить хоть что-то. Однако вместо этого у него вырвалось всё такое же едкое. — Если не собираешься взять меня сейчас силой, то убирайся уже. Твоя нежность достала.

Прикосновение с его руки пропало, и он тут же убрал её к себе на живот. Чжун Ли протяжно выдохнул, и Чайлд всё же отшатнулся от него, перебираясь ближе к краю покрывала, попросту не выдерживая этой близости. В животе продолжали порхать ледяные бабочки, а сердце заходилось. От гнева. Это обязан быть гнев, а не страх, или что ещё хуже.

— Я не хочу поступать так с тобой, — Чжун Ли звучал обескураженно, тихо. Чайлд качнул головой, не собираясь верить этому тону. Чжун Ли продолжил, говоря всё так же. — Как мне заслужить твоё прощение? Я хочу подступиться, но не понимаю, как.

— Отпустишь — подумаю над тем, чтобы простить, — плюнул Чайлд уже приевшееся, на самом деле. Ответ-то всегда один и тот же будет. Все его попытки играть послушную куклу летели в Бездну.

— Но тогда ты покинешь меня, — проговорил Чжун Ли безнадёжно. Как если бы хоть секунду думал над тем, чтобы не устраивать всё это. Чайлд улыбнулся, слабо, вымученно, опуская взгляд на траву. Слишком зелёную для места, где всё мертво.

— Ты просто не хотел меня отпускать, — пробормотал он, не зная, что думать. Со вздохом выпрямил спину, плечами чувствуя его взгляд. Поджав губы, он спросил. — Если бы я тогда сказал, что обязательно вернусь, то всё равно бы оказался здесь?

И вознёс взгляд к небу — солнце постепенно катилось к горам. За спиной было тихо. Казалось, Чжун Ли даже перестал дышать. Чайлд опустил голову, затем потянувшись к сапогам, лежавшим у уголка покрывала.

— Ты солгал мне, — заявил он твёрдо, обуваясь. Чжун Ли промолчал — то ли удивился, то ли разозлился. Впрочем, Чайлд неожиданно потерял к этому интерес, стискивая до боли челюсти и натягивая сапоги. Справившись с этим, он объяснил, вставая. — Сказал, что любишь меня, а сейчас не хочешь отвечать на очень простой вопрос. Да, ведь в контракте, чтоб его в Бездну, сказано, что ты отвечаешь правду, но ни слова о том, что ты не можешь молчать, так? Ну вот и хорошо, вот и разобрались.

Он зашагал прочь, засунув руки в карманы и содрогаясь всем телом, как от боли. Глаза опять ненавистно запекло непонятно отчего, и он продолжил идти. До тех пор, пока его внезапно не схватили за локоть.

— ДА ОТСТАНЬ ТЫ ОТ МЕНЯ! — не выдержал Чайлд, дёргаясь и только чудом не вырываясь из хватки, в последний момент вспомнив. Пришлось обернуться. И тогда он наконец увидел его.

Эти янтарные глаза, мрачный взгляд, всё такое же безупречное лицо, красивый разрез глаз, сияющие янтарным кончики тёмных волос, и стиснутые челюсти. Что-то в этом облике было настолько неправильным, что Чайлд неожиданно сдался своим мыслям, принимая последнее, что держало его.

Перед ним не Чжун Ли. Перед ним сейчас стоит разозлённое древнее божество возрастом в шесть тысяч лет. Не человек, не смертный, не тот, кого он знал и кого полюбил. Перед ним незнакомец. Перед ним — Моракс.

Тот, кто воевал с богами. Тот, кто своими руками создал целую страну. Тот, кто воздвигал горы, убивал бессмертных и стоял в одном ряду с Царицей. Тот, на кого молились тысячи, миллионы людей. И сейчас он перед Чайлдом. Злится на его своеволие.

— Чего Вы хотите? — прошептал Чайлд безжизненно, перед внутренним взором видя, как все те дни, когда Моракс играл человека, осыпаются пеплом. Бесконечная, беспощадная ложь. Как не понял раньше? Может, с его чувствами ещё и игрались всё это время? Просто так, веселились. Ведь, наверное, лестно, когда преданный Царице Предвестник влюбляется в чуждого ему Архонта.

Очень смешно, обхохочешься.

Моракс сжал руку в кулак, напрягаясь, а потом сделал глубокий вдох и расслабился. Насильно, заставляя себя. Чайлд не нашёл в себе желания улыбнуться этому моменту. А ведь ради него Бог принудил себя успокоиться.

— Я люблю тебя, — твёрдо сказал Моракс, и вот теперь кривая улыбка всё же возникла на лице Чайлда. Он покачал головой, обводя взглядом обитель, а потом возвращаясь им к Мораксу, не отрываясь от и любимого, и незнакомого янтаря глаз.

— Из любви не похищают, Вы мне лжёте. Вы заперли меня здесь, пытаетесь как-то ухаживать, держать дистанцию, заслужить моё прощение, но зачем? Не из любви, потому что Вы не можете меня любить, — отозвался Чайлд безнадёжно. И сердце заходилось в ещё молчаливой истерике, ударяясь о рёбра. Мысленно Чайлд пожелал ему уже наконец взорваться, чтобы перестало раздражать.

— Но люблю, — выдохнул Моракс, и его лицо снова исказилось, но не в гневе, а в сожалении. Чайлд горько хмыкнул, пожимая плечами. Моракс продолжил, уже с отчаянием. — Так сильно, что не смог отпустить тебя. Так сильно, что создам для тебя лучшее место, только скажи, как мне это сделать, Аякс.

— Так не любят… — пробормотал Чайлд, качая головой.

— Я люблю, и поступаю так из любви к тебе, — произнёс Моракс, прижимая ладонь к груди. — Почему ты решил, что так нельзя?

— Что? — Чайлд аж опешил от внезапности и отступил на шаг. Янтарь чужих глаз загорелся убеждением, и Моракс заговорил, быстрее, но всё так же чётко:

— Мои чувства сильны к тебе, настолько сильны, что у меня не получилось смириться с мыслью о разлуке. И я знал, что могу обеспечить тебя, Аякс, всем, чем захочешь. Я создам тебе целый мир, и отличие моей любви от той, что ты знаешь, лишь в том, на что я способен, — он замолчал, делая короткий шаг. Чайлд во все глаза смотрел на него, абсолютно не понимая, что только что услышал.

Божественная любовь выглядит именно так? Нет, он же… он же видел, как любят другие. Он знает, потому что его тоже любили. Родители, да, и хоть они не всегда давали ему всё самое лучшее, но то было пределом их возможностей. Они старались ради него и его братьев и сестёр, он же помнит.

Тогда получается, что и Моракс тоже сейчас… старается ради него, но предел его возможностей ограничен гораздо, гораздо меньше? Потому что он же Бог, бывший Архонт, он же…

За сумасбродным и нечётким потоком мыслей Чайлд потерялся. И внезапно оказался в чужих объятиях. Знакомый ласковый запах цветов окружил его, тело объял приятный жар, и он в непонимании опустил голову Мораксу на плечо, утыкаясь носом. Его погладили вдоль спины, как успокаивая.

— Я ничего не сделаю тебе, — прошептали ему успокаивающе. Чайлд сглотнул, не шевелясь и вслушиваясь в его голос. Моракс продолжил, почти что шипя. — Я дам тебе столько времени, сколько ты захочешь, но не отвергай меня, Аякс. Позволь находиться рядом, разреши заполучить твоё прощение. Я знаю, о чём ты думаешь, но пойми меня.

— Я… — Чайлд выдохнул, тяжело, старательно ища в глубине души желание отстраниться. Выцарапав его с трудом, упёрся руками в плечи Моракса, и на мгновение его охватила паника, когда тот не шелохнулся. А затем его всё же отпустили. Тяжело сглотнув и всё ещё как находясь в тумане, Чайлд отвернулся, шепча. — Мне нужно подумать.

— Сколько угодно, — прошептал Моракс, и нечто в его голосе должно было насторожить Чайлда. Просто обязано было, но почему-то этого не случилось.