— Леттенхоф!

Лютик прямо-таки начинал к этому привыкать. Было бы лучше, конечно, чтобы Ламберт ограничился хотя бы теми местами в школе, где учителя не просиживают штаны, подслушивая разговоры учеников, но, пожалуй, и так сойдёт. Сменив курс, он направился к столику, облюбованному этим замечательным утром волчьей стаей. Трисс, позёвывая, шла следом.

В столовой набились маленькие и большие столики. Студенты за ними располагались произвольно, но чаще делились по возрасту, однако запретов на рассадку в школе не существовало. У дальней стены притулился буфет, милая работница столовой вытаскивала из-под стойки магически призванную с кухонь еду. На каждом столе стояла небольшая досочка с меню и стопка чистых тарелок и приборов. Каждый ученик мог постучать волшебным перстнем (заменой волшебной палочки) по блюду, произнести простейшее заклинание и призвать требуемое в любых количествах. Стаканы и хлебница наполнялись бесконечно, до тех пор, пока не прикажешь прекратить. На стенах висели нарисованные малышнёй плакаты со всяческими лозунгами за ЗОЖ и ценными указаниями по питанию, которые никто никогда не читал или, наоборот, читал, чтобы потешиться. Под одним из таких плакатов сегодня села честная компания.

 — Доброе утро, — поздоровалась Трисс преимущественно с Йеннифэр. Та, одновременно пытаясь стереть с подбородка сахарную пудру и отодвинуться так, чтобы можно было пригласить Трисс за стол, радостно улыбалась в ответ.

 — Слушай сюда, этот додик всё утро торчит в очереди, всю мелкоту распугал. Держит для тебя место, пойди возьми себе что-нибудь, — Ламберт устало махнул рукой в сторону буфета.

И действительно: Геральт возвышался над младшеклассниками, с самыми непринуждённым видом перепуская очередь.

Вздохнув, Лютик поспешил к месту происшествия. Не знал он, на какой агрессивно-незаметный флирт себя обрекает, когда лез к этому Ривскому.

 — Геральт! Ты, конечно, занял мне место. Всё-то ты предусмотрел, дорогой. Подвиньтесь-ка, детишки, сейчас я его отсюда уведу.

Буфетчица выглядела благодарной и недовольной одновременно: — Леттенхоф, с каких пор ты себе прислугу нанимаешь? Сам не мог очередь отстоять?

 — Это, Мария Львовна, не прислуга, это вам проявления неземной любви, порадовались бы, что ли, за молодых. Будьте добры, булочку с творогом.

 — Два червонца с тебя, негодник.

 — Я оплачу. — Геральт тут же влез перед Лютиком, своими огромными ручищами перебирая мелочь на ладони и отсчитывая нужную сумму. Цены в буфете были смешными, чисто символическими, а вся прибыль шла на спонсирование школьных мероприятий.

 — Романтика, — цокнула Мария Львовна, посматривая на них из-под сеточки для волос.

 — А я вам о чём толкую? Будем есть одну булочку и встретимся на середине.

 — Пошли уже, на середине. — Геральт прихватил его за плечо и поволок к столу, впрочем, аккуратнее, чем в тот раз на Травничестве.

 — Ах, Геральт, ты такой нежный и предусмотрительный! Ничего так не радует, как порция заботы с самого утра. За это я, так и быть, поделюсь с тобой этой вкуснейшей булочкой.

 — Ты имеешь в виду той самой, которую я тебе купил? Как щедро с твоей стороны.

 — Щедрость — далеко не единственное моё положительное качество.

 — Это что, Герыч на тебя раскошелился? Да этот хрыч хоть бы раз проставился на всех, — влез Эскель, отодвигая от себя стакан с цикорием.

Геральт, фыркнув, уселся за стол, притягивая Лютика на скамейку рядом с собой: — Ты нос-то не задирай, — осадил он, видя довольное выражение лица Лютика, — я просто бдительность твою усыпляю.

 — Да он просто хочет встать перед тобой на одно колено и умолять тебя прийти на квиддичный матч, чтоб ты на его летающую жопу полюбовался да восхитился, — ухмыльнулся Ламберт, выглядывая за их спинами капитана команды. Никаких сомнений: попадись она ему, он непременно выкрикнет что-нибудь непристойное, чтобы обратить на себя её внимание.

 — Ты имеешь в виду, на тот матч, для которого Лютик уже плакат нарисовал? Можешь не напрягаться. Лучше начни умолять его не петь в перерыве песни, посвящённые твоему прессу, — поддела Трисс, отламывая вилкой кусочек запеканки.

 — Ты сделал плакат? — переспросил Геральт, отрываясь от своей каши и буравя Лютика взглядом.

 — Конечно, сделал, как иначе ты заметишь меня в толпе.

 — Я бы и так тебя заметил.

 — Ещё бы ты меня не заметил, у меня ведь огромный плакат с тобой в образе волка. Клыки страшные получились — вот ваши соперники обделаются! Глаза на жопу вылезут.

 — Сам рисовал, что ли? — удивился Геральт.

 — Нет, вахтёршу попросил, Зину Санну, — закатил глаза Лютик, — выловил её, когда она шла к Сан Санычу, чаи гонять в подсобке. Заодно спросил, с лимончиком они чай пьют или без.

 — Я тебя и без плаката увижу.

Лютик вздохнул. Потом придвинул надкусанную булочку ближе к Геральту.

 — Кусай. А то ещё один комплимент, и песен в перерыве будет уже не избежать.

Геральт придвинулся к нему ближе, так, чтобы толкаться локтями при каждом движении. Булочку оставил на потом: был воспитан по старинке, сначала суп, потом второе, а уж тогда компот. Видимо, начитался плакатов, развешанных на столовских стенах. «Каша — всему голова» и всё такое.

Тренировки Кейра устраивала лютые. Парни с них выходили мокрые, как селёдки, и голодные, как медведи, выползшие из леса. Когда вся эта братия накидывалась на ужин, звон ложек перекрывал даже гомон малышни, оравшей за своими столами и кидавшейся едой направо и налево. Лютик в такие моменты хотел оказаться за одним с Геральтом столом и хотя бы хлеб ему подавать, как оруженосец. Трисс над этими нежными односторонними переглядками тихонько посмеивалась. Ничего красивого и «мужественного» в этой картине она не находила, только кучу подростков, от голода позабывших все застольные манеры.

И вот он теперь, Юлиан Леттенхоф — сидит слева от Геральта и наблюдает за тем, как тот аккуратно орудует ложкой. У Трисс теперь не хватало времени его подкалывать, она просила Йеннифэр рассказать побольше о создании порталов и ловила каждое её слово.

***

— Можете откладывать свои склянки и корешки, главное лекарство уже пришло! — воскликнул Лютик, врываясь в медпункт.

Медпункт представлял из себя большой светлый кабинет, в котором всегда за редким исключением воняло перекисью и бинтами. Исключения: кровь, жжёная плоть, зелья и снадобья, такой букет здесь обычно нарисовывался после квиддичных матчей, экскурсий и во время экзаменов, когда у всех фляга свистела. В кабинете стояло несколько лежанок и стол, за которым медсестра сидела, гоняла компотики и выписывала справки. Врач в основном работала в другом отсеке, дверь в который располагалась в дальнем углу. Там длинными рядами стояли кровати для больных, разделённые ширмами.

На ближайшей к Лютику койке ничком лежал студент Хорса, которому не повезло поскользнуться на грязи. Проходя мимо, Лютик утешительно похлопал его по сломанной ноге, не замечая этого — его взгляд был прикован к сладкой парочке.

— А ты чего тут загораешь? — поинтересовался он у Йен, валявшейся на соседней с Геральтом кровати.

— Ну не стоять же мне.

— Будь так добр, — бесцеремонно впихнула ему в руки какой-то бутыль матрона, замешивая странное зелье и разложив всё необходимое прямо на одеяле поверх ног Геральта. — Понюхай, настоялось жмырло?

Лютик нехотя поднёс бутылку к носу и поморщился.

— Пускай две рюмки выпьет вместо половины. Слабоватое.

— Тебя-то тут не хватало, — вздохнул Геральт. Кто бы говорил. Зато его тут хватало. Надо было ему навернуться во время тренировки, хоть бы матча подождал, чтоб как герой, так нет же.

 — Зря ты так, Геральт, я — человек многих талантов. Чтоб ты знал, я так часто озаряю медпункт своим присутствием, что в совершенстве овладел искусством целительства, — наткнувшись на ироничный взгляд медсестры, Лютик поспешил исправиться, — ну, или его частью. В любом случае, пей-ка ты своё лекарство.

Но, стоило поднести ко рту Геральта первую рюмку, как тот отвёл лицо в сторону, кашляя.

 — Лучше помру.

 — Ты ку-ку, что ли? — вылупился на него Лютик. — Пей, кому говорят.

 — Оставь меня в покое.

 — Щас в таком покое тебя оставлю, что лоб ещё неделю болеть будет. Повернись ртом в мою сторону.

Геральт плотно сомкнул губы и уткнулся в подушку, пытаясь не дёргать ногами, чтобы не опрокинуть банки. Лютик недоумённо рассматривал его, не зная, как быть теперь с этим монстром делать.

 — А ты подкупи его чем-нибудь, — весело подсказала Йен, наблюдая за ними из первого ряда, — поцелуем, например.

Геральт сразу весь надулся и покраснел от возмущения.

 — Виноградова, совсем уже? Я упала с сеновала, тормозила головой? Думай, что несёшь, — закудахтал он, плотнее заматываясь в одеяло.

 — Ривский, я вам сейчас ещё какую-нибудь конечность сломаю, чтобы вы бинго собрали. Ранний подарок на Новый год. Хватит дёргаться!

Геральт замер, сложив руки на груди, будто его в гроб собрались класть. В его глазах застыла вся боль русского народа, а дыхание стало прерывистым и громким. Лютик с вопросом оглянулся на Йен. Та, закинув руки за голову, болтала ногами в воздухе и кивала, подначивая.

 — Геральт, — торжественно произнёс Лютик, собираясь с духом. — Я нахожусь в шаге от действий романтического и физического характера.

 — Что? — тот выпучил глаза. — не вздумай, сбрендил что ли!

 — Тогда пей, — воспользовался моментом Лютик, вливая ему в рот первую рюмку. Пока тот кашлял и отплёвывался, тут же влил и вторую, зажимая Геральту нос.

Больной выглядел так, словно его предали. Смотрел в потолок, хрипя и шипя, и время от времени кровожадно хмурился. Лютик успел помочь медсестре разобраться с перевязками и зельями для Геральта, когда тот прекратил разыгрывать трагикомедию и решил сменить жанр.

 — Опасен тот враг, что примерил личину друга.

 — Что ещё за фольклор? — фыркнул Лютик, размешивая ложкой сахар в чае.

 — Это жизнь.

Йен вовсю веселилась. Матрона развернулась к ним спиной, чтобы нельзя было увидеть выражение её лица, но плечи у женщины красноречиво подрагивали.

 — Что лживо, то и гнило.

 — Ты, похоже, сотрясение себе заработал, пока по земле валялся.

 — Я не валялся, а упал с метлы.

 — Я точно видел тебя на земле, пока ты по ней катался. Выглядело, как валяние.

 — Так я от боли загибался там. Валяются по земле только щенки.

 — Кто тут у нас хороший мальчик? — проворковала Йен, поддразнивая.

 — Не соврёшь — не проживёшь.

 — Геральт возмущён, что не получил награду за свой героизм, — подсказали из зрительного зала. Лютик обернулся на свою аудиторию, игнорируя сварливое совиное уханье, доносящейся сбоку.

 — Так он ещё не всё положенное выпил, — перебила медсестра, разматывая бинт, — да и перевязку надо сделать. Ривский, не шевелите руками, я же сказала — конечность должна находиться в состоянии покоя. Заживёт через три дня только, либо здесь будете курить бамбук, либо терпите час все мои манипуляции и выметайтесь с Богом.

 — Терплю и выметаюсь, — однозначно выбрал Геральт, подозрительно глядя на манипуляции Лютика с какой-то таблеткой. Видимо, придумал план, как бы так половчее не выпить её.

Лютик продемонстрировал ему несколько маленьких кругляшков, намекая. Тяжело вздохнув, больной поставил ультиматум:

 — Эти последние, и всё, больше не буду.

 — Хорошо, хорошо, слово мужчины — закон, — покивал Лютик, заталкивая ему в рот таблетки и пытаясь подпихнуть их пальцами — Геральт, поняв, насколько лекарства горькие, попытался выплюнуть.

Дав ему стакан воды, чтобы запить эту гадость, он наклонился и оставил на его щеке звонкий поцелуй: — Заслужил.

Геральт выпучил глаза и начал возмущённо барахтаться под одеялом, но, стоило Лютику попытаться отойти к соседней койке, чтобы сесть рядом с Йеннифэр и не мешать медсестре, тут же запричитал:

 — Куда ты поволокся?

***

От сломанной руки Геральта Лютик пришёл ни много ни мало в восторг. Рука-то правая! А значит, без неё трудно есть, писать и делать другие жизненно важные вещи. А уж Лютик, разумеется, был рядом, готовый с этим делом подсобить.

— Дай я сам, — непреклонно заявил (потребовал) Геральт, хватаясь за ложку и неудобно изворачивая левую руку.

Весь стол застыл в ожидании, даже Ламберт ненадолго отстал от Кейры, чтобы насладиться представшей перед глазами картиной. А там было на что посмотреть: Геральт, неловко зачерпнув солянку, начал подносить её ко рту, но только расплескал по подбородку. Пока он занимался агрессивной дыхательной гимнастикой и возмущённо вращал глазами, напрягая челюсть, Лютик, пряча смешки, убрал беспорядок с помощью салфеток.

 — Дорогой мой, дай-ка я тебе лучше помогу. И не спорь, — отрезал Лютик, видя молниеносную готовность Геральта сопротивляться. В конце концов, сам он этого, очевидно, сделать не мог, а просить о помощи не станет, это ёжику понятно. Оставалось только выставить всё так, будто Лютик силой заставляет его подчиниться. — Ложечку за Лютика… — пропел он, поднося ложку к его рту.

С таким лицом, будто ему в задницу забрался комар и пищит там, Геральт молча открыл рот, глядя ровно перед собой.

 — Умничка какой, — похвалил Лютик, — давай теперь за Йен, чтобы эта ведьма всегда оставалась молодой и красивой.

Геральт скривил губы в ухмылке и рот открывать не стал. Йеннифэр возмущённо всплеснула руками:

 — Скандал! Предана членом своей же стаи.

Весь ужин Геральт покорно открывал рот для супа и хлеба, а потом даже послушно зажевал это дело сосиской в тесте и запил киселём. Не спорил и не отвечал на подколки Ламберта, только одобрительно кивал Кейре, когда та давала этому засранцу очередную увесистую оплеуху.

 — Ты сам-то ешь тоже, голодным что ли спать ляжешь, — пробубнил Геральт, — вон какой тощий, потрогать не за что.

 — Потрогать? — шёпотом заорал Лютик.

Геральт зажмурился и тяжело вздохнул, как от боли: — Холера. Я не то имел…

 — Имел и ещё как, этот дрочер тебя много раз по ночам имел в виду, так и знай, Лютик. — тут Ламберту в рот засунули обмоченный в киселе кусок хлеба, и тот склонился под стол, чтобы выплюнуть его.

 — Поел? Провожу тебя до общежития, вставай.

 — Медсестра сказала, тебе нужен отдых, иди спи!

 — Куда я спать пойду, пока ты тут где-то шляешь в ночи. Двигай булками на выход.

***

Трисс пришла будить Лютика с утра пораньше в субботу, как раз когда тот блаженно просыпал завтрак и в ус не дул. Эскель устроил очередное «шоу бровей», пытаясь намекнуть ей, чтоб притащила Лютика на завтрак сию же секунду: Геральт с видом потерянного щенка то и дело вскидывался, слыша, как кто-то заходит в столовую. Рука давно уже зажила, но «стая» продолжала звать их за свой стол и непонимающе на них пялиться, когда они выбирали сесть с другими знакомыми.

За то, что ей пришлось терпеть Эскеля все двадцать минут, которые ей понадобились, чтобы доесть манку (ну и дрянь… ты сама себя наказала, Трисс, тем, что выбрала есть эту гадость, что теперь на меня бочку катить? И на Эскеля…), подруга решила вынуть из него всю душу и заставить собраться и вытащить свой зад на улицу — студенты ловили последние более-менее тёплые деньки (ну как — «тёплые» … когда ещё не «дубак», но уже не «о, можно пальто надеть») и грудились на улице.

Один из боковых входов/выходов в гору, предназначенный для студентов школы (в Медной Горе располагались и другие организации, но студенты Колдовстворца редко сталкивались с их посетителями, в основном были заняты спасением собственной жизни и сдачей экзаменов) вёл к небольшой полянке. Здесь можно было сгрудиться в кучу, как пингвины, и насладиться видом на зачарованные окрестности. Для обычных людей здесь тянулся неказистый горный хребет, но магическое сообщество знало: вот под тем выступом располагался музей магических артефактов, а в той выемке проходила Галерея Идолов. Однако и вид от холода не спасал, в горах ветер был что надо.

По крайней мере на улице получилось залезть под бок Геральту, который упорно игнорировал его старания забраться к нему подмышку и не спешил поднимать руку, чтобы с зевком обнять его за плечи, как делают нормальные подростки. Ламберт вот уже пять раз попытался проделать такое с Кейрой и столько же раз увернулся от подзатыльника.

В таком положении их и застала стайка девчонок лет тринадцати на вид. Они стали невольными слушателями их разговора, потому что барышни скрываться и не спешили. Внимание Лютика привлёк выбор темы для беседы — любовная лирика, поэтому он тут же навострил уши.

Ладно. Все, кроме него, стали невольными слушателями. Он справедливо считал себя единственным представителем канала и радиостанции «Сплетник ТВ» в Колдовстворце, поэтому ему жизненно важно было знать всё, обо всём и про всех, причём как только это стряслось с кем угодно и когда угодно.

 — Когда дело уже доходит до более интересных моментов, например секса… — менторским тоном вещала ораторка.

Лицо Лютика тут же вытянулось. Вся компания притихла, прислушиваясь. Ламберт едва ли не хвостом вилял, желая услышать, что там будет дальше.

 — То попробуйте привлечь его внимание, девочки. Не только поцелуями, но ещё попробуйте потвэркать.

Эскель зажал Ламберту рот рукой, так как тот чуть не помер от разрыва сердца в ту же секунду; нельзя было позволить этому клоуну спугнуть кладезь мудрости, снизошедшую до них.

Лютик тут же набросился на свою сумку и, покопавшись в обёртках от конфет и обрывков бумаги с написанными на них в спешке стихами, выудил оттуда тетрадку и ручку, принимаясь записывать.

 — Совсем что ли? — хмыкнул Геральт, отнимая у него ручку, Лютик только «твэркать» и успел записать.

 — А ну отдай! Такого на уроках полового воспитания не расскажут. Там нам вещают теоретики, но надо же и практиков когда-то слушать.

 — Мой любимый трек для твэрканья называется «потекла твоя пусси», — продолжался ликбез, — она создаёт определённое джуси настроение.

 — Геральт, не дай мне упустить ценные знания, верни тетрадь!

 — Ты где их применять собрался? — с недовольным лицом осведомился тот.

 — Пойду-ка к ним подсяду, узнаю, как привлечь внимание мужчины! — Лютик уже стал подниматься с земли, как Геральтова рука дёрнула его обратно и надёжно прижала к себе за плечи.

 — Полоумный. Что они тебе там расскажут, сплюнь. Привлёк уже.

Ламберт, напротив, вскочил, бросая многозначительные взгляды на Кейру: — А я вот пойду к ним, попрошу советов отвесить.

Эскель, вытирая обслюнявленную ладонь о пиджак (Ламберт воспротивился тому, чтобы ему закрывали рот руками), встал вслед за ним. Видимо, в нём тоже воспылал интерес.

Лютик обернулся на Геральта, зажатый в его объятиях (наконец-то!). Оказывается, тот уже прожигал его взглядом. Стоило посмотреть на него, как тот припечатал:

 — Даже не думай. Никакого… — он тяжело сглотнул, будто ему тяжело было даже думать о том, чтобы произнести продолжение вслух, — твэрканья.

 — Хорошо, — миролюбиво согласился Лютик, — но только пока мне тут удобно сидеть.

Геральт вздохнул и получше прижал Лютика к себе, давая ему облокотиться на своё плечо.

 — Ты давай особо не пригревайся, — проворчал он для проформы. Лютик решил провести эксперимент.

Почитав для вида учебник и бестолково полистав какое-то пособие, он поёжился.

 — Холодно? — спросил Геральт.

Лютик горестно вздохнул: — Не бабье лето уже.

С недовольным видом Геральт отогнул полу тёплой куртки и, морщась от холодного ветра, задувшего внутрь, позволил Лютику забраться туда.

 — Нулёвый ты человек. Мамонт, — прокомментировала ситуацию Йен. Геральт непонимающе воззрился на неё, пока Трисс тихо посмеивалась. Кто-то же должен научить этих простофилей языку молодёжи.