— Чего? — не поняла Кейра. Она так растерялась, что даже отступила на шаг и говорила тихо, едва слышно, а не как обычно общалась с Ламбертом — на повышенных тонах.

Ламберт мялся, виновато глядя ей не в глаза, а куда-то в область груди (хотя, возможно, дело было не в чувстве вины). Он сгорбился и, засунув руки в передние карманы брюк, перекатывался с пятки на носок.

 — Да я тебе отвечаю, сам не знаю, как так получилось. Я им сразу сказал — я не могу, у меня игра, а эта крыса мне и говорит, мол, честь школы прежде всего.

 — Чего? — повторила Кейра осипшим голосом.

В эту секунду на неё было жалко смотреть. Лютик с Трисс, ставшие свидетелями этой сцены, попытались слиться с окном, даже ногами перестав болтать, сидя на облюбованном ими подоконнике. Однако уже в следующий момент Мец взяла себя в руки.

 — Они там что, совсем охуели? Я им покажу, где раки зимуют! Все мозги подрастеряли? Так я напомню, куда они кладутся!

 — Да ладно тебе, — попытался успокоить её Ламберт, оглядывая коридор в поисках учителей и делая шаг ближе к ней, — осенний-то матч я отыграю, а на зимний возьмёшь из запасных кого-нибудь, я по-быстрому скатаюсь туда и вернусь, весенний матч снова буду играть.

 — Каким это образом ТЫ можешь защитить честь школы на олимпиаде по ОБЖ? В твоей тупой пустой башке ни один таракан о безопасности слыхом не слыхивал!

 — Да я ж даже не скатывал на школьном этапе, — затараторил Ламберт, — так само как-то получилось. Уже не отвертеться.

 — Они там что, совсем тупые? — бушевала Кейра. — Совсем тупые?! Моего лучшего охотника на грёбаную олимпиаду? В какую-то задрипанную мышиную задницу за три пизды отсюда, когда у меня матч на носу?

 — Так уж и лучшего, — гордо выпятил грудь «лучший охотник», за что тут же получил кулаком в фанеру.

 — Ай! — схватился он за ушибленное место. — По сиськам-то зачем?

 — Какая нахрен олимпиада, Ламберт?! — взревела Мец, — Ты мне на поле нужен позарез! Ну-ка пошли к этой крысюке-завучу, я ей по полочкам распишу подробно, где и когда я её мнение имела в виду!

 — Кейра, да не кипишуй ты, чё тебе репутацию портить. Возьмёшь, вон, Бориса, он нормально играет.

 — А мне не надо «нормально», Ламберт, мне ты нужен. Я свою спину кому попало в воздухе доверять не стану, так что давай-ка ты сделай морду кирпичом и булками шевели в сторону её кабинета!

И парочка удалилась. Кейра, с пылающим лицом, оттенённом огненно-рыжими волосами, и растерянный неуклюжий Ламберт, поспешивший за ней — с одинаково радостным и озабоченным лицом. С завучем никто не любил спорить, такой уж она была человек. Один её взгляд, подчёркнутый ярко-синими тенями, нокаутировал всех неугодных.

Лютик и Трисс переглянусь.

 — Ты хоть раз слышал, чтобы она делала хоть кому-то столько комплиментов за раз? — шёпотом поинтересовалась та.

 — Нет, — ответил ей Лютик, — вообще никогда.

Многозначительно помолчали. Потом Трисс ухмыльнулась: — К концу зимы, думаешь, осознают? И начнут встречаться? Они ведь хорошая пара.

Лютик с сомнением пожал плечами.

 — Да как-то они больше ругаются. Так ли им хорошо будет вместе?

 — Вот и узнаем, — жизнерадостно хмыкнула Трисс, снова начиная болтать ногами и открывая дневник с записанным туда домашним заданием. Лютик в дневнике только матерные частушки про классного руководителя писал, за которые тот ставил тройки, но смеялся над ними до слёз, а потому всю домашку черпал из дневника Трисс. Это называется командной работой.

Кейра и Ламберт своими выяснениями отношений прервали их сеанс сплетен. Трисс как раз рассказывала об очередных посиделках с Йен. Они вместе посетили мастер-класс по рисованию, организованный одной из выпускниц Хорса, и Йеннифэр попросила Трисс подарить ей свою работу для украшения спальни.

 — Я нарисовала малахитовую ящерку. Не думаю, что она так уж ей приглянулась, — смущалась подруга, — но всё равно очень приятно. Она столько всего знает и умеет, всё время бегает на дополнительные лекции в Большом Лектории, ей туда достала пропуск Тиссая.

 — Это та злобная, которая ведёт Принципы преобразования?

 — Ну да, она. Оказывается, они родственницы. Йеннифэр теперь везде берёт меня с собой. Говорит, ей со мной интересно.

 — А тебе с ней?

 — Ну и мне с ней.

 — Ты ей уже сообщала, как тебя зачаровывает цвет её глаз?

Трисс смутилась, и это значило только одно: у неё есть в голове какая-то мысль, которую та не может решиться высказать.

Лютик захлопал в ладоши:

 — И каков твой план?

 — Хочу подарить ей серьги с альмандином, под цвет глаз. Выпросить у Глеба Герасимовича пропуск на ту сторону горы и купить в Медном Бульваре.

Лютик захлопал в ладоши ещё усерднее:

 — Значит, у нас есть планы на вечер пятницы! Народ не хлынет туда раньше субботы, поэтому у нас будет вагон времени. Ухаживания — дело, не терпящее отлагательств.

 — Геральт бы с тобой не согласился.

***

Вечер пятницы потратили на сессию шоппинга. Друзьями был найден превосходный набор серёжек, как раз таких, какие идеально подошли бы их знакомой с Хорса.

Трисс побежала в гости к Йеннифэр, дарить подарок и пить чай. Та заранее сообщила ей пароль от гостиной. Пароль менялся каждую неделю, и каждую неделю Йен информировала Трисс об изменениях, чтобы у них была возможность поучить свои конспекты, или чем они там занимались. Лютика, очевидно, на эти романтические посиделки не звали, да он и боялся узнать, что прячут студенты Хорса в своём общежитии.

Не говоря уже о том, что у него было чем заняться. Геральт решил для себя так: неужели хоть кто-то сочтёт подозрительным яриловича, разгуливающего по коридорам Сварога? Вряд ли… а потому многозначительно расхаживал мимо гостиной, пока не вылавливал Лютика, и тогда тащил того в гостиную Ярила. Если сам Лютик не вылавливался, Геральт не стеснялся пугать других сварожичей, грозно глядя на них и прося доставить к нему Леттенхофа.

 — Что опять? — строил из себя недотрогу Лютик, спускаясь в пижамных штанах, толстовке и тапочках.

 — Носки бы шерстяные надел, — ворчал Геральт первым делом, прежде чем оттащить его в угол, где им бы никто не помешал, подойти поближе и начать заглядывать в глаза. Этот раз тоже не стал исключением, — Пошли к нам? Эскель забрал с кухни булок каких-то и компота. Тебя только все ждём.

 — За подушкой только сбегаю, — бодро кивнул Лютик, разворачиваясь от него в сторону спален, однако его придержали за руку.

 — За какой ещё подушкой?

 — Ночь на дворе, Геральт, у меня сон красоты начинается скоро. Я хотя бы прилягу у вас на диванчике, ты только следи, чтоб не перевернулся, а то крем и сыворотка не в лицо моё впитаются, а в наволочку.

 — И так красивый, на кой тебе спать в девять ложиться?

Лютик метнул в него довольную-предовольную улыбочку. Геральт цокнул и закатил глаза, поняв, что его развели, как ребёнка.

Геральт никогда не краснел, как будто его кожа вообще не могла так делать. Вместо этого он поднимал взгляд в потолок и сжимал зубы, либо же упирался рукой в бок, а другой потирал переносицу и жмурился, тяжело вздыхая и мотая головой. В этот раз он прибегнул к первой опции.

 — С подушкой неудобно будет. Придумаем тебе что-нибудь.

 — Придумаем? — хитро переспросил Лютик, откровенно напрашиваясь. — Геральт, ты же знаешь, как я люблю предсказуемость и предопределённость.

Тот снова цокнул и возвёл глаза к потолку.

 — Лютик, — простонал он недовольно, — ты ведь и сам знаешь, что я разрешу тебе разлечься на мне, как на диване. Не надо подушку.

Лютик едва не запрыгал, хлопая в ладоши, и принялся танцевать не месте. Лицо Геральта слегка разгладилось, напряжённость ушла из плеч. Он откашлялся и кивнул на гостиную.

 — Иди сходи за носками, я тебя тут подожду.

Лютик понёсся вприпрыжку за носками. Геральт действительно его ждал, непринуждённо привалившись плечом к стене и морщась от звуков многострадальной скрипки Маркса.

 — Это тебе ещё спальню с ним делить не приходится, — понимающе кивнул Лютик, приближаясь к нему.

 — Ты с ним в одной комнате живёшь? — спросил Геральт, приглядываясь к Вальдо внимательнее и смиряя того оценивающим взглядом. Маркс обжимался со своим уродливым куском дерева и не замечал ничего вокруг, — Щуплый, — вынес вердикт Ривский, равнодушно отворачиваясь; однако, стоило им сделать пару шагов к лестницам, уже бросил на Лютика взгляд, желая убедиться в его согласии с приведённой точкой зрения.

Лютик промолчал, изо всех сил стараясь подавить улыбку, так и рвущуюся расползтись на лице.

 — И играет плохо, — с едва заметным нажимом продолжил распекать несчастного Вальдо. Лютик пожал плечами в ответ. — Да ты его видел? Без слёз не взглянешь, кожа да кости, это мужик что ли? Курица общипанная.

 — А я кто, баба? — Лютик многозначительно обвёл себя взглядом. Скажем так, на физре от него многого не ждали. Мягко говоря.

 — Ты — другое, — пошёл на попятную этот прожарщик недоделанный, — это другое.

Лютик хмыкнул.

 — Сколько он от груди жмёт? Я больше.

Тут уж никаких сил не было не расхохотаться.

 — Я не знаю, Геральт, сколько Вальдо Маркс жмёт от груди, и знать не хочу.

 — Вальдо? Его дети в песочнице не били, случаем? — пренебрежительно хмыкнул тот.

 — Его и сейчас дети бьют. Я просто дразню тебя, конечно, он щуплая курица. Ты подожди новогоднего конкурса талантов, я ему трусы на башку натяну, вот увидишь. Он ещё пыль от моих колёс будет глотать.

Геральт выдохнул с облегчением, но попытался замаскировать этот звук то ли за хмыканьем, то ли за кашлем, то ли за сморканием.

 — Будет, — уверенно подтвердил он.

Стоило им войти в гостиную, как Эскель обрадованно вскинул кулаки в воздух:

 — Леттенхоф пришёл! Наконец-то. Без тебя не то.

Лютик приязненно что-то профыркал, усаживаясь на диване. К их «мужицкой» тусовке присоединилась Кейра, будучи в пижаме и с пучком, что не делало её ни менее опасной, ни менее серьёзной. Она благосклонно поблагодарила Ламберта, подавшего ей сосиску в тесте и стакан с компотом из сливы.

 — Без тебя не стали начинать, а то всё сожрали бы уже, — оповестил Ламберт, пытаясь подсесть рядом с Мец. Та не стала делать вид, будто не замечает его, а сдвинулась в своём кресле на двоих, давая ему поместиться. Ламберт, не веря своему счастью, с трудом запихнулся в образовавшееся пространство.

Геральт иронично улыбнулся, глядя на Лютика, словно приглашал посмеяться над Ламбертом вместе, только взглядами, вдвоём. Лютик с готовностью выпучил глаза, косясь на поплывшего яриловича.

Тут же, помня о Геральтовом обещании, ненавязчиво стал ёрзать на своём месте, тяжело вздыхая.

 — Только не вздохи эти томные, — поморщился Эскель. — Герыч, немедленно почини это. Но тискаться не вздумайте в общей комнате, а то испортите всем аппетит, идите вон Одри выгоните из спальни и делайте что хотите.

 — Хочешь, я с тобой запрусь в спальне и буду делать что хочу? — оскалился Геральт, двигаясь ближе к Лютику и осторожно приманивая его к себе на сосиску в тесте. Помахав ей перед собой и глядя на Лютика, он протянул её, однако не отводя руку далеко от себя. Наткнувшись на не впечатлённый взгляд, он развеселённо вскинул брови, как бы спрашивая, что не так. — Могу сам съесть.

Вздохнув, Лютик тоже придвинулся ближе к нему, тут же закидывая ноги на его колени и складывая туловище ему в подмышку. В конце концов, кто б ему запретил.

Геральт тяжело вздохнул, принимая свою участь и обхватывая его за спину. Пристроив ладонь под его лопаткой, он принялся мягко поглаживать ткань толстовки. Парни, вопреки обыкновению, ни словом, ни взглядом не прокомментировали происходящее, только завели беседу про квиддич и зимний матч, намеченный на январь.

 — Кейра чуть ли не распотрошила эту гусеницу, — рассказывал Ламберт, не обращая внимание на набитый рот. Его девизом было: «Пока я кушаю, я говорю и слушаю» и никак иначе, — думал, голыми руками убьёт. Такую речь ей сказала! Даже я такой выволочки не получал ни на одной тренировке. Думайте, говорит, кого на олимпиаду отправлять, он же себе последние мозги в квиддиче отбил, пускай там и остаётся, самое, говорит, место.

 — И правильно, — согласился Эскель. — Нас с Герычем, вон, посылают на олимпиаду по артефакторике. Умудрились на свою голову что-то нам понаписать путное, теперь переться туда через неделю. В пять утра вставать, ироды. У нас такого предмета уже год как нет, куда нам ехать на олимпиаду?

 — Куда вы поедете? — лениво спросил Лютик, зевая. Геральт не возникал против того, чтобы Лютик пил из его стакана, который сам же Геральт и держал, поэтому руки у него были свободны для ватрушки с творогом.

 — В Казань, — недовольно поёжился Эскель. — Делать больше нечего. Хоть порох выделили, не придётся жопы на мётлах морозить.

 — Меня пытались на олимпиаду по герменевтике отправить, еле ноги унёс. Говорю, если туда меня запишете, ищите другого дурака новогодний концерт вести и потеть в актовом зале.

 — Чё там делать ваще надо? — не понял Ламберт.

 — У тебя этот предмет в числе обязательных уже год, ты как прощёлкал-то? — весело хмыкнул Геральт.

 — У меня предметов восемь, названий которых я даже не знаю, о чём разговор.

 — Изучение магических текстов и гримуаров, — подсказала Кейра.

 — Чё такое гримуар?

Кейра вздохнула.

 — Тебе о квиддиче надо думать, а не о гримуарах.

 — Ты меня за тупого держишь?

 — Нет, я думаю, что гримуары тебе точно в жизни не понадобятся, как и большинству из нас. Занимайся лучше тем, что у тебя хорошо получается.

Все поражённо умолкли. Кейра с достоинством их проигнорировала, поправив задравшуюся пижамную штанину и тыкая пальцем в калитку с кашей: — Принеси?

Ламберт послушно потянулся за ней, заворожённо разглядывая Кейру.

Лютик воспользовался случаем и потянулся к уху Геральта, чтобы прошептать: — Она сегодня с самого утра ему комплименты делает. Сказала, он — её лучший охотник. Ты слыхал такое от неё когда-нибудь?

Геральт с сомнением глянул на него, тоже отвечая шёпотом: — Ты уверен, что она так сказала? Может, так громко его прокляла, что у тебя в ушах зазвенело?

 — Нет, так и сказала.

Геральт стал заинтересованно разглядывать Кейру и Ламберта, пытающихся поделить последнюю оставшуюся корзиночку с варёной сгущёнкой пополам. Кейра перемазала все пальцы и старалась удержаться и не облизать их, а Ламберт подставлял ладони, чтобы не накрошить тестом на кресло и пол. Геральт вернул взгляд на Лютика и заговорщически подмигнул.