Как и оказалось — всё дело было в приглашении от близнецов. И чем дольше Чайлд листал беседу, в которую за день набежало больше трёхсот сообщений, тем сильнее убеждался, что с Чжун Ли ему стоит поговорить об этом приглашении как можно скорее. Ещё и Люмин написала ему лично, видимо посчитав, что он не решился читать все их разборки. Как мило, что на него потратили время.

Неожиданная проблема заключалась не в самом приглашении, а в идее этой вечеринки. Кто-то придумал снять дом для неё, и Чайлд уже как целую минуту читал про то, как его бывшие одногруппники вычисляют количество желающих прийти и из этого считают, сколько и кому должны скинуться на всё это веселье. Речь шла о конце месяца, сейчас шла вторая неделя, а они спешили так, словно вновь стали студентами и за неделю до защиты поняли, что диплом так и не написали.

Суматоху, впрочем, в это обсуждение вносили больше Венти и Эмбер, чем предложившие всё близнецы. Утомившись всё это читать, Чайлд выключил телефон и положил его на поднос с чайником, в котором уже заваривался чай. Поставив ко всему этому пару чашек, взял в руки и направился в гостиную.

— Ваш чай, — улыбнулся он Чжун Ли, ставя поднос на кофейный столик и осторожно наливая в чашку пропахший травами кипяток. Чжун Ли одобрительно улыбнулся, принимая и делая глоток. Второй рукой скользнул по его волосам.

— Спасибо, — проговорил он и поманил к себе пальцем. Чайлд охотно заполз на диван и неуверенно сел рядом, не совсем понимая, надо ли ему прижаться или не стоит. Судя по тому, что Чжун Ли не притянул его к себе, ему надо было оставаться на некотором расстоянии. К сожалению. Мысленно повздыхав об этом, он вернулся в реальность, когда Чжун Ли вдруг протянул к нему руку и сказал. — Телефон.

В лёгком замешательстве Чайлд взял тот с подноса и отдал, после внутренне и как-то больше невольно сжимаясь, когда Чжун Ли даже на секунду не задумался над паролем. Нет, конечно, память у Чжун Ли была очень хорошей. Однако сам факт того, что он захотел и выучил пароль из восьми цифр на телефоне Чайлда, приносил необычные, странные и определённо непривычные ощущения.

И они бабочками порхали где-то в желудке. Чайлд сглотнул, ёрзая на месте и глядя на то, как Чжун Ли в самом деле проверял его телефон. И как карие глаза сощурились в озадаченности, затем поднимая потяжелевший взгляд. Чайлду потребовалось секунды две на то, чтобы понять, в чём причина.

— Я прочитал сообщения на кухне, когда заваривал чай, — проговорил он, невольно вжимая голову в плечи под скорее серьёзным, чем суровым взглядом. Щеки вспыхнули сами собой, где-то на краю сознания мелькнула мысль — ему действительно нельзя было это делать. Ему нельзя было пользоваться телефоном, и да, в теории он мог бы указать на то, что это правило отменяется, когда Чжун Ли переступает порог их дома, но…

Это не обговаривалось, а язык всё равно лип к нёбу и взгляд будто бы сам опускался в диван. Ёрничать не хотелось, и если вдруг Чжун Ли решит, что он заслуживает наказания, то… это будет неплохо. Вдоль хребта пробежались мурашки, и всё вдруг исчезло, когда перед носом оказался телефон. Конечно же включённый, так, что Чайлд невольно уставился на фотографию со вчерашнего вечера. Румянец только сильнее опалил щёки.

— Я доверюсь тебе, Аякс, — проговорил Чжун Ли медленно. — В этот раз. Но во все последующие ты должен отдавать мне свой телефон перед тем, как им воспользоваться.

— Понял, с-спасибо, — выдохнул с облегчением Чайлд, забирая телефон и сжимая его в руках. По подбородку скользнули тёплые пальцы, заставляя его поднять голову, и он неуверенно посмотрел в глаза Чжун Ли. Тот слегка сощурился, после вдруг спрашивая:

— У тебя намечается какая-то встреча?

Честно говоря, Чайлд абсолютно потерял связь с собственными мыслями на долю секунды. До момента, пока не понял, что Чжун Ли не только его диалоги проверил, но ещё и, вероятно, в беседу с одногруппниками залез. Раз знает про готовящуюся вечеринку.

— А, это, — пробормотал Чайлд, приходя в себя. Пожал плечами, и это позволило ему расслабиться. Отклонившись в сторону спинки дивана, сказал, без особого энтузиазма. — Да, Скарамуш ещё вчера рассказывал. Они хотят повеселиться, и, вроде, дом для этого снимать. В конце месяца, а я у Вас ещё разрешения не спросил, поэтому… вот.

И снова посмотрел на Чжун Ли. Тот задумался, отведя взгляд в сторону, и его зрачки как-то странно расширились. На всякий случай Чайлд глянул в сторону, куда смотрели, но там ничего, кроме выключенного телевизора, не было, поэтому он поспешно вернул всё внимание к Чжун Ли.

— После твоего Дня Рождения? — вдруг спросил тот, теперь уже хмурясь. Чайлд озадаченно вскинул брови, затем кивнул. Чжун Ли скосил на него взгляд, уловив движение, и обронил. — Тебе нельзя пить до августа, Аякс.

— Я помню! — тут же ответил Чайлд, не совсем понимая разлившуюся по гостиной странную атмосферу. Вглядевшись в любимые глаза, он в растерянности понял, что не может считать настроение совершенно, поскольку натолкнулся на знакомую, но всё равно непривычную стену из спокойствия. Спокойствия точно фальшивого.

А про алкоголь — конечно, им нельзя. Это не совсем безопасно, и Чайлд в принципе не намеревался. Возможно, ему и хотелось встретиться с одногруппниками, тем более за городом, на вечеринке — совершенно ничего плохого, но то ли в нём сыграла начавшая зарождаться привычка, то ли его не особо вдохновила сама идея встречи, а он решил отложить всё это до разговора с Чжун Ли, где он либо получит разрешение, либо же нет. Проще говоря, ожиданий строить изначально не стоило, поскольку был велик шанс разочароваться.

— Хорошо, — вздохнул Чжун Ли, вырывая его из потока сумбурных размышлений. Чайлд по наитию подался вперёд, подставляясь под ладонь, сохранившую тепло от горячей чашки, но взгляда не оторвал. Чжун Ли моргнул, и фальшь из его спокойствия исчезла без следа. — Ты хочешь туда пойти?

Чайлд поджал губы, задумываясь. С одной стороны, вся суть таких сборищ ведь в пьянке. С запретом на алкоголь весь смысл куда-то пропадал. С другой же — друзья. А веселье может быть и на трезвую голову. Конечно, к нему будут вопросы, но он что-то да придумает. И повеселиться хочется, не всё же дома сидеть. Ещё и одногруппники бывшие, и Скарамуш, и ещё что-то интересное будет.

— Хочу, — определился он. Чжун Ли медленно кивнул, проведя пальцем у него под глазом, поглаживая, и нечто в этом лёгком движении заставило бабочек затрепетать уже не в животе, а в сердце. Чжун Ли склонил голову набок, и его взгляд обжёг даже под одеждой.

— Тогда заслужишь, — проговорил он, и Чайлд не смел отвернуться, встречаясь с ним взглядами повторно. Чжун Ли улыбнулся, не зло, а как-то мягко. — Видел, там речь про бронирование дома была. Думаю, недели хорошего поведения тебе должно хватить, не так ли?

— Как скажете, — пролепетал Чайлд, с чистой совестью утопая в очаровании и тепле, наклоняясь ближе, желая дотянуться и окунуться с головой. На эту его неприкрытую мольбу Чжун Ли перебрался рукой ему на затылок и предупреждающе сжал пальцами волосы. Чайлд с разочарованием остановил себя, послушно выпрямляя спину.

— Что-нибудь ещё? — спросили его, возвращаясь к поглаживанию щеки. И, пока это не исчезло, Чайлд голодно прижался к его ладони, впитывая каждое движение. Оттого, возможно, мысли двигались в голове неохотно, как в неге.

— М-м-м, — Чайлд прикрыл глаза, пытаясь вспомнить. Перед внутренним взором мелькнули добрые и одновременно беспокойные зелёные глаза. Приподняв веки, Чайлд просто сказал. — Тома.

— Что с ним? — спросил Чжун Ли и на мгновение свёл брови вместе. Чайлд не уловил, было то проблеском недовольства или же очередной задумчивости, потому осторожно продолжил:

— Заходил за солью, — стоило ему это озвучить, как в голову вторглось воспоминание о его небольшой панике, сейчас вызывающей больше смех. Улыбнувшись откровенно весело, он проговорил. — Я чуть ему дверь не открыл прямо вот… так, — и провёл вдоль себя рукой, начиная от ошейника и заканчивая только-только начавшим сходить синякам на бёдрах, видных потому, что штаны он стянул после возвращения блудной солонки.

Чжун Ли открыто проследил за его движением, явно задержавшись на шее и на следах собственных зубов. А потом пролез пальцами под ошейник, и Чайлд замер, буквально чувствуя, как тонкие пальцы замерли прямо около его быстрее забившейся вены.

— Но показался ты ему не так, верно? — нечто опасное и будоражащее сверкнуло в глазах Чжун Ли. Тяжело сглотнув и с новой волной приятных мурашек по спине, Чайлд осторожно мотнул головой. Облизав резко ставшие сухими губы, ответил:

— Я… снял ошейник, и штаны надел. Ещё же, — он глубоко вдохнул, принуждая себя оставаться на месте и не брести мыслями в какую-то не ту сторону. Удержавшись, поднял руку и пальцами постучал по запястьям, на которых виднелись уже не такие чёткие следы верёвок. — Это, поэтому я подумал о напульсниках.

— Сообразил, — довольство похвалой растеклось в голосе Чжун Ли, после чего его пальцы выскользнули из-под ошейника. Чайлд зажмурился и от удовлетворения, и от небольшой потери. Чжун Ли продолжил. — Не стоит ему знать.

Внезапно эти слова отбросили Чайлда на несколько дней назад. Распахнув глаза, он в смутном чувстве тревоги сжал ошейник, закусывая губу. Точно. Он не рассказывал Чжун Ли, что Тома… знает. Не всё и без каких-либо подробностей, но вот один небольшой и весьма запоминающийся факт…

— Он… — Чайлд резко растерял всю уверенность. Теперь в горле образовался ком. Подняв голову, Чайлд наткнулся на внимательный и слегка ставший напряжённым взгляд Чжун Ли. Это было несколько нечестно — Чайлда можно было читать, а Чжун Ли как щитом укрывался иногда. Однако на это злиться было совершенно не время.

— Что-то случилось, — это был даже не вопрос. Чайлд вздохнул и кивнул. Сам дурак, не рассказал своевременно. Забравшись на диван с ногами и подобрав их под себя, сел к Чжун Ли лицом и склонил голову в будто бы инстинктивном жесте раскаяния.

— Ещё на прошлой неделе. — к своим остаткам гордости ему удалось сказать это без каких-то заминок. — Он видел меня в ошейнике. Извините, что я не сказал Вам раньше, я… забыл.

И замолчал, не зная, что ещё может и должен ли вообще сказать. Уткнувшись взглядом в обивку дивана, поджал губы, ожидая… приговора? Вердикта? Вряд ли этот промах можно записать в его «хорошее поведение». Он определённо заработал себе балл в пользу не пустить его веселиться со знакомыми.

— Аякс, — тяжёлый вздох Чжун Ли прокрался под кожу лёгкой дрожью, и Чайлд невольно опустил голову ещё ниже. Неожиданно ему надавили на затылок, заставляя и вовсе согнуться. Вжавшись лбом в обивку и буквально кожей чувствуя, что до бедра Чжун Ли осталось всего каких-то несчастных полсантиметра, Чайлд зажмурился. Над ним раздался голос. — Руки за спину и сцепи в замок.

Выполнив, Чайлд замер и только вдруг осознал, что это… неудобно. Ноги были согнуты в коленях и принимали полный вес его тела, а мышцы в заведённых и сцепленных руках слегка напряглись, что обещало отдаться ему болью через несколько минут. Если к тому времени ему не разрешат выйти из этого положения.

Он крупно вздрогнул, когда на заднюю часть шеи, на позвонки, легла ладонь и чуть сжала. Чжун Ли ещё раз вздохнул.

— Судя по голосу, ты раскаиваешься, но тогда я не понимаю, почему ты не рассказал мне об этом. Забыл, потому что посчитал это чем-то неважным?

— Я… не знаю, — выдавил Чайлд, и зажмурился, когда его шею сжали. Не опасно, больше предупреждающе, как намекая, и он заткнулся.

— Ты не уделил этому внимания, Аякс, и, скажи мне, по какой тогда причине к тебе продолжают липнуть? — голос Чжун Ли похолодел от недовольства, и Чайлд сжал губы, закрывая глаза и сильнее утыкаясь лбом в диван. Обивка спасала его колени от боли, но не от того, что ноги начинали постепенно затекать из-за его собственного веса. К этому добавлялось ещё и проявившееся напряжение в спине.

— Он не спрашивал ничего про ошейник, — пробормотал Чайлд. Чжун Ли хмыкнул, начиная массировать большим пальцем местечко между шеей и правым ухом. Раздался звук глотка, и ладонь исчезла. Чайлд не решился распрямиться, и хорошо, поскольку Чжун Ли добавил:

— Продолжай так сидеть. И, видимо, Тома достаточно воспитан, хотя я удивлён. Ещё раз: что ты сделал не так, Аякс?

— Не рассказал Вам, — Чайлд зажмурился, выуживая нужные слова, — посчитав это неважным.

— Нет, — ладонь вернулась и в этот раз сдавила сильнее. Чайлд дёрнулся и едва не расцепил руки, но удержался. Осуждение прокатилось вдоль спины опаляющей волной от последующих слов. — Ты позволил увидеть свою истинную суть кому-то, кроме меня и без моего согласия. И скрыл это от меня, подумав, что имеешь на это хоть какое-то право.

— Извините, — прошептал Чайлд, едва разомкнув губы. После всего сказанного первая встреча с Томой вдруг перестала иметь какой-то насмешливый характер, преобразившись в его сознании и помрачнев — от его беспечности, от легкомыслия, от той абсолютно ненужной игривости и игры с огнём. У них был уговор — не раскрывать их обновившиеся отношения. А он…

— Я не слышу, — холодно сказал Чжун Ли, и Чайлд отчаянно выдохнул, тяжело сглатывая и повторяя громче.

— Извините, что позволил другому увидеть себя в ошейнике, — проговорил Чайлд, не скороговоркой, а искренне, и ему показалось, что от вины его голос наполнился чем-то, похожим на боль.

— Не просто в ошейнике, Аякс, — Чжун Ли говорил так, словно действительно был очень и очень разочарован. — Я говорю о твоей настоящей сути, грязной и по-настоящему порочной, которую презирают в обществе, но которую ты так долго в тайне от меня взращивал. Кто ты такой, Аякс?

— Я… — Чайлд не смог выдавить и слова больше, потому что помнил, потому что до сих пор слышал этот горячий шёпот Чжун Ли прямо у самого уха, возбуждение от которого кололо всё тело, вонзаясь в кожу и отравляя, проникая в кровь и разгораясь в сердце. Порочная смесь из стыда и похоти проявилась, выходя из его рта словами. — Зависимое от удовольствия похотливое животное.

— Которое принадлежит мне, — закончил Чжун Ли без единой нотки жалости или сочувствия. Его ладонь переместилась, тонкие пальцы зарылись Чайлду в волосы. Невесомая, почти незаметная похвала раздалась следом. — Помнишь, молодец. Запомни и всё остальное.

— Да, господин, — прошептал Чайлд, закрывая глаза и не разгибаясь. Игнорируя начавшуюся наливаться свинцом в мышцах боль.

Более Чжун Ли ничего не сказал, замолчав. Потому Чайлд мог слушать лишь его дыхание, звуки глотков и порой звук вибрации чужого телефона. Пальцы то исчезали из его волос, то возвращались, чтобы слегка натянуть или поиграться, и время ползло попросту бесконечно. Возможно, расценивать то, что Чайлда заставили крючиться на диване, а не на полу, стоило посчитать за проявление милосердия.

Мысленно он усмехнулся этому: Чжун Ли всегда был понимающим и милосердным по отношению к нему. Старался быть осторожным, и его любовь никогда не выходила за чётко очерченные рамки социально приемлемых чувств. Она никогда не была зверем с настолько явными собственническими замашками.

Или же всегда именно им и являлась. Просто Чжун Ли умело держал её в узде, из простого, банального желания не навредить. А сейчас, буквально получив от Чайлда и устное и письменное разрешение, спустил, позволяя себе всё то, что, возможно, хотел сделать очень и очень давно. И от этих мыслей Чайлд только сильнее влюблялся в него.

Едва ли не заново.

Ноги начинали болеть, а Чжун Ли всё так же молчал. Чайлд попытался бесшумно вдохнуть и хотя бы немного переместить вес с колен на голени, как его волосы почти тут же чуть ли не до выступивших на глазах слёз сжали у корней, и он замер, не двигаясь дальше. Чжун Ли разжал пальцы, мимолётно погладив, и эта показавшаяся эфемерной ласка отозвалась и теплом, и горьким чувством вины.

Тогда ему действительно стоило подумать. Нет, он, конечно, был ослеплён недостоверным знанием, что в соседях у них осталась лишь Нин Гуан, но тем не менее. Кто-то мог приехать на лифте. У Нин Гуан мог быть какой-нибудь выходной — ну вдруг? Она могла принять гостей. Кто-то и вовсе мог ошибиться этажом. Много всевозможных «если», и, на самом деле, ему очень повезло, что Тома до сих пор не заикался про ошейник ни единым словом.

И всё равно. Чайлд подставил и себя, и Чжун Ли. Что если бы это был не Тома, а кто-то, кто действительно вызвал бы полицию? Желудок скрутило от этой мысли, и Чайлд зажмурился, сжимая губы в линию и в этот раз вздыхая шумно. Его снова погладили по затылку, и он принял волю Чжун Ли, продолжая сидеть неподвижно столько, сколько от него этого хотели.

— Хватит, — почти что вечность спустя произнёс Чжун Ли. Чайлд расцепил руки и попытался выпрямиться. И замычал, когда неприятная тянущая боль пронзила ноги и пробежалась по спине.

Отставив чашку на столик, его подхватили под плечи и осторожно положили на спину, мимолётно ероша волосы и оставляя сухие поцелуи на лбу и висках. Чжун Ли помог ему распрямить ноги, и Чайлд выгнулся, запрокидывая голову и жмурясь от мгновения, которое, казалось, болью разорвало ему мышцы. Всего секунда, но какая мучительная.

— Хорошо, умница, — вздохнул Чжун Ли, кладя его ноги себе на колени и мягко разминая их. Чайлд несколько показательно захныкал. Тянущая боль медленно отступала, но вместо неё прибежали сотни призрачных иголочек, начавших вонзаться в плоть. Потянувшись, Чайлд с облегчением улёгся на диване, чувствуя, что готов растечься лужей.

— Извините, — проговорил он ещё раз, смотря на задумчивого Чжун Ли. Тот посмотрел на него в ответ и качнул головой в кивке, продолжая возвращать чувствительность его ногам.

— Есть ещё что-нибудь, о чём ты забыл мне сказать? — спросил он спокойно. Чайлд поспешно промотал в голове все прошедшие дни, и всё в очередной раз сошлось к Томе. Чуть приподнявшись на локте, он произнёс:

— Видимо, из-за ошейника он ко мне и начал присматриваться.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Чжун Ли, вскидывая бровь. Чайлд неловко повёл плечами, вспоминая эти беглые, напряжённые взгляды по своей шее, запястьям и в принципе лицу. Не сальные, точно нет, а будто бы…

— Он как ищет что-то всё время, — ответил Чайлд вздыхая. Помолчав и закусив губу, предположил. — Мне стоит с ним поговорить?

В этот раз Чжун Ли помедлил, замолчав. Его тёплые руки продолжали гладить и слегка сминать места чуть выше колен и голени, и Чайлд снова улёгся, укладывая голову на подлокотник и выдыхая. Возможно, у него есть ещё пара минут, спустя которые ему придётся убрать ноги с колен Чжун Ли и, возможно, сесть на пол, потому хотелось ловить каждый такой момент.

Неприятная и предательская мысль внезапно возникла в голове: нарываться на наказания чаще, ради последующей заботы. Она вспыхнула так ярко, что на мгновение Чайлд поддался ей, а потом отшвырнул с неожиданным отвращением. Не для этого они всё затеяли, и ласку Чжун Ли способен дарить и вне этих «моментов заботы» после наказаний. Просто надо быть послушным и не учинять проблем.

И Чжун Ли будет очень разочарован, если узнает. А он узнает, это обязательно.

— Это не его дело.

Чайлд поднял голову и снова приподнялся на локте. Чжун Ли задумчиво гладил его колено, смотря куда-то вниз и помрачнев взглядом. Тень неизвестной, но определённо неприятной эмоции скользнула по его лицу, и именно это заставило Чайлд нормально сесть. На него тут же взглянули, утягивая в становившийся привычным мрак.

— Да, Вы правы, — проговорил Чайлд медленно, чуть склоняя голову и удерживаясь от желания коснуться. Закусив губу на долю секунды, вздохнул. — Но он не выглядит… плохим. Вроде. И мы соседи. Поэтому… — он моргнул, теперь глядя на Чжун Ли несколько неловко.

Честно, он сам не понимал собственной тревоги. Вся их ситуация действительно не касалась Томы, а об интимной жизни в принципе говорить с ним не хотелось. Слишком личное, слишком… их. Делиться с кем-то таким Чжун Ли, настоящим Чжун Ли, не хотелось. Возможно, Чайлд и находился тут в абсолютно зависимой позиции, однако он имел право думать, что Чжун Ли принадлежит ему в ответ так же, как и он ему.

Однако что, если Тома не такой безобидный, каким кажется на самом деле? Чайлд не чувствовал от него никакого угрожающего намерения и до сих пор думал, что всё дело в просто желании завести нового друга. Тем не менее, если за безобидностью и добротой Томы скрывается что-то иное, то его тревога могла быть потенциально опасной. Стоило тогда обрубить всё на корню и успокоить его, чтобы не выдумал себе чего-то лишнего.

— Если позволите, я постараюсь успокоить его, — продолжил Чайлд, старательно компонуя все свои размышления в обращение. Подвинулся, окончательно перекидывая через ноги Чжун Ли свои и оказываясь достаточно близко, чтобы обдать своим дыханием чужие губы. Чжун Ли предупреждающе сощурился, и Чайлд недовольно отклонился, увеличивая дистанцию, но не погасив собственного желания.

— Без подробностей, — принял решение Чжун Ли, поднимая руку и заправляя ему за ухо прядь волос. Смотрел всё так же задумчиво, но спокойнее.

— Конечно, — улыбнулся Чайлд. — Мне самому не хочется с ним про это секретничать, если уж на то пошло, — только вот улыбаться дальше как-то не получалось. Сомнение до сих пор скреблось в мозгу, и Чайлд всё же спросил. — Вас что-то тревожит?

— Есть немного, — неожиданно быстро и искренне ответил Чжун Ли, прикрывая глаза и протяжно вздыхая. Запрокинув голову, он из-под ресниц посмотрел в потолок. Помолчав пару секунд, продолжил. — Просто различные мысли, о которых я пока не желаю говорить. А ты?

Чайлд не успел отреагировать на его слова, как сразу же оказался под ответной атакой. Моргнув, опустил плечи и наклонил голову вбок, пересекаясь взглядами с Чжун Ли — каряя радужка вновь отлила золотом, а после превратилась в тонкий ободок из-за плавно расширившегося зрачка. Это внезапно как лучом солнца проникло в грудь, и согретое сердце застучало чаще.

— Не совсем понимаю, о чём Вы, — Чайлд, не слукавил, но расплылся в улыбке. Чжун Ли чуть сощурился, как пытаясь разгадать его реакцию, а после объяснил, терпеливо:

— Сегодня утром. Ты был сам не свой.

— А, это, — от воспоминаний поднял голову и вздохнул, опуская взгляд. Давно начавшие мять край футболки пальцы остановились лишь на долю секунды, которой хватило, чтобы собраться с мыслями. Не поднимая взгляда, Чайлд признался. — Я был… счастлив, думаю. В этом причина.

Повисла тишина, из-за которой Чайлд слишком отчётливо услышал глубокий вдох Чжун Ли. Не нарочно шумный, очень медленный. За ним последовало прикосновение — тёплая ладонь пробежалась от его колена по бедру, поглаживая.

— Посмотри на меня, — за якобы просьбой проскочили слишком знакомые приказывающие нотки. Чайлд облизал губы и глянул на него, приподняв голову. И едва снова не растворился в карем взгляде, смотрящем на него с настоящей, неприкрытой и ставшей такой редкой нежностью. Потянувшись, Чайлд замер буквально в миллиметре от его губ, обменявшись дыханием.

Чжун Ли слегка усмехнулся, почти неслышно. Мурашки волной пробежались от бедра, на котором он сжал пальцы, и Чайлд задышал чаще, силясь заставить себя произнести хоть слово, выдавить из себя мольбу о прикосновении, но все звуки как растворялись у него на языке.

— Что такое? — чуть наклонил голову Чжун Ли, обдавая горячим, пахнущим чаем дыханием его губы, и лишь от этого Чайлд почти сорвался на скулёж. Видимо, это проступило на его лице откровенным желанием, поскольку Чжун Ли коснулся его щеки, скользнул по ней пальцами и повторно заправил ему прядь за ухо, не отпуская его бедра.

— Поцелуй, — почти что хрипом ответил Чайлд, чувствуя, как огонь — не жадный, не пылающий жаром, а будто бы мягкий и попросту согревающий, — течёт по его венам негой. — Можно Вас поцеловать, пожалуйста?

И растаял от того тёмного пламени, что взвилось в глазах напротив. Чжун Ли действительно смотрел на него «голодно», как забыв вообще обо всём. Ему даже не надо было произносить приказ, чтобы Чайлд уже подчинился, отдавая ему собственную душу и тело, получая взамен лишь сковывающую цепь.

— Заслужи, — рокот в голосе Чжун Ли отдался дрожью под кожей. Изо рта вырвался задушенный всхлип, и Чайлд прижал всё ещё касающуюся его уха ладонь к своей щеке, затем целуя её и шепча, пытаясь донести свою мольбу:

— Умоляю.

Туман в голове загустел и будто пульсировал, заполоняя собой все уголки сознания, но не касаясь одного единственного желания, которое и стало центром всего — заслужить. Чайлд протяжно и едва ли не полустоном выдохнул, проходясь губами в сухом поцелуе по тонким пальцам, останавливаясь на костяшках, на сгибах, поднимаясь до самых кончиков и спускаясь обратно к центру ладони. И не на миг не прекращая шептать унизительное, низкое «умоляю», пытаясь выпросить особое прикосновение к себе.

Возможно, его мучали этим слишком долго. Возможно, он изголодался. Возможно, этого, на самом деле, Чжун Ли и хотел добиться, прекрасно зная, что привыкший получать по десять поцелуев в день Чайлд начнёт подсознательно страдать, получив приказ не трогать самому.

Потому сейчас Чайлд голодно целовал любимое запястье, слепо глядя из-под ресниц, ощущая на себе пристальный, наблюдающий взгляд. Ноги двинулись неохотно, но, спустя пару неловких попыток и всё не отрываясь губами от запястья, он смог оседлать Чжун Ли, оказавшись поверх. Моргнул, прогоняя муть, смотря вниз и всё равно чувствуя плечами давление, заставляющее его согнуться и перейти губами на острую линию челюсти.

— Прошу, — на выдохе прошептал он, неуверенный, точно ли произнёс это вслух, а не сказал одними губами. Поцелуями перешёл ниже, чувствуя чужой пульс, и громко выдохнул, ощутив усилившуюся хватку на своём бедре.

А потом его потянули за ошейник, заставляя отстраниться. Чайлд сорвался на тихий, отчаянный звук, не имеющий ничего общего с человеческой речью, и последовал за движением. Чжун Ли смотрел на него тяжело, темно, и то была иная, не связанная с сексуальным желанием жажда. И Чайлд заражался ею, падая, утопая и пропадая с головой.

Чжун Ли не хотел, чтобы сейчас между его ног устроились и ублажили. Он хотел, чтобы его умоляли, и Чайлд был готов повторять свою мольбу снова и снова, вкладывая в каждое из слов искреннее чувство.

Пальцы под ошейником скользнули, перебрались вперёд, погладили по дёрнувшемуся кадыку. И снова обхватили, в этот раз не отстраняя, а притягивая. Окончательно затаскивая в омут, куда Чайлд нырнул без сожалений, растворяясь и цепляясь за жар, обдавший его губы. Чжун Ли пах чаем, домом, бумагой, почти выветрившимся цветочным парфюмом, заманивая и порабощая без шанса на спасение.

Из горла вырвался несдержанный стон, когда по губам прошёлся горячий, сохранивший жар чая язык, и Чайлд послушно впустил его внутрь, отвечая настолько рьяно, насколько позволял сильнее сгустившийся в голове туман. Пульсация нарастала, в такт зачастившему сердцу, и Чайлд провалился окончательно, тая в родных руках.

— Люблю Вас, — сорвалось неконтролируемое. Чжун Ли улыбнулся, снова притягивая его к себе, в этот раз грубее сминая его губы и оставляя на них пару незначительных укусов. Насытившись, отстранился, продолжая смыкать пальцы на ошейнике. Чайлд мелко задрожал всем телом, медленно пробуждаясь как ото сна, но всё ещё смотря полуслепо, видя лишь его.

— Такое проявление твоего обожания — прекрасно, — немного хрипло выдохнул Чжун Ли, поглаживая его по оголённому бедру, как успокаивая. Чайлд сглотнул, дыша через приоткрытый рот и не в состоянии осмыслить хоть одно слово. Чжун Ли похвально улыбнулся и притянул его к себе, обнимая.

Вцепившись в него и положив голову ему на плечо, Чайлд закрыл глаза, медленно приходя в себя и пытаясь безрезультатно уловить остатки странного состояния. Туман расступался, и на секунду в груди всё сжалось от потери, после исчезнув без следа. Потому что Чжун Ли продолжал его прижимать к себе, поглаживая по спине и бёдрам.

— Аякс, — Чжун Ли всё ещё хрипел, но теперь в его словах начало проскакивать урчание. — Ты моё очарование, Аякс.

— Спасибо, — прошептал Чайлд, окончательно упуская последние искры эйфории и, наконец, видя перед собой более отчётливо. Глубоко вдохнув, только сильнее зарылся носом в шею Чжун Ли, вновь находя пульс. Правда, в этот раз он, почему-то, ощущался не так ярко.

Любовь окутала его коконом, и он ощутил себя таким защищённым, что ничто в этом мире не могло навредить ему. Туман рассеялся, а мысли нехотя поползли в голове. Сейчас Чайлд предпочёл бы не думать вообще ни о чём. Просто продолжать сидеть в объятиях Чжун Ли, чувствуя грудью его сердцебиение и дыхание, впитывая его тепло и отдавая своё взамен.

О чём он там думал утром? О том, что их отношения могут скатиться только в секс? Какая глупость. То, что он видел в глазах Чжун Ли, не было ни похотью, ни плотским желанием, ни чем-то низменным. Оно чудилось всеобъемлющим, покоряющим одним намерением, захватывающим сознание и подчиняющим его без шанса на побег.

Но будто бы Чайлд хотел сбегать.

— Как ты себя чувствуешь? — тихо, ласково, вплетая в чарующее мгновение слова, спросил Чжун Ли. Чайлд потёрся носом о его шею, делая ещё один глубокий вдох, погружаясь в родной запах.

— Хорошо, — выдохнул он протяжно, после улыбаясь. — Счастливым, господин. Спасибо.

Легкий смешок обласкал слух, и Чайлд прижался сильнее, оплетая его шею руками крепче и закрывая глаза, как в желании задремать. И у него это почти получилось, потому что Чжун Ли не пытался отстранить его или согнать со своих колен, всё также продолжая гладить его по спине, как возвращая все не случившиеся за прошедшие дни прикосновения. В этом было нечто такое трепетное, что Чайлд бы заплакал от переизбытка чувств, не будь он настолько разморен и расслаблен.

Только вот его отвлекла вибрация телефона. Слишком продолжительная для одного сообщения. Чайлд завозился, глубоко вздыхая и внезапно со всем возможным раздражением понимая недовольство Чжун Ли. Конечно, активная жизнь в соц-сети это неплохо. Но вот в такие моменты только глаза закатить и хочется.

Повернув голову, увидел горящий экран своего телефона, и раздражение сменилось виной. Нехотя отстранившись от Чжун Ли, он посмотрел на него, буквально чувствуя, как мысли в голове выстраиваются в ряд, подсказывая ставшую привычной линию поведения.

— Можно ответить, господин? — спросил Чайлд. Телефон продолжал вибрировать, а имя Скарамуша на экране горело как-то уж очень агрессивно. Тут Чайлд вдруг вспомнил, что так и не ответил на его сообщения, и чувство вины усилилось.

Ладно, возможно, стоило сначала написать ему, прежде чем лезть в беседу с бывшими одногруппниками. От размышлений его отвлекло лёгкое поглаживание по боку, и он посмотрел на Чжун Ли. Тот снова глядел на него несколько задумчиво, всего пару секунд, прежде чем слегка повёл головой в сторону, молча разрешая.

Правда его ладони достаточно красноречиво сжались на боках Чайлда, когда тот, поблагодарив, потянулся за продолжавшим усердно вибрировать телефоном. Скарамуш будто желал дозвониться во чтобы то ни стало, и его совершенно не интересовало, что ждёт он уже достаточно долго. Чайлд буквально нутром почуял, что ему устроят выволочку.

Взяв телефон в руки, охнул от неожиданности, когда Чжун Ли вернул его на свои колени, продолжая придерживать. Чайлд неуверенно глянул на него, заметил лукавый прищур и улыбнулся в ответ, всё же отвечая на звонок и прислоняя телефон к уху.

Ответом ему была тишина. Неловко поёрзав на коленях Чжун Ли, устраиваясь, он замер от того, как его коротко сжали, и прекратил двигаться, замирая. Чжун Ли продолжал изучающе смотреть на него.

— Какого хрена? — голос Скарамуша напомнил ему о том, что происходит. И друг звучал абсолютно холодно. Чайлду не потребовалось всё его живое воображение, чтобы представить, как у Скарамуша дёргается от злости глаз.

— Прости-и? — протянул Чайлд, передёргивая плечами, но при этом не сводя взгляда с Чжун Ли. Не так, чтобы с вызовом, а будто бы ожидая чего-то. Приказа, действия, ещё чего-нибудь. На мгновение позволил скользнуть взглядом ниже, к ещё немного красным губам, и жар опалил щёки, потому что вспомнил, что выпрашивал несколько минут назад.

— Ты куда делся вообще? — казалось, Скарамуш молчал слишком долго, всё ещё недовольный, и Чайлд всё же скосил взгляд в сторону. Чтобы не так сильно отвлекаться.

— Да я просто… занят был, — вздохнул он, пристыженно почёсывая затылок. — Ничего такого, правда. Извини, не мог ответить.

— Ты был в сети, — чеканя каждое слово прошипел Скарамуш обвинительно. Чайлд закатил глаза — ну да, проверял сообщения от Чжун Ли.

— Не надо меня отчитывать, — проворчал он, начиная медленно раздражаться. На том конце провода аж задохнулись от возмущения и, кажется, Скарамуш собирался припомнить ему школьные годы. Чайлд не ошибся в своих предположениях, потому что в следующее мгновение услышал уже яростное шипение:

— Последний раз, когда ты так пропал, оказалось, что тебя избили и ты пролежал за углом школы три часа, харкая кровью! Ты идиот?!

— Да-да, прости ещё раз! — Чайлд обессиленно выдохнул, ероша волосы и зажмуривая глаза на несколько долгих секунд. Справившись с потоком эмоций, облизал губы и повторил. — Извини, не предупредил. Со мной всё в порядке, правда, моя вина.

В этот раз Скарамуш молчал ещё дольше. После едва ли не полуминуты тишины, он уточнил:

— Ты уверен?

— Да, я просто… не важно, — Чайлд закрыл рукой глаза, не зная, как объяснить, что у него запрет на использование телефона до прихода Чжун Ли домой. Кстати о последнем — он резко вспомнил, что на него до сих пор смотрят и удерживают на коленях. А ещё, возможно, с такого близкого расстояния Чжун Ли слышал каждое слово Скарамуша.

Стоило ему об этом подумать, как он ощутил, что до этого спокойно лежащие на его боках ладони двинулись вниз. Сглотнув, он перевёл взгляд на Чжун Ли, в мгновение понимая, что сейчас начнётся нечто, что нарушит его концентрацию на разговоре. Чжун Ли неожиданно приложил палец к губам, сощурившись сильнее. Чайлд кивнул, принимая.

— Ладно, если ты не в больнице, значит не настолько тупой, — Скарамуш продолжал плеваться грубостями, которые по своей сути были искренним беспокойством. Чайлд бессмысленно кивнул, чувствуя, как футболку задирают. Из телефона донеслось ещё одно. — А видел, че в беседе было?

— Да-а, — протянул Чайлд, стараясь звучать нормально и не выдать голосом то, что по его животу круговыми движениями прошлись большие пальцы Чжун Ли. Втянув живот от лёгкой щекотки, он на мгновение закусил губу, сдерживаясь, и продолжая. — Как я понял, они хотят снять дом для этого или типа того.

— А, значит, меня ты проигнорил, а их прочитал? Ну-ну, — иногда ему всерьёз казалось, что Скарамуш может его по-дружески ревновать. Возможно, отчасти это было правдой. Нечто вроде давней связи, сохранившейся со школы. И мысли об этом снова укололи виной в грудь.

— Извини, протупил. — ещё раз признался Чайлд, качая головой и слегка выгибаясь, потому что пальцы под футболкой перебрались с живота на бока, а потом и на спину, чуть помяв позвонки у самого копчика. Чудом не сбившись в дыхании от настолько ненавязчивых ласк, проговорил. — Короче, ещё не знаю, пойду или нет.

— Что, Чжун Ли запретил? — ядовито фыркнул Скарамуш. Движения на позвонках резко замерли. Чайлд прикрыл глаза, мысленно взвыв — а ведь действительно слышит каждое слово. Собравшись с духом, посмотрел на Чжун Ли, и встретил его твёрдый, ледяной взгляд. Прижав телефон к плечу, чтобы Скарамуш не услышал, быстро прошептал:

— Он ничего не знает, я только сказал, что мне нужно Ваше разрешение, — и вернул телефон к уху. Взгляд Чжун Ли немного смягчил, впрочем, сохранил нотку холода. И Чайлд прогнулся, когда его пальцы особо сильно надавили на позвонки, так, что почти больно. Он протараторил в трубку. — Нет, всё сложно, давай без вопросов, просил же.

— Знаешь, ты начинаешь вести себя очень странно, — максимально недоверчиво ответил Скарамуш, и теперь в его голосе появилась примесь некоего неясного чувства. Чайлд не смог точно разгадать, потому что на мгновение всё его внимание сосредоточилось на пальцах под его футболкой, вернувшихся на живот и закруживших вокруг пупка. Содрогнувшись уже не от щекотки, Чайлд умоляюще посмотрел на Чжун Ли, но тот наклонил голову вбок, сохраняя бесстрастность.

Неумолим. Не сейчас. Чайлд сглотнул, внутренне сотрясаясь от знакомого давящего чувства чужой воли.

— Всё нормально, правда, я же не настолько дурак, — попытался отбиться Чайлд от подозрений, как его перебили:

— Тарталья, — Скарамуш заговорил тише, и снова в его слова просочилось то чувство. — Мне стоит беспокоиться?

Тревога. Это была тревога, которую он слышал, на самом деле, достаточно часто. Движение на его животе снова замедлились, и внезапно Чжун Ли отвёл взгляд в сторону, резко задумавшись. Чайлд протяжно вздохнул, после говоря как можно спокойнее:

— Нет, не стоит. Всё хорошо. И… я завтра снова не смогу отвечать на сообщения и звонки. Хотя, не только завтра, но, в общем… не бесись, а то точно не вырастешь.

— Не дурак, как же, — не оценил его шутку Скарамуш, и Чайлд поморщился, снова уловив подозрение. Однако Скарамуш воздержался от допроса — то ли решил, что обсуждать это сейчас не время, то ли дал время на подумать. Или ещё что-нибудь такое с множеством ходов. — Ладно, я понял. Тогда поговорим попозже. Если тебе разрешат.

— Да, спасибо, — со скепсисом ответил Чайлд, игнорируя явную шпильку в свою сторону. Скарамуш промычал что-то ещё недовольное и отключился. Осадок от разговора был так себе.

Выключив телефон, Чайлд попытался поймать взгляд Чжун Ли, но на него продолжали не смотреть. Хотя спустя несколько мгновений Чжун Ли моргнул, как приходя в себя, и всё же взглянул на него — непонятно, спокойно, несколько задумчиво.

— Он переживает о тебе, — озвучил он очевидное. Чайлд стушевался, стискивая телефон в ладонях и не зная, что на это в принципе может сказать. Он не совсем понимал, злится ли на него Чжун Ли за то, что он рассказал Скарамушу толику из их нового образа жизни, или нет. Хотя, Чжун Ли не выглядел именно злым — он думал.

— Кажется, мне тоже надо его успокоить? — предположил тихо Чайлд. Чжун Ли вздохнул и кивнул, вытаскивая руки у него из-под футболки.

— Думаю, вам лучше даже встретиться, но не на этой неделе, — он посмотрел на заинтересовавшегося Чайлда с небольшой усмешкой. — У меня есть планы.

— Хорошо, — кивнул Чайлд, взбодрившись. Чжун Ли улыбнулся, проще, и похлопал ладонью его по бедру, молча приказывая слезть с него.

— Налей мне ещё чая, — сказал он. Чайлд поспешно спустился на пол и выполнил, наливая чай в чашку. Подумав, оглянулся и спросил:

— А мне можно тоже?

Чжун Ли усмехнулся, в этот раз абсолютно довольно, и кивнул. С ярким чувством довольства Чайлд налил и себе. Подхватив обе чашки, одну протянул Чжун Ли. Тот отпил немного, прикрыл глаза, а потом проговорил:

— Ты же прочитал три главы, так?

— Да, — кивнул Чайлд, грея о чашку руки. Чжун Ли перевёл на него внимательный взгляд, снова его радужка блеснула золотом, и он мягко произнёс:

— Тогда расскажи, о чём там было.

По мнению Чайлда, это был один из самых спокойных вечеров за последнюю неделю.

***

Он не привык заниматься таким. Раньше вся его забота уходила на бродячих кошек и собак, и ему ещё никогда не приходилось думать о человеке в таком контексте. Нет, конечно, он не воспринимал Тарталью за собаку, кошку или другое животное, нуждающееся в помощи. Всё же были очевидные различия, которые игнорировать попросту было невозможно.

Тем не менее проблему это совершенно не упрощало. У Томы был богатый социальный опыт: в поместье Камисато первое время приходилось по-настоящему выживать, стараясь сдружиться с охранниками и другими горничными, уже сплочёнными между собой работой. Когда ему это удалось — он впервые встретил Аято, и тогда ему пришлось пережить ещё один круг ада, но сейчас то дела минувших дней.

Тома умел договариваться. Тома умел дружить. Тома умел на самом деле много всего, но чего он не умел, так это спасать людей из непривычных и пугающих ситуаций. Например, как с Тартальей.

При всём богатом опыте Томы он никогда не сталкивался с подобной ситуацией и понятия не имел, что надо в таком случае делать. Спасать, само собой, но как? Даже с бродячими животными у него был определённый план по завоеванию доверия, но бродячие животные не находились в психологической зависимости от кого-то. А Тарталья, ко всему прочему, был человеком, и угрызения совести ненароком грызли Тому из-за того, что он пытался подобрать нужную линию поведения, невольно ассоциируя возникшую ситуацию с заботой о бездомной собаке.

Это было неправильно. И всё же до того момента, как Аято принёс ему ту папку с информацией, Тома полагал, что он сможет убедить Тарталью. Что у него получится заслужить его доверие, и тогда Тарталья, увидев в нём нужную ему твёрдую поддержку, всё расскажет. Конечно, затея могла провалиться, но Тома был оптимистом.

А потом Аято принёс папку, и он понял, что всё может быть не просто сложнее, а хуже. У него было несколько отвратительных и страшных теорий, но одна из них каждый раз утягивала его внимание, стоило ему хотя бы мимолётом подумать о Тарталье или же бросить взгляд на стену, за которой скрывалась та самая квартира.

О том, что Тарталья не понимает, что происходит.

У Томы была мысль ещё после прогулки, что озвученная разница в возрасте может указывать на нечто… не совсем хорошее. Ранее он никогда об этом не задумывался, а когда задумался, то испугался. Страшнее стало, когда Аято подтвердил его подозрения — Тарталье было около восемнадцати лет, когда тот познакомился с Чжун Ли.

Что, если всё происходящее в их отношениях видится Тартальей нормой? Что, если он не обращается за помощью, потому что не понимает, что помощь ему нужна? Что, если он не осознаёт происходящее в полной мере, попав под влияние?

Чем больше Тома об этом думал, тем холоднее становилось внутри, поскольку он не понимал, что может тогда сделать. Аято заверил, что посоветуется насчёт этого с адвокатом, и получалось, что надо было просто ждать. Тома не собирался превращаться в какого-то вуайериста, если это слово в принципе уместно по отношению к тому, кто подслушивает, но невольно он действительно прислушивался.

В любом случае не зная, что делать, если действительно что-то ещё да услышит. Вызвать полицию? А если тогда Тарталье попадёт сильнее, потому что Чжун Ли разозлится? В лучшем случае, вероятно, они уйдут ни с чем, потому что Тарталья сам не захочет к ним обратиться. И не потому, что не доверяет, а потому что не посчитает нужным.

А как убедить? Тома не знал. Все привычные ему установки, привычный подбор слов — всё это не работало, поскольку он просто не понимал, как подступиться. Как подсказать, как помочь, что сделать…

И может ли он вообще хоть что-нибудь сделать, если этот Чжун Ли кровно повязан с людьми из, нет сомнений, элиты этого города?

— Солнце моё, — мягко сказал Аято над самым ухом, и Томе захотелось только сильнее сжаться, но вместо этого он просто глубже уткнулся носом в его плечо. Он не привык чувствовать себя бесполезным, но именно так он себя сейчас и ощущал. Это не столько било по гордости, сколько отзывалось виной перед Тартальей.

Вздох Аято прокатился жаркой волной по макушке, куда позже пришёлся лёгкий поцелуй. И теперь вина в груди сгустилась до невозможности — уже перед Аято. Потому что он переживал. Тома поднял голову, пытаясь взять себя в руки после очередной пучины беспокойства. Сглотнул, посмотрел в голубые глаза и позволил себе раствориться в этом небе, прогоняя суматоху из мыслей.

— Я в порядке, — он встряхнулся, выпрямляясь, но не пытаясь выбраться из слабых объятий Аято. Тот прикрыл глаза в лёгком неверии, и Тома вдруг подумал, что ему действительно надо прийти в себя. И сделать уже хоть что-нибудь.

— Понимаю, — протянул Аято без толики лукавства в голосе, но прозвучал не серьёзно, а как-то глубоко и чарующе. Иногда Тома думал, что однажды он точно исчезнет в звуках этого голоса безвозвратно. Аято взглянул на него из-под ресниц, после напоминая. — Мы так и не выгуляли Таромару.

До этого сопевший в кресле Таромару резко навострил уши, услышав заветное слово. Тома посмотрел в его сторону, приметил завилявшее хвост-кольцо и сказал, уже громче:

— Гулять.

Таромару шаром скатился с кресла и, стуча по полу когтями, которые стоило уже обрезать, умчался в коридор. Как только выучил за несколько дней, где лежит поводок? Тома отвлёкся от мыслей о стрижке когтей, когда Аято повернул его голову к себе и поцеловал в губы. Скрутившееся с утра напряжение в груди внезапно испарилось, и Тома благодарно выдохнул, после коротко вжимаясь в Аято и исцеляясь об его тепло, утопая в коротком смешке, который слышать позволялось только ему — потому что в этот звук Аято всегда будто бы вкладывал нечто очень сокровенное и тайное, такое, что способно уничтожить его в одночасье, если об этом узнает кто-то ещё.

Момент прервал Таромару, притащив в пасти поводок и глухо гавкнув. С небольшим сожалением Тома оторвался от Аято и взял поводок в руки, после останавливаясь и замирая взглядом на ошейнике. Вот ещё одно — абсолютно непонятная ему вещь, о которой спросить он так и не набрался смелости. Да и слова будто бы возможно подобрать. Не может же он сказать какую-нибудь чушь по типу: «Никогда не слышал о таком веянии моды» или ещё нечто такое нейтральное, избегая прямого вопроса в лоб.

Тут любой человек смутится, а Тарталья… может, он расскажет? Если в его понимании это — норма, то, возможно, он не воспримет этот вопрос как какой-то интимный? Честно, Тома уже запутался.

— Он ждёт, — Аято снова вырвал его из мыслей, погладив по плечу, и Тома сделал глубокий вдох, кивая. Таромару глядел на него своими очаровательными чёрными глазами, разинув пасть и вывалив нежно-розовый язык, продолжая чистить пол хвостом.

Выкинув все мысли из головы, Тома поспешно переоделся вместе с Аято, и вскоре они покинули квартиру. И постарался не смотреть в сторону соседской двери. За прошедшие несколько дней он не слышал ничего подозрительного, хотя на подкорке скреблась мысль, что он мог попросту пропустить. Однако после того нелепого разговора и надуманной причины с солонкой он пытался быть внимательным.

Потому что состояние Тартальи его чем-то встревожило. Он полагал, что всё дело было в напульсниках. Вероятно, под ним скрывалось ещё одно доказательство того, что ему действительно не мерещится. Поборов ещё одну волну мурашек, он взмахом руки приказал Таромару шагать в приехавший лифт.

— У меня в понедельник встреча, — всё так же мягко сказал Аято, когда они вышли во двор. Вечерело, дул прохладный для лета ветер, а Таромару нетерпеливо топал вперёд, усиленно виляя хвостом. Тома отвлёкся на прикосновение к пальцам, и по привычке обхватил мизинец Аято своим, после поднимая взгляд.

— Да, я помню, — отозвался Тома, после несколько раз моргая. Аято чуть наклонил голову, как присматриваясь, и слегка прижался своим плечом. Тома выдохнул, медленно, протяжно, после бросая быстрый взгляд в мрачнеющее небо, а затем поворачивая голову и утопая в благородном и подчиняющем спокойствии, за которым крылось обещание. Аято смотрел всё так же мягко, растянув губы не в улыбке-маске, а в настоящей, искренней, успокаивающей.

И Тому внезапно отпустило.

Точно, это же Аято. Хитрый сильный Аято, способный решить любую проблему, если взялся за неё. И Тома должен ему помочь.

Ради их новой и спокойной жизни. Ему стоит собраться с мыслями и позаботиться о нём. Он не имеет права забывать о том, что Аято тоже нужна его поддержка, ему нужно место, где он будет чувствовать себя в безопасности и в умиротворении, возвращаясь из того жуткого и холодного места, что получил в наследство от родителей, и где спустя несколько лет после их смерти всё ещё идёт война за владение активами и самой компанией в частности.

Он обязан защищать Аято от влияния этого места, а значит ему стоит перестать мыслить настолько негативно. Но не игнорировать, потому что тогда кем он будет?

— Спасибо, — проговорил он, перехватывая ладонь Аято и в старом жесте, который раньше был частью флирта, а потом перерос в жест искренней привязанности, прижался к тыльной стороне его ладони губами. После посмотрев в потеплевшие лишь сильнее голубые глаза, ощутил успокоение, за которым медленно росла твёрдость намерения.

Аято мягко освободил руку из его хватки и неожиданно натянул пальцем уголок губ Томы. Тома удивлённо моргнул и чуть не оступился, когда Таромару дёрнул в его руках поводок. Улыбнувшись, Аято убрал руку и ответил на незаданный вопрос:

— В последние дни ты совсем не улыбался, — в его голосе скользнуло нечто непривычное, похожее на искреннюю тоску. Тома спохватился и попытался улыбнуться, на что Аято укоряюще постучал по его щеке пальцами. — Я понимаю.

— Простите, — вздохнул Тома чисто машинально, и в этот раз его не просто легонько хлопнули по щеке, а вполне намеренно ткнули пальцем. Прислонив к ней руку, Тома непонимающе глянул на Аято. Тот прикрыл глаза, отворачивая лицо к небу, и спросил настолько простодушно, что сначала Тома даже и не понял:

— Скоро снова в постели начнёшь звать меня «молодым господином»? — и приоткрыл один глаз, в светлой синеве которого начали плясать игривые искры. Тома глупо поморгал, и когда до него дошло, Аято беспощадно добавил, откровенно веселясь. — Или нам стоит заключить брак, чтобы избавить тебя от этой привычки?

— К-какой брак? — Тома аж заикнулся от неожиданности, поспешно перехватывая поводок и краем глаза всё равно видя, как Таромару елозит носом по земле в небольшой декоративной клумбе у выхода из двора. Использовав это как оправдание, он отвернулся от Аято и, пылая щеками, свистнул. Таромару отстал от клумбы и помчался к нему.

— Ты не хочешь за меня замуж, Тома? — удивился Аято несколько притворно, прижимаясь к его плечу сильнее. Тома нервно потрепал Таромару по холке, пытаясь прогнать как смущение, так и мурашки, покрывшие его с головы до ног. Прокашлявшись, он выдавил:

— Это же очень серьёзно…

— Ты прав, — неожиданно милостиво ответил Аято, к острому сожалению Томы отстраняясь. Правда, в следующее мгновение добавил. — Тогда спрошу через год.

Тома мгновенно обернулся к нему, не зная, может ли что-то сказать или нет, как столкнулся со светлым, немного игривым и тёплым взглядом. Поэтому на всё, что хватило Томы, так это на слабый кивок и алые щёки. Его руку Аято сжал сам, не избавляясь от своей знакомой и несколько лукавой улыбки.

Вместе с этим Тому обволокло тепло, и он улыбнулся в ответ — откровенно смущённо, но не вымученно. День перестал казаться таким уж невыносимым, и он позволил себе расслабиться, заводя разговор о чём-то отвлечённом, не таком важном, однако достаточном, чтобы Аято поддался и подхватил.

Так они прошли почти до самого парка, пока Тома, снова пытаясь защитить голубей от Таромару, не приметил магазин. Тут в его голове как щёлкнуло и перед мысленным взором промчался полупустой холодильник и стиральный порошок, которого осталось на самом дне коробки. Чем он занимался всю эту неделю, раз забыл об этом?

Из его рук недовольно вывернулся Таромару, шумно фыркая, и Тома поднялся с колена, несколько задумчиво моргая. Сейчас, когда он гуляет с Аято… неприятно. Хоть там и быстро всё накупить можно, однако же тут и Таромару, а он слишком большой, чтобы его можно было взять на руки и пройтись меж полками. Есть шанс что своим хвостом он ненароком сметёт какие-нибудь бутылки с прилавка.

— У нас что-то закончилось? — спросил Аято, и Тома поспешно отвернулся от магазина, перестав сверлить дверь туда взглядом. Сыграть незаинтересованность не получилось хотя бы потому, что это было бессмысленно, и потому он вздохнул:

— Да, немного есть, а я забыл, — и прикусил язык, потому что внезапно обнаружившаяся проблема начинала давить на мозг до такой степени, что родилось нестерпимое желание срочно купить всё нужное. Потому что в доме всего должно хватать, особенно на незапланированную стирку одежды. Из-за Таромару и из-за того, что на Аято могло снизойти вдохновение, которое он выражал в своём кулинарном мастерстве.

Тома любил его всем сердцем, потому не мог прямо сказать, что порой из-за этого вдохновения блюда получаются… не очень, если говорить мягко. А намёки всегда читающий между строк Аято игнорировал, и оттого Томе чудилось, что тот не просто подозревает о своих способностях портить даже самый простой рецепт своей изобретательностью, а знает и гордится этим.

Но то всё лирика. Сейчас Томе нужен был стиральный порошок — желательно не какого-то сомнительного качества и в идеале за ним стоит поехать в один хорошо известный ему хозяйственный магазин, однако это можно сделать попозже, — и еды хотя бы до середины следующей недели, поскольку завтра он собирался уехать на целый день за город в питомник, а Аято надо чем-то кормить.

Итак, была проблема, которая решилась сама собой.

Поводок из его рук мягко и почти незаметно забрали. Аято провёл ладонью меж ушей Таромару и проговорил спокойно, но неравнодушно:

— Сходи, а я пока немного прогуляюсь и сам осмотрюсь, — и слегка нажал пальцем на лоб Томы, добавляя несколько насмешливо. — Не думай слишком много, это вредно всем, а тебе особенно.

— Аято, — жалостливо выдохнул Тома, не зная, как выразить всю ту смесь из любви, обожания и вины, взвившуюся в нём. Порыв оборвал на корню Аято, мягко разворачивая его в сторону магазина. Вздохнув, Тома, уже сдавшись, повернулся и спросил. — Есть пожелания на ужин?

— Хочу мисо-суп, — тут же беспечно отозвался Аято, натягивая поводок и говоря Таромару. — Пойдём-пойдём погуляем, папочка Тома нас нагонит.

— Аято! — уже с возмущением попытался одёрнуть его Тома, но Аято только взглядом стрельнул и легко поплыл по улице вслед за поспешившим вперёд Таромару. Потому всё, что оставалось Томе, так это смотреть в узкую спину и стараться не спуститься взглядом ниже талии. Чаще всего Аято выглядел как тот, кого могут похитить просто из-за его красоты и элегантности.

Отбросив странные мысли, Тома поплёлся в магазин, искренне надеясь, что здесь продаётся морская капуста. Её он нашёл на удивление быстро, и это немного успокоило его тревожность. Да и прогулка между стеллажами успокаивала, и впервые за несколько дней он не думал о чём-то серьёзнее того, стоило ли купить порошка здесь, или действительно съездить в другое место в понедельник.

В таких бытовых мыслях он добрёл до рыбного отдела, выцепил взглядом пакет с креветками и на мгновение задумался о темпуре, когда вдруг краем глаза заметил какое-то движение. Людей в магазине было достаточно, и это не должно было в принципе привлечь его внимание, только вот нечто необъяснимо его напрягло, поэтому он обернулся.

Первое о чём он подумал, так это о совпадении. Вторая мысль же не возникла в его голове вовсе, потому он искренне растерялся, увидев рядом с — очевидно — Тартальей другого человека. На мгновение Тома подумал, что снова сможет поговорить, но это его намерение потушилось, поскольку он слишком легко узнал спутника Тартальи даже со спины. Вдвоём они прошли мимо рыбного отдела.

Мотнув головой, он отвернулся, пытаясь собраться с мыслями. Во-первых, это действительно случайность, что они снова встретились в магазине в субботу. Во-вторых, а что ему делать? И должен ли он что-то сделать? Он неуверенно глянул через плечо, слегка сминая в руках пакет с заледеневшими креветками, после возвращая его в морозилку.

И как бы невзначай двинулся за уходящими соседями, стараясь нагнать, но при этом старательно держать на расстоянии. На вопрос, чего он пытается добиться, ответа не знал даже он, поэтому он просто шёл за ними. Невольно обращая внимания на то, как рука Чжун Ли почти не отлипает от талии Тартальи.

— Мы закончили? — Тома подобрался достаточно близко, чтобы услышать их неспешный разговор, и невольно поймал себя на мысли, что будто бы пытается выудить из голоса Чжун Ли какие-то пугающие нотки. Но ничего подобного там не было, и это напрягло его только сильнее. Тарталья закивал, а потом вдруг слегка повернул голову, так что Тома поспешно вильнул в сторонку, чуть не задев корзиной на руке стеллаж.

— А… можно просьбу? Пожалуйста, — спросил Тарталья немного странно. Чжун Ли медленно и будто бы вдумчиво кивнул, слушая. Тарталья вздохнул как-то воодушевлённо и проговорил. — Я хотел бы приготовить уху… если позволите.

Тома даже и не понял, что больше его напрягло в этой фразе: тот факт, что Тарталья в принципе спрашивает об этом, или формальность просьбы. Нехорошее предчувствие отдалось импульсом в грудь и потащило Тому вперёд.

— Тебе стоило сказать об этом раньше, — в словах Чжун Ли отчётливо скользнул укор, и Тома непонятно от чего поёжился. Это было слишком твёрдо, слишком бескомпромиссно, так, что захотелось вжать голову в плечи. Впрочем, именно это Тарталья и сделал, почти что мгновенно, сжимаясь и перестав напоминать себя уверенного и живого, каким был во время прогулки на прошлой неделе.

Сейчас от этого не осталось и следа.

— Простите, — вздохнул Тарталья. По спине Томы пробежались мурашки, когда он увидел, как сжалась рука Чжун Ли, слегка сминая бок Тартальи. Отчего-то показалось, что это было сделано с некоторой силой. Не приглядывайся Тома, то и не заметил бы, но он смотрел. И всё это окончательно переставало ему нравится.

Ему пришлось окончательно спрятаться в отделе с алкоголем, потому что его могли заметить. Напряг слух, пытаясь выудить среди шума продолжение разговора, но все слова утонули в общем гуле голосов. Тома нервно потопал ногой, бездумно оглядывая этикетки бутылок перед собой, потом вытащил телефон, открыл переписку с Аято и замер, раздумывая.

Ему надо подождать. В понедельник Аято сможет сказать ему, что им надо делать, а сейчас, когда Тарталья тут вместе с Чжун Ли, подходить будет опасно. Он же понятия не имеет, чем это может обернуться. Что если он невольно навлечёт на Тарталью опасность?

С тяжелым вздохом он опустил взгляд в корзину, где лежала коробочка с морской капустой, пара пакетиков со специями и несколько яблок. Это не должно было занять много времени, он уже должен стоять на кассе с мыслью, что надо нагнать Аято с Таромару, но…

Он повернул голову и увидел, как мимо прошёл Тарталья, не заметивший его. Один и с корзиной в руках. В сторону рыбного отдела. Бегло выглянув, Тома увидел, как Чжун Ли удаляется куда-то в сторону стеллажей с десертами, и быстрым шагом направился за Тартальей, на ходу печатая: «Немного задержусь».

Свернул в рыбный отдел, замечая, как Тарталья отходит к стеллажам с упакованными рыбными вырезками, и невольно приостановил шаг. Тарталья двигался медленно, как засмотревшись на стеллаж в задумчивости. Собравшись с духом и ещё раз оглядевшись, Тома всё же приблизился и аккуратно коснулся его плеча.

К нему мгновенно обернулись — как и в первый раз. Тарталья сначала слегка удивился, а потом нахмурился и усмехнулся:

— Ты следишь за мной? — то ли обвинительно, то ли насмешливо. Тома не совсем понял, и потом неловко улыбнулся, говоря:

— Нет, честно, случайная встреча.

— Ну ладно. Привет, — недоверие отчётливо скользнуло по лицу Тартальи, а его голос звучал нормально и уверенно, а не так несколько… раболепно, как пару минут назад рядом с Чжун Ли. Эта мысль отозвалась тяжестью в сердце, и Тома попытался придумать причину для разговора. Как назло, в голову лезли самые что ни на есть глупые.

— А ты свободен сейчас? — и Тома едва не зажмурился от собственного вопроса. Тарталья перевёл на него взгляд, непроницаемый, но, как показалось Томе, осуждающий.

— Нет, я тут, — он огляделся и вздохнул, заканчивая, — занят. Так что…

— Да, прости, навязываюсь, — признал свою оплошность Тома поспешно, не в силах полностью оценить ту неловкость, которая возникла. На это Тарталья без толики жалости кивнул, беря в руки упаковку с рыбой и переворачивая её, ища срок годности. После вздохнул, говоря:

— Ты прямо-таки очень хочешь подружиться со мной, да? — и снова посмотрел. В этот раз, по какой-то причине, его взгляд показался пустым. Хотя и раньше Тома не замечал в его глазах какой-то живости, за исключением небольшого проблеска, который появлялся при реакции на Таромару.

Пока что Тома никак не мог понять, пугала ли его эта безжизненность, или же повергала в отчаяние. Потому что он подозревал, кто может быть виновником этого.

— Да, — несколько безнадёжно отозвался Тома. Тарталья пару секунд сверлил его внимательным взглядом, после пожимая плечами и отворачиваясь. В глаза бросился тёмный след на холке, почти скрытый рыжими волосами, и Тома попытался подавить всколыхнувшуюся тревогу.

— Ладно, — ответил Тарталья неожиданно, складывая пачку с рыбой в корзину. Снова осмотрелся, как выискивая, и внезапно передёрнул плечами. По его лицу пробежалась тень тревоги, и Тома тоже бегло огляделся, но не приметил идущего к ним Чжун Ли.

— Что будешь готовить? — спросил Тома, кивая на корзину, где покоилась теперь не только рыба, но и пачки с лапшой, бамбуком, пара пакетов молока и ещё что-то, что он не успел разглядеть как следует. Тарталья отвлёкся, и хоть тревога не пропала с его лица, но он ответил:

— Рыбный суп. Ещё свинину с бамбуком, это, — он взмахнул рукой, как пытаясь придумать, что ещё сказать, и добавил. — Гос… Чжун Ли больше любит китайскую еду, на самом деле, а рыбу ненавидит всей душой, — и отвёл взгляд, слегка смутившись.

Тома мысленно прицепился к почти случившейся оговорке. Промотав её в голове, вспомнил о формальном обращении. И придумал, как можно завести разговор дальше и выпытать информацию. Не таким хитроумным способом, как это обычно получалось у Аято, но и Тома ведь не дурак.

— Могу понять, Аято тоже больше по традиционной кухне, но японской, — он улыбнулся, решая умолчать об «экспериментах» Аято, превращающих эту японскую кухню в какую угодно, но точно не традиционную. Оглядев стеллаж с рыбой, он наугад взял упаковку и как можно спокойнее добавил. — Я тоже порой обращаюсь к нему на «Вы».

Повисло длительное молчание. Тома мысленно прикинул, что рыба неплоха и можно будет потом сделать из неё рагу с редисом, потому положил её в корзину и повернулся к Тарталье. И едва не отшатнулся: на него смотрели так пристально и непонимающе, что он на мгновение растерялся и всерьёз подумал, что на самом деле весь тот подслушанный разговор ему причудился.

— Не понимаю о чём ты, — пробормотал Тарталья, отводя теперь неуверенный взгляд в сторону. Потерев шею, он выпалил, как оправдываясь. — Это нечто вроде традиции, к старшим надо обращаться уважительно, вот я и… да.

И поморщился, как решив, что сморозил чушь. Тома очень медленно кивнул, решая чуть отступить:

— Да, понимаю. То же самое, — на что поймал ещё один пронзительный, но мимолётный взгляд. Тарталья часто заморгал, переминаясь с ноги на ногу, и неожиданно шумно вдохнул, прислонив пальцы ко рту.

— Это… — он попытался что-то ответить, но затем помотал головой, в этот раз глядя слегка заинтересованно. Закусив губу, он сказал, как взвешивая каждое слово. — Не уверен, что мы говорим об одном и том же. Ты же всегда спрашиваешь, в порядке ли я.

— Беспокоюсь, — честно, но несколько зажато сказал Тома. Тарталья кивнул, после вздыхая как-то протяжно.

— Не стоит, всё в порядке, — он покачал головой, делая шаг в сторону от стеллажа и поворачиваясь к Томе. Его внимательный взгляд скользнул вверх-вниз, синие глаза сощурились, и Тарталья повторил, отворачиваясь. — Всё в порядке, не надо переживать. Правда.

— Ладно, — солгал Тома, прекрасно понимая, что только что его подозрения разожгли с новой силой. Тарталья повертелся на месте, снова огляделся и мучительно вздохнул. Тома поджал губы на мгновение, и хотел что-то сказать, как телефон в кармане завибрировал.

Взяв его, он увидел сообщение от Аято, что они с Таромару уже возвращаются к магазину. Вздохнув на самого себя, Тома спрятал телефон в карман и всё же сказал:

— Если нужно с чем-то помочь…

— Я же сказал, — оборвал его Тарталья, качая головой. — Всё хорошо. Со мной — всё хорошо, а это, — и без какого-либо смущения указал на свою шею, стянутую чокером с медальоном. Точнее, на следы на коже. Тома замер, и Тарталья продолжил. — От большой, очень большой любви. Ясно?

— Я… Хорошо, — вздохнул Тома, опуская руки и не зная, как подступиться. Тарталья ещё несколько мгновений смотрел на него будто бы угрожающе, а потом расслабился. Постучав по ноге пальцами, произнёс:

— Сейчас у меня нет времени, но я напишу. Если ты всё ещё хочешь попытаться подружиться.

— Да, конечно, — со слабым облегчением Тома смог улыбнуться, затем как можно безмятежнее говоря. — Могу и с готовкой помочь, если вдруг надо.

— Да ладно тебе, я в тот раз чуть всё не сжёг как раз из-за тебя, — бросил беззлобно Тарталья, тоже видимо расслабляясь.

Его взгляд резко метнулся в сторону плеча Томы и замер над ним. Непонимающий Тома обернулся и застыл на месте. Мимо него прошли, а он даже не успел заметить. Только вдоль хребта ледяные мурашки и пробежались.

— Здравствуйте, — твёрдости в голосе ни на грамм, только вежливая мягкость. Тома моргнул, поворачивая голову, отвечая на приветствие и поспешно надевая услужливую улыбку, которой его несколько лет назад научила госпожа Фурута из поместья Камисато. И с такой он улыбался господам и их гостям. Кроме Аяки. С Аято пришлось улыбаться немного дольше.

Тома уставился в карие, слегка прищуренные глаза. С выводами он поспешил — твёрдость скрывалась не в голосе, а во взгляде. Мелькнула мысль о некой опасности, а вместе с ней и признание самому себе, что Чжун Ли выглядел сильным. Да и стать проглядывалась в нём, но если такая стать в Аято подчёркивалась элегантностью, то здесь она была непоколебимой. Тома откровенно засомневался в том, что этого человека способно хоть что-нибудь выбить из колеи.

— Меня зовут Тома, ваш новый сосед, — продолжил Тома, исключительно по памяти удерживая в словах вежливость и давя в себе дрожь. Чжун Ли улыбнулся, и его улыбка отдала лёгкой холодностью. Он положил руку на плечо Тартальи, второй удобнее перехватывая, внезапно, коробку с небольшим тортом из кондитерского отдела, и спросил:

— Я вас не прервал?

— Нет-нет, — поспешно сказал Тарталья, и снова его голос изменился. Тома перевёл взгляд, и всё внутри заледенело от ужаса. Тарталья же продолжил, смотря на него в ответ. — Я тебе напишу потом, да?

— Да, спишемся, — Тома старательно держал оборону, не позволяя взвывшему предчувствию просочиться наружу и позволить всем увидеть, насколько он и напуган, и зол, и растерян. Тарталья кивнул и повернул голову к Чжун Ли, потянувшего его прочь.

— До свидания, — проговорил Чжун Ли спокойно, а всё, на что хватило Томы, так это на кивок и всё такую же услужливую улыбку. Когда они прошли мимо, он ещё несколько секунд стоял на месте. А потом повернул голову, чтобы увидеть, как разговор между ними возобновился, неслышимый ему.

И как Чжун Ли покровительственно водит пальцами по холке Тартальи. А тот смотрит на него, не отрываясь и что-то говоря.

Завибрировавший в руках телефон чуть не отправился на пол магазина. Перехватив его почти что в последний момент, Тома поспешно взял трубку.

— Мы тебя ждём, — раздалось с той стороны. Тома мысленно вцепился в голос Аято, пытаясь заглушить свою тревожность. Для этого ему стоило как можно быстрее покинуть магазин и увидеть Аято лицом к лицу. Молчал он слишком долго, потому что Аято со скрытым беспокойством спросил. — Солнце?

— Я… сейчас, выйду, да, подожди пару минут, — выдохнул Тома, приходя в себя. — Скоро буду, подожди, пожалуйста.

— Конечно, — в голосе послышалась улыбка, и она же подстегнула Тому. С телефоном у уха он поспешил в сторону касс, мысленно надеясь, что Тарталья и Чжун Ли уже покинули магазин, пока он мешкал.

В груди, однако же, растекалось горькое чувство безнадёжности. Потому что он оказался прав. Потому что Тарталья будто бы не понимает, что вообще происходит. Потому что бездушность из его глаз исчезла в одно мгновение.

Потому что Тарталья, уверяющий, что с ним всё хорошо, что не стоит о нём переживать, с синяками под одеждой и на шее, смотрит на Чжун Ли, как на Бога. Так, словно никого больше в этом мире не существует.