***
Двадцать пятое декабря.
Маленькая «дача» Герман и Аркатова оказалась совсем не маленькой и вовсе даже не дачей. Огромный трёхэтажный дом белого цвета с лазурного цвета крышей и такого же цвета ставнями на некоторых окнах стоял прямо на берегу океана, с другой стороны размещая громаднейший двор с дорожками и аллейками, а внутри изобиловал множеством комнат, бассейном и даже маленьким спортзалом. Сейчас же весь участок в славном городе Майами, казалось, ломился от приехавших гостей, хотя на деле сегодня в нём было всего человек десять. Да, хорошо живут в нашей стране актёры и сценаристы, однако…
В общем, праздник шёл своим чередом, — на заднем дворе, равно как и в доме, были накрыты столы с закусками и напитками, к которым Елизавета лично приложила руку, играла громкая музыка, все гости, знающие друг друга уже множество лет, откровенно расслаблялись, не забывая, конечно, поздравлять виновника торжества, — когда к воротам подъехала машина такси. Лиза, краем глаза успевавшая наблюдать за всей «тусовкой», вдруг, неожиданно даже для самой себя, лично сорвалась к воротам. Она на сто процентов была уверена, что знает кто сейчас приехал. Все остальные давно уже были здесь…
Открыла тяжёлую дверь ворот. Глубоко вздохнула. Не ошиблась — приехала именно Она. Ещё один глубокий вздох. Они.
Герман откровенно не понимала, почему её так колбасило вокруг этой девушки. Казалось бы, в тридцать пять уже можно было бы, наконец, подружиться с собственными мозгами, да и поведение Князевой, в принципе, откровенно отталкивало: холодная, как ледышка, язвительная до ужаса и максимально скептически настроенная ко всему происходящему. Но в то же время она до одури к себе притягивала. Лизе было страшно. Кто она такая, и что, чёрт возьми, она с ней творит?! Пыталась забыться. В работе, в любимом мужчине, в отдыхе и в каких-то бытовых делах, вроде организации сегодняшнего праздника. Получалось откровенно плохо — мыслями возвращалась к этой заносчивой холодной змее, к тому же младше неё самой. И, самое страшное, направление этих мыслей никак не удавалось определить. Но эта непробиваемая особа не выходила из её головы уже слишком долго. Вот уже полтора месяца. Каждый день.
Встряхнула головой, возвращаясь в реальность. Да, на пороге стояла она… со своей Гелечкой. Мельком окинула последнюю взглядом, так же быстро взглянула на саму Ксению… Хотела. Просто задохнулась и откровенно застыла на девушке взглядом.
Она явно была грёбанной ведьмой — она вновь была абсолютно неотразима! Чёрные шорты с высокой посадкой и двумя лентами вместо ремня, красиво опутывающие талию. На груди насыщенно-синий топ лаконичной полоской, который, чёрт, больше открывал, чем закрывал. В дополнение ко всему шли такого же цвета босоножки на широкой платформе и абсолютно немыслимой величины чёрные стрелки, которые ей удивительно шли. На губах, подкрашенных чёрной помадой, играла ядовитая ухмылочка.
Стоящая рядом в облегающем бело-чёрном платье Зарицкая абсолютно не шла с ней ни в какое сравнение и тупо меркла на её фоне.
Снова зависла на этой женщине, не в силах оторвать от неё взгляда. Причины, причины, где вы, мать вашу?! Почему?! Зачем?! Как же она прекрасна…
Второй раз в настоящий мир возвратил голос уже порядком надоевшей ей Гелены:
— Елизавета Павловна! Здравствуйте! Мы очень рады, нам так приятно, что мы получили приглашение к Вам…
Ксюша саркастически хмыкнула непонятно чему, снимая с головы тёмные очки, придерживающие в относительном порядке довольно небрежную причёску. Волосы рассыпались по плечам. Она закусила дужку очков и язвительно произнесла:
— Так и будете держать нас на пороге, Елизавета?
Всю передёрнуло внутри, вызывая бешеное желание то ли вмазать со всего размаху этой гадюке, то ли… Впрочем, натянула дежурную улыбку, за много лет уже ставшую привычной и как можно радушнее проговорила:
— Что Вы, что Вы! Я тоже вам бесконечно рада — мы с Сашей вас очень ждали, — пропустила дам во двор и, неопределённо помахав рукой, сказала, — Располагайтесь, чувствуйте себя, как дома. Вещи отнесут в дом, с комнатами разберёмся попозже. Шампанское, вино, виски — всё, что угодно. Не отказывайте себе ни в чём, Сашенька вам обеим очень рад. Ну… — заминка на пару секунд, — И я, естественно.
Не выдержала больше этой непонятной для неё самой пытки и, оставив «самого экстравагантного режиссёра самых высококонцептуальных фильмов» и её актрисульку-«самородок» одних, ушла искать Александра.
***
Любимого девушка обнаружила в компании двух его близких друзей и стремительно пустеющего стакана с виски. Мягко подошла и положила руку Аркатову на плечо, заставив его вздрогнуть от неожиданности. Правда, он тут же смягчился, увидев, кто перед ним. Легонько поцеловал Лизу в уголок губ и приобнял свободной рукой за талию, разворачивая их обоих к своим собеседникам, явно намереваясь продолжить прерванный разговор.
Герман же, однако, жестом показала, что хочет поговорить наедине, и, когда уже отошли на приличное расстояние от мужчин, ловко развернулась в любимых руках:
— Сашка-а-а, — игриво протянула, глядя из-под полуопущенных ресниц, — Я соскучилась…
Тихо рассмеялся и припал к родным губам, одной рукой сильнее сжимая талию и позже бёдра, а вторую заводя в светлые волосы, сегодня подкрученные в локоны. С явной неохотой оторвавшись через пару мгновений, не менее хитро произнёс:
— Ну, сладкая, не здесь же…
Хихикнула в ответ и просто прижалась к широкой груди, зарылась носиком в воротник, пахнущий таким знакомым одеколоном, чувствуя, как любимые руки опять смыкаются на её талии.
— Шучу, — подняла голову, глядя на Александра снизу вверх, — Как тебе праздник?
— Лизуня, я не устану повторять, что ты прекрасна в своих организаторских способностях. Мне так классно давно не было!
— Ну, должно же тебе хоть в сорок два стать «классно»! — заливисто рассмеялась и легко чмокнула его в кончик носа, — Не появилось желание сходить в собес?
— Да ну тебя! — шутливо нахмурил брови и резко шлёпнул девушку пониже спины.
— Шучу-шучу, снова просто шучу! — провела пальчиком по его воротнику, — На самом деле, мне очень приятно. Кстати, не скажешь пару слов всем присутствующим, раз уж ты сегодня именинник? Все уже собрались.
Недоумённо округлил глаза:
— Даже Князева? Она звонила, говорила, что опаздывает…
Еле заметно дёрнулась от упоминания этой фамилии, но мысленно приказала себе сохранять спокойствие и не поддаваться на провокации:
— Даже она. Как видишь, они со своей… кхм… спутницей успели.
— Милая, ну, что за двусмысленные намёки, — хохотнул, — Я уверен, что это просто слухи. Гелечка с Ксюшей просто хорошие подруги, тем более, что Зарицкая так талантлива, что со стороны Ксении Сергеевны было бы просто преступлением не стать её продюсером и не сделать так, чтобы о Гелене узнал весь мир.
— Ну да, ну да, «Геееелечка» же у нас самородок! Да три хаха два раза… — тихо пробурчала себе под нос, так, чтобы Александр не услышал, а вслух проговорила, — Да. Ты прав. Просто слухи. Конечно.
Откинула назад светлые кудри и, на пару секунд нежно припав к губам Аркатова, добавила:
— Всё, иди, скажи всем спасибо. Ты же у нас виновник торжества! А я пойду тобой гордиться.
И, выхватив у актёра бокал с недопитым виски, ушла в другую часть двора, попутно то и дело перебрасываясь с кем-то парой слов, не замечая, как пристально направлены на неё холодные изумруды глаз «очень экстравагантного режиссёра».
***
Когда Аркатов уже громко и пьяно поздравлял всех присутствующих — которые тоже, к слову, были уже хорошо так подшофе — с собственным днём рождения и уже раз в сотый, наверное, сказал «Спасибо, любимые!», Лиза Герман поняла, что она откровенно заебалась. Других слов она подобрать не могла — это наиболее точно и ёмко описывало её состояние. Всю предыдущую неделю она организовывала Сашину вечеринку, потому что любимому — блять! — приспичило отпраздновать день рождения именно в Майами, а весь сегодняшний вечер смотрела на слишком знакомые, до жути опостылевшие за много лет и уже пьяные рожи. А ещё, тут была Она. Она, которая заставляла разум мутнеть, а мысли спутываться при одном своём появлении в Лизином поле зрения. Она, которая раздражала невероятно сама и бесила до сжатых кулаков своими прикосновениями к Гелене и томными разговорами с ней же. Снова было страшно и плохо, Елизавета безумно устала от всего происходящего и откровенно запуталась в себе и в людях…
Нет, определённо стоило отдохнуть.
Поднявшись к себе в комнату, переоделась в серебристый купальник и отправилась в бассейн. Разбираться с мыслями и происходящим в жизни вообще.
Она была абсолютно уверена, что здесь никого не будет, потому что со двора отчётливо доносились счастливые громкие голоса и зажигательная музыка. Гладь бассейна успокаивала и вселяла какую-то надежду, что всё случившиеся в жизни за последние полтора месяца — просто сон, и скоро всё образуется. Всё будет, как раньше. Не будет навязчивых мыслей об этой чёртовой стерве, непонятно зачем и почему не покидающих её сознание, не будет этой вечной усталости, не будет ощущения, что что-то не так… Прошла по периметру бассейна, доходя до бокового бортика, у которого крепилась лесенка, чтобы спуститься в воду. Вода. Спокойствие. Умиротворение…
Каково же было её удивление, когда дверь бассейна вдруг вновь распахнулась и на пороге внезапно показалась эта стерва… Снова заставила надолго задержать взор на своей точёной фигуре, затянутый в ярко-красный купальник, верх и низ которого были соединены тонкой перемычкой в виде двух золотистых цепочек.
— Вы?..
Ничего не ответила. Молча прошла к другому бортику, останавливаясь ровно напротив сценаристки. Замерла, скрестив руки на груди, и посмотрела Елизавете в глаза. Прямо, не отводя взора и не блуждая, она будто не глядела, а прожигала Лизу насквозь, читая, как книгу.
Герман снова задохнулась и отчего-то покраснела, отводя взгляд. Губы Князевой растянулись в слишком уж хитрой улыбке.
— Ксения… — смутилась, — Ксюша… Что… Что Вы тут делаете? Я думала, Вы празднуете Сашку, там, вместе со всеми.
Тихо усмехнулась:
— Ну, по всей видимости, то же, что и Вы. Устала от шума. Решила отдохнуть. Люблю воду.
Герман кивнула:
— Да, я тоже её люблю. Вода успокаивает, умиротворя…
Договорить она не успела. Потому что в следующую секунду режиссёрша совершила тот поступок, которого ожидать было просто невозможно. Пока Елизавета обхаживала стальную лесенку, Ксения Сергеевна, не сказав ни слова, сиганула с бортика в воду и, не останавливаясь, отточенными уверенными движениями как-то очень профессионально поплыла на другой конец пятидесятиметровой водной глади. Герман даже поперхнулась от неожиданности. Аккуратно спустилась в воду, неотрывно наблюдая, как мощными гребками Князева разрезает бассейн, и задумалась. Это было неожиданно, специфично, резко, дерзко! Но это… нравилось? Да, определённо нравилось. Было в этом что-то необычное и неправильное, но именно это и привлекало.
Пока девушка предавалась этим думам, Князева уже вернулась обратно, обдав ту скопом брызг. Вернувшись в реальность, Герман ладонью сняла капли воды с лица и действительно искренне улыбнулась:
— Не ожидала, что Вы так здорово плаваете! Это было нереально!
Ксюша неопределённо пожала плечами, но неожиданно улыбнулась в ответ. Лизе даже показалось, что её улыбку она наблюдала всего раз третий или четвёртый за всё время их знакомства. Что ж, внезапно.
— Ничего особенного. Я занималась спортивным плаванием в детстве, участвовала в соревнованиях, даже пара медалек есть, — сделала гребок руками, но уже не тот, что раньше, а мягче, более привычный для остальных, чуть приближаясь к собеседнице, — Сейчас уже всё забыла.
— Нет, что Вы, это и правда было круто! — глаза Лизы светились таким искренним восторгом, что она даже, казалось, забыла, что режиссёрша — холодная, до одури раздражающая стерва.
Князева снова улыбнулась.
«Пять?»
— И всё-таки до сих пор импонирует, ох, как импонирует, — ещё один мягкий гребок, — Спасибо Вам, Елизавета.
Совершенно расслабилась. Вода действительно умиротворяла. Задумалась даже о том, что и чего это она так взъелась на Ксению, вон, уже второй раз вполне мило общаются. Определённо стоило смотреть на вещи проще…
— А как продвигаются Ваши съёмки? Знаю от Гелены, что снимаете сейчас какую-то работу с ней. Уверена, очередной шедевр.
Хмыкнула:
— Да, Геля очень много болтает, — гребок. Снова, — Вы тоже считаете всю эту дребедень «высококонцептуальной»?
Поперхнулась. Никогда бы не подумала, что услышит от Ксюши подобную вещь.
— Эм… — попыталась собрать мысли, ошалевшие от услышанного, — Ну, во-первых, я не считаю это «дребеденью», как всё-таки в некоторой степени профессионал в нашей с Вами сфере. Ну, а во-вторых, я видела много Ваших фильмов, Ксюша, и они мне действительно нравятся.
— А, всё равно, «высококонцептуальная» дребедень. На мне уже клеймо, — подплыла ещё чуть-чуть поближе, — Скатилась — снимаю на потребу дуракам.
Новый — и последний — гребок сильными красивыми руками. Оказалась очень близко к Елизавете, на расстоянии буквально нескольких сантиметров. Герман, расслабленная и (удивительно!) увлечённая разговором с ней, опасно упустила этот момент.
— А сердце хочет совсем не этого… — добавила, как-то странно вздохнув.
— Чего же хочет Ваше сердце, Ксюша?
Очень странно рассмеялась:
— Ну, например…
Вытянула руку с длинными пальцами, мягко и нежно касаясь тонкой шеи Лизы, провела тыльной стороной ладони по бархатной коже сверху вниз, прошлась по ярёмной впадине, чуть задержалась на ключицах… Тепло улыбнулась. Аккуратно коснулась подушечками пальцев женского плеча и убрала руку.
— …например, этого.
Воздуха в лёгких у сценариста совсем не осталось. Так же, как и адекватных мыслей в голове. Елизаветы хватило только на то, чтобы еле слышно произнести:
— Что?..
Князева спокойно рассмеялась:
— Не бойся, солнышко, я не кусаюсь…
Подплыла максимально близко и, аккуратно обхватив Лизу за талию и устраивая её на своих бёдрах для равновесия, коснулась своими губами её губ. Сначала мягко, будто пробуя их на вкус, а потом всё настойчивее и настойчивее, поняв, что девушка сопротивляться не собирается. Терзала её полные, яркие губы, становясь более и более властной. Жадно пробовала Елизавету, чувствуя, как та с жаром отвечает. Провела рукой по талии и спине, заставляя её прижаться ещё сильнее, хотя казалось, что ближе уже некуда…
Оторвалась от сладких губ лишь тогда, когда поцелуй уже был готов перерасти в неистовое изучение друг друга прямо здесь. Облизнулась, проводя острым язычком по кромке своих губ. Стервозно улыбнулась:
— Вишня.
— Что?.. — была абсолютно не в силах прийти в себя и нормально соображать.
— Ты на вкус, как спелая вишня, — заливисто расхохоталась.
Внезапно отплыла к другой стороне бассейна, оставляя совершенно обескураженную Герман около злополучной лесенки, и, легко подтянувшись на руках, поднялась на бортик. Встала, легко выжимая мокрые волосы, пробежалась пальцами по кромке лифа от купальника. Снова улыбнулась, и было в этой улыбке что-то такое… Ведьминское…
— Ариведерчи, вишенка!