***
Декабрь.
После предпремьерного спектакля состоялась премьера, на которой, слава Богу, не было разных до ужаса раздражающих личностей, и, в общем-то, всё было на высоте. С раздражающими личностями по фамилии Князева, кстати, каким-то неведомым образом довольно близко заобщался Саша, чем приводил Елизавету в полное бешенство. Но, как приличная девочка, она терпела и молчала. Ну, в самом-то деле, не с ней же эта Ксюша общается…
И всё бы шло более или менее гладко, если бы одним «прекрасным» утром в театральное агентство не позвонила Гелена и, кашляя через слово, не сообщила бы, что у неё температура тридцать девять, и репетировать она не может, играть она не может, приехать не может, ничего она, чёрт подери, не может! С некоторых пор отношение и к Зарицкой у Герман испортилось — с чего бы это, собственно. Да какая ей разница!
Решила, что надо брать себя в руки и возвращаться к привычному складу характера, а потому снова включила самую сердобольную и поехала к Геле домой, прихватив с собой пару булочек, купленных в ближайшей кофейне, да бутылку красного полусухого.
По дороге до коттеджного посёлка, где жила актриса, успела перемучать собственное сознание на предмет «а схерали я всё-таки так бешусь?!» и, подъехав к большому двухэтажному дому из красного кирпича, пришла к выводу, что причин для подобного отношения нет. А поэтому, вместе с плюшками и вином, довольно спокойно вышла из машины и позвонила в дверной звонок.
Уже почти пришла к консенсусу с самой собой и снова излучала добро, когда дверь открылась… Все выводы, сделанные до этого, тут же испарились в неизвестном направлении, потому что на пороге стояла — Ксюша Князева. Ксюша Князева, одетая лишь в короткую пижамку из красного атласа с зажжённой сигаретой в руках. Лиза откровенно подзависла на пару мгновений — к неприлично красивой спине, уже месяц не выходящей из головы, добавились не менее шикарные ноги. Очнулась, лишь когда поймала себя на том, что тупо пялится на эту красоту, открытую пижамными шортиками, и уже почти пускает слюни. Усилием воли заставила себя поднять голову и посмотреть обладательнице ног в глаза. Режиссёрша откровенно ухмылялась, глядя на гостью, периодически покуривая. Она стояла, облокотившись о дверной косяк, совершенно ничего не стесняясь, и было в ней что-то такое, что манило к себе и заставляло ненавидеть одновременно. Герман нервно сглотнула.
— Здр… Здравствуйте, Ксюша…
Не выпуская сигареты изо рта, произнесла в ответ:
— И вам доброго дня, Елизавета Павловна.
— Просто Елизавета, тогда уж, — собрала себя в кучку окончательно и скопировала тон собеседницы, — Я, в общем-то, к Гелене…
— И? — неожиданно выпустила струю дыма из красивых губ прямо ей в лицо.
— Кхм… Извините за нескромный вопрос, а Вы здесь как?..
Заливисто расхохоталась, запрокидывая назад голову, вновь заставив Елизавету невольно залюбоваться (Лиза, блять, возьми себя в руки!), и чётко отрывисто проговорила:
— Допустим, я здесь живу. Это мой дом. Достаточно нескромный ответ?
— Вполне. В таком случае — можно?
— Проходите, конечно.
Титанических усилий стоило опять не опустить взор на длинные идеально ровные молочно-белые ноги и войти в прихожую, глядя прямо перед собой, когда вслед прилетела новая фраза:
— Только вот Геля спит.
Лиза развернулась, вновь сталкиваясь глазами с красным атласом, облегающим стройный стан. Вздрогнула. Пожала плечами:
— Что ж, видимо, я зря приехала… — подумав, потянула Князевой бутылку и пакет с булочками, — Вот, это Вам, в таком случае. Я Гелене привозила.
Ксюша приняла из рук женщины «гостинцы» и одобрительно хмыкнула, взглянув на этикетку на вине. Задумалась о чём-то и вдруг подошла к Елизавете близко-близко, отчего-то понижая голос:
— Значит, уже уезжаете?..
Непроизвольно шумно выдохнула:
— Ну, наверное, да…
— Что же Вы… Оставайтесь. Приму Вас, Елизавета, как самая радушная хозяйка. Пойдёмте на кухню.
И, не дожидаясь ответа, быстро пошла вглубь дома, покачивая круглыми бёдрами. Лизе ничего не оставалось, как подчиниться и пойти за ней.
«Сучка!»
***
Сидели на кухне, потягивая из красивых бокалов привезённое Герман вино и вполне дружелюбно болтая. Лёд сегодня потихоньку таял. И неизвестно даже, что на этом сказалось: пресловутая дружба Ксении с Александром или слишком шикарные ноги, которые сейчас их хозяйка перекинула одну через другую. Кстати, об Аркатове…
— Ксюша… — сценаристка чуть замялась, прокручивая между пальцами бокал, из-под опущенных ресниц поглядывая на ножки сидящей напротив на высоком стуле Князевой, — Двадцать пятого у Саши день рождения… Мы бы хотели пригласить вас к себе.
Негромко хохотнула:
— Масштабное празднество с миллионами приглашённых вселенских звёзд?
— Ой, нет-нет, всё совсем не так… Мы хотели почти что по-семейному, гостей будет не так много, небольшая вечеринка, бассейн… Это у нас на… ну, кхм… даче…
— Даче? — удивлённо изогнула бровь.
— Ну… — приподняла уголки губ и подняла голову, глаза в глаза, — У нас есть небольшой домик в Майами…
Усмехнулась:
— Дача!
— Ну, это Саша её так называет, вот и прижилось.
— Что ж, — пожала плечами, — Майами, так Майами. Мы приедем… с Гелей.
Неожиданно накрыла Лизину руку своей и мягко провела большим пальцем по тыльной стороне ладони, заставив девушку вздрогнуть в который раз за эту встречу. Однако, тут же ручку отдёрнула.
Герман глубоко вздохнула, пообещав себе когда-нибудь убить эту невыносимую женщину, сама не знает за что. И задала ещё один, как подсказывало сознание, последний на сегодня, вопрос:
— Ксюш, мне, конечно, уже пора, да и спрашивать о таком неприлично, но… Почему Вы с Геленой никогда не рассказываете о своих отношениях?
Режиссёр снова рассмеялась. Поднялась с высокого стула и, взяв из лежащей рядом пачки сигарету, закинула ногу на приступочку, сгибая её в колене. Оперлась всем телом, чуть нагибаясь и открывая Елизаветиному взору чуть больше, чем следовало бы, снова закурила.
«Мать твою, Князева!»
Пару раз затянулась, выпуская красивые колечки дыма и задумчиво на них поглядывая, после чего перевела взор, ставший внезапно каким-то другим… масляным, чуть более развязным… Хрипло произнесла:
— А просто открыто пока никто и не спрашивал…