XXVI. СЕРЕЖА

С каждым часом эта страна всё больше пугает. В отличие от солнечного туристического Крита и оживленных и вычищенных Афин, Мегара кажется недружелюбной и как будто старается вытолкнуть из себя нежеланных гостей.

Проблемы начинаются еще до того, как они успевают приехать. Сначала, уже дойдя до автовокзала, они вспоминают, что не взяли толком ничего из вещей. Одновременно с этим Эд хватается за карман бриджей и хнычет, что благополучно забыл вернуть ребятам ключи от прокатной машины и им придется возвращаться на яхту пешком, а еще ему светит штраф, но идти обратно будет совсем по-идиотски.

— До Мегары ехать сорок пять минут, — рассуждает Арсений, — автобусы ходят каждый час. Мы можем задержаться на пару часов, это не страшно.

— Нихера, — ворчит Эд; волны расстройства и негодования так и разлетаются от него синими волнами. — Раз нам сказали ехать прямо сейчас, значит едем. Если всё будет ок, вернемся уже после обеда. Ну край — к вечеру.

— Я бы не был так уверен, — ворчит Олег, и Сережа машинально делает шаг ближе к нему: ровное и теплое спокойствие подкупает, прилипает к коже и проникает внутрь, замедляя ускоренный пульс.

Игорь молчит, Дима пару раз пытается с ним заговорить, но тоже замолкает, не дожидаясь ответа. Он выглядит совсем каким-то потерянным, хотя и пытается храбриться, а еще то и дело проверяет телефон, и в эти моменты Сережа отчетливо чувствует: у него всё обязательно будет хорошо, потому что дома его ждут.

В итоге они решают всё же не тратить время и ехать в Мегару, твердо решив, что вернутся в этот же день, и никаких штрафов платить не придется. Сережа, глядя на растущие напротив автовокзала пальмы и кустарники, вдруг не к месту вспоминает: «Сажать сад — значит верить в завтрашний день»Одри Хэпберн.

Иногда нужно просто верить, да?

Но тут им снова не везет, и автобус, который должен был подойти в восемь пятнадцать, попросту не приходит. На все вопросы местные отмахиваются, мол, так бывает постоянно, и надо просто ждать следующего. Или следующего за ним. Или третьего… Короче, как сердито переводит Эд, на каком-нибудь сегодня точно уедете.

Уезжают по итогу в начале девятого, хотя могли бы за это время доехать до машины и спокойно отогнать ее в прокат, а то и вообще ехать на ней. Арсений старается поддерживать всеобщий оптимизм шутками и рандомными фактами о Греции и не только; Сережа с сочувствием наблюдает, как вокруг него завиваются сине-зеленые вихри легкой паники.

Раньше он не видел ауры так отчетливо. Мог, если приглядеться или если чужие эмоции были слишком сильны. Мог считывать чувства незнакомого человека или ощущать боль близкого, как свою собственную. Но сейчас вокруг него мерцает целая радуга самых разных эмоций. Это не мешает, и это легко игнорировать, если сосредоточиться. Однако Сережа утомляется так быстро, что, едва оказавшись рядом с легко блокирующим его способности Олегом, он расслабляется и выдыхает, прикрывая глаза.

…Просыпается он от резкого толчка вперед, тут же вскидывает ладони и упирается в спинку кресла напротив, чтобы не удариться лицом. За миллисекунду до этого его удерживает поперек тела жесткая хватка.

Еще секунда. Выдох. Сердце, запоздало осознавшее опасность, взбрыкивает и начинает нестись галопом. Сережа косится на Олега, который продолжает придерживать его, а сам гневно смотрит через проход на водителя — до них доносятся негромкие, явно матерные ругательства.

— Всё в порядке? — спрашивает Сережа дрожащим голосом, сонно моргая и пытаясь понять, где они находятся. — Мы где?..

— Какой-то ебл… идиот подрезал, — хрипит Олег, поджимая губы. Спохватившись, убирает руку, никак не комментируя свой жест. — Мы подъезжаем.

Сережа буркает невнятное «спасибо» и смотрит за окно, наконец-то фокусируя взгляд. А там, мягко говоря, не слишком вдохновляющая обстановка. Как будто они неожиданно оказались в пустыне: на многие километры вокруг — только скудная, выгоревшая равнина и невысокие горы у горизонта, а редкие сооружения у трассы маленькие и неказистые, как где-нибудь на Старом Западе.

По спине бегут нехорошие мурашки, и Сережа ежится. Хоть бы они и правда скорее вернулись в столицу.

В самом городе оказывается менее пусто, но всё так же уныло. Узкие улочки вовсе не уютные, аккуратные домики ухоженные, но очевидно бедные, а проходящие мимо люди смотрят на туристов устало и враждебно. Сережа хотел бы успокоить себя мыслью, что просто надумывает, но уж в чём он не может обмануться, так это в эмоциях и намерениях.

Он отчетливо улавливает едва ли не в каждом проходящем человеке, что им здесь не рады.

— Так, — бодро начинает Эд, когда они выходят из автобуса прямо посреди одной из таких улиц и остаются наедине с древним городом. — Вариантов у нас немного, так шо действуем быстро. В Мегаре было два акрополя. Сейчас вместо них что-то типа святилищ… Короче, на одном когда-то стояла статуя Афины — предлагаю с этого и начать. — Подумав, он добавляет: — И зайти в кафешку по дороге.

— Тебе лишь бы пожрать, — ворчит Арсений.

— Ну сорян, не все тут воздухом питаются, — спокойно отзывается Эд, открывая в телефоне, видимо, заготовленную карту. — Нам туда.

Все по инерции идут за ним — кроме Олега, и Сережа, заметив это, останавливается и вопросительно ведет бровью.

— Ты чего?

— Думаю, нам стоит разделиться, — задумчиво говорит тот. — Эд, бери Игоря с Арсением и идите туда, а мы пойдем ко второму акрополю, расстояние почти такое же.

— А давайте не будем разделяться, — с нажимом говорит Арсений, пряча руки в карманах длинных шорт. Сережа думает, что стоило тоже надеть что-то полегче джинсов, но кто бы знал, что пешее путешествие так затянется!

— Да ладно, мы же не дети. — Кажется, это первое, что говорит Игорь с самого утра. — Справимся и по группам.

Эд поджимает губы, соображая.

— Тем более, что в поиски обычно ходят по трое, — добавляет Олег, глядя на него. — Так надежнее. Меньше риска.

— Ладно, — отмахивается Эд. — Но ты головой отвечаешь за мелких, лады?

— Чего это я мелкий? — возмущается Дима.

Сережа тоже мысленно возмущается, но прикусывает губу. По сравнению со всеми остальными, они и правда совсем зеленые, особенно в плане боевого опыта. Дима, вон, и вовсе обычный человек. И, как бы Сережа ни хотел доказать свою значимость, он остается самым младшим членом всей их команды. Лучшим способом показать свою зрелость будет послушаться приказа лидеров.

Это, впрочем, не значит, что он будет целиком и полностью плясать под их дудки. Так что, едва троица под командованием Эда скрывается за поворотом, он поворачивается к Олегу, сложив руки на груди.

— Пройдем через фонтан? — Это не звучит и не должно было звучать, как вопрос. — Хочу посмотреть, раз уж мы здесь.

— Какой фонтан? — осторожно спрашивает Дима, потихоньку пятясь ближе к Сереже.

— Фонтан Феагена, — деловито объясняет тот и, не дожидаясь от Олега ответа, меняет траекторию, а сам продолжает рассказывать: — Это одна из главных достопримечательностей…

И вот теперь Сережа сидит, сложив ноги по-турецки, прямо на камнях, тупо пересчитывая руины когда-то опорных столбов, и больше всего на свете мечтает поскорее вернуться на яхту. Там у него целая собственная каюта с огромной мягкой кроватью и шикарной душевой! Не то чтобы он привык к роскоши, но возможность скрыться от лишних взглядов подкупает.

Сережа вздыхает. При всей его большой любви к древностям и античному искусству, он не может не признать, что несколько разочарован. Нет, Афины были невероятными! Крит — почти даже лучше. Но это всё популярные туристические места, вылизанные и нарочито приветливые.

А стоило отъехать в сторонку, и, несмотря на своеобразный колорит, города и достопримечательности стали… обыкновенными. Унылыми и замученными за века своего существования.

— Сереж, — негромко зовут над ухом, и он едва не дергается от неожиданности, но спокойно оборачивается, натягивая на лицо улыбку.

Дима смотрит на него тепло и почему-то смущенно.

— Я совсем забыл тебя поздравить. С днем рождения! — проговаривает, заканчивая широкой улыбкой, и вопросительно кивает: — Я присяду?..

— Да, конечно, — растерянно отвечает Сережа, соображая. — А сегодня что, седьмое?..

— Ну да.

Дима плюхается рядом, притягивает к себе колени. От него так и веет ровным золотисто-зеленым светом, веет добром и дружелюбием. Кажется, это единственный человек во всей их немаленькой компании, с кем настолько легко общаться и к кому всегда можно прийти, чтобы просто помолчать, соприкасаясь плечами. Кроме, разве что, Оксаны да Марго.

— Мы тебе сюрприз готовили, — продолжает Дима слегка расстроенно, хоть и всё ещё улыбается. Такая уж у него натура. — Собирались поздравить сразу, как вернемся от Януса, но…

— Да вы чего! — Сережа прячет за волосами смущение и делает вид, что ему вдруг стал очень интересен фонтан, который он уже во всех деталях рассмотрел (было бы что рассматривать, ага). — Не надо было тратить время. И тем более — деньги!

Дима заинтересованно хмыкает.

— Ты же миллиардер, — замечает без всякого упрека. — Это уж точно не должно тебя волновать, разве не так?

— Я же не всегда им был. Получше тебя знаю цену каждой копейки.

Лишнее напоминание о статусах Сережа не любит. Да, не каждый может стать миллионером, но у каждого есть такая возможность: найти себя, стать в своём деле профессионалом, убивать здоровье бессонными ночами и ежедневной работой, постоянно общаться с новыми людьми, искать, думать… Вложить всю свою жизнь во что-то одно.

Это куда тяжелее, чем может показаться, но не невозможно. Он был никем, безродным мальчишкой без малейшей поддержки. Таких тысячи и миллионы! И ничего в нём нет особенного, кроме упорства. Ну и, возможно, умения бороться с ленью.

Ах да. Еще он полубог. Если бы это хоть сколько-нибудь помогало.

— Не обижайся, — бормочет Дима, и Сережа отвисает. — Просто я раньше с такими, как ты, не общался. Это… непривычно.

— Да брось, я обычный человек!

— Полубог.

— А. Да. — Сережа постоянно как-то забывает о собственной сущности. Он привык относиться ко всем своим… особенностям, как к данности, и теперь, когда все вокруг акцентируют на них внимание, это сбивает с толку. — А что касается денег… Думаешь, откуда у молодых миллиардеров берутся миллиарды, если они их не наследуют? — Сережа подмигивает. — Они не тратят их на что попало.

Оба смеются. Олег, крутящийся неподалеку, косится на них, и Сережа не может не ответить на его взгляд. Пару секунд они смотрят друг на друга, а потом Олег отворачивается, утыкаясь в телефон — хотя пристрастие к скроллигу соцсетей за ним раньше не замечалось.

— Эй, — вдруг зовет Дима изменившимся голосом и тихонько пихает Сережу в бок. — Хотел сказать спасибо, кстати.

— За что?..

Сережа снова поворачивает к нему голову и с изумлением замечает довольно блестящие глаза и едва заметный румянец на скулах.

— За совет. Насчет Игоря и… всего остального.

Ага! Сережа мгновенно забывает и об Олеге, и о дурацком неинтересном фонтане, разворачивается всем корпусом и восторженно следит, как аура Димы окрашивается едва заметным дуновением розового.

— Да ладно? — выпаливает шепотом и наклоняется чуть ближе. — Расскажи про него! Или про нее?..

— Про него. — Дима тоже переходит на доверительный шепот. — Мы вместе работаем. Он давно уже, ну… Делал знаки внимания. Но мы это не обсуждали. А тут… Я решил ему позвонить, когда было плохо, и он так поддержал. Договорились о свидании сразу, как я вернусь.

Сережа чуть напрягается. Расстраивать Диму не хочется, да и он же видит флёр начинающейся влюбленности. Но как-то аккуратно предупредить всё же стоило бы…

Поэтому он сосредотачивается, чтобы передать спокойствие и дать понять, что всё в порядке, прикасается к плечу Димы и тихонько спрашивает:

— Но ты же уверен, что он и сам тебе нравится? Как человек, а не просто потому, что оказался рядом.

Дима не напрягается и отвечает сразу же — должно быть, сам об этом думал.

— Я поэтому и не бросаюсь громкими словами. Мне всегда было интересно с ним общаться, было хорошо рядом с ним находиться. Но я так долго… — Он осекается, морщит лоб и мелко мотает головой. — К-короче, мне нужно время, чтобы прошло то, что было. И уже тогда я смогу точно понять, что чувствую к Вале.

Валя, значит. Сережа понимающе кивает и чуть сильнее сжимает ладонь, давая понять, что он рядом.

— Ты умница, Дим. Я тобой горжусь.

«Как же тебе больно», — хочется сказать на самом деле.

В тот разговор в доме Эда и Егора он попытался максимально мягко объяснить, что такая самоотверженность — не есть хорошо. Каждый имеет право быть счастливым. Включая Игоря, который и без того чувствует себя неловко, даже если не до конца всё осознаёт, и которого с Петей связывает что-то такое… Что-то кроме этой очевидной для всех тяги, что-то, чего Сережа так и не смог понять. Впрочем, и не старался, его ведь не просили, а это очень и очень личное.

Они все будут счастливы, в этом нет никаких сомнений! Но как же печально, что у кого-то дорога к счастью лежит через слёзы и боль.

Сережа хочет сказать еще что-то в утешение, но тут к ним подходит Олег, чуть более хмурый, чем обычно.

— Эд написал, — с еле скрываемым раздражением докладывает он. — Там ничего не нашлось, даже подсказки. Они идут к нам.

— Может, стоило всё-таки сходить туда всем вместе? — осторожно предполагает Сережа.

— Это недалеко, сходим потом еще раз, если что. Но сомневаюсь, что дело в этом. — Олег потирает виски, поджимает губы.

Сережа с Димой переглядываются, Дима пожимает плечами, но оба так и не решаются спросить, в чём дело. Да и в чём оно может быть, если не в банальной усталости и непонимании, что конкретно от них требуется? Некоторым людям нужен четкий план действий и сформулированная цель, чтобы действовать. Олег, очевидно, из таких.

Ребята приходят к ним минут через десять. Все трое выглядят расстроенными и растерянными — еще бы, ведь никто из них до сих пор точно не знает, что они ищут. О чем не медлит напомнить Олег, как только они подходят ближе.

— Я считаю, нам нужен четкий план. Есть понимание, что за артефакт мы ищем? Потому что если нет, всё это бессмысленно, знаки не падают с неба. Может, мы вообще не там, где нужно…

— Есть у нас знак, умник, — ворчит Эд, сжимая руки в кулаках. Сережа тут же вскакивает, краем глаза видит, что Дима тоже поднялся. — Мы ищем вещь Афины, помнишь? А кто тут потомок Афины?

Все поворачиваются к нему.

— То есть ты получил какой-то знак?

— Сон, — нехотя признается Эд, и в этот момент Сережу обдает таким холодом и паникой, что он невольно делает шаг назад и обнимает себя руками. Что за?.. — Я видел ее шлем в своих руках. Достаточно красноречиво, как думаешь?

Он сердито отворачивается и, сложив так и не разжатые ладони в карманы растянутых шорт по колено, куда-то топает. Правда, на середине пути чертыхается и меняет курс, видимо, на правильный.

Сережа слышит, как Олег матерится сквозь зубы. И не сдерживается — еле ощутимо проводит кончиками пальцев по его руке от плеча до запястья. Тот вздрагивает. Сережа не уверен, кажется ему или нет, когда замечает на смуглой коже мурашки. Присматриваться, впрочем, не пытается — быстро идет вслед за Эдом, прикусывая улыбку.

Он не уверен, что именно делает, и уж точно не знает, с какой целью. Но это… забавно. Не в смысле, что Сережа с ним развлекается, да и Олег не из тех, кто повелся бы на заигрывания, если бы не был заинтересован. Но то, как он старательно игнорирует и держит дистанцию, при этом умудряясь так искренне реагировать…

Это завораживает посильнее чар богини любви.

По пути к акрополю Карии все тихонько переговариваются обо всём подряд. Выясняется, что на месте храма Афины не нашлось вообще ничего, да и самого храма уже нет, и они просто походили кругами, как придурки.

— Кстати, кто-то связывался с нашими? Как они? — спрашивает вдруг Арсений. — Хотел Антону набрать, но он не в сети.

— Думаю, они уже в Дельфах и Юля заставила всех оставить телефоны на яхте, — отзывается Эд. — Она… может.

— Вот почему я не люблю связываться с охотницами, — ворчит Игорь.

Но настоящей злости в нём нет, только легкое раздражение и, возможно, любопытство. А вот Эд… Сережа снова ежится. Что-то не так. Эд чего-то не договаривает.

Впереди уже виден нужный указатель. Кто-то радостно сообщает, что, согласно картам, они проходят пещеры Деметры — ее святилище.

Как вдруг Сережа слышит это.

Хлопанье крыльев.

Нет, не может быть, нет-нет-нет!

Он так и застывает на месте, и ему в спину врезается Дима. Олег, идущий чуть впереди, тоже резко замирает. Нет, нет, они не должны узнать. И они должны оставаться в безопасности.

«Убирайся!»

В ответ звучит птичий крик. И только в самую последнюю секунду Сережа осознаёт, что совершенно не чувствует чужого гнева — постороннего присутствия. В следующий миг справа от него в землю врезается что-то, похожее на кинжал. Одновременно с этим Дима вскрикивает, а Олег дергает их обоих вперед.

— Бегом! В укрытие!

Они бегут, еще не соображая, куда и от кого. Замечают только, что Эд и Олег уже вытащили мечи, ошарашенный Арсений бормочет что-то про лук, а Игорь тянет его за плечо за собой.

Еще несколько хищных криков, которые сливаются в один, нестройный и жуткий. Еще десяток медных кинжалов в земле рядом.

Простые люди тоже разбегаются кто куда; Сережа, падая за какой-то камень, слышит вскрик про вертолет. Да, соображает он затуманенным от страха сознанием, точно, туман. Он тут же поворачивает голову к Диме и убеждается, что тот не потерял нигде очки, зачарованные Эдом.

У Димки огромные глаза, но он дышит ровно и старается думать.

— Что это? — бросает, аккуратно выглядывая из укрытия.

Сережа тут же дергает его за ворот футболки.

— Засунься обратно, дурак! Это… это похоже на…

Он заставляет себя соображать, несколько секунд смотрит на кинжал, воткнутый в землю в метре от них. Щурится, вглядываясь. Сглатывает, стараясь не поддаваться ужасу.

Это не кинжалы. Это перья. Ему не показалось — это действительно были крики птиц.

— Стимфалийские птицы, — говорит он полувопросительно, хотя уже знает, что прав.

— Эй, не волнуйся так, — вдруг шепчет Дима, встревоженно изучая его лицо. — Ты весь побледнел… Скажи лучше, у тебя есть оружие?

Примерно в этот же момент ребята, которых нападение уже оттеснило в их сторону, громко перекрикиваются:

— Арс, где лук?!

— Я его не брал!

— Ну ты еб…

Оглушительный крик прерывается, когда Олег точным движением меча задевает крыло одной из птиц, подлетевших совсем близко, но та не рассыпается золотом, как прошлый монстр, и вообще не выглядит раненой.

Медь. У них медные перья. И клювы, и когти.

Но не глаза! И не мягкое брюхо, куда, если прицелиться, тоже можно попасть. Сережа хватается за собственный меч, нервно сглатывает. Достает его из ножен. Если бы можно было подняться выше… Но нет, придется ждать, когда птицы подберутся ближе, а тогда риск будет слишком велик, но иначе он ничего не сделает…

Арсений и Игорь прячутся на другой стороне дороги. Арсений что-то тараторит, Игорь шарит по земле с сосредоточенным видом — ищет камень или еще что-то, чем можно отвлечь птиц. А их подлетела целая стая.

Счёт идет на секунды, потому что Олег с Эдом не смогут долго обороняться; они о чём-то говорят, Сереже не слышно из-за хлопанья крыльев и крика. Непонятно, есть ли у них план. Тем более, что, отбиваясь от птиц, они пятятся всё ближе к обрыву. Там не слишком высоко, но скалы пещер слишком острые, с них травмоопасно катиться вниз.

Он снова смотрит на свой кинжал. Голова орла на рукояти переливается золотом. Это оружие выбрал вовсе не он.

«Дай мне помочь, — слышится в голове, и Сережа судорожно втягивает воздух. — Ты же знаешь, по-другому никак».

Сердце колотится в ужасе. Но то, что там, впереди, сейчас намного опаснее того, что внутри.

Пересиливая себя, Сережа мысленно отвечает: «Что ты собираешься делать?»

«Спасу нас обоих, придурок!»

— Ну уж нет! — Возмущение такое, что он случайно говорит это вслух, но Дима не обращает внимания. Он оборачивается к Сереже, его лицо белее снега.

— Надо что-то делать!..

Сережа кидается вперед.

У него нет никакого плана — но есть оружие и твердая уверенность, что ему не дадут пострадать. В этом бою у него есть защитник, который присмотрит и поможет увернуться. Сережа ни разу не воин — но сколько раз за сегодня он напомнил себе, что полубог?

Кинжал он перехватывает обеими дрожащими руками. Все уроки Егора всплывают в голове, поэтому он не позволяет себе паниковать и думает, сосредоточенно сжав зубы. Первый же удар приходится точно в нужное место, и птица, которая почти добралась до шеи Олега, осыпается на землю золотом.

Секунды они с Олегом ошарашенно смотрят друг на друга, но потом приходится продолжить битву.

— Прячься, дурак! — бросает Олег через плечо. Сережа фыркает, даже не думая слушаться.

Эд вскрикивает и матерится. Времени обернуться и проверить, в порядке ли он, катастрофически нет. В какой-то момент прямо мимо них проносится приличного размера камень. А потом еще один прилетает Сереже в спину.

— Ай!

Олег дергается, пропускает несильный порез, но даже не шипит. Игорь где-то на фоне кричит:

— Прости!

«Идиот», — думает то ли Сережа, то ли не совсем.

Краем уха он слышит, как Эд рассуждает вслух. Что-то про Геракла, про птиц и колокольчики. Не сразу, но до Сережи доходит, что речь о легенде про Стимфалийских птиц — Геракл прогнал их шумом. Это и правда кажется единственным вариантом, вот только из чего им сейчас добыть шум?

А птицы оттесняют их всё ближе к обрыву в пещеры.

— Арс! — кричит Сережа одновременно с Эдом.

Он предоставляет Выграновскому самостоятельно объяснить идею, а сам перехватывает кинжал покрепче, замахивается и, особо не думая, запускает его, как метательный нож, в одну из птиц. Разумеется, лезвие только скользит по перьям и отлетает в сторону. Зато птица замирает и находит обидчика разръяренным взглядом.

— Упс, — тихо выдыхает Сережа и бежит за ножом. Стая слишком занята остальными.

— Стой ты!..

На Олега он даже не оглядывается. Легко добегает до лежащего в пыли кинжала, позволяет себе коротко вдохнуть-выдохнуть. Этот маневр Сережа повторяет еще несколько раз, очень стараясь, чтобы оружие не приземлилось ни в кого из ребят.

Пока в один момент не мешкается, не сразу находя упавший кинжал среди камней. Страшный боевой клич он слышит прямо за своей спиной и жмурится, не успевая даже толком испугаться.

А потом его толкают в сторону, одновременно крепко-крепко окутывая чем-то горячим. Над ухом раздается задушенный хрип, и Сережа, моргая, осознаёт…

Олег закрыл его собой. Обнял, крепко перехватывая за запястья, прижимая их к его же груди, и закрыл своей спиной, принимая на себя удары острых перьев.

— Нет, — шепчет Сережа, хочет обернуться, но его держат такой мертвой хваткой, что едва удаётся даже дышать.

Он же может погибнуть… Может умереть прямо сейчас…

Почему? Зачем он это делает?

Сережа мельком отмечает, что даже физическую боль Олег умудряется от него скрывать — даже в такой момент. Какой же дурачок.

Еще он думает, что во всём этом нет смысла, потому что от такой стаи они втроем — или скорее вдвоем — не отобьются. А потом раздается долгожданный шум, и Сережа с облегчением прикрывает глаза.

Посейдон — не только бог моря. Он еще и покровитель бурь и землетрясений.

Сережа медленно поворачивает голову, смотрит сквозь сомкнутые ресницы. Арсений сидит прямо напротив них, совсем рядом с краем обрыва. Ладонями и одним коленом он упирается в землю, его лицо сосредоточено, всё тело так напряжено, что на виске и шее вздулись вены.

Откуда-то, кажется, из-под земли слышится гул. Подскакивают и стукаются друг о друга мелкие камешки. Эд в последний раз рубит мечом по стае и откатывается к Диме, держась за свое плечо. Кричит что-то, что Сережа не разбирает.

Он вдруг понимает, что дрожит не он и не Олег — это дрожит земля под их ногами.

Где-то откалывается и с оглушительным грохотом падает вниз кусок скалы. Арсений еще сильнее напрягает руки и лоб; кажется, еще немного, и он упадёт в обморок.

Теперь слова Эда получается расслышать:

— Продолжай, братан, надо еще! Давай, получается!

Сережа пытается сдвинуться, и на этот раз у него получается — Олег наконец-то ослабляет хватку.

Птицы принимаются кружить одним орущим черно-коричневым пятном, не пытаясь ни на кого нападать, но и не улетая. Однако, стоит только оглушительному треску разрезать воздух, как они разом взметаются ввысь и уносятся прочь.

Валуны падают вниз, и Сережа усилием воли заставляет себя подняться на ноги.

«Вали отсюда!» — ударяет по ушам, и Сережа судорожно хватается за плечо так и сидящего на коленях Олега.

— Олег, нам нужно…

Договорить он не успевает, потому что земля вдруг куда-то уезжает под его ногами, и Сережа, не успев даже пискнуть, летит вниз.

Правда, его тут же подхватывают за руку повыше запястья; Олег стонет от боли в напряженных, израненных мышцах. Тут только до Сережи доходит: он падает! По-настоящему падает вниз вместе с глыбами камней!

— Помо!..

— Да не голоси, — хрипит Игорь, успевший подскочить и, упав на живот, схватить его за вторую руку. — Давай, Волков, помоги немного.

Сережа в ужасе таращится на них, слыша, что грохот не прекращается, а только усиливается.

— Арсений, блять! — орет во весь голос оказавшийся рядом Эд. — Заканчивай там!

Сережа надеется, что неправильно услышал, и Арсений сказал всё, что угодно, но не сорванное «не могу».

С горем пополам его вытягивают наверх. Дима взволнованно крутится рядом, как будто не знает, за кого первого хвататься. Арсений тоже ползет к ним — Сережа видит, как тяжело он дышит и как крупно дрожат его руки.

Расслабиться никто из них не успевает, потому что вместе с новым треском они дружно начинают куда-то катиться и орать. Все пытаются хвататься за то, что окажется под руками, друг за друга, пытаются подняться — но в конечном итоге скользят куда-то между камней в кромешную темноту.

Сережа успевает зажмуриться и схватиться за чью-то руку. Никаких мыслей напоследок, никаких воспоминаний. Он просто задерживает дыхание и ждет, в какой момент почувствует пронзающую всё тело боль — или просто перестанет чувствовать что угодно и вообще существовать.

Но ни одного, ни другого так и не происходит. На теле, кажется, не остается ни одного живого места — всё будет покрыто ссадинами и синяками. Однако он, по ощущениям, даже ничего не ломает и сотрясения не чувствует, когда неожиданно падение и грохот прекращаются.

Сережа машинально откатывается в сторону — и вовремя, потому что, судя по звукам, ровно на то место, где он лежал, приземляется кто-то другой.

Тишина. Подземельный холод. И абсолютная темнота.

Первые несколько секунд, если не целую минуту, слышны только сбитые, хриплые дыхания. Черт его знает даже, скольки человек.

— Перекличка, — слабо выдыхает Олег, тут же закашливаясь. — Олег.

— Игорь, — мгновенно подхватывает Игорь откуда-то совсем с другой стороны.

— Сережа, — выдыхает Сережа, опуская лоб на ледяные и мелко дрожащие руки.

— Эд.

— Дима.

— Арс, — еле слышно и настолько виновато, что Сереже становится физически больно.

Надо оградиться, прямо сейчас, потому что еще немного, и его накроет. Пять человек со своими страхами, паникой и болью — плюс он сам. Он просто… не выдержит.

— Не паникуем, — выдыхает Эд, и в этот момент со стороны его голоса включается фонарик. Сережа слабо поворачивает голову и осматривается.

Кто-то лежит на холодных камнях, кто-то сидит, но все без исключения тяжело дышат и потерянно ловят взгляды друг друга.

— Первым делом — кто ранен? — продолжает Эд, стараясь сделать голос максимально ровным.

И, пока другие отчитываются о своей целости, Сережу как будто ослепляет.

— Олег! — вскрикивает он и, резко поднимаясь, подрывается к нему. Эд оказывается рядом через секунду.

— Волч, сильно хуево? — спрашивает, вытряхивая что-то из рюкзака, а Сережа крепко сжимает зубы, чтобы не заорать — или чтобы не стошнило.

К чему вообще вопросы, когда у Олега вся спина в крови?! От футболки осталось одно название, а кожа под ней исполосована порезами; два из них, особенно глубоких, легли крест накрест.

— Терпимо, — рычит Олег сквозь зубы.

Прежде, чем Сережа успевает сначала обругать его, потом заорать на Эда, потом открутить голову Арсению, а потом запаниковать, Эд уверенным движением всовывает Олегу в рот что-то, кажется, золотисто-желтое.

— Что это?! — не понимает Сережа.

— Амброзия.

Олег без всяких вопросов жует и глотает лекарство. Эффект оказывается почти мгновенным, у него сразу чуть выравнивается цвет лица, разглаживается морщинка на лбу. Сережа немного выдыхает, но расслабляться не спешит.

— Сюда надо, Эд! — вдруг перепуганно вскрикивает Дима.

Сережа чувствует, как Эда ошпаривает ужасом, но в тот же момент он уносится на зов, продолжая зажимать плечо. Рукав светлой футболки полностью темный. Дима сидит на коленях рядом с Арсом, у которого по виску стекает кровь.

Что же это такое, что же это… Сережа садится, подтягивает к себе колени и отчаянно вдыхает и выдыхает, пытаясь выровнять дыхание. Надо успокоиться, надо взять себя в руки.

Он сам цел, так? Так. Благодаря Олегу. Но цел. И Дима — боже, главное, что Дима цел! И Игорь, кажется, тоже в порядке.

— Эй, — хрипло зовет Олег. — Прорвемся.

Сережа не хочет на него смотреть. Но, когда тыльная сторона безвольно лежащей на камне Олеговой ладони касается его бедра, благодарно улыбается. Чувствует рядом такую привычную и надежную уверенность, и это придает сил, чтобы просто взять себя в руки.

…Следующий час они приходят в себя, разгребают запасы, которые есть в рюкзаках, и оценивают обстановку. Связи нет, ни единого просвета наверху — тоже. Как будто они провалились куда-то в Преисподнюю.

— Простите меня, — первым же делом выдавливает Арсений, когда они кое-как собираются в побитый кружок. — Я первый раз так… Я даже не знал…

— Не тарахти, у тебя сотряс, — перебивает Эд. — Ты тут ни при чём, кто-то другой постарался. И за птиц спасибо, круто справился.

Никто ничего не говорит, молча ожидая приговора.

— Мы не просто под землей, ребят. — Эд вздыхает и прикрывает глаза. — Мы в Лабиринте. Который Лабиринт Минотавра. Я тут видел на стене метку Дедала.

У Сережи в голове вспыхивает ассоциация — Лабиринт Смерти. Он не уверен, где слышал эту фразу, но ему в момент становится не по себе. Может оказаться так, что самое страшное у них еще впереди.

— А он разве не на Крите?.. — не понимает Игорь.

— Нет. Лабиринт типа… магический. — «Живой». — Он оплетает весь земной шар.

Некоторое время молчат. Потом Дима предполагает, что так будет даже проще — они точно смогут быстро найти выход. Эд мотает головой.

— Фишка в том, что Лабиринт постоянно меняется. Здесь проход закрылся, придется искать другой. Но мы можем пройти пару метров и оказаться, я не ебу, в Австралии где-то. А потом вернуться назад, а там будет какой-нибудь Саратов.

— Хорошо бы, — невесело улыбается Дима.

— Даже если Австралия, — через силу бормочет Олег, — главное выбраться отсюда.

Они с Эдом переглядываются. Сережа предполагает, о чем происходит их короткий диалог, но не озвучивает, чтобы больше никого не пугать.

— Еды у нас мало, — замечает Эд, — воды еще меньше. Это хреново. Но есть сын Посейдона — может, воду и получится добыть…

— Нет, — вскидывается Арсений.

— Да! — рявкает Эд, и тот плотно сжимает губы. — Но пока надо отдохнуть.

— Лучше идти, — качает головой Олег. — Посидим пару минут и будем собираться, пока силы еще есть.

Так и решают. Через четверть часа они медленной процессией двигаются где-то под землей, в абсолютной темноте, выверяя каждый свой шаг и полностью полагаясь на двух командиров.

Олег идет первым, Эд — замыкающим. Так что Сереже не составляет труда потихоньку сравняться с ним и проговорить шепотом:

— Чего ты так боишься? Я чувствую, но не понимаю.

Эд отшатывается от него и мотает головой. Даже в сумерках заметно, как он, и без того загруженный, совсем мрачнеет.

— Отстань, Серый, нахрена тебе это?

— Потому что я сам себя накручу посильнее, чем надо на самом деле.

Еще какое-то время они препираются, но потом Эд, раздраженно сопя, придерживает его под локоть, чтобы идущие впереди немного оторвались от них и не услышали. И тараторит шепотом в самое ухо:

— Во сне я видел не только шлем. Еще там была чья-то могила. Из камушков собрана, прикинь? Поэтому мне и страшно, ок? Может, сдохну я сам, и это пиздецки жутко, а может, кто-то из вас, и это еще хуже.

— Эй, не отставайте! — прикрикивает издалека Игорь, и Сережа первым догоняет его, сжимая руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

Он рад, что узнал, но… он не будет об этом думать, нет, ни за что. Всё будет хорошо, Эд просто ошибся. Или там был кто-то совсем другой.

Время сливается в одно неясное пятно. Они явно не шли почти двенадцать часов, но те мобильники, которые еще не утратили заряд, показывают глубокую ночь. Усталость, впрочем, ей соответствует.

Единогласным решением они устраивают привал, перекусывают завалявшимися шоколадными батончиками и ложатся, кутаясь кто во что, договариваются дежурить по очереди. Сережа глупо накрывается рюкзаком, подложив под голову руку, и, несмотря на неудобство, отрубается сразу же. Один из немногочисленных плюсов жизни в детском доме — способность спать в любом положении и просыпаться при первом же признаке опасности.

На дежурство ни его, ни Диму, ни Арса так и не будят, чему они втроем возмущаются, но не слишком убедительно. За прошедшее время сели оставшиеся телефоны и единственный повербанк — повезло, что у Эда нашелся слабенький фонарик, иначе пришлось бы идти на ощупь.

В какой-то момент они видят впереди свет и успевают обрадоваться, но это оказывается всего лишь участок лабиринта с факелами на стенах. Эд, ликуя, стягивает парочку.

— Да будет свет! И плевать, что это римская фраза.

— Никого не смущает, что они как будто только что зажжены? — вполголоса интересуется Игорь, но Эд только отмахивается.

— Тут всё работает по своим законам. Считай, что они волшебные.

Им поразительно везёт, потому что никаких монстров они в Лабиринте не встречают, а редкие ловушки успевают обезвредить. К концу второго дня решимость команды понемногу угасает, а еще заканчивается вода — но Арсений решается рискнуть и без лишних проблем наполняет силой мысли опустевшие бутылки, а потом, когда все напиваются, ещё раз.

— Жаль, среди нас нет детей Диониса, — в шутку сетует он, стараясь спрятать дрожащие руки.

Сережа успокаивающе гладит его по плечу, но ничего не говорит и не спрашивает. Арсений благодарно кивает.

Привал устраивают, когда большинство начинает чувствовать усталость и сонливость — неизвестно, который это час. Олег вызывается дежурить первым, а Эд о чём-то тихонько переговаривается с Игорем и Арсом. Сережа хочет подползти к ним, чтобы тоже быть в курсе происходящего, но засыпает быстрее, чем успевает собраться с силами и встать.

Когда он просыпается, рюкзак удобно лежит под головой, а на плечах — теплая толстовка. Олега?..

Олег! Сережа резко поднимается на локтях и, щурясь в кромешную тьму, осознаёт, что проснулся из-за приближающихся шагов. Он быстро оглядывается, видит просыпающегося Диму и настороженного Олега.

А где Игорь? И Арс, и Эд…

Ему требуется очень много времени, чтобы расслышать кроме шагов смеющиеся голоса и узнать их.

— Вы где были, бешеные? — ошалело спрашивает он, моргая. — И что с вами… приключилось, вы совсем уже?!

Глаза постепенно привыкают к неяркому рыжему свету. Троица выглядит чуть более покоцано, чем до этого. Воняет паленым; одежда у них частично подрана, частично сожжена, у Игоря на виске краснеет ожог.

— Да мы, это… — Игорь чешет затылок.

— В общем, вот. — Эд вытягивает перед собой красивый бронзовый шлем.

Сережа тупо смотрит на него. А потом вскакивает и начинает орать. Он, кажется, материт всех и вся, от Выграновского с его идеями до богов с их пророчествами, и затыкается только тогда, когда Олег тяжело поднимается на ноги и делает к нему шаг.

— Сереж, — выдыхает он. — Давай отойдем.

Пока они отходят, Дима встаёт и, аккуратно взяв шлем, восторженно его рассматривает. Эд бухается на его место у стены, Игорь с Арсением — рядом.

— Сколько мы проспали? — первым делом спрашивает Сережа. Он совсем не помнит снов, как будто спал считанные минуты, однако чувствует себя отдохнувшим и набравшимся сил. Если бы еще не синяки от падения и сна на твердом камне…

— Чуть меньше двух часов, — говорит Олег. — Мы втроем решили вернуться и кое-что проверить. Эду приснилось что-то такое, мы…

— Олег, — перебивает Сережа тихо. Они останавливаются. — Я должен был сразу сказать… Спасибо, что спас меня. Только зачем?

В отблесках факела хорошо видно его невозмутимое лицо; шрам сейчас выделяется особенно четко. Олег пожимает плечами.

— Можешь считать, это подарок на день рождения.

— Не выдумывай ерунды! Говори серьезно!

Он поджимает губы и ворчит:

— А как иначе? Я бы любого спас.

— Ценой своей жизни? — выдыхает Сережа, неожиданно чувствуя накатывающие слезы. Он ведь только теперь стал в полной мере это осознавать…

— Какой там жизни. Всего пара царапин.

— Но ты не знал, что будет так!

— Сережа, чего ты хочешь? — вздыхает Олег.

— Понять! — выпаливает Сережа, тянется было к нему, но замирает и устало опускает руку и голову. — У меня никогда… никого, кроме Марго, не было… Я не привык, что кто-то меня защищает.

«А как же я?» — раздается едва слышным шепотом, так тихо, что Сереже не составляет усилий это проигнорировать.

Олег задумчиво смотрит на него, очень долго молчит, наверняка прикидывая что-то в голове, а потом уже собирается что-то сказать, как вдруг…

Это не похоже ни на что другое, что он когда-либо чувствовал. Резкая, пронзающая насквозь вспышка даже не боли — агонии. Сережа складывается пополам, хватаясь одной рукой за живот, а второй — за мигом подставленную ладонь перепуганного Олега.

Хриплый вдох, судорожный выдох. Он слышит, будто за толщей воды, что Олег зовёт его по имени, но тут боль понемногу начинает спадать, и Сережа через силу поворачивает голову в сторону — туда, где уже переполошились остальные ребята.

Нет. Великие боги, пожалуйста, нет.

XXVII. ИГОРЬ

Когда мелкие засыпают, Эд потихоньку, как и договаривались, поднимается и жестом зовет за собой. Игорь косится на Димкин меч, но всё-таки не берет его — лучше уж соберется с силами и наконец-то научится использовать молнии, раз даже Арсений смог раскрыть часть своих способностей.

Олег кивает им, одним взглядом желая удачи, и стучит по своему запястью пальцем. Время. Они договорились засечь два часа. После двух с половиной Олег разбудит Сережу с Димкой и пойдет в другую сторону.

— Мы тут с Волковым побазарили, — вполголоса говорит Эд, когда они отходят на приличное расстояние. — Не стали говорить при всех, шоб мелких не пугать. Но у нас, по ходу, хвост.

— Думаешь? — напрягается Игорь. У него были такие подозрения, но подкрепить их чем-то существенным не представлялось возможности.

Эд закатывает глаза и поясняет:

— Слушай, мы все переросли тот возраст, когда монстры могли бы нападать просто за то, кто мы есть. Точнее, напасть-то могут, но не находить специально же! У взрослых полубогов нет сильного запаха, на нас бы не обращали внимание, даже будь мы все тринадцать полукровками.

Почему-то Игорь вспоминает Матвиенко — сатира, который смог почувствовать его на огромном расстоянии. Получается, история с запахом распространяется только на враждебных существ.

— Но вчера я убедился, — продолжает Эд. — Лабиринт нам открыли специально. Да, Арс, ты тут вообще ни при чём!

— Да я же молчу, — неубедительно буркает тот.

— Короче, по ходу, кто-то не хочет, чтобы мы исполнили пророчество. Не уверен на сто процентов, но на восемьдесят… пять… да.

Игорь встряхивается.

— Давай это потом обсудим. Лучше про сон расскажи, это важнее.

Эду во сне явился прорицатель Тиресий, которого Афина когда-то лишила зрения, но наградила силой предвидения и даром понимать язык птиц. Игорь припоминает эту историю — не самый популярный миф, но именно такие зачастую оказываются реальными. Тиресий подсказал, что они должны «вернуться на несколько шагов назад» и что Эду помогут дети Большой Тройки.

— Жаль, Тоха не с нами, — вздыхает Эд.

Игорь косится на Арсения. Тот своих эмоций не показывает, но уже через пару шагов спрашивает как будто невзначай:

— А тебе случайно не подсказали, как отсюда выбраться?

Эд медлит с ответом, а отвечая, тщательно подбирает слова.

— Я думаю, что… Короче, был это намек или нет — хер его знает, но я и сам долго ломал голову и до кое чего додумался. Вот Тесей как вышел из Лабиринта?

— Нить Ариадны, — отзывается Арсений быстрее, чем Игорь успевает сообразить, хотя уж с этим мифом он знаком чуть ли не с рождения. — Только как нам это поможет? Вряд ли у кого-то завалялся клубок.

— Да так, что дело не в самой нити, а в том, что в нее зало… Стоп!

Они останавливаются прямо посреди коридора; Эд нащупывает что-то на стене, долго ковыряется там, а потом остраняется и поворачивается к Игорю.

— Гром, давай ты. Там метка Дедала, а под ней — знаки Зевса и Посейдона. — Игорь, чувствуя себя идиотом, тупо дотрагивается до камней, действительно замечая еле заметные выбитые в камне знаки. — Ну током шандарахни, че ты как здрасьте.

И, несмотря на отсутствие сил и затянувшийся голод, Игорю достаточно минимального раздражения, чтобы от пальцев отлетели искры — и знаки тут же загораются красно-рыжим.

— Фига! — вскрикивает Арсений, отшатываясь. — Как в кино, блять!

«Да уж, — мысленно ворчит Игорь, — главное, чтобы нас сейчас, как в кино, не атаковала стая монстров, потому что мы-то не актеры, чтобы скакать по зеленому экрану с резиновыми мечами».

Они наблюдают, как удивительно бесшумно, с тихим шорохом открывается проход прямо в стене. Внутри — какой-то свет.

— Ну че, — хрипит Эд, — пошли?

Хочется процитировать мультик и спросить что-то про камушек, но Игорь только мотает головой и первым ступает внутрь, настороженно поднимая кулаки. Впрочем, быстро выясняется, что никаких монстров там нет, да и вообще ничего нет, кроме… бронзового шлема на каменном постаменте.

Они втроем останавливаются и тупо смотрят на него. Свет падает откуда-то сверху и переливается на высоком гребне — точно таком, как на всех изображениях богини мудрости.

— Не может быть так просто, — проговаривает Арсений.

Эд смотрит на шлем с очень сложным лицом и шевелит губами, соображая. Игорь предложил бы просто брать шлем в руки и уходить — будто у них есть варианты! Но сейчас уж точно должен решать не он.

Спустя несколько минут Арсений не выдерживает:

— Чего стоим-то? Забирай и валим отсюда.

— Нет. — Эд качает головой. — Я думаю, подожди.

— Да чего тут думать! Никаких подсказок, никаких ловушек!..

— А ты уверен? — скалится Игорь.

— Тихо, еще не хватало вам посраться. Тем более, под землей! Слушайте. — Эд нервно перекладывает нож из одной руки в другую. — Мне Тиресий сказал именно про детей Тройки, так? Так. Помните, как ваши бати и Аид выбирали себе сферы влияния? Они бросали жребий. Жребий — это судьба. Дерево судьбы, помните? — Поймав их недоумевающие взгляды, Эд раздраженно вздыхает. — Слова Януса, блять. Про оливку, про Мегару. Это вот вообще не самое известное, что про нее есть, а он именно это сказал! Это не давало мне покоя, но вот мы здесь.

— И что всё это значит?

Игорь думает. Честно думает. Никогда не жаловался на смекалку, но вот сейчас в полной мере осознал, чем дети Афины (и просто умные люди) отличаются от всех остальных, пусть даже умеющих соображать.

— Да то, что это мне решать, кому из нас до него дотронуться. — Эд оглядывается по сторонам, щурится, разглядывая детали, задирает голову к незримому источнику света. — Просто надеюсь, что нужен не Тоха, иначе нам пизда.

— А можно узнать, как вообще шлем оказался здесь? — Арсений складывает руки на груди. — Кому понадобилось прятать его сюда?

— Очевидно, тому, кто знал, что мы сюда придем, — спокойно отзывается Эд. — А это значит… что здесь должно появиться что-то важное, так? Источник, который Посейдон создал в споре с моей матерью? — Он расширяет глаза, комично становясь похожим на совенка. — А если шлема нельзя касаться рукой? Может…

— А еще бронза плохо проводит электричество, — встревает Арсений. — Ну и что?

— А может, если заполнить пещеру водой…

— Всё гораздо проще, мой друг, — раздается откуда-то сбоку, и они синхронно оборачиваются, держа оружия наготове. — Ну-ну, не стоит так пугаться.

В тени пещеры стоит старец — назвать его любым другим словом кажется неправильным. Длинная седая борода, серые одежды в пол и плывущий куда-то в сторону чуть безумный взгляд.

— Тиресий? — ошарашенно выдыхает Эд.

— Терентий, — еле слышно бормочет Арсений сквозь зубы.

Старец кивает, снисходительно улыбается и склоняет голову. С места он не двигается.

— Вопрос не в том, — говорит он очень медленно, тщательно проговаривая каждую букву, — как забрать шлем. И не в том, кому суждено это сделать. Вопрос в том, кто готов заплатить за него нужную цену.

Эд опускает меч и с прищуром смотрит на Тиресия.

— И какова цена?

— Узнаешь, когда заплатишь. — Старец хмыкает чему-то своему, а Игорь отмечает, что он сказал «когда», а не «если». — А ты… — Тиресий поворачивается к Арсению и вдруг мрачнеет. — Ты тоже заплатишь свою цену. Но наберись мужества, чтобы это признать.

Когда он смотрит на Игоря, того пробирает морозцем, от которого немеет всё тело. Даже если бы он хотел ничего не слышать, он просто не смог бы поднять руки и закрыть ими уши.

Пристальный взгляд прорицателя становится сочувствующим.

— Голубые, зеленые, карие… Они будут твоей ценой за покой.

Он снова смотрит на Эда, как будто хочет мысленно передать какое-то послание, а потом неожиданно вспыхивает от макушки до подола одежд ярким белым светом, на секунду ослепляя, — и на его месте оказывается пара дюжин мелких змей.

Нет, не просто змей, понимает Игорь, когда сразу несколько из них выпускают в воздух столпы пламени.

— Это василиски! — вскрикивает Эд, первым отмирая от странного ступора, в который их ввели слова Тиресия. — Они плюются ядом, осторожно!

Больше от неожиданности, чем из расчета, Игорь взмахивает рукой и запускает в них небольшую молнию. Часть змеек тут же осыпаются пеплом, другие только сильнее злятся, а самое главное, что искры отскакивают от стены и разлетаются во все стороны, почти долетая до парней.

— Аккуратнее, — рявкает Арсений, обеими руками держа меч Эда. Сам Эд пытается отбиваться ножом, а потом с громкими матами бросается к шлему и хватает его с постамента.

— Нет!.. — хочет сказать Игорь, но уже поздно. По рукам Эда пробегает и тут же гаснет алое пламя.

Игорь с затаенным ужасом ждет, что сейчас Эд упадет замертво или превратится в какое-нибудь уродливое существо, но тот совсем никак не меняется внешне. Зато бежит обратно к ним, тараторя: «Бегом, бегом, ходу, ребят, ходу!»

И они бегут по туннелю обратно в коридор, слыша, как по пятам за ними следуют полчища василисков, и уклоняясь от их огненных атак. Игорь мысленно ржет. Что в Питере убегал от всяких огнеметчиков, что здесь. Рядом с выходом Эд на бегу командует:

— Арс, закрываешь вход так же, как Игорь открывал. А мы страхуем. Три, два, раз!..

«Вилкой в глаз», — сказал бы Игорь, если бы не был занят. Они выскакивают наружу, и Игорь с Эдом тут же резко оборачиваются, встречая самых быстрых из змеек. Одна всё-таки достаёт до лица, обжигая скулу, но тут же расплачивается за это ударом тока.

Двери закрываются, Арс опускает руку, с которой стекают капли воды.

С минуту они втроем стоят, пялясь на стену, а потом синхронно опускают взгляды на шлем в руках Эда.

— Получается, охуеть? — осторожно проговаривает тот.

— Ты хоть в порядке? Что там было про цену?..

— Да вроде. — Эд неуверенно ведет плечом. Он и правда выглядит нормально, и остается только верить, что дальше так и останется.

Игорь встряхивается, разминает спину.

— Так что ты там говорил про нить Ариадны?

— А, точно! — Эд поворачивается к Арсению. — У вас с Тохой же есть обручалки, да?

Обручалки? Игорь хмурится. Познакомившись с парнями, он машинально глянул на их руки — потом уже вспоминая, что в России они не могли бы официально пожениться, — и никаких колец не видел. Вернее, видел, но не те. Или всё-таки те?..

Арсений показывает Эду правую руку — на безымянном пальце надет серебряный перстень. У Антона был точно такой же, и тоже на этом пальце. Как можно было не догадаться!

— Супер, — с облегчением выдыхает Эд. — Ну-ка дай-ка лапу. И думай про Антона, окей? Про то, что хочешь к нему вернуться.

Арсений пытается возмутиться, но ему не дают такой возможности: Эд крепко хватает его за запястье и, прикрыв глаза, бормочет что-то на древнегреческом. И Игорь с изумлением наблюдает, как сначала перстень подсвечивается голубым, а затем прямо в воздухе повисает еле заметная, как паутинка, светящаяся линия. Эд удовлетворенно хмыкает.

— Так-то. Нить Ариадны — это только метафора. Тесея вывела из лабиринта ее любовь. Нас выведет ваша — вот и нитка.

— А почему она голубая? — зачем-то спрашивает Арсений.

— Видимо, как вы.

Пауза.

— Как все мы тут.

Несколько секунд они втроем тупо смотрят на нить. А потом истерически смеются, переглядываясь, и наконец-то идут к своим. Надо обрадовать ребят, что дело сделано, а путь наверх найден. Это успех! Не хватает только шавермы.

Пока Разумовский орет, а Димка восторженно рассматривает шлем, Игорь крутит в голове слова Тиресия. Голубые… сразу легко вспоминаются. Остается только надеяться, что речь о них. Карие глаза у Пети — и тут напротив, лучше бы имелся в виду кто угодно другой. Тем более, что они даже толком не общаются.

А хотелось бы.

Зеленые, зеленые… У него вообще есть знакомые с зелеными глазами? Игорь тупо провожает взглядом уходящих в сторонку Сережу с Олегом и перебирает в голове всё своё окружение, но не может вспомнить.

Свои глаза он прикрывает, спиной опираясь о стену. Сейчас бы поспать.

— Честно говоря, это было даже легко, — тараторит Эд, жуя остатки шоколадного батончика. — Я так и не въехал, нахера было это уточнение про Тройку. Может, чтобы пророчества… Блять!

Игорь вскакивает быстрее, чем успевает понять, что происходит. Ему достаточно услышать панику в голосе Эда — и сдавленный хрип совсем рядом.

Шлем с грохотом падает на пол пещеры. Краем глаза Игорь видит, что Сережа согнулся пополам и в ужасе смотрит в их сторону. Точно, он же эмпат. Он чувствует других людей.

Игорь думает об этом и, как будто в театре, наблюдает, как Дима оседает на каменный пол, держась за живот, и огромными, удивленными глазами смотрит вниз — на рану, расцветающую под его ладонью. Арсений подскакивает к нему и что-то быстро говорит, Эд за его спиной перерубает пополам василиска.

Один, выходит, добрался?.. Незаметно пришел вместе с ними на свет факелов.

«Они плюются ядом», — сказал Эд. Да и познаний Игоря более чем достаточно, чтобы помнить: яд василисков смертелен.

Арсений помогает Диме лечь, подкладывает рюкзак ему под голову, спрашивает у Эда про лекарства, но тот хватается за голову, чуть ли не вырывая себе волосы, и орет, что у них только амброзия. Она лечит полубогов, но не смертных. Смертного сожжет. Интересно, быстрее ли, чем яд?..

Олег подскакивает к ним, рявкая «что случилось», Сережа так и стоит в стороне, прижимая ладони к лицу.

А Игорь не может двинуться. Ему действительно кажется, что он оказался в театре, на первом ряду представления в исполнении талантливых актеров, — или попросту в страшном сне, где умирает важный для него человек, а он может только стоять и смотреть.

— Б-больно, — еле слышно шепчет Дима, но почему-то именно это Игорь слышит отчетливее, чем крики парней.

Он не замечает, как медленно опускается на колени, а потом садится на пол, бессильно опустив руки по бокам. Смотреть — невыносимо, но отвернуться, уйти или хотя бы закрыть глаза — еще хуже. Поэтому он смотрит.

Смотрит и понимает, что натворил.

Эд что-то говорит, поднимается на ноги и начинает быстро собирать вещи. Но до Игоря долетают его слова, только когда он неожиданно оказывается прямо напротив, хватает за плечи и трясет, вынуждает посмотреть ему в лицо.

— …Слышишь, Гром, блять?! Надо идти, дойдем до больницы, и ему помогут. Слышишь, Игорь! Нужна твоя помощь, из нас только ты сможешь его нести, ну!

Игорь через силу кивает. Помочь. Успеть. Он готов, но… ничего ведь не получится.

— Получится! — твердит Эд. — Всё получится, идем же, ну!

Он не помнит, как поднимается и заставляет себя подойти ближе к Диме — но отчетливо видит, как тот, бледный и дрожащий от боли, пытается ему улыбнуться.

— Не вздумай ничего говорить, — выдавливает Игорь не своим голосом. — Силы береги.

Взгляд сам магнитится к ране на его животе: яд прожег всё насквозь. Игорь сжимает зубы и легко поднимает Диму на руки, старается держать как можно аккуратнее.

Какой легкий, боже, какой маленький.

— Идем, идем, — слышится как будто со стороны. — Сережа, вставай!

…Если когда-нибудь у Игоря спросят, какой путь был самым длинным в его жизни, он сразу вспомнит об этих жутких шести часах. Но вряд ли сумеет кому-то рассказать.

Шесть часов. Именно столько они идут, стараясь двигаться как можно быстрее, то и дело останавливаясь, чтобы дать Диме немного воды. Эд постоянно тараторит что-то, каждые пять минут говорит, что нить становится всё ярче, значит они совсем, совсем близко. Сережа с Олегом плетутся позади них, так далеко, как возможно, чтобы не потеряться.

Игорь слушает прерывистое дыхание Димы, говорит с ним, заставляет открывать глаза и ни за что на свете не отключаться.

И впервые со своих восьми лет обращается к отцу. Впервые заставляет себя поверить и просит, умоляет, клянется, что сделает всё на свете. Только бы на этот раз Зевс его услышал и помог. Потому что если он подведет снова, Игорь просто этого не выдержит.

Дима крупно вздрагивает и судорожно хватается за его футболку. Игорь чувствует эту дрожь — и не верит. Нет, не может быть, ну пожалуйста… Он смотрит вперед, чувствуя, как сердце начинает бешено колотиться, как дрожат собственные руки.

Впереди кромешная тьма. И ни одного намека на просвет.

— Ребят, — выдыхает надломленным голосом и прямо там, где замер на месте, опускается на колени.

Дима дышит прерывисто, хочет что-то сказать — и смотрит, смотрит-смотрит-смотрит своими невозможно зелеными глазами. Сухие губы дрожат.

Игорь поднимает голову, беспомощно оглядывается. Кто-нибудь… что-нибудь… Любое чудо, пожалуйста, пожалуйста.

«Отец, пожалуйста, я тебя умоляю. Или кто-нибудь, кто угодно, вы же говорили, что слышите нас! Если слышите, помогите, подарите хотя бы одно чудо».

«Если веришь в чудеса»… Игорь больше не верит, как бы ни пытался убедить себя в обратном.

Ребята не подходят ближе. Отворачиваются, опустив головы, молчат. Тоже прекрасно всё понимают.

Надежда угасает, как по щелчку. Да и была ли она? Игорь не знает — но знает, что единственное может сделать. Просто чтобы Диме было не так больно, просто чтобы ему не было страшно. Чтобы он знал, что Игорь знает, и чтобы на секунду — или минуту, смотря сколько еще остается… почувствовал то, чего так хотел.

Игорь опускает его на пол, придерживая одной рукой под голову, а второй нашаривает его ладонь, отлепляет от живота, переплетает их пальцы и прижимает так к Диминой груди. Наклоняется, приникает поцелуями к его лбу, потом к щекам — чувствуя, как Дима задерживает дыхание. Скользит губами вдоль его скулы, находит ухо. И шепчет:

— Я люблю тебя.

Отстраняется совсем недалеко, только чтобы посмотреть в глаза. Отчетливо видит, как меняется его взгляд, как наполняется счастьем и облегчением — чтобы в следующий момент погаснуть.

Игорь ждет ровно секунду, прежде чем отпустить его руку и отшатнуться. Встать, держась за стену, отвернуться и без сил опереться на чье-то подставленное плечо.

Он слышит Сережины всхлипы и очень тихий шепот Олега, но не может заставить себя обернуться, чтобы увидеть, обнимаются ли они. Он вообще ничего не может, когда заставляет себя выдавить:

— Надо идти дальше. — Собственный голос Игорь не узнаёт.

Он так больше и не оборачивается, молча ждет, когда остальные сделают… что-то. Обсудят, наверное, как нехорошо вот так оставлять его здесь, но черт знает, сколько придется его тащить, если придется, и где вообще они выберутся…

Игорь не хочет думать об этом, но думает. Попеременно с мыслью: «Ты сделал это снова». С той лишь разницей, что теперь во всём виноват сам Игорь. Не надо было брать Диму с собой, надо было оставить его дома, в Петербурге. В безопасности — уж точно относительно этого проклятого места.

Игорь не знает, сколько проходит времени, прежде чем Арсений протягивает ему руку и помогает подняться. Он ничего не говорит, даже не смотрит на него. За это Игорь благодарен.

Зато он точно знает, что выход из Лабиринта они находят через пятнадцать минут.

Жалкие пятнадцать минут. Если бы шли быстрее. Если бы не медлили. Если бы, если бы. Сколько таких «если бы» можно вспомнить, чтобы сказать «тогда он был бы с нами».

Проход открывается, стоит только Эду коснуться метки Дедала на двери. Подъем по ступенькам, еще одна дверь — и их ослепляет, хотя, как выясняется позже, солнце еще даже не взошло.

Как выяснится позже, они выходят из лабиринта в самом сердце руин храма Мнемозины. Они шли больше трех дней, а оказались всего в двадцати километрах от Мегары.

Ранним утром десятого июля они выбираются из Лабиринта Смерти. Нить Ариадны растворяется в рассветной дымке.