«Должен признать, ты — грязнокровное отродье своей матери-потаскухи, переспавшей с псиной — сделала прекрасный выбор, чтобы принести мне хоть какую-то пользу. Собачьей дочери не место на светских приёмах, не место подле меня, ты не имеешь чести продолжать мой род. Лучшее, что ты можешь сделать для меня — сдохнуть подобно родившей тебя. Даю благословение.

      Но даже это не искупит греха твоей матери и неестественности самого твоего существования в этом мире».

      Вийетта смяла в ладони листок и выдохнула. Ей понадобилось пару мгновений, чтобы вновь выпрямиться и расправить плечи. Пусть в презрении, но её воспитывали как благорожденную. И показать слабость перед незнакомыми людьми являлось недостойным.

      Она действительно не видела иного выбора для себя, кроме как сбежать из-под пяты отца в армию. Так у неё была возможность вдохнуть полной грудью и выбраться из душной тени жестокого родителя.

      Армейский добровольческий пункт располагался на окраине её родного маленького северного городка. Север постоянно с кем-то воевал, поэтому человеческий ресурс всегда был востребован.

      Но мало кому хотелось сложить голову в бою. У пункта стояло около полудесятка мужчин и пара женщин. Вийетта как раз подходила к ним, когда из палатки приёма вышел очередной доброволец, пропуская следующего. Тощий и болезненный, он понуро смотрел себе под ноги. Один из мужчин одобряюще хлопнул его по плечу:

      — Опять не взяли? Ничего! — добродушно улыбнулся он. — Может, и ну его, это геройство!

      Парень вырвался из хватки и пошёл прочь, утирая глаза.

      — Говорят, у него сестра на войну в прошлом году ушла, — произнесла крепкая женщина с блеклыми глазами. — Как письма писать перестала, так он и околачивается здесь с тех пор.

      — Да-а... — сочувственно протянул кто-то. — Коль писем нет, значит, и ждать уже не стоит.

      Вийетта сама не заметила, как заслушалась и подошла к добровольцам поближе. Они удивлённо замолчали и дружно посмотрели на неё. Она приложила руку к груди и коротко кивнула, молча приветствуя их. Послышались смешки.

      — Давненько у нас благорожденных не было, — усмехнулась всё та же крепкая девица. — А волосы-то какие, гляньте!

      Вийетта стойко снесла насмешки и даже не подумала спрятать свои длинные толстые косы цвета светлого золота.

      — Гордая! Замараться не боишься, чистенькая ты наша?

      — Не боюсь.

      Добродушный парень рассмеялся:

      — Ну что ж, сина, здравствуй, я — Август, а вот эта задира — Марселин, — Марселин играючи «отдала честь», улыбчивый Август снова рассмеялся.

      — Меня зовут Вийетта.

      — А у тебя какая история, Вийетта? Марселин вечно нанимается воевать. Деньги, говорит, нужны! А я, вот, впервые иду, прославиться хочу...

      — Пока ты прославился тем, что ни одной юбки не пропускаешь! — поддели его из толпы, добровольцы громко рассмеялись.

      — А ну! — шутя замахнулся Август. — Я молодой и здоровый!

      Вийетта неосознанно улыбнулась. Она совсем не знала этих людей, но с ними оказалось так просто и легко, что с души тотчас сошла тяжесть.

      — Истории нет, — несколько смущённо произнесла златовласая. — Просто жить хочу.

      Марселин как-то понятливо заглянула ей в глаза и сказала:

      — Что за судьба у тебя такая, раз на войне для тебя — жизнь?

      Вийетта лишь приподняла уголки губ в ответ, чувствуя к этой женщине симпатию.

      Вийетту, Марселин и Августа послали в один отряд, что первую втайне радовало. У неё никогда не было людей, с которыми можно было вести беседу без всякой лести и страха. Оказалось, что эта задорная парочка были знакомы не первый год и знали друг друга что вдоль, что попёрек. Вийетте нравилось молча слушать их перепалки.

      Чем больше она узнавала этих людей, тем крепче становилась привязанность. Август и вправду был падок на женские прелести, а у Марселин были дети. Казалось, эти двое совсем не испытывали страха и шли по своему жизненному пути со смехом. Богам известно, что у неё не было и шанса не полюбить их.

      Время шло. К всеобщему удивлению, Вийетта показала прекрасные навыки фехтования. Она посмеивалась, не желая вспоминать, с какой жестокостью отец вышкаливал в ней подобное умение. Как напоминание ей досталось несколько крупных шрамов.

      Иногда им разрешалось прогуливаться по деревне близ их военного лагеря. В один из таких вечеров женщина позволила себе откровение, пока Август, с кружкой хмельного в руках, очаровывал несколько деревенских девушек и сам был околдован их пышными декольте.

      — Никакая я не благорожденная, — сказала Вийетта, глотнув пива, чтобы промочить разом пересохшее горло. — Я не дочь своего отца. Мою маму насильно заставили выйти за него замуж. Он всегда был... страшным человеком. Однажды он узнал, что мама имела связь с конюхом-зверолюдем. Когда мама родила щенка волка... Благодарю богов, что я была слишком мала и не видела, как её убивали люди отца.

      Марселин смотрела в кружку, сжимая её ладонями. Златовласая тоже осеклась, подумав, что сболтнула лишнего.

      — Прости, — нервно произнесла Вийетта.

      — За что ты извиняешься? — подняла свой светлый взгляд Марселин. — Мне горько за тебя и я не знаю, что мне делать с этим.

      Вийетта чуть отвернула лицо от неё, улыбаясь; на щеках играл румянец.

      — Знаешь, что я сделала? — вспомнила она и улыбнулась шире. — Когда мне было четырнадцать, я тоже переспала с одним из молоденьких конюхов отцу на зло.

      Марселин захохотала, откинувшись на скамье и держась за бок. Вийетта смотрела, как она утирает слёзы веселья.

      Какой же прекрасной была эта женщина. Сильная, крепкая, светлоглазая и светловолосая. Сколько же в ней, должно быть, имелось смелости, чтобы зарабатывать смертью на хлеб своим детям.

      Наверное, уже тогда в сердце Вийетты расцвела любовь к ней.

      — Знаешь, лучше не надо, — однажды сказал Август.

      Они стояли спинами друг другу, натираясь мылом. Вийетта вылила на себя холодную воду из тяжелого ведра, тотчас покрываясь мурашками.

      — Она со старшим по званию спит, — неохотно продолжил он.

      — Я знаю.

      Женщина опять облилась, смывая остатки пены, и побежала к своей одежде. Она быстро принялась обтираться своим же плащом; изо рта вырвался пар. Да уж, к мытью в полевых условиях она привыкнуть не смогла.

      Закутавшись, она обернулась на медленно и печально моющегося друга. Когда ему в спину прилетело шквалом почти ледяной воды, он аж присел на корточки. Парня затрясло и он с лицом, полным ужаса, оглянулся на Вийетту. Ещё одна порция воды омыла его с ног до головы, и он чуть не наглотался, пока выл.

      — Давай, солдат, нам рано вставать на наш первый бой!

      — П-перед боем положено напиться и з-забыться в объятиях красоток, а не м-мучиться вот так! — зуб на зуб у него не попадал.

      — А новую форму ты на грязное тело надевать собрался?

      Пытаясь вытереться непослушными руками, он неожиданно тихо спросил:

      — Тебе не страшно?

      — Не знаю, — честно ответила Вийетта. — Может, это именно то, чего я хотела всегда.

      — Убивать людей?

      — Жить, Август.

      Он вздохнул. От его извечной улыбки не осталось и следа.

      — Не знаю, что меня пугает больше: то, что завтра могу умереть я, или что не станет вас.

      Он закутался в плащ с головой, пряча лицо, и побежал босиком по снегу в казармы. Вийетта перевела взгляд на тёмное небо.

      Об этом она не думала, окрылённая волей. Но завтра действительно кто-то из них троих может погибнуть. Вийетта поняла, о чём он говорил. Что, если Марселин или Август завтра покинут её? Готова ли она заплатить такую цену за свободу?

      Губы её задрожали, и тыльной стороной ладони она утёрла непрошенные слёзы. Нет уж, всё с ними будет хорошо.

***

      — Прошу, избавьте меня от страхов, от тяжких дум и дайте сил встретить новый день с гордо поднятой головой.

      Вийетта закончила молиться и просто сидела, глядя на импровизированный деревянный алтарь для тех, кто нуждался в вере, как и она. На самом деле, в её отряде она единственная это делала.

      Кинжал, который женщина принесла как символ доблести, никуда не делся с постамента. Её подношения боги и богини почему-то отказывались принимать. Может, не жила достаточно честной жизнью, а, может, её игнорировали, потому что она не обращалась ни к кому конкретному.

      Она поднялась с колен, понимая, что ответа не дождётся, но кинжал забирать не стала. То, что было отдано божественным сущностям, возврату не подлежало. Боги, если и не помогали, разгневаться могли очень легко.

      Зябко кутаясь в плащ, она пошла обратно к палатке, где вместе с ней жили ещё две девушки. Она разговаривала с ними только при необходимости, впрочем, как и со всеми остальными. Кроме Марселин и Августа.

      Она любила их. Очень сильно. И после разговора с весельчаком бремя осознания тяжким грузом легло на грудь. Они были её семьёй. Той самой — тёплой и преданной, какой у неё никогда раньше не было. И лишиться их? От этих мыслей в пальцах поселялась дрожь.

      На поле битвы им троим нужно держаться вместе: коль боги не подадут руки, Вийетта сама будет бороться за своих близких. Даже если ей придется сложить за это голову.

      И Марселин. Ах, эта Марселин. Воспитание не позволяло Вийетте пересечь черту дружбы. Да и как её было пересечь, если Марселин не скрывала своего интереса исключительно только к мужчинам. Поэтому дочери зверя оставалось лишь лелеять её светлый образ в своих мечтах.

      Вийетту всегда влекли женщины, но ни с одной она не позволила себе разделить ложе. У отца без этого находились тысячи поводов измываться над ней.

      — Эй, благорожденная! — услышала Вийетта шёпот из-за угла одной из палаток.

      Она удивлённо обернулась на зов и увидела развесёлую Марселин и сонного, продрогшего Августа, которого та держала за шкирку.

      — Что происходит? — дочь волка быстро подбежала к ним, стараясь не шуметь. Август вскинул на неё несчастный взгляд, а Марселин задорно ухмыльнулась.

      — Ну какое «что»? Это же ваш первый бой — как не напиться!

      — А я ведь только успокоился... — проныл парень, и Вийетта поддержала его:

      — Нельзя покидать лагерь.

      — Допустим, нам разрешили, — загадочно сказала Марселин. — Пусть и на пару часов, и без лишнего шума.

      — У мужика своего выпросила, — догадался Август. Крепкая женщина щёлкнула его по носу за такие слова.

      — Когда-нибудь облысеешь окончательно, и посмотрим, как останешься один-одинешенек.

      — Что?! — громко возмутился он, и Вийетта в панике закрыла ему рот рукой. Он возмущенно помычал, а потом противно лизнул ей ладошку, чтобы убрала. Девушка затрясла рукой и отерла чужие слюни о плащ, пока Марселина тихо смеялась.

      — Ну, что? Идём? — спросила она, и её друзья, немного погодя и нерешительно, кивнули.

      В городе имелась Улица Фонарей. Там всегда можно было найти или кабаки, или «жрецов любви», или весёлый дом, который совмещал в себе всё вместе. Марселина, видимо, намеревалась посетить последний.

      «Жрецы любви» звучало для Вийетты несколько богохульно. Едва ли богиня Литэлис поощряла кратковременные физические связи. Можно ли было считать, что в телесных усладах имелась та самая любовь, которую богиня когда-то давно принесла в мир людей? Женщина всерьёз задумалась над этим вопросом, не замечая привычных перепалок между Марселин и Августом. Пытливый ум настолько поглотил её, что она не поняла, как они добрались до деревянного дома, выкрашенного зеленой краской. Над входом висел фонарь такого же цвета.

      На Улице Фонарей было много подобных домов: ярких и вычурных, чтобы привлекать как можно больше клиентов. На строениях, где гостей принимали только «жрецы», висели розовые огни, а на кабаках — жёлтые. В кабаке можно было здорово надраться в разных смыслах и оставить приличную сумму в азартных играх; в домах любви ждали мужчины, готовые исполнять любые прихоти за горстку жемчуга и золотые монеты.

      И то, и другое, как на взгляд дочери волка, было опасным развлечением. Она бы никогда не зашла в подобное место, не потащи её Марселин.

      Уже с порога в лицо женщине ударил дым от табака с примесью трав. Потирая слезящиеся с непривычки глаза, она не сразу заметила, что Марселин потянула её за собой к стойке с выпивкой. Август, так как зашёл первым, уже стоял там и заказывал напиток. Потом, ленивым взглядом завсегдатая подобных мест, он оценил все игральные столы и, судя по довольной мордашке, определился с выбором.

      Вийетта постаралась сохранить лицо, когда к другу подошёл молодой юноша в полупрозрачных одеждах. Нет, конечно, у неё был мужчина, но всё соитие происходило сумбурно, поэтому вид чужого, почти неприкрытого тела вверг её в оцепенение. Марселин, протягивая ей кружку пенного, прыснула со смеху.

      — Надо же, красив до безобразия, — намеренно тягучим голосом произнёс этот смуглый юноша — родом явно не с северных земель — с ног до головы оглядев Августа. — Ещё и военный.

      — К-какой я тебе красавец? — начал заикаться Август, спиной вжавшись в столешницу от такого неприкрытого соблазнения.

      Юноша поиграл с бусами у себя на груди, как бы невзначай привлекая внимание к самым сочным местам. Но Марселин хлопнула его по спине и прижала к себе:

      — Арсель, клыкастый ты мерзавец! Как же я скучала!

      — Марселин, свет моих очей! — приятно удивился он. — Уж думал, что больше не застану твоего прекрасного личика среди живых!

      — Август, Вийетта, это Арсель. Не обманывайтесь его юным и развратным видом. Этому деду лет триста и никакой он не «жрец любви». Снова затеял свои игры, негодяй?

      — Нужно же как-то развлекаться, сладенькая, — без лишней скромности произнес он. — И питаться, — вампир облизнулся, скользнув жарким взглядом по белому как мел Августу.

      — Здравствуйте, — вклинилась в разговор Вийетта, по привычке с почтением прижав руку к груди. Арсель удивлённо моргнул.

      — Ох, милая, твою волчью кровь ничем не скрыть.

      — Да, простите, должно быть, это неприятно, — она машинально прикрыла глаза с вертикальными зрачками. Иногда она забывала о своей сути и о том, как выглядит. Но Арсель понимающе улыбнулся и потрепал женщину по щеке:

      — Тебе нечего стыдиться, золотко, — ласково сказал он, глядя прямо в её светлые очи. И добавил чуть вульгарно: — И чего скрывать: волки умопомрачительно хороши в постели. Хотя я не против человеческой компании, — он вновь стрельнул взглядом в уткнувшегося носом в кружку Августа.

      — Не судьба, Арсель, — хихикнула Марселин, игриво толкнув плечом вампира. — У нас утром бой, так что малокровие будет очень не к месту.

      — У меня в меню не только кровь, но и привлекательные люди у которых красивые, большие...

      — Пойду-ка я за стол, — Августа тут же как ветром сдуло.

      — ... глаза, — закончил Арсель под бессовестный хохот Марселин. — Он всегда такой застенчивый?

      — Нет, с женщинами далеко не такой.

      — Какая потеря! — посокрушался вампир, прижав пальцы к полным губам.

      А Вийетта не знала, что должна говорить. Арсель с Марселин, кажется, позабыли о мире вокруг них, беседуя о былом и настоящем. Волчица пригубила свой напиток, но он показался ей одновременно кислым и горьким, поэтому она поставила кружку обратно на стойку.

      Марселин смеялась от души. А у Вийетты тяжелело на душе с каждой её улыбкой. Август иногда косился на них троих, и когда взгляд останавливался на Вийетте, она понимала, что другу её было жалко...

      Утро Марселин и до неприличия зацелованный Август встретили с убийственным похмельем, от души упившись хмельным ночью. Солдаты и солдатки, одетые в новую тёмную форму, выстроились в линии и ждали приказа выдвигаться с мечами наизготовку.

      — Эй, дурачье, — шепнула Марселин волчице и парню. — Не умирать.

      — Ты тоже, — отозвалась Вийетта, и Август согласно кивнул.

      — Хех, дети! Я в такой заварушке не в первый и не в последний раз!

      А через пару часов в её омертвевших глазах отражалось кровавое побоище.

***

      Серобородый Властелин Севера издали наблюдал, как легко входит сталь в человеческое тело. Его люди теряли конечности, кровь и жизни. Это мало его волновало, живыми ему солдаты не были нужны, поэтому он не потрудился дать новобранцам защиту в виде кольчуг, доспехов или магии.

      — Время пришло, — оповестил он женщину, стоящую чуть позади него.

      Некромантов он видел не так уж много, но все они выделялись преждевременным старением и нездоровой худобой. Но вместо иссушенного старика рядом с ним находилась полная, фигуристая женщина с сединой в тёмных волосах. Она хмыкнула, недобро глядя на правителя.

      Некромантам не было дела до живых, они им не нравились. То ли дело — мёртвые тела, податливые, как сырая глина.

      — Рагна, — позвал правитель снова, но уже с угрозой в голосе. Женщина лишь шире улыбнулась за его спиной. Вот было бы интересно убить хозяина Севера и поиграться, как с куклой, подумала она и вслух сказала:

      — Ещё немного, Ваше Величество. Нужно больше тел.

      По бокам от неё встали два её ученика, не в пример ей измученные некромантической магией. Им эту войну было не пережить, что совсем не волновало их наставницу и их самих. У тех, кто рождался с таким Даром, имелось иное отношение к смерти. Смерть была всегда и была везде. В мире не нашлось бы ничего более вечного, чем это.

      Августа вырвало посреди боя, когда голова Марселин упала с плеч. Ещё секунду назад она была, и вот её не стало. Человек, убивший её замахнулся и на парня; тот с трудом отразил удар, разом ослабев от ужаса. Он совсем не понимал, что происходит. Люди смешались в невообразимую массу, и он уже не мог определить, где свои, а где чужие. Если кто-то нападал, то, наверное, чужой. Август, дрожа всем телом, отбил ещё один удар и резанул мечом по брюху противника. Тот повалился, схватившись за живот и бездумно пытаясь собрать вываливающиеся внутренности. Август впервые кого-то убил, и страх обуял его настолько, что он выронил оружие, хватаясь за голову.

      — Август, нет! — Вийетта рубила налево и направо, у неё не было времени задумываться о своей нравственности или горе в такой момент. — Август, приди в себя!

      — Марселин… Марселин мертва… — бормотал он, упав на колени.

      — Август! — Вийетта буквально пробивала себе путь к нему через чужие тела.

      Звон стали оглушал, крики раздавались со всех сторон. Она увидела, как к обезумевшему от шока другу приближается вражеский солдат с булавой наперевес. Мир будто замер, звуки стихли. Ноздри Вийетты затрепетали. Кровь, желчь, вонь — всё это словно проникло в самое нутро.

      Вийетта тоже бросила свой меч и принялась стягивать с себя грязную военную форму. Совсем нагая посреди поля боя, она согнулась, обхватив себя руками. Острые лопатки выдались вверх, кости затрещали. Она слышала, как кто-то рядом с ней закричал от осознания, что среди солдат севера оказался зверолюдь. Агония прошила иглами каждую клеточку её тела…

      Август поздно ощутил опасность. Незнакомый человек, скалясь, занёс булаву над его головой. Кажется, кто-то говорил ему, что перед смертью вся жизнь пролетает перед глазами. Но он видел только глаза убийцы с лопнувшими капиллярами.

      Вдруг до его слуха донеслось рычание, и человек с булавой повалился наземь под весом налетевшего на него зверя. Волк выдирал из его шеи куски мяса и грыз насмерть. Человек захлебнулся и затих навсегда. Золотой волк с окровавленной пастью повернулся к Августу. Парню некуда было бежать, если бы он и смог. Отползая, он наткнулся ладонью на чей-то обломанный меч и направил на зверя трясущимися руками. Но волк лишь ткнулся носом в булаву мертвеца, подталкивая к парню. Мол, это лучшее оружие.

      И тут он узнал зверя по светлым глазам. Заливаясь слезами, он бросился к волчице и прижался к ней, зарываясь лицом в жёсткий мех.

      — Вийетта… — рыдал он. — Вийетта…

      Волчица повернулась мордой к тому, что осталось от её подруги, и жалобный скулеж вырвался из пасти. Она уже лишилась Марселин, Августа ей никак нельзя было потерять.

      Пихая его лапой и покусывая за руки, она заставила парня взять булаву. Ей нужно было вывести его из битвы. Если они и станут дезертирами после этого, у них будет хоть малейший шанс выжить. До неё уже дошло, что их обрекли на погибель. Но хуже, чем пушечное мясо. Сменив облик на волчий, Вийетта ощутила присутствие чего-то отвратительного и душного со стороны холма, где за ходом сражения наблюдало Его Величество.

      В тот же миг по земле прошла дрожь; у Вийетты на холке вздыбилась шерсть от ощущения липкой магии, пронёсшейся по позвоночнику и внутренностям. Август это тоже почувствовал и схватился за живот. Волчица дернула его за одежду и побежала, расчищая дорогу. Она рвала плоть и перегрызала кости, а её друг на бегу отбивался от оставшихся в живых.

      Они добрались до спасительной кромки леса, когда волчица больше не смогла бежать. Воздух со свистом вырвался из пасти, она пала на бок и с рычанием вернулась обратно в человеческую форму. Август укутал её в свою рубаху, на которой тут же расплылись крупные багровые пятна. Он закинул руку женщины себе на плечи и помог встать. Они прошли всего пару метров, когда нечеловечий вой сотряс место побоища.

      И тогда мёртвые восстали.

      Безрукие, безногие, изувеченные — они поднимались с кровавой земли и раздирали своих врагов на части. Противники Севера сплотились и принялись, отступая, сносить им головы. Мертвецы падали, но затем снова вставали и убивали. И среди них Марселин.

      Мечи звенели, зубы клацали.

      Вийетта и Август смотрели, как закат окрашивает пиршество смерти алым светом.

      — Август, беги, — просипела волчица. Силы покидали.

      — Нет, мы уйдём вместе! — воспротивился он.

      — Август, я умираю! — её голос надломился. Она отвернула лицо и сказала уже твёрже: — Марселин не должна бродить вот так. Я это закончу. А ты беги и живи за нас троих.

      Август зажмурился в страдании. Он наскоро чмокнул её в губы и без оглядки бросился прочь в гущу леса.

      Вийетта развернулась и побрела обратно, хлопая по карманам плотной рубахи Августа. Ни живые, ни мёртвые не обращали на неё внимания, будто дочери волка уже не существовало. Она шла прямиком к обезглавленному телу Марселин.

      — Молю вас в последний раз, — бормотала она под нос. — Не дайте Августу погибнуть, а душе Марселин скитаться по миру неприкаянной; жертвой своей оплачиваю этот долг.

      В одном из карманов обнаружилась припрятанная фляга с крепким алкоголем, к которой пару раз прикладывался их друг сегодня утром, маясь похмельем. А Марселин подкалывала его насчёт вампира и свежих отметин страсти на теле.

      В другом кармане нашёлся камень для розжига. Вийетта подобрала с земли чей-то клинок и глубоко вдохнула.

      Она вылила на беспорядочно махающее руками тело подруги всё содержимое фляги, чувствуя, как покидает сознание. Вийетты едва хватило на то, чтобы ударить камень для розжига о клинок и покрыть снопом искр любимую. Марселин вспыхнула у неё прямо перед лицом. Благорожденная под вой трупов и запах паленой плоти упала замертво прямо в объятия тьмы.

      Сухие ветки трещали в костре. Вийетта бросила письмо отца в пламя, расставаясь с прошлым. Следом в огонь полетели и её личные дневники с записями, которые женщина вела много лет. Как до смерти, так и после. Пламя сильно оживилось, принимая угощение. Как и всегда, сидя прямо, Вийетта наблюдала за его опасной пляской с затаённым страхом.

      — Если так боишься огня, зачем перекармливаешь его? — услышала она. Литэ смотрел на неё своими сине-зелеными глазами.

      — Прости, я разбудила тебя.

      — Сложно уснуть, когда человек, которому дал слово на крови, беспокоится и тревожит себя ушедшим, — Литэ сел и с хрустом потянулся.

      Вийетта потёрла яркий шрам на своей ладони, который появился сразу после того, как она приняла клятву зверолюдя.

      — Он пройдёт, когда я исполню сказанное. Хотя тебе уже будет всё равно.

      — Спасибо, Литэ, — искренне сказала женщина.

      — За смерть благодарят? — он почему-то отвёл взгляд.

      — Я благодарю.

      Литэ уткнулся подбородком в колени и смотрел, как догорает её прошлое.

      — Отдыхай, волчица. Завтра наступит новый день.