Всю следующую половину недели Кальм с Арселем безвылазно провели в лаборатории последнего. Недовольный Август сам вызвался носить им еду, чтобы мужчины не отвлекались от работы. Иногда, когда он спускался к ним, из подвала слышалась ругань, и в итоге вампир выставлял разгневанного Августа за дверь. Весь оставшийся день потом ходил и на всех злился. Вийетта над этим только незаметно посмеивалась. Вряд ли бы друг признал, что его изъедала ревность.

      Яса и Рута помогали справляться Хоке с самыми, казалось бы, простыми вещами. Но для человека без рук они оказались неподъемной ношей. Хока испытывала трудности даже с тем, чтобы просто помочиться, не говоря уже о приемах пищи и гигиене. Порой, по вечерам наемница часами пялилась в окно, находясь, будто бы, где-то ещё, но в целом, обретя надежду на лучший исход, она стала выглядеть немного живее.

      А Рута в какой-то момент осознала, что привыкла спать с Хокой в одной постели. Когда воительница засыпала, южанка смотрела на её лицо. Ресницы и брови уже начинали густеть, а на голове появились первые миллиметры новых волос. Рута смотрела и думала: чувствовала ли она что-нибудь подобное к другим людям из прошлого? Вся её былая жизнь состояла из тяжелой дневной работы на поле и по дому, а вечерами — пьянки. Она не стеснялась задирать юбки ни перед парнями, ни перед девушками, но едва ли эти люди ей нравились. Южанка спала с ними, не задумываясь о «высоком».

      Но Хока… Рядом с ней она чувствовала себя неопытной и глупой. Руте было всё равно, есть ли у наемницы руки или нет. Ей было неважно, как старшая южанка выглядит, хотелось быть рядом при любых обстоятельствах. Сначала Руте было страшно, но когда она обдумала своё «нравится», ей пришлось встряхнуться и попытаться быть подруге достойной опорой.

      Однако все эти мысли вылетели у неё из головы, когда очередным утром Хоку со всей страстью целовала высокая крепкая девушка, по виду родом тоже с Юга. Гидорилл, широкими плечами задевая косяки, зашел следом за ней и встал на колено перед Ясой.

      — Жена моя, — поприветствовал он.

      — Вижу, и помощницу приволок, Гидо.

      — Скорей, она меня. Как услыхала, что с Хокой беда случилась, чуть на руках не понесла сюда.

      — Ну-ну, ты только не плачь, — послышалось снизу, и потеющая холодным потом Рута опустила взгляд на Литэ, которая оказалась сидящей рядом на корточках. Ледяная посмотрела в ответ и озорно сверкнула клыками.

      — Хватит, — кузнец из Араты схватил присосавшуюся к Хоке Ир за шиворот и поволок в сторону подвала. — Мы здесь по работе.

      Арсель любезно открыл двери в свою лабораторию перед ними, и они впятером (считая Кальма и Ясу) скрылись там. Рута, ошарашенная, стояла и пялилась на Хоку, которая ловко облизала припухшие губы.

      — Кошмар, — убито пробормотала Рута, а у Литэ вырвался смешок.

      — Вот и думай, чье «нравишься» сильнее — помощницы кузнеца или твоё.

      — Сина, мы идем к алтарям? — пропустившая всё веселье Вийетта заглянула в дом. Литэ встала и отряхнула штаны. Она глянула на Руту, встала на цыпочки и прошептала ей:

      — Рот не разевай, а то упустишь подружку.

      — А я смотрю, ты у нас теперь в черном ходишь, — в тон шепнула Рута. Литэ показала язык и пошла за Вийеттой прочь из дома.

      Рута и Хока остались наедине, и первая чувствовала себя до ужаса глупо. Действительно, как будто Хока могла нравиться ей одной!

      — Б-будешь завтракать? — Рута кисло улыбнулась. Хока обратила на неё внимание и в шутку посетовала:

      — Хочешь меня раскормить? Я столько времени не тренировалась, того и гляди стану женщиной благородных форм.

      — Будто бы плохо, — южанка помогла наемнице усесться за стол и принялась суетиться вокруг неё.

      — Нет, но я привыкла работать на пределе возможностей, а сейчас совсем размякла от твоей заботы, — без задней мысли сказала Хока, не замечая, как Рута смутилась.

      — Слушай… — нерешительно попробовала она. — Может, сходим на праздник? Поговаривают, там есть, на что посмотреть.

      — Если ты пойдешь с калекой, на тебя все будут оглядываться.

      — Мне плевать! — южанка звучно поставила перед Хокой тарелку. — Пусть смотрят! — воительница покачала головой:

      — Значит, идем, — согласилась она.

      В этом городе день богини Литэлис праздновали пышно, в окружении своих близких. В День Любви всегда было много смеха и подарков. Двое в черных одеждах неторопясь шли через толпу, разглядывая прилавки. Сегодня было много вкусной еды: свежий хлеб с луком и чесноком (чтобы проверить крепость чувств влюбленных; коли поцелуй с запахом чеснока, то союз переживет любые невзгоды), фрукты в сахаре и карамели, другие сладости, которые делали только раз в году.

      Считалось, что сначала Литэлис принесла любовь на Север, поэтому люди там не праздновали, а проводили день за подношениями даров богине и благодарностями ей. Затем Литэлис даровала счастье жителям Востока, и те, с первыми лучами солнца выходили на улицы и пели песни в её честь, а вечером, на закате, отпускали бумажные фонарики в небо, считая, что так их почтение быстрее достигнет божьих чертог. А вот на Юге, в основном, почитали другого бога, поэтому некоторые просто накрывали на стол, исключая мясо и рыбу, и пили вино. На Западе, последнем месте, где Литэлис оставила свои дары, праздновали шумно: устраивали ярмарки, представления и обязательно дарили подарки тем, кому хотели выразить свои чувства. Дочери дарили матерям красные ленты, возлюбленные — парные украшения. Жениться в такой день означало благополучие в браке и долгие годы вместе.

      Вийетта, проходя мимо прилавка с камнями, яркими минералами и готовыми изделиями, остановилась и стала присматриваться.

      — Что такое? — Литэ выглянула из-за плеча военной, чтобы посмотреть, что ту заинтересовало.

      — Нет, ничего, — ответила она и пошла дальше. Продавец проводил их хитрым взглядом.

      Южанки выбрались на улицу уже ближе к обеду, и, к глубочайшему разочарованию Руты, не вдвоем. Ладно бы, с ними пошли только Август, Арсель, Кальм и кузнец с гномихой, но с ними навязалась и Ир, которая сразу же увела Хоку вперед.

      Август, идущий рядом с Рутой, испустил тяжелый вздох. Она украдкой глянула на Арселя с Кальмом, увлеченно обсуждающих что-то, и поняла, что не одна сегодня осталась не у дел. Она даже ощутила какое-то душевное родство с вампиром, который тоже не мог добиться внимания дорогого себе человека.

      — Давно вы вместе? — шепнула Рута так, чтобы слышно было одному парню, хоть нужды и не было: Гидорилл с Ясой застряли у прилавка местного кузнеца, а ученые умы настолько были увлечены, что не замечали никого вокруг.

      — «Вместе»? — скривился вампир. — Я не… В смысле… Мы не обсуждали такие вещи, — сдался он, устав отрицать своё всем очевидное влечение к мужчинам. — И спит он не только со мной.

      — И тебя... устраивает? — Рута не знала, какие слова подобрать.

      — Нет, но не могу же я силком привязать его к себе? Кем я тогда буду, если стану принуждать?

      Южанке сразу вспомнились черная дракониха и рассказ Литэ о том, что Дали веками присушивала Хоку, клеймя её, будто животное на убой. Её затошнило от этих мыслей, и она передернула плечами.

      — Есть в городе хорошая таверна? — спросила Рута, решив, что свой первый день Литэлис проведет хорошо вопреки всему. — Не знаю, пьют ли вампиры, но ты не составишь мне компанию?

      — С удовольствием уберусь подальше от солнца! — Август взял её под руку и повёл южанку в сторону.

      Хока обернулась, когда услышала смех Руты и друга Вийетты, но Ир снова привлекла к себе внимание:

      — Мы давно не виделись, а ты всё смотришь, куда угодно, но не на меня.

      — Зачем ты здесь, Ир? Как видишь, на изощренную любовницу я больше не тяну.

      — Ты мне нужна не одной постели ради, — нахмурилась помощница кузнеца. — Знаешь же, что я к тебе чувствую, а всё дурочку из себя строишь.

      — Ир…

      — Да-да, я в курсе, тебе нет дела до любви и всё такое. Но я же сказала: попробуй не вернуться — прокляну. Я люблю тебя и не собираюсь сдаваться.

      — Ты в порядке? — спросила Вийетта, ожидая, когда Литэ закончит свои дела.

      — Погоди!

      Они гуляли, сходили к алтарям и в итоге дошли до леса. Вийетта не бывала нигде, кроме Севера, и видеть деревья, неукрытые снегом, было непривычно. Она задрала голову и вслушалась в шелест крон сосен, в песни редких птиц. После смерти она потеряла свои волчий нюх, слух и зрение. Потеряла и звериный норов, который делал её страстно любящей жизнь.

      Вийетта нащупала в нагрудном кармане серьгу с кровью Литэ и подняла её к солнцу, любуясь переливами граней. Ей никогда раньше не дарили подарков просто так. Вообще не дарили. И это было странно — получать, а не отдавать. Непривычно, словно она и не заслужила. Но Литэ продолжала её баловать. Вийетта приоткрыла рот, преодолевая желание проглотить серьгу, чтобы больше не мучиться сомнениями, но убрала вещь обратно в карман и прихлопнула его ладонью.

      — А могла бы и проглотить, — сказала Литэ из-за спины военной.

      — Чтобы обидеть тебя и разрушить наши планы? — через плечо отозвалась северянка.

      — Если невмоготу, то…

      — Ты закончила дела, сина? — с вежливой улыбкой перебила Вийетта, как бы создавая между ними стену. Но Литэ склонила голову вбок и взяла женщину за руку.

      — Закончила. Идем со мной.

      — Что, прости? — подумала не о том волчица, когда ледяная повела её через кусты.

      Они вышли на выкошенную поляну, и Литэ отпустила её, убирая свои руки за спину. Вийетта встала, как вкопанная, глядя на то, что ей хотела показать беловолосая.

      — Говорят, лучше всего праздновать этот день с самыми любимыми людьми, — грустно улыбнулась ледяная. — Не знаю, насколько точно получилось, но надеюсь, мне удалось передать образ, который ты описывала в дневниках. Прости, это всё, что в моих силах.

      Вийетта упала на колени, и если бы мертвое тело могло плакать, её лицо было бы в слезах.

      — Да, похоже... — пробормотала волчица. — Разве что, нос у неё был с горбинкой...

      Литэ мягко, как чему-то дорогому, прикоснулась к обсуждаемому носу, тот принял нужную форму, и солнечные лучи осветили ледяную статую Марселин в полный рост. Хоть внутри у Литэ всё сжалось, она прошла мимо Вийетты и сказала:

      — С праздником вас, влюбленные.

      Она услышала, как из Вийетты вырвался бесслезный тихий всхлип, и прижала тыльную сторону ладони ко рту.

      Вийетта осталась одна на поляне, обнимая и прося прощения у женщины изо льда...

      Гуляния не стихали даже ночью, и, сидя у окна, красноносая Литэ слышала взрывы смеха и песни с улицы.

      Первыми вернулись Хока и Ир, которые, судя по настроению обеих, успели разругаться в хлам. Хока сразу поднялась наверх и громко хлопнула дверью, а помощница кузнеца ушла обратно — искать Ясу и Гидорилла.

      Следом домой пришли Арсель и Кальм. Похоже, весь праздник они проболтали, потому что, вернувшись, тоже продолжили оживленно говорить и ушли в лабораторию.

      Потом появились упитые в ничто Рута и Август. Литэ молча прикрыла лицо рукой, когда те принялись зажиматься, чуть не сжирая друг друга ртами.

      — Где твоя комната? — пьяно спросила Рута, жарко прижимая вампира к стене. Он, будучи на полголовы ниже, сглотнул и потянул её в сторону лестницы. Вскоре их глупые кокетливые смешки и причмокивания перестали быть слышны, и Литэ спокойно выдохнула.

      От окна веяло прохладой, и Литэ прикрыла опухшие заплаканные глаза.

      День Любви ни у кого не задался. Разве что у гномихи и кузнеца, которые прожили вместе не один десяток лет, всё прошло спокойно. Рута, похоже, так и не смогла признаться Хоке и подарить ей камень, потому что Ир её не подпускала. Сама наемница в принципе не видела смысла в романтических чувствах. Август, который днями напролет ходил и чах по Арселю, в итоге совершал довольно громкую ошибку этажом выше, напару с Рутой. И они с Вийеттой…

      Литэ услышала скрип двери и по шагам узнала вошедшую. Ледяная упорно не поворачивалась, не находя в себе сил взглянуть на северянку, но та положила руку на стол и произнесла совсем рядом:

      — С Днем Любви, сина.

      Волчица отошла, и Литэ увидела, что под рукой у златокосой была длинная тонкая серьга из сине-зеленного камня. Литэ вскинула лицо, и заметила на уходящей волчице точно такую же серьгу.

      Ледяная снова отвернулась к окну и шмыгнула носом.

***

      — Банный день? — переспросила Вийетта, и Арсель кивнул:

      — Да, я думаю, вам бы не помешало хорошенечко пропарить кости, а кое-кому стоило бы и от запаха избавиться, — намекнул он волчице. У Литэ задрожали руки, и военной пришлось положить на них ладонь, чтобы ледяная ненароком не убила мужчину в гневе.

      — Не беспокойся, вампир, — колко произнесла беловолосая, и окружающим почудился звук хруста льда. — Мы скоро покинем твой дом.

      Литэ встала и вышла из комнаты, чувствуя, как клокочет ярость в груди. Вийетта поднялась следом за ней. Когда женщины ушли, все посмотрели на Арселя, но тот развел руками:

      — Не говорите, что меня одного напрягает растущий с каждым днем смрад.

      — Она не виновата в том, что с ней такое произошло, — заметила Рута.

      — Вы здесь гости, вот и ведите себя соответственно, — отрезал вампир, и Кальм отчего-то нахмурился.

      Пожалуй, ему, как и Руте, почему-то было стыдно. От Вийетты действительно иногда несло тухлятиной, но могла ли она с этим что-то поделать? Арсель, конечно, был отчасти прав: он имел право не терпеть зловоние в своём доме. Но намеренно выделять это и делать из северянки изгоя? Подобного ни Рута, ни Кальм не понимали, помня, как над ними издевались за то, что они отличались от кого-то там.

      Ясе, Гидориллу и Ир не было дела до разборок; они занимались тем, что ковали новые руки для наемницы. Хока, то ли в силу усталости, то ли из-за нежелания в это лезть, сохраняла нейтралитет. Август, судя по всему, вообще никогда не перечил Арселю и поэтому он только беспокойно поглядывал на других.

      Рута прижала пальцы к гудящему от похмелья лбу, понимая, что не хочет игнорировать происходящее с Вийеттой. Она взаимно симпатизировала волчице, а, оставшись в шахте наедине с Литэ, больше не находила в себе злости на ледяную.

      — Кто идёт в бани? — сипло спросила она.

      — Мне нельзя, пока не заживут культи, — «помахала» Хока.

      — Заняты, — хором ответили гномиха, кузнец и его помощница.

      — Я пойду, — прилежно поднял руку Кальм. — Соскучился по хорошей ванне.

      — Август? — спросила Рута. Парень нерешительно посмотрел на недовольного Арселя, затем отвел взгляд и нахмурился.

      — Иду.

      Втроём они нагнали Литэ и Вийетту уже на улице. Рута, весело размахивая кошельком и сумкой с чистыми вещами, крикнула:

      — Эй, сины, айда с нами!

      — Много чести, — фыркнула ледяная. Рута догнала её и дерзко обняла за плечо.

      — Нос не вороти раньше времени! Смотри! — она потрясла мешочком с монетами. — Я умыкнула деньги у Арселя из тайника! Предлагаю потратить их все!

      Литэ пару секунд моргала, а потом расплылась в задорной улыбке.

      — Ну, ты и оторва, — похвалила она.

      — Ты сделала что?! — возмутился Август, и Рута переключилась на него:

      — Что ты, мой сладкий? — она надула губы и схватила парня за щеки, делая вид, что хочет поцеловать. — Малыш злится, посмотрите.

      — Рута, чтоб тебя!! — уворачивался северянин, с трудом сдерживая улыбку.

      Рута дурила, Литэ подначивала, Август в шутку отбивался, а Кальм хохотал до колик в животе, наблюдая за ними. Одной Вийетте будто было не до смеха. Она натянула капюшон и поежилась, словно от холода. Серьга в ухе тихо забренчала, и женщина глянула в сторону Литэ, уши которой так и остались «пустыми». Та смеялась и подкалывала Августа, сумев ненадолго позабыть о тревогах. И златокосой хотелось, чтобы так всё и оставалось, но она чувствовала, как по часам в ледяной растет боль. Вийетта тоже с каждым днем ощущала, как предательский страх закрадывается в сердце.

      В банях Рута с Кальмом наперебой спрашивали о дополнительных услугах заведения. В итоге Кальм выбрал ванночки для ног с рыбками, которые объедали омертвевшую кожу, и массаж. Рута с Литэ остановились на молочных ваннах, Август обреченно согласился на то же, что и Кальм, а Вийетта попросила самую старую лохань, которую не жалко было выбросить. После этого настроение у ледяной упало, а южанка снова почувствовала непонятные угрызения совести.

      Мужчин увели в другое крыло бань («цыпленок» внезапно стушевался, поняв, что останется наедине с человеком, который на него точил зуб), а син повели в раздевалку для женщин.

      Первой разделась Рута: она буквально сорвала с себя одежду и радостно убежала подмываться и париться. Литэ — чуть погодя, но тоже быстро, не желая доставлять неудобства медлящей северянке. Беловолосая зашла в парилку и прилегла на скамью пониже, в то время, как южанка, привыкшая к жаре, сидела на самом верху.

      Они молчали. Рута глазела по сторонам (будто бы в тесной комнатке было, что рассматривать) и слегка постукивала пальцами по горячему древу скамьи. Литэ вздохнула, понимая, что той хотелось что-то срочно обсудить:

      — Говори уже.

      — Она умирает, да? — выпалила смуглая и чуть не прикусила язык.

      — Если мертвый человек может умирать, — спокойно ответила Литэ. — Её тело разлагается.

      — Это нельзя остановить?

      — Беспокоишься за неё?

      — Мне стыдно за то, как я вела себя с вами, — призналась Рута.

      — Да? — Литэ усмехнулась. — Мы вообще собирались тебя убить.

      — С кем ни бывает, — улыбнулась южанка, зияя дырой в зубах. Но затем её улыбка померкла, когда ледяная сказала:

      — Если бы она была жива и подверглась воздействию некромантии, то её можно было бы спасти. Но она восстала, будучи мертвой, хоть и сохранив разум, и теперь срок её тела подходит к концу.

      — Ты её любишь? — Рута посмотрела вниз на беловолосую, не уверенная, стоило ли задавать такой вопрос. Литэ вновь вздохнула и села.

      — Пошли, девчонка, а то перегреемся.

      Они даже не успели толком прогреться, но Рута поняла, что сейчас не время привередничать, спрыгнула со скамьи и вышла вслед за дочерью богини.

      Ванна со светлой жидкостью внутри оказалась больше, чем они предполагали, и, опустившись в молоко, женщины свободно поместились внутри и вытянули ноги.

      Спокойный полумрак и легкая духота сморили Руту, и она стала рассматривать помещение, чтобы не заснуть. В комнате обложенной сероватой каменной плиткой не было ничего лишнего: сама ванная в полу, несколько пышных растений по углам, пара табуреток и непрозрачная тканевая перегородка с деревянным каркасом. За ней слышался плеск воды, и, судя по тому, как в ту сторону была наклонена голова ледяной, там мылась Вийетта.

      Рута, терзаемая мыслями, зачерпнула в ладони молока и умыла лицо. Она почувствовала себя глупо: мучилась со своей нелепой влюбленностью в наемницу, когда под носом разворачивалась трагедия. Литэ не нужно было отвечать на вопрос южанки, ответ был очевиден. По жестам ледяной, по взглядам, по поступкам и злости за северянку.

      Рута только открыла рот, собираясь сказать что-то поддерживающее, как из-за перегородки раздался испуганный вздох. Ноздри Литэ затрепетали, и, велев Руте сидеть на месте, она шумно выбралась из ванны.

      — Волчица? — услышала Вийетта и воскликнула:

      — Не подходи!

      Но беловолосая упрямо зашла за ширму и встала, как вкопанная, увидев то, чего военная не хотела показывать никому.

      Местами кожа с неё слезала, оставляя темные пятна на своём месте. Черные вены и капилляры испещряли всё её тело, а золотые волосы от теплой воды сыпались прядями. Губы у северянки посинели, а глаза были полны ужаса от осознания, что ей уже никак не спрятать весь этот кошмар.

      Она отвернулась и негромко сказала:

      — Не смотри.

      — Я уничтожу его, — голос Литэ дрожал от ярости и горя. — Живьем кожу с Рагна сдеру. Чтобы ему было так же больно, как тебе.

      — Вы в порядке? — крикнула южанка, не слыша их разговора.

      — Рута, иди мойся первой, — громко отозвалась Вийетта и вздрогнула, когда ледяная коснулась золотых кудрей, и те целыми клоками остались у неё на подрагивающих пальцах.

      Южанка закусила губу, нервничая, но послушалась и вылезла из ванны. Шлепая босыми ступнями к выходу, она случайно увидела, как нагая Литэ сидела на коленях перед лоханью Вийетты, и та гладила её по щеке рябой рукой, с выпавшими кусками кожи и мышц. Эта сцена настолько отложилась в сознании Руты, что она не смогла перестать это видеть, даже отведя взгляд.

      — Хотеть мести — плохо? — спросила Вийетта, когда Рута ушла.

      — Нет. Желаю разорвать всех, кто тебя обидел, — Литэ сжала ладонь, которая ласкала её щеку.

      — Тогда… — протянула военная. — Могу я просить твоей помощи?

      — Для тебя всё, что угодно, волчица.

      Кальм лежал под нагретыми камнями, пока обескураженный Август наблюдал, как рыбки гложут его собственные жесткие пятки.

      — Вы точно с Арселем — два сапога пара. Он тоже любит… такое, — парень неопределенно махнул рукой.

      — Я впервые это попробовал, — от тепла Кальм немного расслабился, поэтому говорить с вампиром стало легче. — Разве я похож на человека, чей карман может подобное позволить?

      — Логично, раз тебе пришлось бежать от своего же дяди, — признал Август.

      — И с Арселем у нас не такие отношения, — решил развеять недопонимание «цыпленок». — Мы работаем вместе над протезами и не более того.

      — И что?.. Он совсем тебя не привлекает?

      — Не всех интересуют мужчины, представь себе, — поддел Кальм, и вампир возмутился:

      — Меня, вообще-то, тоже не интересуют!

      Алхимик поднял голову и посмотрел на него, как на придурка. Но затем опустил обратно и изрек:

      — Страшно представить, что у тебя за родители, раз для тебя это проблема.

      — Не всех растят в любви и понимании, — буркнул вампир, чуть дернув ногой, разгоняя рыбок. — Что насчет тебя?

      — Я, как и многие люди нашего времени, рано потерял родителей.

      — Скучаешь по ним? — внезапно для самого себя поинтересовался Август и с трудом подавил желание дать себе по лбу. Сейчас бы откровенные разговоры разговаривать с «соперником».

      — Не знаю. Наверное, тоскую по самой идее родительской любви. Они всегда были, скорее, героями для других, чем мамой и папой для меня. Но мне их не хватает.

      — Это я могу понять, — задумался северянин. — Меня воспитывал только отец, мама умерла, когда рожала мою сестру. Думаю, отец испортил жизнь и младшей. Меня выгнал «добровольцем» на войну, а её наверняка насильно выдал замуж. Женщины от меня не беременели, вот и решил внуков стрясти с дочери.

      — Звучит кошмарно. Выходит, мне даже повезло с семьей.

      — Это так не работает. Мы все проходим через свои горести.

      — А как так получилось, что вы с Рутой… Ну…

      — Ты откуда знаешь?!

      — Да все знают, Август. Вы вчера от души пошумели, — Кальм вздохнул: — А я так и умру нецелованным.

      Август на это рассмеялся, умалчивая о том, что, когда отец нарек ему стать военным, северянин принялся спать с женщинами по такому же принципу — «лишь бы не умереть девственником». Сейчас это казалось таким глупым, но раньше он и правда считал это концом света.

      — Ничего, — подбодрил он. — Найдется и на тебя любительница.

      — Не понимаю, то ли ты меня оскорбил, то ли поддержал.

      — Думай, что хочешь, — улыбнулся Август.

      Когда они наговорились, намылись и вышли, Рута уже ждала их у входа. На вопрос, где парочка в черном, она мотнула головой и невнятно ответила, что те ушли по делам, и ждать их не нужно. Парни переглянулись, но значения этому не придали: волчица с ледяной постоянно держались особняком и часто пропадали где-то вместе.

      — Ты уверена? — подала голос беловолосая.

      — Моему отцу это будет очень не по душе. А ты? Я слишком многого прошу, — Вийетта неуверенно посмотрела на неё.

      — Всего лишь выйти за тебя, — пожала плечами Литэ. — У нас с тобой одна дорога, волчица.

      — Тогда нечего терять.

      Они стояли в храме матери ледяной, полном цветов и фруктовых деревьев, и, развернувшись к жрице богини Литэлис, кивнули ей, готовые начинать. Женщина в свободных одеждах жестом велела склонить им головы и вылила из крупной чаши на их волосы воду.

      — Коли брак угоден богине, вода не сменит цвета. Но если потемнеет — пойдете прочь.

      Брачующиеся, затаив дыхание, смотрели себе под ноги, ожидая, изменятся ли крупные капли на каменном полу или нет. Секунды показались вечностью, прежде, чем жрица хлопнула в ладоши и громко вынесла вердикт:

      — Вода светла. Так тому и быть.

      Звероженщины наконец-то выдохнули и повернулись подруга к подруге лицом.

      — Одарите пару украшением.

      Вийетта коснулась своей серьги, показывая, что у неё уже есть, и потянулась к уху Литэ. Короткая вспышка боли — и в правой мочке ледяной красовалась такая же сине-зеленая серьга. Она почти касалась кончиком её плеча, и Литэ нужно было привыкнуть, что на ней теперь что-то есть, кроме одежды и кошеля монет.

      — Богиня свидетельница вашего брака. Относитесь к паре с почтением, и Литэлис дарует вам долгие годы жизни и благополучие.

      Женщины в черном дружно усмехнулись этим словам и в оплату отдали ей несколько булок хлеба, потому что жрицы храмов богини счастья деньгами и камнями не брали. Либо помощью, либо едой.

      Уже покинув храм, держась за руки, они вдохнули полной грудью.

      — Всё же я была права, — Литэ прикрыла глаза. — Боги нас покинули. Если бы Литэлис было дело до того, что её дочь женится из корысти, а не по любви, то она бы не только воду взбаламутила, но и храм бы обрушила ко всем бесам.

      Вийетта на это ничего не ответила, только сжала руку беловолосой и посмотрела на то, как солнце медленно уходит за горизонт.

      — Держим путь на Север, сина?

      — Да, волчица. Ни шагу назад.

***

      Приём для син и синов шел полным ходом. Люстры из редкого стекла и свечей с травами переливались и бликовали, платья и костюмы «кричали» о достатке их хозяев, перстни и ожерелья намерено выставлялись напоказ. Словом, людей на приеме волновали лишь достаток и влияние.

      Седовласый мужчина, сидя на стуле из красного дерева, ради которого ездил в другую страну, презрительно отогнал от себя рыжего парнишку. Он перевернул на него поднос с бокалами, наблюдая, как на светлой рубашке расплываются бордовые пятна. Тот пал на колени, рассыпался в извинениях и порывался, было, голыми руками собрать осколки, но охранник схватил его за шиворот и силой поволок из залы.

      — Вонючий звереныш! — охранник пнул парнишку под зад. — Кто тебя, вообще, взял подносящим?! — двери за стражем громко захлопнулись.

      Юноша стер с лица гримасу страдания и плюнул на дверь. Начищенный до блеска пол отразил бледное лицо с россыпью веснушек на курносом носу и желтые глаза с вертикальными зрачками. Как ни прячься, а волчьего ребенка издалека было видно. Он поднялся с пола, бессмысленно отряхнул рубашку и пошел по коридору.

      Парень зажал в кармане штанов бутылек с ядом и с досадой выругался себе под нос. Он собирался отравить хозяина приема, но тот, испытывая глубочайшее отвращение к звериному народу, даже не пожелал от него ничего принимать. Можно было бы заколоть или загрызть насмерть, но вокруг было слишком много охраны и благорожденных, чтобы суметь выйти живым.

      Когда-то этот человек беспощадно убил старшего брата желтоглазого, который был влюблен в жену хозяина приема. Жену, в общем-то, он тоже страшно загубил, едва та выродила золотого волчонка. Сам рыжий тогда был слишком мал и ещё не понимал, почему мама так горько плакала, и куда делся его брат. «Майло, никогда не влюбляйся в человеческий люд, они несут только зло», — говорила она.

      Из мыслей его вырвал четкий звук шагов с железными набойками на каблуках. Он чуть опустил нос, чтобы не пялиться на двух син в черном. Он встал к стене, чтобы почтительно пропустить их, но почуял своих и непонимающе вскинул на них взгляд.

      Одна из них точно была северянкой: об этом говорили золотые косы и серые глаза. Другая будто и не относилась ни к какому из народов: то ли белые, то ли седые волосы были покрыты черной вуалью, а её кожа казалась слишком белоснежной даже для Севера. У обеих в правых ушах болталось по одинаковой серьге, как бы обозначая их общий статус — брак перед богами.

      Что-то в этой северянке напомнило ему о брате, но он не мог уловить эту мимолетную мысль. Женщины прошли мимо, и парень ещё сильнее прижался к стене, ощущая, что воздух вокруг них был словно холоднее. «Они здесь не приема ради», — мелькнуло в голове. Убийца его брата ненавидел зверолюд, хоть и растил дочь-волчицу. Поговаривали, что он издевался над ней, а потом и вовсе — она сбежала от него и умерла на войне.

      Звук набоек становился тише, и парень позволил себе пойти дальше, думая о том, что, должно быть, дочь его брата была смелой девушкой, раз смогла выстоять против неродного отца и нашла храбрость пойти против его воли…

      Литэ поправила расшитую зеленой нитью манжету и посмотрела на Вийетту. Та, как всегда, была верна своей статной осанке и даже перед лицом главного детского страха не дала себе сгорбиться. Литэ коснулась её черной рубахи и выправила из ворота матового сюртука, придавая образу нужный вид. Ворот, как и её манжеты, был вышит завитками зеленых нитей.

      — Почему зеленый? Да, он подходит к нашим украшениям, но золотая нить смотрелась бы благорожденнее? — Литэ задумчиво смахнула пылинку с плеча волчицы. Вийетта зажала в двух пальцах вуаль беловолосой и приподняла, чтобы видеть её лицо.

      — Потому что похоже на цвет твоих глаз, — сказала она. — Ты носишь мои черные одежды, я ношу то, что напоминает мне о тебе. И вообще, спорим, сейчас ты увидишь чрезмерно много золотого и поменяешь свое мнение о наших нарядах.

      — Верю на слово, — посмеялась ледяная.

      Смех её был краток, как и всегда в последнее время. Как бы ни был высок ворот рубашки и сюртука Вийетты, на щеке уже расползался темный узор вен. Что не позволяло им забывать, ради чего они всё это затеяли. Ради мести.

      — Кстати, — вспомнилось ей, и она оглянулась на пустой коридор. — Парень ведь был из зверей?

      — Такой же, как я, — подтвердила Вийетта.

      — Меня окружили зубастые, — пошутила ледяная.

      — Боишься? — волчица оскалила клыки с воспаленными деснами, и Литэ сжала её ладонь.

      — Это другим нас стоит бояться.

      Она взмахнула свободной рукой, и двери вынесло крупными ледяными наростами. Женщины обошли их и вошли в зал.

      Музыка разом стихла, разговоры оборвались. Люди уставились на син, не понимая, как можно было осмелиться прервать пиршество персон высокого значения. На Вийетту и Литэ смотрели десятки пар глаз, и глаза эти были злее звериных.

      Но вопреки общему безмолвному негодованию женщины подошли к сидящему хозяину дома. Тот скривился, недовольный такому непочтению, но затем присмотрелся к северянке и изменился в лице.

      — Здравствуй, отец, — произнесла Вийетта холодным голосом, и по залу прошлись шепотки. Литэ втянула носом затхлый, надушенный воздух и выпрямилась подстать подруге.

      — У меня нет дочери, — сипло ответил человек.

      — Вот же я, перед тобой. Или правильнее сказать: перед тобой дочь конюха-зверолюдя, с которым любилась твоя супруга? Супруга, которую ты мучил и изводил.

      — Мерзавка! — прорычал он, вскочив со стула. — Всё ложь! Моя жена была верна мне, а дочь погибла в бою!

      — Представь меня, — сказала Литэ так, чтобы слышно было всем присутствующим. Вийетта почувствовала, как у ледяной дрожат руки. Они у неё в последние недели постоянно дрожали.

      — Отец, — военная гордо вскинула подбородок. — Эта женщина — моя драгоценная жена, сина Литэ. Она, как и я, зверь. Надеюсь, наш «порочный» союз не оставит следа на твоей репутации?

      — Его дочь — звереныш? — послышались шепотки.

      — Может, он не мог зачать ребенка?

      — Что он за мужчина, если жена предпочла ему конюха?

      — Союз двух женщин-зверей? Какой конфуз!

      — Гадина! — мужчина вспылил, выхватил меч из ножен и проткнул Вийетту на глазах у толпы человеческих хищников.

      Литэ стиснула зубы и зажмурилась, перебарывая слезы. Вийетта стояла, согнувшись с мечом в животе, пару мгновений, а затем выпрямилась и медленно вытянула клинок из себя.

      — В одном ты прав, отец, — сказала она, утирая темную кровь с губ. — Твоя дочь умерла.

      Несколько секунд понадобилось мужчине и людям вокруг, чтобы осознать сказанное и увиденное. Первый испуганный вопль спровоцировал последующие, и вскоре зал наполнился криками. Великие мира сего вопили, толкались и давили друг друга, пытаясь покинуть зал. Бледный отец Вийетты упал обратно на стул и пробормотал:

      — Бесовщина…

      — Да, отец, я вернулась прямо из Подземного мира, чтобы повидаться с тобой. Ты не рад мне?

      — Прочь! — закричал он, царапая ножками стула пол в попытке убраться подальше. — Прочь!

      — Пока я оставлю тебя в живых, но только «пока», — Вийетта сделала пару шагов к нему и нависла над мужчиной. — Я вижу тебя, и стоит обидеть хоть ещё одного зверя, ворота Подземного мира разверзнутся, и я вернусь за тобой.

      Она собиралась сказать что-то ещё, но Литэ схватила её за одежды и резко дернула назад. В тот же момент на человека бросился большой рыжий волк. Он вгрызся ему в шею, разрывая плоть. Мужчина отчаянно вцепился ему в шерсть, захлебываясь кровью. Волк будто пытался продлить его мучения, поэтому не загрыз одним укусом. Лишь, когда руки мужчины опали, всё закончилось.

      Вийетта неверяще коснулась лица, на пальцах осталась кровь. Её забрызгало. Забрызгало. Всё, что она знала, всё её прошлое закончилось за жалкие секунды. Эту страницу её судьбы перелистнули за неё.

      Литэ встала, закрывая собой военную, одним видом предупреждая рыжего волка: «попробуй сунуться!». Он всхрапнул и обошел их, оставляя за собой на блестящем полу алые отпечатки лап. Только когда он покинул зал, Литэ сделала глубокий вдох, развернулась на пятках и хрипло накричала на Вийетту:

      — Когда ты велела мне не трогать твоего отца, ты не сказала, что он может попытаться тебя зарезать!!

      — Мне всё равно без разницы, — пробормотала волчица, пустым взором глядя на труп родителя.

      — Мне есть дело! — злилась Литэ. — А ну вставай! — она силком подняла её и ощупала живот.

      — Сина, я мертва! — сорвалась в ответ Вийетта и шлепнула её по рукам.

      — Это не значит, что тебе не больно!!

      Литэ всхлипнула совсем как ребенок и спрятала лицо в ладонях. Что-то дрогнуло в северянке, и она словно очнулась от ступора, в который её ввергла сцена убийства отца. Она прижала ледяную к себе и крепко сжала в объятиях.

      — Я же знаю, что тебе плохо! — плакала Литэ. — Знаю, что ты хочешь жить! Больше всего на свете хочешь жить! Не поступай так со мной!

      — Сина, сина, послушай! — Вийетта задрала вуаль и пыталась успокоить подругу, но та задыхалась от слез.

      — Не позволяй никому делать с собой такого! Береги себя!

      — Литэ!

      Волчица обхватила её щеки ладонями и коротко прижалась губами к её губам.

      — Всё хорошо, — зашептала она, глядя в её мокрые сине-зеленые глаза, полные потрясения. — Прости меня, прошу. Правда, всё в порядке.

      Но Литэ убрала её руки от себя и вытерла губы от темной крови.

      — В порядке? — беловолосая вконец охрипла. — Если это «порядок», то я отказываюсь помогать тебе.

      Вуаль упала на пол, а Литэ пошла прочь, не желая разговаривать. Вийетта в последний раз посмотрела на тело отца и пошла за ней.

      «Здравствуй, Рута. Прости, что ушли без прощаний. Наша месть не окончена, но сейчас мы осели на Востоке, купили дом, чтобы дожить последний месяц моего пути. Если так случится, что тебе некуда будет податься, ты всегда можешь прийти в наш дом.

      Надеюсь, с тобой всё хорошо. Мы не были близки, но Литэ ты нравишься, хоть она ни за что не признается в этом... У нас с ней сейчас сложно. Она не разговаривает со мной и, думаю, хочет окончательно отказаться от клятвы, которую дала в начале нашего знакомства. Это моя вина.

      Отец мертв, и мне до сих пор непросто свыкнуться с этой мыслью. Стало ли мне легче после его кончины? Нет. Наши с Литэ отношения стали ещё более хрупкими после произошедшего.

      Что-то я заболталась. Помни, двери нашего дома всегда открыты для тебя. С глубоким признанием, Вийетта».

      ...С легким треском магическое письмо появилось в воздухе и медленно осело вниз на развалины особняка Арселя. Оно легло в ладонь человека, застрявшего под обломками, и осталось там, нетронутое.

***

      Хока хохотала и резвилась, трогая всё, что попадалось, новыми руками.

      — Она точно будет в порядке? — Рута была скептично настроена, внимательно наблюдая за подругой, стоя на пороге у заднего двора. — В прошлую попытку вы чуть не лишили её остатков конечностей.

      — Это первый подобный случай в истории, — Арсель тоже следил за радостной наемницей. — Открытия никогда не бывают удачными с самого начала, приходится чем-то жертвовать.

      — В этот раз мы учли все наши былые ошибки, — заверил Кальм, тем не менее не разделяя циничных рассуждений соисследователя.

      Раздраженная Рута хотела выплюнуть в их сторону какую-нибудь язвительную гадость, но вдруг её ноги оказались оторваны от земли.

      — Они!.. Они работают! — счастливая Хока подняла южанку за бока и раскрутила. — Руки работают!

      — Ну-ка! — ругнулся вампир. — Они хоть и прижились, но тебе нельзя перенапрягаться! Такой бездумной, как раньше, быть не получится! Никаких тяжестей и излишней нагрузки, если не хочешь, чтобы началось отторжение!

      — Ой, — воительница опустила Руту обратно на землю и под укоризненный вздох ученого-медика виновато спрятала свои руки из металла за спину. Рута чуть улыбнулась:

      — Ты довольна?

      — Не представляешь, насколько! — заговорчески понизила голос недоучка. — Меня даже не расстраивает то, что я потеряла форму.

      — Значит, и я довольна, — южанка похлопала её по плечу и вошла обратно в дом.

      — Что-то случилось? — Хока увязалась за ней, как собачонка, от хорошего настроения не задумываясь ни о чём.

      — Просто думаю о нашей парочке, не обращай внимания.

      — «Нашей»? — беззлобно поддела наемница, и Рута, заалев, насупилась:

      — Ты поняла, что я имела в виду!

      — Надо же, и когда вы так успели подружиться с ледяной, что ты аж заскучать по ней успела? — Хоке хотелось немного подразнить подругу, но та угрюмо и серьезно ответила лишь:

      — И что? Я не боюсь с кем-то сближаться. А ты?

      — Ауч, — скривилась воительница, мысленно признавая, что этот раунд остался за младшей южанкой.

      Рута присела за стол (её прервали посреди трапезы) и рассеянно принялась отламывать хлеб, кусочек за кусочком отправляя в рот. Арсель с Кальмом о чем-то по-прежнему разговаривали на пороге, мастера кузнечного дела и гномиха ушли на рынок, чтобы запастись провизией в дорогу домой. Хока пошевелила губами, не зная, как должно вести себя в таких ситуациях и тоже села на табурет.

      — Я не общалась с ними, так что мне сложно тебя понять, — наемница урвала себе яблоко и вгрызлась в него крепкими зубами. — Но вижу, ты беспокоишься. Они же сказали, что уйдут. Я им не доверяю.

      — Вопрос не в доверии. А в том, что никто из нас самого начала их не принял. Вернее, не принял Литэ. А где Литэ — там и Вийетта.

      — Кто они нам, чтобы мы их принимали? — наемница сидела с набитым ртом.

      — Оказалось, что очень даже верные союзницы, — холодно произнесла Рута. Несмотря на своё голодное прошлое, она бросила хлеб и встала из-за стола, напрочь лишившись аппетита.

      Хока смотрела, как Рута поднимается на второй этаж, и снова откусила от сочного плода. Наемница была далека от этого. Всё, что её волновало — собственные руки. Да, кажется, у этих двух была какая-то печальная история, но это совсем не касалось и никак не трогало Хоку. Здесь Рута могла не ждать от неё поддержки. Даже возжелай наемница кем-то озаботиться в текущее время — всяко бы не смогла. Новые, блестящие, сильные, пусть и не чуткие — руки были сейчас центром вселенной. И ничего кроме.

      Рута прикрыла за собой дверь и прижалась к ней спиной. Каждый разговор с Хокой давался ей хуже прежнего. То ли дело было в том, что с годами недоучка слишком заматерела, то ли это Рута была чересчур эмоциональной. Как бы она ни радовалась за Хоку и за её возвращение в строй здоровых и счастливых, изнутри что-то грызло, капало на мозг.

      Она знала, что. Та сцена между Вийеттой и Литэ засела у неё в голове и снилась по ночам в кошмарах. Когда северянка говорила о своей безжизненности, это не дало полного осознания, не отложилось в уме ни капли. Но, стоило Руте увидеть раны Вийетты, сгнившую кожу и выпадающие волосы… Её обуял ужас понимания. Всё это время перед ней был по-настоящему мертвый человек. Разлагающийся труп… нет, женщина, которая стала жертвой некромантии. И самое страшное было в том, что Вийетта осталась при разуме, в отличие от остальных восставших во время страшной битвы на Севере.

      Ей было жалко Вийетту, безумно жалко. Если бы с ней самой произошло такое, Рута бы не смогла остаться в здравом уме. И, наверное, если бы всё же сумела, то хотела бы рядом человека, как Литэ. Кто остался бы рядом до самого конца…

      Когда вечер опустился на город, Август наконец-то смог продрать глаза. Хоть его «отец» и был сильным вампиром, солнце северянин по-прежнему не любил и иногда покрывался ожогами.

      Они с Арселем перестали делить ложе. Их последний раз был за несколько часов до того, как ледяная с наемницей хлопнулись к нему на кровать из ниоткуда. Ещё через какое-то время появился Кальм, а потом и остальные. У него даже случилась ночь с Рутой, но Арселю действительно было всё равно на Августа. Соблазнил и бросил.

      Это было тяжело принять, но, похоже, мужчины Августу нравились не меньше женщин. На их с Вийеттой Севере так было не принято. Люди там хоть и молились богине любви и счастья в числе прочих, но извратили её дары, как только можно было извратить. В замерзших краях совокупиться с ребенком было не так судимо, как возлечь со зверолюдем или человеком своего пола. После войны и обращения в вампира, для Августа было шоком узнать, что остальной мир не жил такими устоями. На Западе и Востоке мужчины выходили за мужчин, а женщины-звери рожали от людей без звериной крови. Взять хотя бы кузнеца Гидорилла и гномиху Ясу. На Севере их бы сделали изгоями. Но даже на Юге, их родине, где не почитали Литэлис, их межрасовый брак был чем-то обыденным.

      Всё это было частью жизни, такой же, как еда и сон. Народы Запада, Юга и Востока просто жили. Поэтому Август поклялся себе никогда и ни за что не возвращаться на Север. Он там родился, но не имел ничего, что можно было бы назвать домом.

      Но и здесь тоже.

      Август сел на постели, встрепанный и жутко голодный. Арсель кормил его годами: люди добровольно сдавали медику немного крови в оплату за врачевание. Но в прошедшие недели Арсель с Августом едва ли перекинулись и десятком слов. Вряд ли теперь их можно было называть любовниками. Пожалуй, никогда они ими не являлись. Август выдавал желаемое за действительное. Что ж, умолять он не собирался.

      Северянин откинул одеяло и спустил ноги на скрипящий пол. В горле першило, а тело от недоедания сделалось слабым, но для мужчины это всё ещё было лучшим, чем смерть. Сильные вампиры могли долго обходиться без пропитания, однако Августу стоило в ближайшее время найти себе еду, чтобы не впасть в безумие голода. Гордость не позволяла приползти к Арселю на коленях за жалкой кружкой стылой крови. Он мог бы и своровать немного из подвала, но это тоже претило ему. Он же прошел жестокий бой, потерял друзей, выжил! И что, посмеет опуститься до отупелого упыря? Нет уж.

      Преодолевая ломоту в суставах, он поднялся и лениво оделся. Стоило избавиться от привычки спать нагим. Арсель всё равно давно не «навещал».

      Северянин открыл дверь и… чуть не шагнул в пустоту. Дыхание сперло, когда он посмотрел туда, где когда-то находились лестница, другие комнаты и первый этаж. Половины дома больше не было. Она обломками лежала внизу, разрушенная до фундамента.

      Как он мог не услышать? Неужели он был настолько голоден, что не проснулся от шума? Эти мысли сумбурно копошились в голове, пока он не увидел быструю вспышку в воздухе. Магическое письмо мягко опустилось на чью-то раскрытую ладонь, и у Августа зашевелились волосы от ужаса.

      — Эй! — он спрыгнул на обломки и приземлился рядом с заваленным человеком.

      Лихорадочно думая, он разбирал груду камней и досок. Это точно была не Хока. И не Арсель, потому что тот всегда носил кучу украшений, в том числе и на руках. Для Кальма цвет кожи был слишком смуглым. Гномиха и кузнецы должны были покинуть город до вечера. Оставалась только...

      — Рута! — крикнул он, вымазавшись в пыли. — Слышишь меня?!

      Ответом был стон, и южанка зашевелилась под завалом. Август схватил её за руку и изо всех сил потянул. Голова Руты наконец-то показалась снаружи, и девушка испуганно сделала громкий хриплый вдох. Её глаза покраснели от грязи, всё лицо было покрыто пылью вперемешку со слезами и кровью из раны на лбу. Ноздри Августа затрепетали, но он зажмурился, отгоняя жажду, и сделал последний рывок, вытаскивая южанку по пояс.

      — Дышать можешь? — вампир суетливо помогал ей высвободить ноги. — Ничего не сломала?

      — Вы живы!

      Откуда-то снизу, видимо, из уцелевшего подвала, выбрались ученые. Кальм был бледнее обычного и второпях, оцарапывая колени, забрался на гору мусора и подполз к ним. Арсель, легко перепрыгнув, оказался перед Рутой и осмотрел её голову.

      — Просто царапина, — пробормотал он сам себе, удостоверившись, что жизни южанки ничего не угрожает.

      — Что… что произошло? — Кальм нервно оглядывался по сторонам, силясь осознать произошедшее.

      — Где Хока?.. — Рута с трудом разговаривала от пересохшего горла.

      Между ними повисла тишина. Всем стало не по себе. Арселю стало нехорошо от мысли, что его творение могло исчезнуть. Кальм испугался, потому что никогда не попадал в такие ситуации и не знал, что делать. Август просто боялся смерти как таковой. Мужчины дружно посмотрели на Руту.

      — Надо искать, — она неуверенно поднялась; её пошатнуло, и Август подставил её плечо. Южанка закинула на него руку. — Я помню, что был взрыв.

      — Взрыв?! — почти фальцетом воскликнул алхимик.

      — Серой пахнет, — Арсель принюхался и пошел в ту сторону, где пахло сильнее всего.

      — Что-то взорваться могло только в подвале, но вы ведь целы, — северянин посмотрел на Кальма, и тот растерянно кивнул.

      — Серой? — Рута задумалась. — Я уже чувствовала эту вонь раньше… Медальон! Так пахло после использования медальона из чугуна!

      — Он всегда был где-то у Литэ.

      — Не думаю, — Август с Рутой пошли за вампиром, который искал источник взрыва. — Её постоянно мутило из-за некромантической магии.

      — Ну, значит, твоя подружка нас подорвала, — послышалось неподалеку.

      Арсель первым увидел наемницу. Она сидела на корточках, разглядывая что-то. Рута побежала к ней, невзирая на то, что Август пытался её удержать. Южанка пала на колени перед воительницей и сжала женщину в крепких объятиях. Кальм расчувствовался и утер влажные ресницы; северянин, глядя на него, закатил глаза. Только старший вампир остался будто бы в стороне, молча наблюдая за недоучкой.

      — Я в порядке, — Хока слегка похлопала Руту по спине. — Но это и правда дело рук ледяной.

      Наемница указала на, что разглядывала до этого. Это были остатки черного металла, резко пахнущие серой.

      — Ничем другим, кроме как медальоном некроманта, это быть не может, — продолжила она, но Рута перебила:

      — Для чего? — просипела южанка. — Она помогла нам, чтобы потом взорвать?

      — Вещь всегда была при ней, после того, как они забрали её у тебя, а теперь она забыла о нём и внезапно исчезла?

      — Мы ходили в баню! Зачем он ей там?!

      — Рута, — вдруг позвал Арсель. Девушка непонимающе посмотрела в его сторону. Он выглядел обманчиво спокойно, но снял любимый перстень и отдал его недоумевающему Августу. — Это не Хока.

      Обнимая наемницу, Рута похолодела. Только сейчас она поняла, что с самого начала не ощутила под пальцами шрама на шее подруги, там, прямо на печати дракона. Южанка сглотнула, глупо улыбнулась, отодвигаясь от женщины…

      Хока резко схватила её за горло и впечатала девушку спиной в груду камней у них под ногами. Рута выгнулась, задохнувшись. Кальм потерял сознание от переизбытка эмоций, и Августу пришлось ловить его, чтобы тот не расшиб затылок. Арсель же кинулся к южанкам, срывая с себя новые бусы. Он ловко накинул их на шею наемнице и с усилием дернул на себя, уперевшись ногой ей в лопатки.

      Сначала раздался хруст, затем влажное хлюпанье, и голова Хоки полетела с плеч. Она упала, покатилась и остановилась. Рута, свернувшись в клубок от боли, встретилась взглядом с омертвевшими глазами, от шока неспособная закричать.

      — Вы великолепны, Кальм! Бусы из вашей металлической нити пришлись как нельзя кстати! — Арсель восторженно развернулся к ученому, но скис, завидев его ослабшего: — А, он в отключке.

      — Ты что сделал? — Август ошарашенно прижимал к себе бессознательного Кальма, сидя на коленях. — Арсель, ты что наделал?

      — Буквально мгновение, пожалуйста, — вампир поднял палец, предупреждая общую истерику.

      Тут же, за его спиной, тело и голова Хоки начали темнеть и вязнуть, превращаясь в смоляную жижу. Бурлящие потоки потекли в щели между мусором и исчезли, словно ничего и не было. Рута и Август оробело ждали, когда в воздухе рассеется серная вонь.

      — Не знаю, кому вы, южанки, перешли дорогу, но на этом моё гостеприимство окончено, — сказал Арсель, не дожидаясь этого момента.

      — Да тебе и гостей-то принимать уже негде, — проворчал Август.

      — Прошу по-хорошему, Рута, уходи, — вампир снова накинул на себя бусы.

      — Она ранена! — северянин воспротивился.

      — Ничего критичного.

      — Ты не можешь!

      — Нет, могу! — вспылил Арсель. — Мой особняк превратился в руины! Думаешь, меня волнует судьба человеческих девок, которые стали тому виной?! А что насчет тех, кто находил в моем доме медицинскую помощь?! Что им делать?!

      — Довольно, — мрачно бросил Август и громко хлопнул Кальма по щеке, что тот сразу же очнулся. — Тебе не знакомы ни любовь, ни дружба. А я слишком долго был трусом. Отныне нам не по пути, Арсель. Прощай.

      Август помог ничего не понимающему Кальму подняться, отряхнул его и пошел к Руте, чтобы помочь ей тоже. Она благодарно приняла его руку.

      — Что за?! Есть кто живой?! Что тут произошло вообще?!

      Камни захрустели под чьими-то подошвами, и к ним на горку поднялась… Хока с ведром овощей в руках. Август за рукав схватил Кальма, рывком подтягивая к ним с южанкой, и закрыл собой последнюю, хоть та и была заметно выше парня.

      — Стой на месте! Покажи шею! — крикнула Рута.

      — Чего? — обалдела наемница.

      — Шею! Быстро!

      — Да что происходит? — не понимала она, но спиной повернулась, и все увидели пухлый шрам поперек рисунка в виде дракона. — Может, объясните мне?

      Рута облегченно выдохнула, но к недоучке уже не бросилась. А Август кинул перстень бывшему любовнику.

      — Уходим, — северянин взял Руту за руку и повёл за собой.

      — Хока, идём, — она по дороге сжала металлическое запястье подруги и потащила. — Потом расскажу.

      Они втроем стали спускаться вниз с развалин дома, а Кальм неловко глянул на Арселя.

      — Вашему присутствию я был бы рад, — вампир надел перстень и улыбнулся.

      — Э-эм… Ребята, подождите меня!

      Вампир открыл рот, когда Кальм сорвался с места и, запинаясь, побежал за остальными.

      — Ах, да, Рута, это было у тебя в руке. Я неосознанно засунул его в карман, — Август протянул южанке измятое письмо, когда они вышли на улицу под взгляды удивленных зевак.

      — Оно моё? Кто может мне писать? — растерялась Рута.

      — Говорю же: подождите! — Кальм, запыхавшись, схватился за их рубашки, сгибаясь.

      — Ты чего ушел? — спросил у него Август. Красный из-за того, что подскочило давление от бега, Кальм поднял лицо и по-идиотски хихикнул:

      — Просто Арсель не в моем вкусе.

      Рута с Августом несколько секунд смотрели на него, как на придурошного, а потом одновременно заржали. Отсмеявшись, северянин хлопнул парня по спине и широко улыбнулся:

      — Ну, что, цыпленок, ты теперь нашей породы.

      — Добро пожаловать в наемничьи ряды, — Рута усмехнулась.

      — Так мне кто-нибудь объяснит, что происходит? — подала голос Хока.

      Ребята громко рассмеялись и пошли дальше, наперебой рассказывая о случившемся.