Рута шугнула назойливого ворона с блестящими перьями и продолжила собирать овощи с грядки. Солнце нагревало соломенную шляпу и золотило и без того смуглую кожу. Она обтерла пот с лица, оставляя на носу грязный след от вымазанных землею рук.

      Спустя полгода они перестали искать и врагинь, и ледяную. От первых не осталось и следа, а Литэ… покинула человеческий мир. Они поняли это, когда узнали на Западе о вере в новую богиню — защитнице и покровительнице щедрых, самоотверженных и смелых душой.

      Иронично, но после бесплодных поисков они вернулись на Восток и купили тот самый дом в Хиле, где жили в прошлой жизни. Денег Августа, заработанных на военном деле, хватило, чтобы не думать о голоде.

      Так прошло ещё три года. Очень одиноких года для каждого из них. Вийетта, «любившая луну», всю себя отдала Лами и училась быть матерью, непохожей на своего собственного родителя. Август пережил время, когда чуть не спился. А сама Рута ежедневно боролась с тупой яростью. Она совершила огромную ошибку, когда вернула Августу память, потому что теперь в их семье было на одно разбитое сердце больше. Олива с великим трудом вернула его в относительно нормальное состояние.

      Кальм женился, и жена родила ему чудесного мальчишку. Для них всех это стало ударом, что уж было говорить о северянине.

      — Тётя Рута!

      Из дома выглянула Лами и помахала деревянной поварешкой. Южанка лучезарно улыбнулась ей, сколько хватало сердечных сил. А после пережитого их осталось с ничего.

      Она отряхнула руки, взяла корзину с собранным и пошла в дом. Солнце стояло в зените, значит, и Вийетта, и Август должны были проснуться. В кухне воздух плыл от жары. Олива и Лами вовсю расстарались, готовя на всех обед. Рута села промывать овощи в тазу, слыша скрип лестничных досок.

      Мятый, небритый Август спустился вниз. Он сел за стол и принялся вяло жевать хлеб, который ему оставили с утра. Олива что-то щебетала, заполняя тишину своим голосом и звоном посуды. Рута не различала слов, только машинально мыла морковь в тазу. Она терла её и скребла особенно грязные места ногтями.

      — Рута.

      Она услышала Августа и с улыбкой обернулась назад. Все сидели за столом и странно смотрели на неё. И когда успели?..

      Улыбка сползла с её губ. Сколько она так просидела? Овощ в руке был весь измят и искорябан, словно она не отмывала его, а пыталась стереть в ничто.

      — Тетя Рута? — обеспокоилась Лами.

      — Да, солнышко, сейчас, — сипло ответила южанка. — Я просто задумалась.

      Последнее время её «задумалась» случалось всё чаще. Она честно старалась делать вид, что всё хорошо, но с каждым днем это давалось сложнее и сложнее, вытягивая из женщины все жилы.

      — Тебе бы отдохнуть, — без эмоций сказал Август, пока Рута мыла руки. — Ты сама не своя.

      — А ты? — вырвалось у неё.

      — А что я? — едва уловимо напрягся он.

      Рута хотела заставить себя замолчать, как обычно, но накопившаяся боль сорвалась с языка, и её уже было не поймать.

      — Мы не говорим о Кальме. Не говорим о Литэ. Мы вообще ни о чем чем важном не говорим, будто не семья, а соседи, которые молча собираются за столом, игнорируя друг друга.

      — Не называй их имена, — голос Августа приобрел жесткость.

      — Или что? Не получится делать вид, что их не существует? Что с нами вообще ничего не произошло? — Рута злобно кинула морковь в таз, чувствуя, что не может остановиться.

      — Будто бы это не ваша с Литэ вина!

      Вскрик Августа пошатнул её гнев. Он откинул от себя ложку.

      — Это ты выпустила Дали, это за Литэ увязалась Рагна! Это вы лишили меня будущего! Всех нас!

      Южанка могла бы спорить, могла бы оправдываться. Но ей не хотелось. Напросто надоело.

      — Ты винишь нас за поступки колдуньи и драконихи.

      — Я виню вас в ваших ошибках.

      Олива потупила взгляд в тарелку, а Лами тревожно посмотрела на Вийетту. Северянка зарылась пальцами в волосы ребенка, безмолвно утешая.

      — Кальм женился не из-за нас с Литэ… — Рута на секунду сжала губы, понимая, что сказанное проведет между ней и братом красную черту. — Просто ты недостаточно хорош для него.

      Олива схватилась за голову, измученная происходящим и затяжной хандрой Августа, а Рута сейчас надавила на самую болезненную мозоль. Непростительно болезненную.

      — Замолчи, — в слезах прошептал он. — Замолчи и никогда боле не смей со мной говорить.

      — Поедим на улице? — тихо спросила Вийетта у напуганной дочери.

      Лами нерешительно кивнула, бегая глазами от дяди к тете. Большая южанка Хока рассказывала ей иное. Что дом на Востоке всегда был полон тепла и любви. Но это совсем не было похоже даже на малую крупицу взаимопонимания.

      Едва они покинули дом, держа в руках тарелки, как Август тоже сорвался из-за стола и умчался к себе в комнату. Олива грубо зыркнула на Руту, когда он громко хлопнул дверью.

      — За что ты с ним так?!

      — А он за что? — огрызнулась южанка. — Я что, виновата во всем на свете? Что дождь не идет, или дети умирают? Мне надоело получать за то, чего я не делала!

      — Не нужно было говорить об ученом.

      — Не нужно было трогать Литэ.

      Олива разочарованно простонала, поднялась и ушла следом за братом. Рута же вымыла руки, составила оставшиеся тарелки в центр стола и накрыла тряпкой, чтобы мошка не вилась над едой. Отирая руки о бока, она вышла на крыльцо. Там на ступеньках сидели Вийетта и Лами. У последней сильно дрожали руки, и южанка испустила вздох.

      — Прости, что устроила скандал, — она присела на корточки рядом с девочкой.

      — Ничего, — Лами подняла голову, и в её глазах не было и намека на осуждение.

      Рута ласково усмехнулась и заправила ей за ушко смоляную прядь.

      — Ты так похожа на Литэ. На лучшую её часть.

      Искренняя улыбка Лами всегда трогала за самую душу и пробуждала желание быть лучше. Дочь ледяной была единственным, что удерживало Руту на Востоке.

      — Хочешь уйти? — спросила Вийетта.

      — Да, — честно созналась Рута.

      В этом доме ей нечем было дышать. А когда-то было ровно наоборот.

      — Тогда мы с тобой, — пожала плечами северянка, и смуглая удивленно на неё воззрилась. — Лами здесь плохо спится, — объяснила она.

      Значит, это было концом для их семьи. Рута потерла бровь, ища в себе смирение. Ей надо было отпустить прошлое и родных, но как это сделать? Она любила их, пусть дома и не ладилось.

      — Как ты с этим справляешься? — спросила она у златокосой.

      — У меня дочь, — отозвалась Вийетта так, словно это разъясняло абсолютно каждую вещь в мире.

      Видимо, она имела в виду то, что у неё банально не было выбора. Забота о Лами не позволяла себя жалеть и сетовать на жизнь. Южанке такого терпения было не постичь за целый век.

      На сборы они определили себе час. Вещей и еды брали по минимуму, чтобы не надорвать в пути спины. Да и бедные с виду путницы вызывали меньше желания их обокрасть. Дорогу выбрали на Юг. Руте хотелось хотя бы одним глазком глянуть на недоучку и удостовериться, что та жива и здорова. А дальнейших планов не продумывали, решив действовать по ситуации. За Лами женщины не волновались. Девочка была привыкшей к путешествиям.

      Солнце всё ещё жарило, когда они покинули дом, в котором провели немало счастливых дней. Тогда родных было больше, а сомнений — меньше. Ни записки, ни предупреждения — они молча ушли, не взяв даже лишней монетки. Августу это было не нужно, а Олива всегда оставалась на его стороне.

      Когда они ступили на дорогу, ведущую из Хиля на запад, Рута ощутила постыдное облегчение. Она была той, кто пыталась поддерживать уют в доме, но в итоге отреклась от этой роли и выбрала себя.

      Лами оглянулась назад, чтобы в последний раз окинуть взглядом городок, который ей нравился сильнее, чем все, в которых она побывала. Тайком от женщин девочка оставила письмо. Она крепко сжала руку маминой жены и шагнула вперед…

      Август проспал весь день и к вечеру проголодался. Олива, сидящая в его комнате, тоже задремала в кресле, пока читала очередной любовный роман. Он укрыл младшую сестру пледом и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

      В доме было тихо. На кухне под тряпкой так и стоял обед, им нетронутый. Он нахмурился, увидев лист бумаги на столе и взял его в руки. Почерк был аккуратным — влияние дисциплинированной Вийетты — и принадлежал маленькой огненной драконице.

      «Дядя Август, прощай. Жаль расставаться, но, похоже, иного выхода нет. Мама Йетта, я и тётя Рута решили уйти. Я надеюсь, ты сможешь однажды простить тётю. Но если нет, то ничего страшного. Я молюсь и прошу у мамы с бабушкой покоя для тебя. Берегите себя. С любовью, Лами».

      Август медленно сел на табурет. Он не чувствовал пола под ногами. Сердце в груди защемило. Мужчина спрятал лицо в ладонях.

      Рута была права. Её вины в том, что Кальм не выбрал его, не было. Ученый всегда заслуживал кого-то лучшего, чем труса без стремлений и заслуг. Августу было больно, и он сорвался на южанке, использовал её, как способ избавиться от тревоги.

      То, что ушла и Вийетта — подруга, с которой они прошли не один бой плечом к плечу — говорило о том, что он сделал их жизни невыносимыми.

      — Литэ, помилуй, я не знаю, что мне делать, — в отчаянии пробормотал он в руки.

      Он всегда был никем, но без своих близких он являлся полнейшим ничтожеством.

      «Всё ты знаешь, — возникло в бедовой голове, — Август, иди за ними и сделай хоть что-то, как следует».

      Он выпрямился на табурете, вспомнив, как Вийетта ходила с прямой спиной, что бы ни случалось вокруг. Заставил себя улыбнуться, как то делала Рута, способная поднять настроение одной шуткой. И отбросил бесполезные терзания, как человек, кому отдал всего себя.

***

      К ночи сины остановились в первом попавшемся постоялом дворе. Комнаты, конечно, оставляли желать лучшего, но что было — тем и довольствовались. Вийетта брезгливо сморщила нос, завидев жирного клопа, который заполз в щель меж досками пола. Рута успокоила её:

      — Я видела лавку лекаря по дороге. Купим мазь от насекомых.

      Северянка с великим сомнением посмотрела на южанку. Ей, как человеку, было невдомек, что насекомые настолько любили кусать зверолюд, что никакие мази им помехой не вставали. Утешало только то, что древнюю кровь, как у Лами, они обходили стороной, потому что та была для них подобна яду.

      Они оставили мешки с вещами и взяли с собой только кошели. Деньги, пусть и малые, в путешествии стоило держать при себе. Когда они покинули комнату, то хозяин двора уже готовился ко сну в своей небольшой комнатке. В этой деревеньке было не принято разгульствовать по ночам.

      Лекарня тоже оказалась закрыта, и женщины взяли на себя грех разбудить старика, который ею управлял. Рута крупным кулаком постучала по двери и глянула на окно соседнего дома. Там кто-то недовольно дернул тюль и был таков. Рута постучала вновь.

      — Чтоб вам пусто было пять веков! — раздалось из-за двери, и им открыл дедок с всклокоченной полуседой бородой.

      В нём угадывался некогда симпатичный мужчина скромного роста и с рыжим волосом. Он сонно зыркнул на них подслеповатым взглядом из-под мохнатых бровей.

      — Нам уже пусто, мил человек, — задиристо отчеканила Рута, и тот мигом понял, что девиц прогнать не получится.

      — Чего надо? Мальчишку какого приворожить или врага отравить?

      — Я думала, вы лекарь, — южанка широко улыбнулась, строя из себя само очарование; Вийетта выгнула бровь, наблюдая за этим.

      — Я — маг, и лечением не ограничиваюсь, — хмуро поправил старик.

      — Мил человек, найдется ли у вас что-нибудь против укусов насекомых? Дорога у нас неблизкая, и, кто его знает, куда занесет.

      — Монеты покажи, — велел он, не желая тратить время сна на нищенок.

      Рута с ухмылкой потрясла кошелем перед его носом, дерзко показывая и старику, и возможно преследовавшим их воришкам, что с ними дела лучше не иметь. Дед отошел с прохода, впустил их внутрь и заперся на скрипучий засов.

      — Есть у меня кое-что, — бубнил он, согнувшись под прилавок. — И от разбитого сердца тоже.

      — Чего? — переспросила Рута, и маг распрямился с парой свертков в руках, вывалил их на столешницу.

      — Для подруги твоей, — он не глядя кивнул на Вийетту, которая тут же поджала губы. — Волку не пристало отвергать свою сущность.

      Когда-то то же самое говорила о Вийетте и Тильма, которая сама была волчицей.

      — Могу сделать так, что полюбишь другую, и не придется душить в себе зверя.

      Северянка лишь закатила глаза. Видно, устала слушать одно и то же из года в год. Рута же отвела взор. Может быть, так было бы лучше — полюби златокосая кого-то ещё. Наверное, такими мыслями она предавала Литэ, но ей было тяжело видеть, как Вийетта прятала печаль в молчании, игнорируя движение настоящей луны во имя иной.

      — Само время меня не заставило о ней позабыть, так куда твоему колдовству, — с легкой насмешкой молвила Вийетта.

      Деду её высокомерие не понравилось, но он проглотил оскорбление (конечно, два клинка, отливавшие серебром у неё за спиной, тут были ни при чем) и махнул на северянку рукой, мол, сама разберешься, несчастная.

      — Тогда почему не искала её столько лет? — неосторожно вырвалось у Руты.

      — Если бы она захотела, то вернулась бы сама.

      — Три золотых за мазь, — прервал их болтовню маг, и южанка возмущенно воскликнула:

      — Сколько?!

      — Разбудили ночью, нагрубили, — принялся перечислять дед по пальцам. — И вы в целом мне не нравитесь.

      — Ах, ты! — Рута схватилась за кинжал, висящий на поясе, но Вийетта моментально охладила её пылкий нрав:

      — Не при Лами.

      — Вот-вот, послушай подружку, — ехидно подлил масла в огонь владелец лекарни, и Руте захотелось удавить его голыми руками.

      Бесовы маги. Как же они ей опостылели!

      — Могу и за бесплатно отдать.

      Колдун приобрел такое выражение лица, которое южанка больше всего ненавидела у обладателей Дара. Хитрое и пакостное, что аж зубы сводило от бешенства. Видать, добрые или злые — у всех магов одна чертинка в душе жила.

      — Есть у меня ученик. Всё носом в книжки тыркается. Так настоящим магом не стать. Ему нужно узнать жизнь, испытать силу в деле и…

      — Нет, — не раздумывая отказала Рута. — Мы с магами не водимся, хватило с лихвой.

      — Тогда пять золотых или идите с пустыми руками.

      — Я без мази никуда не уйду, Рута, — уперлась Вийетта. — Меня клопы первой сожрут.

      — У нас нет таких денег! — воспротивилась южанка.

      — А могли бы ученика моего с собою взять ненадолго, чтоб заматерел, — елейненько подпел дед.

      — Защищать не будем, — златокудрая шагнула к нему. — Если помрет — твоя забота.

      — Он способный, только не закаленный дорогой.

      Маг вручил ей один из свертков и произнес:

      — Утром он сам к вам придет. Хотите — лупите, хотите — гоняйте, но чтоб магией занимался.

      — А вдруг мы его убьем? — Рута вздернула нос, не желая покоряться магу до последнего.

      — Поверь, я узнаю. Отомщу сторицей.

      Южанка рыкнула на него и дернула засов, чтобы выйти на улицу. Вийетта вздохнула и пошла следом, а тихая Лами помахала магу на прощание.

      Что ж, они снова во что-то влезли.

***

      Маги, маги, маги! Все проблемы в её судьбе были из-за них!

      Несколько часов Рута раздраженно ворочалась на скрипучей койке, пока Вийетте это не надоело. Северянка кинула в неё своей подушкой с соседней кровати и велела угомониться, потому что Лами надо было поспать. Рута возмущенно сопела ещё с несколько минут, а потом затихла, бесясь молча. Лишь под утро усталость сморила её, и женщина нырнула в объятия неспокойной дремы.

      Разбудил её легкий стук по доскам двери. Южанка посилилась продрать сухие от недосыпа глаза, но сдалась и накрылась одеялом с головой. Вийетта оказалась сильнее в борьбе с желанием спать и поднялась с кровати. Дочь завозилась, и златокудрая на носочках пошла к двери, надеясь не разбудить ребенка. Она неслышно открыла тому, кто имел наглость разбудить их ни свет, ни заря.

      У порога стоял молодой парень, едва ли старше двадцати лет. Его лицо и шея были усыпаны веснушками, на порядок более яркими, нежели у северянки на переносице. Рыже-русая челка падала на глаза, и он сдул её, сам того не замечая. У него был интересный ореховый цвет глаз, а по краям радужки шел четкий темный контур.

      — Давай по делу, — Вийетта была не в настроении от того, что мало спала последнее время.

      — Я от мага. Ученик, — нейтрально отчитался он.

      Вийетта выгнула бровь. Голос у него был ясным и чистым, делая парнишку совсем зеленым мальчонкой. Ей хватало возни с одним ребенком.

      — Рута, вставай. Он здесь.

      — Да чтоб эти маги пропали… — невнятно пробормотала та, прячась под одеялом от необходимости подниматься.

      Лами села на постели, сонная и растрепанная. Парень не смог скрыть удивления перед её нечеловеческой красотой.

      — Как звать? — Вийетта впустила его в комнатку и заперла дверь, молясь, чтобы никому они не понадобились этим утром.

      — Базель, — он присел на табурет, на который ему жестом указали.

      — А лет сколько?

      — Двадцать три.

      — Совсем юный, — сказала Лами, и у парня полезли глаза на лоб.

      От детей он такого ещё не слышал.

      — Она старше тебя по человеческим годам, — пояснила златокудрая.

      Он старательно держал своё любопытство внутри, но было заметно, как интерес к необычной девчушке распирал его. Вийетте эти типичные маговские штучки не нравились.

      — Имей в виду, мальчик… — с неприкрытой угрозой начала северянка, но он её перебил, не боясь смотреть в серые жестокие глаза:

      — У «мальчика» есть имя. Базель. Зови так.

      Рута разом проснулась и высунула нос из-под одеяла. Даже из их семьи редко, кто решался дерзить Вийетте. Парнишка либо был наглухо глупый, либо бесстрашный, что ею тоже приравнивалось к глупости. Грудное рычание раздалось в комнате, и Рута зажмурила один глаз, готовясь, что ученичку оторвут голову. Но Вийетта вдруг сдалась и выдохнула.

      — Ладно, Базель, так Базель.

      — Бель, — хихикнула южанка, мигом придумав несчастному прозвище.

      Волчица повернула к ней довольное лицо, чувствуя себя отомщенной. Базель же густо покраснел, словно так его унизили впервые.

      — Красиво звучит, — в противовес им всем мягко заявила Лами. — Нежно и благородно. Как для любовника.

      Рута и Вийетта несколько секунд молчали, пялясь то на неё, то на парнишку, а затем дружно разразились хохотом взахлеб и до свиста.

      — Любовничек, ети его! — до слез ржала южанка.

      — С девушкой-то рядом хоть стоял? — волчица заходилась хрипом.

      — Вы опять всё опошлили! — Лами стукнула кулачком по постели. — Я говорила не о плотских утехах, а о любви!

      — Спасибо, — слабо поблагодарил он её, лицом яркий, как свекла. — Нет ничего постыдного в том, что я молод и неопытен.

      — Ишь, какой языкастый! — Рута утерла слезы.

      — Прошу, не развивай эту шутку! — взмолилась Вийетта, держась за живот, и южанка залилась гоготом по-новой.

      Они не могли успокоиться добрую минуту, подстегивая друг друга взглядами и ужасным смехом. Кое-как отсмеявшись и окончательно сбив с себя сонливость, Рута наконец-то вылезла из постели. Она сунула ноги в сапоги, чтобы ступни не промерзли на холодном полу и села во властную позицию, поставив локти на колени.

      — Вийетта не договорила, — сказала она. — Имей в виду, Бель, магов мы не любим. Не любим настолько, что поубивали бы каждого. Так что веди себя хорошо, если не хочешь вернуться к учителю по кускам.

      — Понял, — тихо ответил он.

      — А я люблю магов, — заверила его Лами, и Вийетта фыркнула:

      — Ты всех любишь, свет мой.

      — Спасибо, — вновь поблагодарил он девочку, проникнувшись её бескорыстием; Лами радостно расплылась в улыбке (будь она щенком, наверняка бы виляла хвостиком, как заведенная).

      — Деньги-то есть? — Рута поднялась с кровати и предстала пред ним, как устрашающих размеров гора, которую ни один путник не рискнул бы пересечь. — Нам не на что кормить лишний рот.

      В лучшем случае она была выше его на полголовы, и Базель подивился южной крови. Южан он видел не так много, но все они были крупными и сильными. Он бы даже сказал, что подавляющими мощью.

      — У меня есть немного монет, — ответил он. — И я приспособлен к тяжелому труду.

      Рута пожала плечами и так неожиданно стянула с себя майку, в которой спала, что парень подавился воздухом. Она удивленно посмотрела на него. Базель в панике развернулся вместе с табуретом, уткнувшись взглядом в стену. Да он вообще был готов смотреть хоть на бесов Подземного мира, лишь бы не на её грудь. Судя по всему, она много времени проводила на солнце, потому что на теле четко вырисовывались границы темной и более светлой кожи, что скрывала одежда.

      — А, — дошло до Руты. — Мы друг друга не стесняемся. Моемся и справляем нужду вместе, если приходится. Можем есть из одного котелка и спать спина к спине. Тебе придется привыкнуть.

      — Без этого никак?

      — Путешествия опасны. Тебя могут убить, ты можешь замерзнуть насмерть. И не всегда есть монеты, чтобы вдоволь набить пузо. Не везде будут постоялые дворы и лохани с теплой водой, мальчик.

      — Базель, — опять поправил он и повернулся обратно к ней, хоть и пылал, как цветущий мак. — Я понял. Справлюсь.

      Рута ухмыльнулась и нарочно потянулась, чтобы лишний раз смутить нецелованного. Вийетта смешливо фыркнула на её издевки над молодым, пока расчесывала гребнем волосы дочери.

      Зубцы скользили меж смоляных прядей, и черная гладь блестела на солнце. Это успокаивало Вийетту. До этого ей нравилось носить любимую на руках, даруя им обеим спокойствие этим действием, а теперь она минутами напролет проходилась гребнем по густому волосу. Волчица не знала, чем раньше утешала Литэ своего ребенка, поэтому делала, что могла, своими силами.

      Только мысли о ледяной снова заставили её затосковать, как дверь сотряслась под ударом, словно кто-то пытался зайти с пинка. Правда, засов не дрогнул, и пафосный жест ушел впустую.

      — Да чтоб меня! — послышалась ругань вне комнаты, а следом скромное: — Откройте, пожалуйста.

      Неодетая Рута кивнула Базелю на дверь, и тот в немом смирении пошел открывать просившему. Южанка закусила губу, с трудом сдерживая смех и предвкушение. Вийетта покачала головой, улыбаясь во все клыки от пакостливости подруги.

      Базель потянул засов, отворил дверь и нос к носу столкнулся с блондином. Пару секунд Августу потребовалось на оценку ситуации: Рута стояла посреди комнаты полуголая и трагично утирала слезы попранной чести, а Вийетта прижала к себе Лами, и плечи волчицы тряслись.

      — Что ты сделал, мерзавец?! — Август молниеносно схватил парня за ворот и втолкнул внутрь, не собираясь отпускать его живым.

      — Что?! — обескураженно воскликнул Базель, когда к горлу приставили нож.

      — На меня… беззащитную… — всхлипывала Рута, промакивая глаза майкой.

      Вийетта затряслась ещё сильнее (не могла сдержать рыданий, подумал Август) и зарылась лицом в волосы дочери.

      — Я убью тебя! — прорычал он испуганному и ничего не понимающему Базелю.

      У Лами дернулось веко, она оттолкнула от себя волчицу и грозно закричала:

      — Хватит уже!

      Вийетта схватилась за живот, беззвучно растрясая кровать, а Рута взорвалась гоготом и осела на пол.

      — Что происходит? — северянин озадаченно выпустил из хватки бедного парня.

      — Да если б я знал, — на выдохе произнес белый, как мел, страдалец.

      — Дядя, это Базель, — Лами шлепнула бессовестно ржущую маму по плечу. — Он ученик мага и немного с нами попутешествует.

      — Маг? — скривился Август, оглядев того с ног до головы.

      — Чего пришел? — просипела Рута, утирая щеки; Вийетта попыталась прокашляться просмеянным горлом. — Опять зубы на меня скалить?

      — Я не… Рута, — он беспардонно отодвинул ученика мага со своего пути и присел перед женщиной на корточки. — Рута, мне жаль. Я был несправедлив. Это правда, что Кальм покинул нас лишь из-за меня.

      — Ты что, пуп земли? — внезапно спросила Вийетта, и Август нахмурился.

      — О чем ты?

      — Мир не крутится вокруг тебя, Август. Кальм поступил так, как считал нужным. Он всегда был самым умным из нас. Если бы его волновал твой характер — отвратный, хочу заметить — он бы с тобой вообще не связался. Он ушел, потому что родители для него важнее нас. И это нормально. Так что прекрати делать трагедию из того, к чему отношения не имеешь. Ты можешь лишь принять его выбор или до конца жизни себя жалеть и мотать сопли на кулак.

      Рута с широкими глазами открыла рот, глядя, как Август покрывается пятнами. Это было жестче, чем то, что она сама говорила до этого. Ей тоже не приходило в голову, что дело могло быть и не в них вовсе. Они так привыкли воспринимать Кальма, как кого-то надежного, кто всегда под рукой, что позабыли, что у ученого на всё было своё мнение. Белый свет и правда не вертелся вокруг них одних.

      — Поразительная мудрость, — пробормотала Рута, пока Август безмолвно кипятился, пытаясь переварить услышанное.

      Базель начинал сомневаться в приказе своего учителя. Старик отправил его к сумасшедшим. К сумасшедшим без чувства самосохранения и наличия зачатков ума. Такие сложнее поддавались контролю, в своём безумстве прошибая головами стены. Из задумчивости его вывел голос северянина:

      — Мне нужно обдумать эту мысль.

      — Лучше не думай, Август, — Вийетта ухмыльнулась. — Ты не умеешь.

      — Сгинь, — огрызнулся блондин, и до Базеля начало доходить, что, похоже, женщины в их команде всегда беспощадно подкалывали мужчин.

      — Я посмотрю на твоё поведение, — вмешалась Рута. — И, может быть, прощу.

      — Опять твои шуточки, — проворчал северянин.

      — Не-а, Август. Мне тоже пора пересмотреть своё мировоззрение относительно себя и остальных людей.

      — Почему вам всем обязательно нужно ругаться? — сокрушенно уронила голову на руки Лами.

      Базель потер ноющий висок, думая о том, что дорога обещала быть трудной…

      «Учитель, эти люди абсолютно ненормальные. У них неясные принципы и образ жизни. Сейчас мы направляемся на Юг — искать их старых знакомиц. Кажется, у каждого члена их нестабильной группы своя запутанная история. Иногда я не понимаю, о чем они говорят. И им на это плевать. Они называют кучу незнакомых мне имен и даже не удосуживаются пояснить, о ком речь. У меня сложилось некоторое впечатление: северянин по имени Август — тюфяк и рохля (ничего толком не умеет, кроме как беспочвенно страдать и злиться на остальных); женщины Рута и Вийетта дикие, словно сбежали из леса, и не знают простых правил приличия (они обсмеяли меня и угрожали отправить к вам по частям!). Вряд ли с кем-то из них я смогу наладить близкий контакт и втереться в доверие. Питаю надежды только насчет девочки Лами. Она выглядит простой и отупело доброй. Пока никого другого для вашего дела я использовать не могу. С великим терпением, Базель».