У Руты раскалывалась голова. Как же мужчины, порой, утомляли. В такие моменты ей не хватало Литэ сильнее обычного.

      По разным сторонам от костра сидели Август и Динь. Связанные. Руте пришлось их обездвижить (а северянину засунуть в рот тряпку), потому что они, как два петуха, рвались поубивать друг друга. Или, как по их обзываниям: попугай и крыса. С ухмылкой под нос, южанка могла с этим согласиться. Динь был ярким и любил внимание, а Август чаще всего был угрюм и забит, готовый в любой момент укусить. Словом, этих взаимоубийц пришлось насильно усмирить.

      — Не подавись тряпочкой, мститель недоросший.

      Август на эту подколку от красноволосого покрылся пятнами, а светлые очи потемнели от агрессии.

      — Я и тебе в рот напихаю, если не заткнешься, — терпеливо предупредила Рута, помешивая мясную похлебку в котелке.

      — Не самое грязное, что там было, — отозвался акробат, и женщина с фырканьем сдалась.

      Ладно, он её ужасно веселил. Юмор у них был один — жутко неприличный и заставляющий других жмуриться от стыда. К людям, которые могли отмочить хорошую хохму, у неё с детства наблюдалась повышенная слабость.

      Но этого было недостаточно, чтобы простить.

      — Для чего тебе нужны были деньги? — напрямик спросила она, не имевшая привычки утаивать мысли и расшаркиваться в любезностях.

      — Чтобы цирк родителей не закрылся, — парень пошевелился и устроился поудобнее, сколько позволяли веревки.

      — Но убивать людей?..

      — Думаешь, твой братишка не такой?

      Август злобно замычал, а Динь с вызовом продолжил:

      — Тоже убивал за золотую монетку. И, сдается мне, крови на его руках побольше, чем у меня.

      Рута покрутила кистями, разминая затекшие мышцы и позволяя себе немного подумать. Когда это не касалось её лично или семьи, то казалось, что такого и не было вовсе. Убийств, насилия — всего этого. Но в одном парень был прав: безгрешными их сложно было назвать.

      — Ты не любишь военных? — она посмотрела на него, и трюкач встретил её взгляд.

      — О, это мягко сказано. Я хочу, чтобы они все захлебнулись слезами.

      Северянин протянул ногу, пыжась его пнуть, но Динь лишь издевательски улыбнулся.

      — Жизнь, порой, толкает нас на противоречивые поступки, — рассудила Рута.

      — Не на такие.

      Динь уставился на закоптившийся котелок, и отблески пламени заиграли в желтых глазах. Он на пару секунд ушел глубоко в себя и после моргнул.

      — Моя мама умерла больше десяти лет назад, — сказал он. — Нет. Её убили.

      Рута почувствовала тревогу, словно не хотела слышать то, что он собирался рассказать.

      — Однажды наша труппа оказалась на Севере, в местах, где неподалеку была битва…

      Тут уже напрягся Август. Он затих и сгорбился так, будто в живот вставили железный прут. У Руты зашевелились волосы на затылке.

      — Пьяные северяне в черных одеждах завалились к нам в цирк, угрожая оружием и требуя представления. Они всё повторяли про каких-то восставших мертвецов, но, уверен, эти твари, эти военные были в сто раз хуже.

      «Нет, только не это».

      — Цирковым пришлось разыгрывать сцены, изворачиваться и скакать в угоду человеческим бесам… — у Диня сорвался голос, и ему пришлось прокашляться, чтобы мочь говорить дальше. — Северяне загнали мою мать под купол, угрожая, что начнут убивать наших, если она откажется. Но она была смелой женщиной и очень любила тех, с кем жила и работала. Это стало лучшим её выступлением… Только батута внизу не было. Она разбилась, упав с высоты, а эти падальщики смеялись и свистели.

      Рута кинула полный ужаса взгляд на Августа, и того обуяла безмолвная паника.

      «Молю, скажи, что тебя там не было! Прошу!».

      Брат не выдержал и отвернулся, и у южанки сжалось горло. Он был, был там.

      — Почему я не должен их ненавидеть? — Динь повёл плечами, сбрасывая оцепенение от болезненных воспоминаний. — Все они — чудовища.

      Рута сглотнула, надеясь, что не слишком громко и очевидно. Нельзя было говорить акробату, что брат был причастен к смерти его матушки. Иначе жену и сына Кальма им не вернуть. Более того, они рисковали быть убитыми. Южанка уже успела оценить выдающиеся способности циркача, когда он перекинул её через себя, как пушинку.

      Ветки в костре затрещали, и она глубоко вдохнула, чтобы успокоить бурное сердцебиение.

      — Прости, — извинилась она, желая прекратить этот разговор, потому что Август выдавал себя с головой.

      Он выглядел сконфуженным и, казалось, готов был или вспылить или расплакаться. Бледный и дерганный, он тихо задыхался с тряпкой во рту.

      — За что? Вас же там не было.

      Августу показалось, что он вот-вот потеряет сознание, и Рута поспешила встать и вытащить тряпку.

      — Ни слова, понял? — зашептала она на ухо брату, незаметно дернув его за ворот, чтобы пришел в себя. — Пока проглоти эти воспоминания, иначе у нас будут проблемы.

      — Но…

      — Заткнись, — рыкнула она.

      Южанка оставила его в покое и уселась на своё место, где была расстелена курта, дабы не застудить почки. В котелке уже был готов густой суп, но аппетит стремительно покинул их всех. Этот кошмар не укладывался у женщины в голове. Мог ли Август действительно совершить нечто омерзительное, навроде издевок и убийств невинных?

      Динь неожиданно выпутался из веревок, словно так и надо было, и под их оторопелые взоры выудил откуда-то маленькую глубокую миску.

      — Ты говорила, что я ранил его возлюбленного. Я помню, что подстрелил мужчину с каштановыми волосами, — изрек он, спокойно зачерпнув супа. — Но разве не его ребенка и жену я похитил?

      — Долгая история, — вздохнула Рута, смиряясь с тем, что Диня было не удержать, если он сам того не хотел.

      — Я не тороплюсь.

      — Вообще-то, мы торопимся! — зло встрял Август, и южанка сразу ощетинилась:

      — Я велела тебе заткнуться!

      Блондин нервно поджал губы, но послушался. Он, в отличие от трюкача, выпутываться из веревок не умел, поэтому ждал, когда сестра сменит гнев на милость. Почему она злилась только на него одного?..

      — Мы многое прошли вместе, но его возлюбленный выбрал родителей, — пояснила Рута. — Хотя, возможно, выбора там изначально и не стояло. Он женился, завел ребенка и позабыл о нас.

      — Звучит печально, — Динь подул на суп. — С ним понятно — у него характер так себе, а что насчет тебя, южанка? Ты красивая, сильная женщина.

      — Льстить ты умеешь, Вишенка, — она неосознанно приподняла уголки губ. — Моя семья заботила меня больше, чем страсть к кому-то. «Одной» быть не плохо.

      — И что, совсем никого не любила?

      Рута замялась на мгновение.

      — Была одна женщина. Тоже южанка. Но это давно в прошлом.

      — Да кто на тебя посмотреть мог!

      Из кустов вывалился возмущенный Базель. Он неловко поднялся, отряхнулся и встал в позу, ткнул в южанку пальцем:

      — Ты самая грубая и нелепая женщина, что я видел в своей жизни!

      — Значит, женщин ты не видел, — выгнул брови Динь и кивнул Руте: — Ваш с северянином дружок?

      — Скорее, заноза, — она устало потерла лоб и повысила голос: — Которая даже на стреме постоять нормально не смогла!

      — Вы же уже поймали его! — ученик мага раздраженно уселся у костра и протянул закоченевшие руки к огню. — Я уверен, что ты хотела оставить меня в лесу и смотаться!

      — Как ты догадался?! — Рута изобразила напускное ошеломление.

      Базель пробурчал проклятия в ответ и продолжил щемиться к очагу обогрева.

      — Милая, кажется, у него проблемы с осознанием собственных предпочтений, — Динь играючи толкнул её плечом. — Но я готов обласкать тебя, как скажешь.

      Базель изобразил звук рвотного рефлекса, а Август настороженно уставился на сестру, мысленно предупреждая её держаться подальше от акробата. Циркач всё ещё был убийцей и тем, кто ранил его Кальма, неважно, насколько грустную историю он рассказал, и какую роль в ней сыграл сам Август.

      — Сил-то хватит, Вишенка? — поддразнила женщина.

      — Зачем силы, если важны умения?

      Он высунул язык и замысловато закрутил его, вырвав из Руты взрыв хохота.

      «Она слишком много смеется последнее время, — мимолетом подумал Август. — И смех этот такой отчаянный, словно это последнее, что ей осталось».

      Он не мог заставить себя даже улыбнуться лишний раз, а Рута продолжала шутить и смеяться, одаривая окружающих легкостью.

      На него что-то капнуло, и он задрал голову вверх. Капель стало больше и вскоре они превратились в ливень. Динь, привыкший к подобному образу жизни, мигом накрыл котелок крышкой, снял его с гаснущих углей и ретировался с ним под раскидистую лиственницу.

      — Не-ет, костёр! — застонал Базель и, продрогший до костей, побежал за акробатом.

      Одни Рута с Августом остались сидеть под проливным дождем. Южанка сомкнула веки, позволяя каплям соскальзывать по лицу, а запаху мокрой хвои забиваться в ноздри.

      — Скучаю по морозу, — пробормотала она.

      Август опустил глаза на погасшее кострище. Проживя большую часть жизни на Юге, Рута не любила холод. Несложно было догадаться, что она имела в виду, говоря о морозе. Она скучала за Литэ.

      — Мне тоже её не хватает, — признался Август. — С ней всё было… правильным. А теперь я не знаю, куда себя деть.

      — Если вы готовы, то мы можем выдвигаться, — позвал Динь, перекрикивая шумы природы. — Фридрих ни за что не останется там, пока идет дождь.

      — Там? — громко переспросил Август и увидел в желтых глазах трюкача тень вины.

      — Увидишь.

      Значит, ничего хорошего дорога им не обещала…

      Развязывание северянина и сбор пожиток на привале заняли немного времени, но дождь и не думал заканчиваться. Они отправились дальше, следуя за Динем. Август подозревал его в том, что парень мог намеренно вести их в ловушку, но Руте до этого дела не было. Она упрямо шагала вперед по скользкой земле.

      Вода в сапогах хлюпала, но даже избалованный Базель постеснялся жаловаться. Он хоть и обижался на южанку за шуточки, но исправно шел за ней. Август замыкал их строй, прислушиваясь через гул ливня к возможным врагам.

      Он вскинул взгляд к кронам высоких деревьев и мысленно взмолился к беловолосой сестре, прося для них благополучного завершения дела.

      Вдруг Динь пригнулся и махнул другим сделать то же самое. Через несколько мгновений неподалеку от них пронеслись три вороных. На одном из коней скакал небезызвестный родственник Альта. Арлекин не соврал: судя по лицу Фридриха, дождь душегубу был очень не по душе. Динь дождался, когда стих топот копыт, и вновь пошел известным одному ему путем.

      — У нас не так много времени, — предупредил он. — До ближайшей таверны всего десяток миль. Как закончится дождь, Фридрих обернется обратно.

      Все кивнули, соглашаясь, что стоило поторопиться.

      Дорога стала казаться им бесконечной, когда холодная вода добралась до белья. Из-за затянутого плотным покровом туч неба невозможно было понять, как долго они месили грязь ногами. Базель уже был готов сдаться и возмутиться во всё горло, как задницей чуящий Динь закрыл ему рот ладонью. Трюкач прижал палец к губам, а потом им же указал в сторону.

      Они ничего не увидели. Ни домика, ни чего-то похожего. Но потом присмотрелись повнимательнее и поняли, что под широким пологом леса подлесок редел, как будто был нарочито вскопан. Август рванул вперед, чудом не запинаясь об валежник, когда понял, на что указывал акробат.

      Блондин поскользнулся перед самой ямой и едва не улетел вниз. Рута успела подхватить его в подмышках и удержать на весу. Она вытащила его за пояс штанов и огляделась в поисках чего-то, что могло бы им помочь. Южанка случайно зацепилась взором за Динь-Диня, который спиной отступал обратно вглубь леса, собираясь сбежать. Его губы были плотно сжаты, а желтые глаза выражали сожаление. То ли он не верил в то, что ему оставят жизнь, то ли не мог встретить лицом последствия своего же поступка.

      — Селина! — крикнул Август, и та вскинула лицо наверх.

      Подоспевший Базель даже устыдился за свои стенания, потому как женщина, сидевшая в яме с ребенком на онемевших руках, была по пояс в ледяной воде. Её губы имели почти черный оттенок, а зубы стучали так, что перекрывали суматоху леса в ливень. Она попыталась что-то ответить на оклик северянина, но чуть не откусила себе язык.

      — Да катись оно всё! — услышали они.

      Рядом приземлился на колени Динь, обвязанный веревкой на поясе. Другой конец был привязан к дереву. Парень без раздумий прыгнул вниз. Жена Кальма шарахнулась в сторону, прикрывая сына, что не подавал признаков жизни.

      — Знаю! Знаю! — замученный совестью прокричал циркач. — Можешь лично меня убить, только дай помочь!

      — Хватайтесь! — скомандовала Рута, и Август с Базелем крепко вцепились в веревку.

      Динь прижал к себе Селину, и путешественники потащили их наружу. Веревка жгла ладони, но они рывками выдергивали троицу из ямы, пока голова акробата не показалась на поверхности. Он вцепился одной рукой в траву, выдирая её с корнем, силясь вытянуть похищенных.

      Последние минуты натужных усилий, и пострадавшие мать с сыном были на мокрой земле. Селина сразу же принялась шлепать Марселя по щекам. Базель растолкал остальных и положил на него ладони. Из-под них появилось слабое сияние, и мальчик наконец-то распахнул по-животному испуганные глаза, рвано урвав громкий вдох.

      — А-а! — Динь повалился на спину, раскинув руки. — Живой, слава богам.

      Рута в порыве прижала женщину к себе, словно та была ей давней подругой. Август шмыгнул носом то ли от мерзлоты, то ли от облегчения.

      — Со мной делайте, что хотите, а цирк не трогайте, — сказал Динь с закрытыми глазами. — Вы обещали.

      Тут же его подбородок подперли острием меча, и красноволосый вздохнул.

      — Никто ничего тебе не обещал, — Август встал ногами по бокам от него и надавил клинком. — Я весь твой цирк сожгу до последней тряпки.

      — Убери меч, или я тебя заставлю.

      Август обескураженно нахмурился, заслышав преисполненный гнева голос сестры. Он оглянулся на неё, ничего не понимая. Её взор пылал непреклонностью.

      — Это не тебе решать, — поспорил Август.

      — И не тебе тоже, — огрызнулась она. — Или ты из тех, кто прикрывает свои поступки, наказывая других? Поверь мне, Август, я услышанного не забуду. И тебе забыть не позволю.

      Северянин скривился и отнял меч от лица арлекина. Он резко взмахнул им, стряхивая влагу, и убрал в ножны.

      — Лучше бы тебе помнить, кто твои настоящие друзья, Рута.

      — Изуверов среди них нет, — послала она ему в спину.

      Август презрительно сплюнул, уходя в лес. Рута жестким взглядом проследила за ним и полезла в походный мешок за одеялом для мальчика.

***

      — Мы слишком близко к Фридриху.

      Базель беспокойно озирался по сторонам, высматривая среди деревьев преследователей. Динь-Динь поспешил успокоить парня:

      — Ливень смыл наши следы. Среди подчиненных Фридриха должны быть опытные следопыты, чтобы вычислить наше местоположение.

      Через несколько миль от ямы им пришлось устроить привал. Селина не чувствовала конечностей, хоть Рута отдала ей свою курту. Марселя завернули в плотный плащ, как в кокон, но у него поднялась температура. Покрасневшие глазки встревоженно искали каждый источник звука (а лес кипел жизнью), но чаще всего мальчик смотрел на Диня. Акробату было дурно от его забитого вида.

      Огонь разжигать не стали и ютились под деревом, чьи лапы-ветки надежно укрывали их от мороси. Рута отдала Селине освещающий камень, который дарил немного тепла, и женщина грела им руки, плотно зажав в ладонях. Южанка покрепче прижала её к себе, согревая.

      Подол газового платья отрезали, потому что он сильно намок и мешал идти. Из-за этого у Селины был до ужаса оборванный видок, вызывающий жалость. Губы по-прежнему имели синюшный оттенок, но зубы уже не так стучали. Она посмотрела на сына, которого держал Август, и перевела взгляд на Диня.

      — Он нас похитил.

      — Мы знаем, — грустно ответила Рута. — Но без него мы вас не нашли бы.

      Акробат молча подал Селине котелок с остатками еды и отошел, чтобы усесться под соседним деревом. Он слишком беспокоил малыша своим присутствием, поэтому решил лишний раз не мозолить глаза.

      — Что с Кальмом? — жена ученого приняла миску из рук Базеля и зачерпнула загустевшего, холодного супа.

      — Он ранен, — Август поудобнее перехватил сверток с Марселем. — И отправлен ядом.

      — Ничего страшного, — спокойно отозвалась Селина, и блондин ответил ей непонимающим взглядом. — Это же Кальм. Он сильный и храбрый. Какие-то рана и яд ему не помеха.

      Северянин потупил взор. У него не было шансов. Не против такой женщины, как Селина. Она была верна во многих смыслах и безукоризненно верила в силу мужа. Ребенок в его руках был тому подтверждением. Плод двух искренне уважающих друг друга людей. Возлюбленный малыш, балуемый и оберегаемый.

      Селина даже не рассматривала Августа, как соперника, и это било хуже ножа. Его самолюбие порвали в клочья.

      — Когда дождь усилится, нам нужно будет продолжить путь, — сказал Динь в стороне. — Нельзя оставлять следов.

      — Надо же, какой умный! — сорвался на нём блондин. — Однако, мы легко отследили тебя по арбалетным болтам! Что, тут умишко и кончился?

      — Ума недостает одному тебе, Август.

      Рута чувствовала, как злость на брата осела горечью на языке.

      — Может ты ещё не понял, но, если Динь не захотел бы, мы его и не нашли бы. Поэтому заткни уже свой фонтан желчи, пожалуйста.

      Они вконец рассорились. Если бы такое было возможно, между ними искрился бы воздух. Взаимное недовольство, копившееся годами, выплескивалось неудержимым потоком из уст.

      — Мнишь себя святошей? — Август хмыкнул. — Напомнить, сколько мы потеряли из-за тебя?

      — Конечно! — Рута вскочила и нависла над братом, упираясь рукой в ствол лиственницы. — Я виновата в том, что делали чокнутые Дали с Рагной! Я пыталась нас убить! Всяко я!

      — Вы пугаете ребенка.

      Динь отодвинул с дороги Руту и забрал у ошалевшего от злости Августа сверток с Марселем. Арлекин встал на колено перед невозмутимой Селиной и передал ей сына, когда она отставила котелок.

      — Может, растолочь ему картофель из супа? — спросил он. — Он сможет это съесть?

      — Холодное, но да, выбора нет. Он давно не ел.

      — Ты позволяешь ему трогать сына Кальма?! — Август ужасно возмутился.

      — В смысле, сына, которого я родила? — она убрала вьющуюся прядь за ухо, напрочь игнорируя взвинченность северянина. — Да, позволяю.

      Динь чуть прикусил щеку изнутри, когда Селина глянула на него.

      — Я вижу, что детей ты любишь. Хотя бы потому, что, похищая нас, ты был до странного аккуратен и заботлив.

      — Я не знал, что он посадит вас в яму, — раскаялся Динь. — И мне жаль, что я подстрелил нянечку.

      — Серьезно? — Август встал и рассерженно махнул рукой. — Он сказал «извините», сделал грустные глазки, и вы всё ему забыли?

      — Забавно слышать это от человека, бросившего сестру, — Рута небрежно толкнула его в плечо. — Я про Оливу, если помнишь такую.

      — Не впутывай её сюда! — он толкнул её в ответ. — Она хотя бы моя настоящая сестра!

      — О, как! Любитель бросать родных!

      — Знаешь, в чем твоя вина? — Август несколько раз ткнул её в грудь, припечатывая жестокими словами. — В том, что Литэ с нами нет. Это ты её не защитила. Ты — та, кто бросает родных!

      Он замолчал, когда на глаза Руты навернулись невольные слезы. Она выглядела так, будто её предали самым ужасным образом. Южанка неловко утерла лицо и тихо произнесла:

      — Удивительно, тут ты прав. Я её не спасла.

      — Рута, я… — Август с запоздалым сожалением потянулся к ней, но женщина развернулась и ушла за деревья, чтобы побыть одной.

      Рука блондина упала и повисла плетью, а слова, сказанные им же, застряли в горле комом противной мокроты.

      Ему не стоило этого говорить.

***

      К рассвету они добрались до поместья Кальма. Уставшие, замерзшие, они не обратили никакого внимания на охрану Альта и Рамиры. Вояки провожали их оценивающими взглядами, покуда наёмничьи не скрылись в доме. Селину и Марселя сразу облепили выжившие слуги, квохча над ними, как курочки-наседки. Хозяйку раздели и закутали в меха на голое тело, а младшего сина принялись отпаивать настойками от жара.

      Под суматоху на лестнице появился Кальм. Он тяжело дышал и еле стоял на ногах, но, держась за бок, он спустился вниз. Родители вышли следом и, обеспокоенные, побежали за ним. Но стоило им увидеть невестку и внука, как они чуть не сшибли несчастного муженька.

      — Селина, дочурка! — растроганный Альт растолкал слуг и заключил зеленоглазую в крепкие объятия.

      Мгновением позже к ним прилипла расплакавшаяся Рамира, умудрившись разом обнять их обоих.

      — Целехонький.

      Артина, любовно покачивая Марселя, позволила безумным от счастья бабушке с дедушкой увидеть внучонка. Мальчика зацеловали и загладили до наэлектризованности в волосах.

      — Что?.. — не поверила своим глазам Рута, глядя на старую няньку, любимицу гномов. — Вы сказали, что вытащили из неё болт…

      — Я крепенькая, — Артина с улыбкой похлопала себя по солидному пузу. — Что мне эта щепка!

      — Тебя ранили в грудь, дура ты старая, — проворчал Кальм, добравшийся до них. — Думал, тебе конец.

      Рута оглянулась на Диня, который скромно (насколько это слово было к нему применимо) сидел на лавке у стены. Он вскинул брови, взглядом вопрошая, чего она так смотрела. Южанка пересекла холл и встала прямо перед ним.

      — Это случайность? — грубовато спросила она. — То, что Артина жива.

      — Кто знает, — очаровательно улыбнулся он. — Может быть, я промазал немного.

      Рута молча уселась рядом с ним и сжала голову руками, разом лишаясь остатков сил. Он утешающе похлопал её по спине.

      Селина забрала сынишку у няньки и поднесла его к Кальму.

      — Глянь, кто тут? — проворковала она. — Папа?

      — Эй, крепыш, — ученый ласково взялся за маленькие пальчики.

      Марсель, узнав отца, засопел и громко разревелся впервые за всю дорогу. Кальм обнял их и положил щеку на макушку жены.

      — Я так горжусь тобой, Селина, — сердечно сказал он.

      — И я тобой, — ответила она, радостно щурясь.

      Август выдохнул, но боль никуда не ушла. Он смотрел на счастливых домочадцев и не находил в себе облегчения. Его Кальм любил эту женщину и любил жизнь, которой жил вдали от некогда близких людей. Вдали от самого Августа.

      Северянин ощутил, как искажается от горя лицо и поспешил выйти на улицу. Дождь почти прекратился, по лужам били лишь редкие капли. Блондин принялся тереть глаза, не обращая внимания на охрану во дворе, но слезы и не думали исчезать. Он тихо расплакался, сдаваясь чувству потери.

      — Проблемы в небесных чертогах? — услышал он и поднял голову.

      Рядом оказался Динь-Динь. Он выглядел миролюбивым и даже вежливым. Августу от этого стало ещё более тошно. Уж кому хотелось показываться в таком виде, то точно не арлекину.

      — Отвали, — с заложенным носом послал его блондин.

      — Сердце разбито? — улыбнулся красноволосый.

      — Не отвалишь — будет разбито твоё лицо.

      — Думаю, ты и так сильно разозлил Руту, чтобы бесить её ещё больше.

      — Да-да, катись отсюда.

      Циркач криво усмехнулся. Он вдруг выставил перед Августом две смозоленые ладони, резко сжал их в кулаки. Когда из одной руки он вытянул шелковый платочек, Август посмотрел на него, как на сумасшедшего. Парень раскрыл вторую ладонь, и северянин увидел на ней распустившийся розовый бутон.

      — Ты что, обесчестил куст перед дверью? — Август указал на каменный горшок с розами у входа.

      — Ага, — довольный собой, подтвердил он.

      Динь осторожно заправил бутон за ухо северянина и по привычке поклонился, как всегда делал после выступлений и небольших трюков.

      — Август, можно тебя на пару слов?

      Кальм, кутающийся в меховую шкуру, появился на пороге. Судя по его лицу, он находил увиденное неоднозначным.

      — Похоже, мне пора, — смекнул арлекин и прошел мимо Кальма, широко улыбаясь.

      Ученый чуть обернулся через плечо, дожидаясь, когда они с блондином смогут поговорить с глазу на глаз. Когда Кальм посмотрел на Августа, у того едва не подогнулись колени. Они давно не разговаривали, как следует. И расстались не очень хорошо, когда ученый заявил, что собирается женится.

      Тогда у Августа случилась истерика, и он наговорил любимому много глупостей. Даже ползал у него в ногах и молил не уходить.

      — Я хотел поблагодарить тебя, — сиплый от пережитого голос Кальма побуждал в северянине желание прикоснуться. — Я у тебя в долгу.

      — Не нужно, — Август утер нос, надеясь, что не было очевидным то, что он плакал до прихода Диня.

      — И всё же… спасибо.

      Кальм шагнул к нему. У него слегка дрогнули руки, словно он хотел коснуться бывшего любовника, но ученый быстро собрался и натянул на лицо вежливое выражение.

      — Это много для меня значит, — сказал он.

      — Для меня — ещё больше, — Август грустно улыбнулся, и Кальм стал выглядеть виноватым.

      — Если тебе что-то нужно, то ты всегда можешь попросить о помощи.

      — Мне нужен ты, но это ведь невозможно?

      Ученый кивнул. Ему нечего было обещать. Того, чего хотел Август сильнее всего, он уже дать не мог. Его сердце целиком было обращено к людям в холле. К жене, сыну, родителям. Никак не к тому, с кем сознательно порвал, взвесив все «за» и «против».

      — Тогда я не знаю, чего попросить, — подытожил Август. — Разве что: будь счастлив и проживи долгую сытую жизнь назло врагам.

      — Обязательно, — принял пожелание ученый.

      Он постоял ещё немного, а затем ушел, оставляя северянина в одиночестве. Тучи по-прежнему нависали над горизонтом, но дождь закончился.

      В холле шло обсуждение того, как поступить с Динем. Альт, Рамира и Кальм требовали казнить акробата сиюсекундно, а Рута и, неожиданно, Селина вступились за него, прося пощады. Они считали, что за его действиями не было злого умысла и свою вину он был способен искупить. Вийетта с Лами и Базель наблюдали за их живым спором со второго этажа, не принимая участия. Волчица вообще предпочитала держаться ото всего подальше, угаснув душой.

      Август отвернулся. Южанка как обычно была права. Он бросил каждую из своих четырех сестер. Родную по крови Оливу, Руту, Вийетту, Литэ. Возложил на них непосильный груз собственных страданий и обижал раз за разом.

      То, что он сказал смуглянке, было отражением ненависти к самому себе. Он винил себя за то, что оказался ненадежным и даже бесполезным, коль Руте и Литэ пришлось разбираться с их общими проблемами в одиночку. А ещё он забрал с собой Оливу, которой не смог дать хотя бы простого присутствия рядом. Он буквально разрушил её жизнь и оставил девушку чахнуть на руинах обещаний.

      Август прикрыл глаза и представил образ ледяной. Один лик беловолосой успокаивал его. Он и не помнил, когда это стало привычкой. Северянин выдохнул морозный пар изо рта и развернулся к дому, чтобы тоже высказать слово о дальнейшей судьбе арлекина.