Первой и единственной остановкой на пути к Афганистану является база НАТО в Турции. Где-то примерно в центральной части страны, с военным аэродромом, нацеленным в сторону Ирака.
Железная махина самолета с мазанным флагом США на боку напоминает огромную бочку. В которой всех новобранцев рассаживают по скамьям и резво командуют им пристегнуться. В узкие бойницы иллюминаторов едва пробивается солнце, поэтому смотреть приходится исключительно вокруг себя, а не вовне. Атлантику они пересекают неспокойно, с жесткой турбулентностью, которая явно не идет в комплект к неудобной внутрибортовой рассадке. Билли отбивает себе всю поясницу и быстро включается в круг таких же матерящихся солдат.
Вот такой он, заявленный комфорт для блюстителей американских ценностей.
Мираж армейского блеска начинает таять уже в сотнях километров над Европой. Самолет ненадолго садится в Греции на дозаправку, и сосед Билли, разминаясь на открытом пространстве, говорит, что обычно американские борты останавливались в Париже, но так как Франция выебнулась и вышла из военного блока, оставаясь ассоциированным политическим членом, пришлось поменять все маршруты. Собственно, жаль, потому что Париж — цель попривлекательнее разбитой от кризисов Греции.
А Билли неожиданно нравится. Аэродром, пускай и находится не на берегу, но воздух все равно пропитывается сладковатой морской солью и дыханием бриза — теми нотами, которые знакомы ему с детства.
Через пять часов они делают краткий бросок до Турции, где уже приходится задержаться на пару недель.
Первые учения Харгроуву даются подозрительно легко. Билли прицельно стреляет из автомата (боевыми снарядами и по мишеням, умело разрисованным под людей), усваивает азы обращения с боеприпасами, но почти не вникает в начитку лекций по истории конфликта. Он только отмечает для себя, что война вроде как внутренняя, а стороны активно финансируются половиной мира. Окей, спасибо.
США не на стороне правительства, а значит лучше бы не афишировать свое активное военное присутствие в регионе.
Это Билли тоже хорошо улавливает.
С турецкой базы толком никуда не деться, потому что вокруг ни городов, ни любых других гражданских объектов. Редких солдат дергают по поручениям в Сивас и Анкару, но Билли, как новенький, обязан усердно заниматься, чаще стрелять на полигоне и всячески подбивать свою подготовку под автоматическую реакцию организма.
В перерывах — смотреть на желтую пустошь вокруг.
По дому он совсем не скучает, по школе и занятиям — тоже. Может быть, в его случае армия — не самое плохое решение.
По крайней мере, Билли умеет отлично травить новым знакомым истории и усекать зарвавшихся солдат, будто бы сам уже не первый год проходит службу. Драться разрешается только в пределах занятий по физ.подготовке и без травм, поэтому он быстро понимает, что надо искать себе развлечение.
Чтение книг и сопутствующих материалов Билли откидывает сразу.
И так у него появляется мысль писать письма Макс.
***
— Эй, Харрингтон.
После Билли будет часто прокручивать у себе в голове тот разговор. Наверно, потому что для него и Стива он оказывается последним.
Перед отъездом.
— Я бы и не присоединился к вам.
Билли с недавних пор не сильно-то жалует Нэнси Уилер. Потому что она перегибает палку, стараясь быть правильной и порядочной, а от подобного сводит зубы. Интересно на нее было обращать внимание в пику Харрингтону, но как только они расстались, то пропало и желание Нэнси замечать.
Причина, разумеется, именно в этом.
Чего и говорить о втором; Байерс, кажется. Старший брат одного из дружков Макс. Что один, что второй — отбитые наглухо, и Билли оставляет их в покое, потому что слабых и подавленных трогать нехорошо. Их уже и так прилично тронуло, без участия Билли в этом.
— Я плохо помню, что было в больнице, — он зачем-то честно признается и бессовестно опирается спиной о машину Стива. — Мне сказали, что я был не в себе.
В себе-то Билли как раз и пытался остаться, когда реальность мерцала перед ним сразу двумя измерениями.
— Макс сказала, что ты всех спас. Когда я, — пауза не то чтобы многозначительная, просто Билли сложно оперировать информацией, взятой из рассказов сводной сестры, — ты понял.
Когда я чуть вас не убил.
Может, и хорошо, что у него остались только физические напоминания о тотальном помешательстве. И сломанная машина, которую отец сдал на какую-то свалку металлолома, сполна высказав Билли все свое раздражение.
За которым на самом деле вполне уловимо пряталось разочарование.
— Расслабься, Харрингтон, — Билли смеется и даже со звонким хлопком ударяет Стива по плечу.
Имитирует дружбу.
— Мы же с тобой не в баскетбол играем, чтобы ты был так напряжен.
Да и на ногах уже стоишь увереннее.
Почему-то Стива всегда хочется выводить на эмоции, добиваться от него ответной реакции. Билли говорит слишком много, заполняет собой пространство целиком и нарушает все допустимые границы. Как бы ему не нравились все эти Уилеры, Байерсы и прочие чудаковатые знакомые, но Харрингтон, единственный из всех, буквально провоцирует Билли на агрессивное общение.
С самого первого дня.
— Я ухожу в армию, так что этот город остается тебе, — смешливые слова перекатываются в его глазах.
Билли слишком прочно опрокидывает себя на Харрингтона, неожиданно глубоко втягиваясь в разговор. Словно в напоминание.
— Будешь по мне скучать?
И снова смеется. Но не издевательски, а захватывает шелестом голоса, будто в очередной раз флиртует в баре (Билли так и не задумается над тем, что всегда подобным образом общается со Стивом; на острие).
— Я напишу, — зачем-то обещает Билли, когда отталкивается от машины и позволяет Стиву, наконец, открыть дверь. — Обязательно, Харрингтон.
И подмигивает ему на прощание.
Билли не сразу возвращается в бар, потому что провожает взглядом отъезжающую тачку и размышляет, где бы достать адрес Стива, чтобы свое обещание не нарушать.
***
Конвой отправляется в путь после рассвета.
Когда Билли выходит наружу, раскаленный жар кусает его за щеки, проходится по губам. В этой стороне враждебным кажется абсолютно все, пускай он толком еще ни с чем и не сталкивался. Начальник, оказавшийся сержантом Уилкинсом, быстро находит на Билли управу и приказывает ему осторожно укладывать ящики с оружием (которые прибыли самолетом вместе с новобранцами) в грузовые вездеходы. Он только кивает и отчетливо осознает, что приказы здесь более уместны, чем за семейным ужином и от отца.
Возможно, тот как раз в армии и нахватался подобных привычек.
Военного персонала достаточно, чтобы быстро управиться с погрузкой, но лишь с десяток солдат рассаживаются в кабины машин к водителям. Их конвой разделится в пути на две колонны, и парень, который с Билли занимался в Турции, начинает его подначивать. Спрашивает, хватит ли у Харгроува смелости сесть в направляющую машину ведущей колонны.
— Виднее тем, кто впереди, — говорит солдат, а Билли даже не помнит его имя, всматривается в нашивку на форме, — Ты же любишь быть первым.
Его фамилия — Стайн, и через несколько часов он умрет, потому что уступил Билли свое место в начале колонны.
Но пока что сам Билли принимает вызов и добровольно просит у сержанта место в начале. Уилкинс на него смотрит с легким раздражением, но не препятствует. Энтузиазм новичков обычно стихает после первых месяцев на службе.
Конвой приехал из Кветты, приграничного городка в Пакистане, где спрятан натовский оружейный склад, и укомплектовавшись сполна, теперь держит курс на предместья Кандагара. Водитель, военный в старшем чине и с пробивающейся сединой в волосах, немногословен, только быстро сообщает, что до Кандагара около пяти часов и, возможно, в дороге будет жарко.
Билли все еще уверен, что Афганистан — горячая точка не только из-за конфликтов, а по причине своего непереносимого климата. Лобовое стекло быстро нагревается, и не спасают даже воздуховоды; открывать окна бесполезно, только пылью забьется салон. Водитель советует ему купить в Кандагаре солнцезащитные очки, потому что таких маршрутов еще будет много.
Билли улавливает гул двигателя не сразу, сперва видит реактивные точки на чистом небе.
— Это? — с удивлением прорезается его голос, но продолжать не решается.
О таком во время подготовительных курсов толком не рассказывали.
— Быстрее, Харгроув, достань блокнот. Живее, твою мать, — водитель плотно вглядывается в горизонт и через радио-связь передает информацию второй колонне, — запиши время и координаты за мной. Тридцать один… Ты писать умеешь вообще? Давай уже.
Но Билли сосредоточен как никогда; его разрывает между желаниями посмотреть, что произойдет, и отвернуться в другую сторону. Главное — не разорваться самому.
Свист истребителей отчаянно свидетельствует только об одном.
Их конвой разделился надвое спустя полчаса; первый, где Билли, отправился по предгорной местности, несмотря на трудную проходимость. Второй, поменьше, должен был пройтись по кромке песчаных районов. Как позже станет известно, маршрут Кветта-Кандагар часто подвергается советским налетам, и везет примерно в одном случае из трех.
Пути стараются перестраивать каждый раз, но именно эта дорога самая короткая до важного стратегического пункта.
И проходит целиком по открытой местности.
Билли застывает, когда наблюдает за воздушной атакой вдалеке, едва может пошевелить пальцами, чтобы дописать координаты на листке.
Такой же новобранец, как и он, погиб с пятью другими, просто потому что попал не в ту колонну.
— Больше бомбить не будут, — безлико отзывается водитель, но прибавляет ход, — покажи, что записал. Надо данные передать на базу, пускай проверят, что там осталось.
Цинизм ситуации кажется Билли противоестественным. Потому что он только и думает о том, как рад оказаться в числе победивших (смерть).
На ночь их оставляют в Карзе — поселении около Кандагара. Квартируют в полузаброшенных зданиях без оконных рам, но никто не жалуется. Численность конвоя сократилась вдвое, а значит и мест для ночлега теперь больше. Почему-то легче от этого не становится.
Билли запоздало пронимает страх в стране, которую он не знает. Поэтому он отрешенно косится на редких людей, растворяющихся в немой панике при виде любого солдата.
— Что это с ними? — спрашивает он, но в принципе, и так знает ответ.
Пока в Афганистане идет война, проще помогать сразу всем, чтобы остаться живым до утра. И желательно при этом сильно не отсвечивать испуганными глазами.
Пока такими глазами отсвечивает разве что Билли.
Знакомый водитель смотрит на него как-то особенно долго и затем принудительно отправляет отдыхать. Говорит, что пока от центра не поступало дальнейших указаний, и неизвестно, будут ли они завтра возвращаться тем же маршрутом.
Но Билли совсем не до сна. Он в Афганистане меньше недели, но уже не чувствует себя в безопасности.
Устраивается в пустой комнате и гонит прочь иллюзии прежнего быта. Возможно, здесь когда-то была спальня и даже жили люди. Возможно, они не хотели войны, но были вынуждены уехать подальше.
Какие-то удивительные мысли для Харгроува, который привык разве что у бассейна сидеть и иногда проваливаться в изнанку миров.
Очень странные дела.
Он зажимает левой рукой небольшой фонарик, достает несколько измятую бумагу и в верхнем углу пишет цифру два. Потому что неожиданно понимает, что его письма могут доходить с разной хронологической скоростью.
Билли не может написать Макс о том, что видел сегодня. Более того, он не хочет ей об этом писать.
«Привет, принцесса.
Я еще не получил твой ответ и надеюсь, что ты его вообще отправил, а не струсил мне отвечать. Я уже писал, что здесь жарко? Даже ночью. Особенно ночью. Никакого ветра, только сплошной адский застой, как будто все пустынные дьяволы дышат мне в спину.
Опять
Я не жалуюсь, говорю правду. Рука соскальзывает с листа, потому что я не придумал ничего лучше, чем писать тебе на рюкзаке в мрачной комнате афганского поселения. У меня на целый этаж ни души, и я все время вспоминаю, как сегодня случайно остался жив. Представляешь, какой-то придурок просто поменялся со мной местами, потому что боялся ехать первым. Мне до сих пор не по себе Они погибли. Все. Абсолютно. А главный только сухо подвел убыток по оружейным запасам. Какое вообще дело может быть до пуль, если оружие здесь встречается чаще, чем вода? Мне сказали, что после воздушных ударов от тел не остается даже пепла, поэтому родственникам часто сообщают, что их солдаты просто пропали без вести. Цирк. Не хотел бы я так пропасть.
Непонятно, зачем я это вообще пишу, но мне нужно с кем-то поделиться.
Ты, вроде как, выслушал прочитал и теперь тоже знаешь.
Завтра мы поедем обратно, и на открытой местности остается только надеяться, что советский истребитель не появится в воздухе. Вот тебе и коммунисты, всюду пролезли.
P.S. Никогда бы не подумал, что буду писать тебе из какой-то пустынной дыры, где даже электричества нет. Привет из каменного века.
Билли»
***
— Харгроув, — в темноте на секунду появляется его водитель, — Путь обратно отрезан, советы все там разбомбили сегодня. Ложись уже, через пару часов выдвигаемся в Кабул. Прорвемся на базу с другой стороны.
Билли кивает и второе письмо Стиву отправляет уже из столицы Афганистана.