***

Лёша идёт вперёд, позорно опустив голову. Стыдно и мерзко вот так идти прямо на собственную гибель, осознавая, что она будет глупой и напрасной, как и смерти сотни таких же юнош. Но знать, что ты не один так погибнешь — не значит успокоиться. На душе в очередной, кажется, в миллионный раз скребётся свора диких кошек. Их когти невероятно остры и ранят не только сердце, но и остальные органы. Иначе непонятна причина, по которой дышать настолько тяжко. Или Горшенёв просто до последнего отказывается верить, что по его бокам прошлись тяжёлыми сапогами. Глупая гордость взыграла в ситуации, где она по-настоящему бесполезна. Когда-то, наверное, в прошлой жизни, молодой человек искренне верил, что встретит смерть, гордо задрав голову вверх, глядя прямо в глаза своим убийцам. Сейчас Ягода не в состоянии даже представлять это, сил тупо не осталось. Последние юноша тратит на воспоминания, такие тёплые, уютные, в коих зарыться с головой хочется и никогда больше не выходить из них.

В голове вовсе не мама, не брат и не отец. Их всех Лёша искренне любит, но не так сильно, как Сашу — мальчишку, с коим бок о бок вырос и попробовал с ним многое впервые. С Леонтьевым удалось познать дружбу, крепкую, настоящую и преданную. Помнится, как в детстве Сашка не бросил в драке со старшими ребятами, сам получил и очки свои дорогие разбил. В памяти лёг и навсегда застыл образ маленького плохо видящего мальчишки, что дрожащими руками осколки от линз собирал и старался не плакать, хотя и знал, какой гнев отца на себя навлёк. В тот день, после драки, Горшенёв помогал искать кусочки стекла, строго настрого запретив Лосю заниматься этим.

«Сиди лучше, руки ещё порежешь, а ты врач будущий. Нельзя тебе ладони лишний раз калечить», — говорил Ягода, усаживая товарища на поваленное бревно и игнорируя возмущения с чужой стороны.

А после мальчишка отчаянно пытался придумать способ починить столь дорогую вещь. От мысли, что Ренегат будет стоять в слезах, тошно становилось. Ещё хуже стало, когда очки не удалось привести в нужный вид.

Идти нет желания, только бежать в поле, где, по обычаю, должен сидеть Лось, читающий книгу про устройства человеческого организма. Мысли, что Саша там сидит, глупы до безобразия — он сейчас точно не в здешних местах. Ягода даже приблизительно не знает, где его самый дорогой человек может быть. Но слепая надежда на то, что Саша сейчас среди тех врачей в лазарете, греет сердце и помогает хоть немного да успокоить нервы. Молодой человек постоянно находил аргументы в пользу этого да и банально отказывался верить, что его Сашу могли послать на поле биться. Он же врач, а они на вес золота, нельзя ими, как пушечным мясом, распоряжаться. Зато обычным людом можно, и с горечью Лёша осознал, что в их число и попал. Сотни таких же, как и он. Каждый по семье тоскует, на фотографию любимой всё любуется и говорит постоянно, мол, она меня ждёт, я ей кольцо принесу, мы обручимся и свадьбу в кругу семьи сыграем. Многие парни носили с собой не только фотографии, портящиеся из-за неимения нормального места хранения, но и какие-то безделушки маленькие, которые в карман легко запрятать, а после рассматривать перед сном.

Горшенёв почти спотыкается о собственные ноги, а люди верхом на лошади, что шагают сзади, смеются. Но не понятно, над чем или над кем именно. Им просто радостно, что это не они шагают на верную смерть без шанса на спасение. На последнее солдат всё же надеется. Он хочет верить в то, что сейчас сзади подбежит Ренегат и прострелит с ружья головы врагам, а это даст шанс сбежать вдвоём подальше от войны в место, где никто и никогда не сможет найти, куда посторонние сунуться не посмеют. Саша говорил о домике своего деда в глубине леса. Юный врач ещё любил добавлять, что там можно жить тихо да спокойно. К лесникам со злыми помыслами в здравом уме мало, кто сунется, а если и поступит так, то отстреляться из ружья можно будет да и свору собак пустить. Конечно, в подобные моменты молодой человек шутил. Его юмор всегда был таким странным и непонятным для простых обывателей, но Лёша смеялся с каждой шутки, ведь в Сашиных мозгах почти копался.

***

— Лёша, скажи мне честно, — Саша насупил свои чёрные брови, поворачивая голову в сторону Ягоды. — А вот что ты сделаешь, если я всё же с войны вернуться не смогу?

— Лось, ты чего ересь мелишь сейчас, а? — Горшенёв открыл глаза и взглянул на серьёзное выражение лица собеседника. — Вернёмся мы с войны оба и уйдём жить в лесную избушку деда твоего. Или даже здесь останемся, я в поле работать буду, а ты местным врачом станешь. Бедствовать не будем! — голос звучал уверенно, будто его владелец ни на грамм не сомневается в собственных словах. — Тем более, мы с тобой из таких передряг выбирались, что все невзгоды нам цветочками покажутся.

Леонтьев улыбнулся так, как только он может. И, кажется, сердце Лёши на миг один застыло. Любил он счастливого Сашу, не претворяющегося невесть кем ради кого-то, искреннего и честного.

— А если серьёзно? — парня явно волновал ответ, и тот, что дал Горшенёв, нисколько не устраивал. — Ты хоть не забудешь меня?

— Что же я буду делать… — задумчиво протянул юноша и поправил нелепую отцовскую шапку на голове своей. — Я расскажу другой про тебя дорогого, что когда-то я звал дорогим, — в рифму произнёс он и резко вскочил на ноги, после чего принялся убегать прочь, пока Сашка не осознал в полной мере смысл сказанных слов.

— Эй, стой! — крикнул Ренегат и рванул следом за поэтом. Не обижался юный врач нисколько, сам порой шутить так любил. Но сейчас просто грех не дать Ягоде хороших подзатыльников за столь дерзкие высказывания.

Лёша прижимал одной рукой к голове шапку, дабы прохладный ветер не унёс ту с собой. Молодой человек обернулся назад и увидел, как Саша почти что вприпрыжку бежал, словно самый настоящий лось. Сейчас юноша как никогда оправдывал свою громкую и запоминающуюся кличку. От этого становилось только смешнее, а улыбка шире. Все проблемы будто исчезли, превратившись в пыль. Война словно вовсе не начиналась, и парням не сообщали, что они обязаны будут пойти на фронт — Родину защищать. Последнего Ягода не боялся, он прекрасно подготовлен благодаря отцу да и не может существовать ничего такого, что не удалось бы преодолеть. Но за Леонтьева всё же страшно было. Тот не так много работал с ружьём, предпочитая вместо этого изучать книги. Нет, слабаком его нельзя назвать, но и чересчур сильным тоже. Пусть он и выглядел так, будто способен сцепиться с волком голыми руками и выйти победителем.

Горшенёв резко развернулся и побежал прямо навстречу Ренегату, после чего схватил того за рукав рубахи и потянул вниз. Лось не сумел устоять на ногах и ухватил молодого человека с собой. Падение смягчила трава, но по телу всё равно пробежала волна лёгкой боли. Парни лежали рядом и пытались перевести сбившееся от бега дыхание. Ягода осторожно взял чужую руку в свою и слабо улыбнулся, прикрыв глаза. Осознание, что сегодня последний день, когда можно вот так просто лежать и касаться Саши, пришло резко и будто ударило в живот, выбило из груди весь воздух. Некоторое время юноша просто лежал, а после прижался к Ренегату, уместив голову свою на чужой груди. Последний немного удивился такой нежности, но сгонять не стал, лишь одной рукой обнял и уставил свой взор в небо.

— Не хочу уходить туда, где тебя не будет рядом, — выдохнул Ренегат и поджал губы.

— Это ненадолго же, всё быстро закончится, и мы вновь вместе будем, — молодой человек странно усмехнулся. — Ты заскучать по мне не успеешь, фотография же с тобой будет.

— Она не в силах показать всего тебя, да и мало мне этого, понимаешь? — Юноша снял свои очки.

Лёша призадумался немного, брови насупив, а после приподнялся и изрёк:

— А давай сделаем одну вещь, чтобы точно не забывать друг о друге и вернуться обратно? — на лице расплылась странная улыбка, отдающая и теплом, и тоской одновременно.

— Что именно? — спросил Леонтьев и нацепил на нос свои очки.

— Давай закопаем на нашем месте те кольца, ну, которые мы на шее носим. Это будет наш маленький секрет и стимул вернуться. Знал, что многие, кто вернулся с войны, сразу венчаются, когда домой возвращаются. И мы так сделаем, но кольца здесь оставим, дабы никто не украл, — сказал Ягода.

— А давай, — кивнул парень и дотронулся пальцем до щёк чужих. — Но только обещай мне, что кольцо ты не заберёшь с собой.

— Обещаю, Сашка, обещаю, — он потянулся к чужим губам за поцелуем, который вышел мягким, нежным и немного отчаянным.

— Люблю тебя, — тихо произнёс парень, отстранившись и заглянув в столь родные глаза, в коих бился целый вихрь чувств.

— Какие речи мы произносим, — беззлобно усмехнулся Ягода и аккуратно убрал чужую прядь тёмных волос за ухо. — Не хочу, чтобы они когда-либо заканчивались.

— Если я не вернусь, их будет говорить тебе другой, — всё же припомнил ту шутку Лось.

— Но он не будет мне таким дорогим как ты, Саша, — он осторожно поцеловал того в нос. Вообще, парни никогда не были фанатами подобных нежностей. Обычно свидания ограничивались простыми посиделками, прогулками и редкими поцелуями. Но сейчас хотелось показать всю свою любовь. — Ты мой самый дорогой, знал это? А, Лосик?

— Знал конечно, меня грех не считать таковым, — посмеялся врач, но его партнёр прекрасно знал, что такая реакция вызвана смущением.

Лёша вновь ласково улыбнулся, укладывая голову на Сашу, обнимая его крепко и делая глубокий вдох. Рядом с Ренегатом невероятно хорошо и уютно, будто тот был вовсе не человеком, а каким-то тёплым одеялом, в кое хотелось укутаться. Сейчас Ягоде было как никогда холодно из-за страха за Сашу, но последний уверенно отгонял подобные мысли прочь. И только это давало некое тепло для души.

А ведь Лёша солгал тогда Саше, нагло так, даже не покраснев. Выкопал кольцо Леонтьева в тот же день. Горшенёв забыл отцовскую шапку в поле и вернулся туда один, где какой-то чёрт дёрнул всё же забрать вещь, на которой поклялся. И кольцо молодой человек взял не своё, нет, а Сашино. Оно отличалось от того, что принадлежало самому Лёше, широкой глубокой царапиной.

***

Горшенёв нервно теребит в ладонях это несчастное кольцо, иногда нащупывая ту самую царапину. В голове вертится вопрос: «А что скажет Саша, когда раскопает тайник и не найдёт своей вещи? Разозлится? Разрыдается? Плюнет на всё? Или подумает, что я предал его и продал всё, чтобы купить сигары?»

Лёша проходит мимо того самого поля, потерявшего былую красоту. Почти вся трава сожжена, а в воздухе витает мерзкий запах, от коего только хуже становится. Тот хрупкий маленький мирок жестоко уничтожен, почти подчистую. Ягода на все сто уверен, что даже их с Лосем дерево сломали и пустили на дрова. Тупая ненависть бьёт в голову, но её тут же усмиряет беспомощность, смешанная с отчаянием. Плакать не хочется, только выть вовсю глотку и позорно умолять о пощаде. Иначе Лёша не сможет выполнить обещание, которое дал самому дорогому человеку. Больше никогда не увидит Сашу, его улыбку, не обнимет и не дотронется до тёмных волос, а ещё не услышит столь приятный голос, зачитывающего стихи.

Молодого человека приводят к небольшому обрыву и направляют ружьё прямо на солдата. Последний сжимает кольцо в ладони и резко срывается с места. Он прыгает вниз и опускается в бег так быстро, насколько только способен. В голове вертится только одно заветное имя, а в ушах звенят звуки от выстрелов. Ягода просто обязан сбежать в ближайший лес и переждать там. Ладони крепче сжимают кольцо, дабы то точно не выпало из рук и не потерялось в траве.

Но уйти далеко не получается. Одна из пуль попадает прямо в сердце, и Лёша беспомощно падает на холодную землю. За один короткий миг перед глазами пролетает вся жизнь. И тогда же становится ясно, насколько много в ней было Саши. Как хорошо запомнились его привычки, любимые шутки, вкус губ и прикосновения ладоней.

«Надеюсь, ты, Саша, полюбишь кого-то другого, но и не забудешь меня, которого тоже звал дорогим», — думает Лёша перед тем, как закрыть глаза и сделать последний вдох.

Кольцо же всё-таки выпадает из рук, стремительно катится вниз и вскоре теряется среди травы.