Перед глазами, во сне, в мыслях — только Баам. Один единственный, таких больше не существует. Он один в понимании Агеро — настоящее произведение искусства. С большими золотыми глазами и ворохом торчащих волос. Да, в FUG они были длинными, но Куну больше нравилось именно так. Он не хотел, чтобы хоть что-то напоминало ему в его милом Бааме о мрачном и печальном Виоле. Ведь тот — лишь отголосок прошлого, он та часть Баама, которую Агеро принимать боялся, потому что слишком плохо ее знает. Да и сам Виоле выглядел фигурой далекой и отчужденной.
Только Баам знал все его слабости, знал, куда надавить и как заставить Агеро буквально лишиться способности здраво мыслить. Он наизусть знал каждый сантиметр его тела, знал, как Агеро любит: не мягко, но и не слишком жестко. На грани, когда вот-вот переступишь черту, но, нет, ни за что не сорвешься. Баам был настоящим солнцем, чьи горячие прикосновения обжигали, не причиняя боли. Они были единственными. Больше Агеро никому не позволял себя касаться. Как и не позволял себе перед кем-либо садиться на край кровати, призывно глядя из-под полуприкрытых век. Он приглашал взять его, не используя слов, и Баам его так же без слов понимал. Садился рядом на одно колено, брал в руки холодную ступню, целуя бледную кожу, вел губами и ладонями выше, смотрел снизу, встречая взгляд горящих синих глаз.
Агеро тихо смеялся, когда Баам ронял его спиной на постель и тянулся к его губам, сминая и оставляя на них обжигающие поцелуи. Его прошибало током от каждого прикосновения рук, забиравшихся под расстегнутую рубашку. Он обнимал Баама за шею, звал на выдохе и просто не мог оторвать взгляда. Такой идеальный, такой красивый — для него, для Агеро. И только он может видеть эту красоту. Больше никто. Он почти задыхался от этой мысли, сводя ноги у Баама за спиной и подставляя шею под поцелуи. Прижимался щекой к его растрепанным волосам, громко вздыхая, когда чужие зубы коротко прихватывали кожу.
— Ах! Баам…
Он упирался ладонями ему в плечи, пытаясь стать немного выше, чтобы Баам целовал ключицы, грудь, обводил языком кожу вокруг пупка и дальше, дальше, до самого низа. Дрожал, когда подушечки пальцев прикасались к его лопаткам, льнул ближе, забываясь и теряясь в ощущениях. Он тонул, утягивая Баама за собой. Вцепившись в него всеми конечностями и согревая висок неровным дыханием. Доверял.
Ради Баама он был готов ступить на эшафот, обратиться пеплом, испытать самую мучительную боль. Перед ним он с радостью встанет на колени и сделает все, что бы тот ни попросил. Пусть это будут самые грязные и развратные желания, Агеро исполнит, почувствовав, как чужие пальцы зароются в его волосы, сжимая и натягивая. Кун даже не вскрикнет, послушно прижимаясь к паху.
Но Баам, конечно, никогда так не поступит. Это Кун любил доминировать, но король среди них двоих точно не он.
— Ваше Величество, — низко шептал Агеро. Удобно устроившись у него на коленях, смотрел сверху в горящие золотом глаза, мазал пьяным взглядом по губам. Кипевшая в венах кровь глухо стучала в висках. Он слишком остро слышал каждый вздох, выгибался навстречу горячим ладоням и хотел утонуть еще глубже.
Наблюдать такого Баама, который, по обыкновению, был скромным и тихим, доставляло особое удовольствие. Его взгляд, такой же затуманенный, был обращен к Агеро и горел желанием.
Распаленный, с каждым разом все более смелый, но неизменно нежный — такой Баам завораживал. Кун вспомнил, как тот краснел во время их первой близости, когда ситуацию пришлось взять буквально в свои руки, и улыбнулся на выдохе — Баам теперь совсем другой. Он прежний никогда бы, ни за что, не стал звать его по имени. Но только здесь он говорил «Агеро». С остальными — поднадоевшее «господин Кун».
Им бы и в повседневной жизни все эти формальности опустить. Но как бы не возникли вопросы от товарищей. А пока лучше пусть будет так. Так спокойнее.
Отворачивая голову и получая поцелуй в шею, Кун чувствовал, как губы вновь трогала довольная улыбка. Баам слишком любил растягивать прелюдии, доводя до состояния, когда мысли застилал сплошной туман и все звуки, от вздохов и шорохов до собственного сердцебиения, слышались особенно четко. Для Агеро переставала существовать реальность как таковая. Что сон, что явь — прекращало иметь значение. Агеро действовал на чистых рефлексах, но ему это нравилось.
— Баам, — это имя он шептал в губы как заведенный, хватал горячее лицо руками, зарывался пальцами в растрепанные темные волосы, но все никак не мог налюбоваться. Мысль, что это принадлежит ему и только ему, сносила крышу почти буквально. Кун был одержим этим человеком, и, что пугало больше всего — он сделал так, чтобы это было взаимно. — Ты такой красивый. Мой Бог.
Баам на такое обращение хмурился, выдыхая в ухо:
— Ваш… Но не Бог.
И из его губ это звучало нереально восхитительно. Так значит, «ваше величество» ему нравилось больше?
Кун чувствовал себя как в бреду. Хотелось быть не просто ближе, хотелось стать одним целым, кожа к коже, сцепившись руками и потерявшись в ощущениях. Чтобы мир разлетелся на атомы и осталось только здесь и сейчас. Рахиль со своими звездами, Захард, Башня — да пошло оно все.
Баам ласкал свободной рукой его возбужденную плоть и в ответ на неразборчивые стоны Агеро спрашивал:
— Вы хотите, чтобы я сделал «что»? Больше? Чего больше? Скажите. Громче.
Глаза цвета расплавленного золота, казалось, светились в сумраке комнаты. Это притягивало, завораживало. Согревало. Агеро рассыпался под их взглядом.
— Сделай так, чтобы у меня не было времени думать о чем-то еще. Хочу, чтобы остался только ты, Баам, только… Ах-х!
Неосознанно выгибаясь навстречу вдруг ускорявшейся ласке, Агеро все больше терял контроль над собственным телом. С каждым движением чужой руки вспышки удовольствия становились все ярче, ближе. Кун буквально забывал, как дышать. Такой Баам смущал и одновременно заводил еще сильнее — хотя, казалось бы, куда уж дальше, Куну будет достаточно нескольких резких движений, чтобы излиться. Другое дело, что Баам не позволит. В нем словно просыпалась дьявольская сущность, которая любила дразнить, доводить до грани и отступать в самый последний момент, заставляя разочарованно схватить губами воздух и ненадолго прийти в себя. Было немного страшно, потому что Баам держал все под своим контролем. Скажешь ему о своих желаниях — будь готов, что не отпустит и после их исполнения.
«Святой Захард! Баам! Что ты со мной делаешь?»
Тянувшиеся к оставшемуся без внимания члену руки быстро перехватывались.
— Агеро, нет, не сейчас.
И Агеро чертыхался про себя — сам же научил, чего возмущаться? — сбивал ногами простыни, тихонько изнывая. Ждал, пока Баам избавится от лишней одежды и найдет смазку и презерватив в парящем рядом светоче — единственном источнике света в комнате. Он делал это быстро, буквально отбрасывая мешающиеся вещи, но Агеро казалось, что это занимало вечность.
Баам сгибал его ногу в колене, упирая стопой в постель, вел короткими поцелуями от самой щиколотки и выше, прикусывая кожу. Затем спускался к внутренней стороне бедра и даже усмехался, слыша со стороны партнера вздохи, опасно граничащие со стонами. Он довольно скоро понял, что чужое тело может отзываться по-разному, если надавишь здесь, поцелуешь там. Считывать даже, казалось бы, самые незначительные реакции Агеро ему определенно нравилось: короткий вздох, легкая дрожь, россыпь мурашек то на плечах, то под лопатками. И от мысли, что господин Кун такой больше ни с кем, становилось слишком хорошо.
Растягивал Баам всегда тщательно, вводя пальцы сначала поочередно, затем добавляя второй, третий, искал внутри самое чувствительное место, и, когда Кун вдруг вздрагивал, вскрикивая и сжимая пальцами простыни, удовлетворенно выдыхал: нашел. Раньше он слишком часто задавался вслух вопросом, точно ли он все делает правильно. Не хотелось причинять боль или даже малейший дискомфорт. Агеро же быстро дал понять: не думай — чувствуй, а я подскажу. Каждый из них решил друг другу довериться, почти не сомневаясь. Пусть Баам боялся первое время, умелые и уверенные прикосновения Агеро, что направляли его, избавили от страха оказаться в неловком положении. Кун ведь не станет смеяться, именно поэтому рядом с ним было так спокойно.
Даже сейчас.
Агеро заводил свои ноги Бааму за спину, надавливая на поясницу и призывая к более серьезным действиям, приподнимался на локтях и смотрел из-под полуприкрытых век, закусив губу. Так и не снятая рубашка соскальзывала с одного плеча, обнажая ключицу и часть груди. Баам чувствовал, как у него во рту резко пересыхало.
— Что вы хотите, чтобы я сделал? — повторял он, хватая Агеро под бедрами, и ловил в ответ усмешку.
«Удивительные вещи ты стал спрашивать…» — и ведь Агеро понимал, что хотел услышать Баам. В наставлениях Куна он больше не нуждался, а значит…
— Дразнишь, Баам?
Куну, конечно, было несложно ответить, но то, как просто озвучивал свой вопрос Незаконный, доводило до легкой дрожи. Как он мог говорить подобное таким спокойным голосом? Спокойным, но низким, практически неслышным, буквально с ума сводящим. Голова начинала кружиться.
Агеро тянулся руками к Бааму, обхватывая ладонями его лицо, зарывался кончиками пальцев в каштановые волосы.
— Наклонись ближе, — просил он, заставляя Баама буквально согнуться до болезненного покалывания в позвоночнике, — я скажу, — а затем шептал над ухом:
— Войди в меня. Я хочу ощутить тебя, — прижимался ближе к ушной раковине, почти задевая ее губами и сбившимся дыханием. — Полностью.
В замеревшей тишине у обоих стучало сердце. Кун чувствовал, как пальцы Баама все сильнее сжимались на его бедрах; видел, как тот буквально застыл и задержал дыхание, сглатывая. Перестарался?
— Все в порядке?.. — настороженно хмурился Агеро, ведя пальцами по его влажной щеке. Ну не сломал же он его в конце концов?
— Кун… — с придыханием произносил Баам, и синие глаза распахивались в удивлении.
«Не сломал, говоришь?»
Баам крепче перехватывал Агеро за ягодицы, скользя между ними обтянутым латексом членом, но лишь продолжал дразнить и буквально изводил ерзающего под ним партнера.
— Баам, пожалуйста… — нетерпеливо стонал Агеро. — Это… слишком, — а в следующую секунду вскрикивал, чувствуя, как позвоночник пробивало током по всей длине до самого затылка. — Черт! — всхлипывая от неожиданности, он сжимал руками простыни над головой и не мог сдержать еще один стон. Перед глазами начинали рябить звезды — чертовы звезды! — и дыхание перехватывалось до спазма в горле. Кун часто ловил губами воздух, неосознанно подмахивая бедрами. Баам сначала двигался медленно, каждый раз меняя угол проникновения и дожидаясь, пока Агеро к нему привыкнет — потому что сам Агеро так когда-то просил — постепенно набирая темп и задавая определенный ритм. Бедные простыни, казалось, будут вот-вот продырявлены, настолько сильно их стискивал руками Кун. Каждое движение приближало к границе, за которой был тот самый долгожданный пик, и Куну было интересно, как скоро он сможет его достигнуть, не прикасаясь к себе. Очень хотелось обхватить пальцами у основания и провести несколько раз по всей длине — большего и не требовалось. Но так ведь было слишком просто. Поэтому Агеро продолжал впиваться пальцами в несчастную постель и что-то сбивчиво шептал, взволнованно хмурясь и кусая влажные губы.
Кровь стучала в висках громче, чем обычно, заглушая все вокруг. Даже собственное дыхание слышалось так, словно он погрузился в воду, и картинка смазывалась. В центре нечетким контуром оставалась лишь фигура Баама. Выточенная, словно скульптура из камня. Кун слышал тяжелое дыхание и видел, как в голубом мерцании светоча поблескивала чужая кожа.
— Баам… — Агеро хотел попросить, но окончание фразы потонуло в очередном стоне. — Баам, м-мх… прошу, — он быстро проводил языком по губам и зажмуривался.
— Громче… — другой голос казался каким-то совсем далеким и распадался в голове на эхо.
— Баам… — боги, язык его совсем не слушался.
— Я не пойму, пока не услышу это от вас, — улыбался Незаконный. Стоп. Улыбался? Какого дьявола?
— Мне нужно… Сильнее, прошу, Баам… Ох-х! — последний толчок ощущался особенно ярко. — Боже…
Каждый раз Агеро думал, что к концу или сойдет с ума, или потеряет сознание. Потому что, кто бы мог подумать, Баам оказался в этом деле слишком способным и внимательным.
А еще он совершенно терял стыд!
— Вот так? — Баам наклонялся ближе, ужесточая фрикции и слыша неразборчивое согласие. Такой ответ его тоже устраивал. У Агеро же перед глазами только сильнее вспыхивало. Вспышки эти в какой-то момент становились особенно яркими, буквально застилая обзор. От долгого сжимания простыней руки немели настолько сильно, что Кун их почти не чувствовал. Но он и не обращал на это практически никакого внимания. Сейчас его занимало другое. Кун понимал, что близок к той грани, через которую переступив, он испытает самый яркий прилив удовольствия, а затем ослабнет, выбьется из сил, как после долгих тренировок. Но, если честно, с тренировками это было ни в какое сравнение.
— Баам… — звал он сначала тихо. — Баам! — громче, понимая, что осталось совсем немного. Что, буквально, еще пара толчков и он достигнет самой высшей точки. — Баам, я!.. — тело пробивала крупная дрожь, Агеро вскрикивал, изливаясь и чувствуя, как с каждым новым судорожным вдохом в голову лезло все больше навязчивого тумана. Он хотел подольше оставаться между гранью, которую только что перешагнул, и потерей сил, но конечности слишком быстро наливались тяжестью, как и веки. Сладкая истома буквально связывала тело против воли, лишая способности думать и даже внятно говорить.
Баам достигал своего пика уже с помощью руки, глуша сдавленный стон за стиснутыми зубами.
Чувствуя приятную опустошенность, Кун закрывал глаза и остальное помнил уже слишком отрывочно: льющуюся из душа воду, поцелуи на губах и дикую дрожь в коленях.
А дальше — дальше пустота из иногда мелькающих снов, которые он никогда не запоминал. Да и зачем ему отдавать себя сновидениям, когда было настоящее, в котором неизменно оставался Баам?
***
Неизвестно, с чего все началось. То ли Кун сказал Ли Су что-то оскорбительное, то ли у первого знатно всполыхнуло от недалекости второго. Баам стоял недалеко от этого небольшого апокалипсиса и не знал, как подступиться. Но все разрешилось довольно скоро и без лишнего вмешательства, пусть и не на самой позитивной ноте.
— Баам, будь другом, передай этому зазнавшемуся придурку, чтобы он спустился с небес на землю и перестал смотреть на своих сокомандников, как на биомусор! — эти слова Шип бросил, уже стоя спиной.
Кун в долгу оставаться не захотел и, не отрываясь от светоча, крикнул вслед так, чтобы товарищ наверняка услышал:
— Баам, будь другом, передай Ли Су, что он упрямый осел!
Он не знал точное местоположение Баама, лишь краем глаза видел, как тот стоял справа от него. Но так и не понял, что именно Незаконного заставило вдруг приблизиться и прижаться к его телу всем корпусом, задевая ухо горячим дыханием:
— Я не ослышался? Вы только что назвали меня… «другом»? — какая-то неуловимая интонация звучала в голосе Баама, заставляя Куна вздрогнуть. Одна рука Незаконного коснулась левого бока Агеро и крепко сжала. Другая — залезла под рубашку, оглаживая рефлекторно втянувшийся живот.
— Б-Баам, — в горле резко пересохло, и буквы вдруг перед глазами поплыли. — Я немного занят.
Кун почти услышал чужую усмешку, настолько близко к ушной раковине находились губы Баама.
— Хорошо. Я буду у себя, — произнес юноша и отпустил, напоследок задев поцелуем мочку уха.
Агеро боялся обернуться, хотя и знал, что сейчас он остался один. Галстук вдруг превратился в удавку, требуя срочно себя ослабить. Кун выдохнул, взъерошивая волосы. И как он теперь должен был сосредоточиться на работе? Баам ведь никогда себе такого не позволял. Неужели слово «друг» ему настолько не понравилось? Интересно.
— Я воспитал монстра, — нервно усмехаясь в ладонь, произнес Агеро.
Что ж, ничего ужасного в этом он не видел.