— Мицуя, хорошие новости! — с порога крикнул отец.

      Мы с Тэцу были наверху, в моей комнате, и он как раз только-только залез ко мне в штаны. Я отпихнул его, подтянул штаны повыше и отправился вниз. Тэцу разочарованно прищёлкнул языком: он надеялся меня трахнуть сегодня, но теперь его планам не суждено было сбыться, раз уж отец домой вернулся.

      — Ты не один? — спросил отец, кивая на обувь.

      — Да Тэцу припёрся, — неохотно ответил я, прислоняясь к двери и выжидая, когда отец скажет мне то, что хотел.

      Если честно, я и сам был немножко разочарован, что отец вернулся раньше времени. Тэцу успел меня растревожить, так что в штанах отдавалось болезненной дрожью. Но отец сказал то, от чего я махом позабыл и про эрекцию, и про Тэцу:

      — В конце этой недели летим в Бостон! Та благотворительная организация, куда я писал, согласилась оплатить перелёт.

      — Серьёзно?!

      — Да. Они и лечение помогут оплатить, если наших сбережений не хватит. — Отец порывисто обнял меня и похлопал по спине. — Надо позвонить твоей матери и рассказать!

      — Давай! — обрадовался я.

      С матерью отец был не в разводе, но мы с ней вместе не жили. Когда отец стал колесить по стране в поисках заработка, она вернулась к родителям. Наверное, ей не очень приятно было иметь такого сына, поэтому она и не поехала с нами. Я её нисколько не винил, мне и самому на себя противно смотреть было. Но теперь появилась надежда, что за границей меня вылечат и наша семья снова станет нормальной.

      Пока отец звонил матери, я вернулся наверх, чтобы поделиться с Тэцу хорошими новостями.

      — Ты прям светишься, — заметил он. — Что, отец снова ушёл?

      — Дурак… — Я покраснел. — Мы уезжаем в конце недели, вот что он сказал.

      Тэцу подскочил:

      — Как это уезжаете?

      — Обыкновенно. Я же тебе говорил, что мы в Америку поедем.

      — Но я не думал, что так вот быстро… — Он, кажется, растерялся.

      — Да ладно тебе, чего ты? — Я даже удивился, потому что вид у него был потерянный.

      — Я не хочу с тобой расставаться. — Тэцу спрыгнул с кровати и обхватил меня руками. — Я же так к тебе привязался… А тут такое…

      — Эй… — Я даже растрогался, потому что в его искренности сомневаться не приходилось.

      — Ты обратно-то вернёшься? — с тревогой спросил он.

      Я пожал плечами. Ни о чём таком я не думал. Для меня сейчас было важнее уехать. Я понятия не имел, как меня будут лечить, но надеялся, что это поможет. Вот об этом я думал.

      — Блин… — совершенно расстроился Тэцу. — И так быстро… Уже в конце этой недели?

      Я кивнул. Он глубоко вздохнул и набычился:

      — Ты хотя бы притворись, что тебе со мной расставаться не хочется!

      Эмоции лились через край, и я просто не мог притворяться, что не рад переезду. Тэцу расстроился ещё больше и ушёл домой.

      Следующие несколько дней мы были заняты подготовкой к переезду, нужно было оформить кучу разных документов. Я пока ходил в школу, но мне не до учёбы было. Тэцу вообще дулся и не разговаривал со мной. И как он не понимает, что для меня это событие важнее всего на свете? Я всё это время ждал, что у меня появится шанс поправиться, и вот сейчас выздоровление так близко, как никогда!

      «Отошёл» Тэцу буквально накануне отъезда. Он подошёл к моей парте, схватил меня за руку и потянул за собой в коридор:

      — Пошли, Пухлик!

      — Куда? Звонок ведь сейчас будет…

      — Пофиг!

      Я волочился за ним, спотыкаясь. Втайне я был рад, что он больше на меня не дуется, но я не понимал, куда он меня тащит. Мы вышли из школы и двором прошли к старому корпусу, закрытому несколько лет назад. Ходить сюда, разумеется, строго воспрещалось, потому что здания были аварийные.

      — Туда нельзя, — возразил я, пытаясь вырвать руку.

      — Можно. — Тэцу расковырял замок гвоздиком.

      — Зачем мы вообще сюда пришли? — Я почувствовал себя неуютно.

      Стёкла здесь были выбиты, деревянный пол прогнил, отовсюду сыпались извёстка и пыль. Тэцу протащил меня по коридору в самый дальний угол, с трудом отодвинул дверь крайнего класса и затащил меня внутрь.

      — Чего мы тут забыли? — воскликнул я, с опаской глядя на висящую по углам паутину.

      Тэцу обхватил меня за плечи и ткнулся подбородком в моё плечо:

      — Не хочу, чтобы ты уезжал. Ты ведь тогда не вернёшься, да?

      — Да откуда я знаю… — Мне поначалу показалось, что мы опять возвращаемся к старому разговору, окончившемуся ссорой, вот только ссориться с ним напоследок не хотелось.

      — Я… Ну, я понимаю, конечно, что нельзя без этого… но всё равно не хочу… — Он стиснул меня ещё сильнее. — Я ведь тебя…

      — Ты меня что? — спросил я, потому что молчание затянулось.

      — Нет, ничего, — поспешил сказать Тэцу. — Так, вырвалось…

      Наверное, признаться в этом ему было трудно. Но я не сомневался, что он хотел сказать о своих чувствах.

      — Я очень к тебе привязался, — повторил он убито.

      — Я тоже, правда… — промямлил я.

      Мне и самому не хотелось расставаться ни с ним, ни с этим классом. Но здоровье для меня было, конечно, важнее.

      Тэцу сказал, что непременно помолится за меня в храме, чтобы у меня там всё нормально прошло. И на этом мы с ним распрощались.

      А на следующее утро мы с отцом уже летели в Америку. Перелёт я перенёс нормально, хотя в первые минуты было очень страшно: по стране мы с отцом колесили поездом, а тут железная махина отрывается от земли и поднимается в воздух… Но потом страх забылся, я всё время думал о предстоящем лечении. И о Тэцу я тоже думал. Наверное, мы с ним уже не увидимся никогда. Долго он будет по мне скучать? Или скоро переключится на кого-нибудь ещё? Об этом думать было немножко больно, и я со страхом понял, что, наверное, это была моя самая первая любовь. Хотя мы такими вещами занимались…

      В аэропорту нас ждала Лин, представитель благотворительной организации, оплатившей нам перелёт и часть лечения. Она была наполовину китаянка и неплохо говорила по-японски, что пришлось кстати: без неё общаться с врачами было бы просто невозможно. Я английский знал только по школьной программе, отец вообще был от этого далёк. Лин нас успокоила, сказав, что договорилась, чтобы у меня была медсестра, говорящая по-японски. Она же подыскала для отца жильё — комнату в дешёвом пансионе неподалёку.

      В больнице нас уже ждали. Мной собирался заниматься опытный нейрохирург, доктор Логан. Лин сказала, что он проводил очень сложные операции и всегда успешно, так что я в хороших руках. Я его, если честно, немного побаивался: у доктора было сердитое лицо, и он никогда не улыбался.

      В больницу меня положили буквально в этот же день, потому что перед операцией нужно было собрать анамнез и определить причину болезни. Меня истыкали иголками, беря кровь на анализ, просвечивали рентгеном, делали МРТ и ЭКГ, проверяли на томографе… Длилось это це́лую неделю, но в конце всех этих не слишком приятных процедур доктор заявил, что теперь ему всё ясно. Он показывал отцу снимки моего мозга и указывал на слегка затемнённый участок — опухоль, из-за которой я и начал стремительно набирать вес. В общем, стало ясно, что операция мне предстояла на мозге. Хирург уже объяснял отцу, как будет добираться до опухоли, высверлив небольшое отверстие в черепе… Меня передёрнуло. Доктор заметил это и сказал:

      — Не бойся. Мозг вообще боли не чувствует. Да ты и под анестезией будешь. Впервые на операционный стол попадаешь?

      До этого мне никогда операций не делали, тем более таких серьёзных, так что я не мог не нервничать. А перед самой операцией я ещё и расстроился: мне обрили голову. Когда я посмотрел в зеркало, то чуть не расплакался: голый череп казался таким уродливым! Медсестра поспешила меня утешить (мол, я теперь похож на Хотея) и потёрла мне по животу ладонью. Я несколько приободрился и даже сфотографировался на мобильник. Но с этого момента я решил, что в зеркало больше смотреться не буду до самого дня выписки.

      Потом мне вкололи что-то и повезли в операционную. Голова у меня уже шла кругом, перед глазами прыгали какие-то пятна, и я моментально заснул, когда ко рту приложили маску. Мне ничего не снилось, я как будто провалился в темноту — и так же внезапно очнулся от наркоза. Меня тошнило, затылок ныл, глаза заслезились от света (это доктор светил мне в глаза, проверяя реакцию зрачков).

      Операция, как я потом узнал, длилась около семи часов. Прогнозы были самые благоприятные: опухоль оказалась доброкачественной, они без труда от неё избавились, и доктор был на сто процентов уверен, что теперь я пойду на поправку.

      Так и оказалось. И недели не прошло после операции, как я начал терять вес. Даже быстрее, чем прогнозировали врачи. Но такие резкие перепады грозили осложнениями, и врачи пичкали меня лекарствами, повышающими иммунитет, понижающими давление и прочими, чтобы нормализовать процесс выздоровления. Я думал, что и дальше всё так же быстро будет, но из больницы меня не собирались выписывать.

      Первые полгода я просто терял вес под контролем врачей: после первых недель резких всплесков скорость похудания снизилась, и я худел в час по чайной ложке. Вторые полгода, когда врачи решили, что худеть мне достаточно, были реабилитационные. Мне нужно было заново научиться координации движений, привести в порядок дряблые мышцы, едва ли не атрофировавшиеся под весом жира.

      Диет мне никаких не прописывали, да я никогда и не объедался и мог себя контролировать. Но такое внезапное похудение стало для моего тела настоящим стрессом, и теперь кожа висела морщинистыми складками, как у слона, особенно на животе. Она никуда не исчезала даже после занятий в реабилитационном зале. В таком виде я выглядел ещё ужаснее, чем раньше. Определённо нужно было сделать пластику, чтобы отрезать лишнее, но выяснилось, что пластическая операция не входит в лечение. Благотворительная организация оплачивала только операции, от которых зависела жизнь человека. А обвислая кожа жизни точно не угрожала. Если нужна пластика, сказали нам, то оплачивать мы её должны сами. Вот только деньги у нас закончились.

      Мне до выписки оставался месяц, больницу оплачивал благотворительный фонд. Но отец так просто не сдавался и решил заработать недостающую сумму. Он повыспросил у врачей, сколько будет стоить пластика и лечение после неё, и ринулся на поиски работы. Ему удалось устроиться на разгрузку в порту. Работа была тяжёлая, но платили хорошо, так что ко дню моей выписки отец предъявил клинике нужную сумму, и меня, вместо того чтобы выписывать, перевели в отделение пластической хирургии.

      Операцию сделали буквально на следующий день: отрезали всё, что висело и морщилось, подтянули куда надо… Проснулся я в палате, запеленатый, как мумия, одни глаза торчали. Вот после этой операции было по-настоящему больно. Шутка ли, отрезать столько всего! Через несколько дней сделали ещё одну операцию, потом ещё одну… Последняя была косметического толка, чтобы шрамов не осталось. Мне дали неделю на поправку и пообещали выписать.

      Теперь я рискнул посмотреться в зеркало и — не узнал себя. Это был давно забытый образ из детства, когда я ещё не болел. Правда, лицо ещё было припухлое после операции, но я уже узнавал себя, настоящего себя. От операционных шрамов остались лишь красные полоски на теле, медсестра сказала, что за пару недель от них вообще ничего не останется. Шрам на затылке меня беспокоил больше, пришлось опустить волосы, чтобы закрыть его. Несколько непривычно было видеть себя с отросшими волосами, но и к этому можно привыкнуть.

      Отец уже занялся документами, чтобы нам вернуться обратно в Японию.

      — Куда ты хочешь вернуться? — спросил отец.

      Дома у нас как такового не было. Наверное, нужно было сказать, что мы должны поехать к родителям мамы…

      — Я хочу вернуться в тот город, где мы до отъезда жили, — отведя глаза, сказал я. — В ту школу, в которую я ходил.

      На самом деле мне бы хотелось гастроли устроить, побывать в каждой школе, где я учился. Смотрите, мол, никакой я и не жирдяй, я ведь говорил… Но это было нереально, конечно, поэтому я остановился на своей последней школе. Хотелось повидаться с Тэцу… Наверное, он про меня уже забыл… Ну и ладно! Просто увидеть всех их и сказать: «Вот он я, настоящий…»

      Отец не возражал, и мы действительно вернулись в тот город. Жилья у нас не было, потому что при отъезде отец продал дом, чтобы добрать нужную сумму; мы сняли квартиру в дешёвом жилом комплексе на первое время. Сложнее было устроить меня обратно в школу, — в ту же школу, в тот же класс… Но отец сумел это сделать, для него вообще теперь не было слова «невозможно». Пока я был в больнице, я старался понемногу заниматься, самостоятельно изучая новые и старые предметы по интернету, так что отцу удалось убедить руководство школы зачислить меня обратно.

      В школе многое поменялось за год. Пока мы с учителем шли к классу, он мне кое-что порассказал. Экзамены отсеяли едва ли не половину, так что теперь класс дополнили другими учениками. Я немножко заволновался и спросил про Тэцу. Конечно же, он экзамены сдал, но учитель сокрушался, что Тэцу по-прежнему ведёт себя просто отвратительно: задирает всех, особенно новеньких, дерётся… Я невольно улыбнулся. Узнаю Тэцу!

      Учитель вошёл в класс, я — следом.

      — У нас новенький, — сказал учитель.

      Я быстро оглядел класс. Кажется, меня никто не узнавал. Глядели с любопытством, как глядят на любого новенького, если он не толстый. Тэцу по-прежнему сидел на последней парте, качался на стуле и со скучающим видом смотрел прямо на меня. И он не узнал! Меня это даже развеселило. Но было чему и огорчаться: в классе я заметил новенького, который был очень даже толстым, и почему-то подумал, что он теперь с Тэцу… В сердце защипало от этой мысли.

      — На самом деле, — продолжал учитель, — вы с ним уже знакомы… Большинство из вас.

      — Меня зовут Ми… — начал я.

      — А-а-а! — Тэцу вдруг вскочил и вытянул руку, показывая на меня пальцем.

      — Тэцу! — рассердился учитель.

      — Пухлик?! — совершенно не обращая на него внимания, воскликнул Тэцу, округлив глаза.

      — Пухлик? — зашептались те, кто учился со мной год назад.

      — Ну… Я вернулся. — Я почувствовал себя неловко.

      Учитель шикнул на всех и сказал мне сесть. Свободная парта была в углу класса, у окна. Я прошёл туда, чувствуя, что на меня все смотрят. Странно было это чувствовать… Совсем не так, как обычно: никто не смеётся, не обзывается… Как будто я это не я, а кто-то другой.

      Тэцу весь урок сидел как на иголках, стараясь заглянуть на меня, но между нами было несколько парт, так что учитель то и дело выкрикивал его имя и Тэцу неохотно усаживался на место.

      Прозвенел звонок, и я опомниться не успел, как оказался окружён одноклассниками. Они все что-то спрашивали, девчонки почему-то вообще оживились и непременно хотели, чтобы я с ними пошёл обедать, когда наступит большая перемена. Краем глаза я поглядывал на Тэцу. Тот хмуро сидел за своей партой, сверля спины одноклассников суровым взглядом. Видно, интерес к моей персоне ему почему-то не нравился. Толстяк крутился возле него и то и дело хватал его то за плечи, то за шею… Тэцу вдруг хлопнул ладонями по парте, отпихнул толстяка локтем и встал. Одноклассники съёжились и покосились на него.

      — Опять начал… — пробормотал кто-то. — Он просто невыносим!

      Тэцу подошёл к моей парте. Одноклассники сразу рассосались по сторонам, стараясь даже не смотреть на него. Ну, в этом плане точно ничего не изменилось. А я вспомнил, как пришёл в эту школу год назад. Всё точно так же было.

      — Ты Пухлик, да? — сосредоточенно морща лоб, спросил Тэцу.

      — У меня имя есть, — возразил я, вставая. — Хватит уже меня так называть. Не видишь, что ли? Какой я теперь Пухлик?

      Тэцу поджал губы и поднял руку. Я подумал, что он меня стукнет, и отклонился. Но Тэцу обхватил меня за шею рукой и рывком притянул к себе, я едва не расквасил нос о его плечо.

      — Эй! — прошепелявил я.

      — Я по тебе соскучился, — едва слышно сказал он.

      Я, признаться, растерялся.

      — Пошли. — Тэцу прихватил меня за плечи и потащил из класса. (Толстяк попытался что-то возразить, но Тэцу не обратил на него никакого внимания.)

      — Куда ты меня тянешь?

      — Куда-нибудь, где на нас пялиться не будут, — всё так же хмуро отозвался он.

      — А он что скажет? — поинтересовался я.

      — Кто?

      — Твой парень.

      — Какой ещё парень?

      — Ну тот…

      — Хрюндель, что ли? — Тэцу фыркнул и остановился, всё ещё держа меня за плечо рукой. — Ну ты и сказанул! Парень… Подумаешь, трахнулись пару раз, так сразу парень, что ли?

      — «Хрюндель»? — поразился я.

      — Слушай, Пухлик, не тормози… — Тэцу ухватил меня за руку и потащил за собой. — А то учитель застукает, придётся на урок возвращаться.

      — Так ты с ним не встречаешься? — Признаться, я почему-то почувствовал облегчение, хотя, полагаю, теперь у меня не было никаких шансов, раз уж я перестал быть «пухликом».

      — Ревнуешь? — Тэцу сверкнул зубами в улыбке.

      — Иди ты! С какой стати? — вспыхнул я.

      Тэцу затащил меня на крышу. Я заслонил глаза от ослепившего меня солнца.

      — Поверить не могу… — Тэцу сжал руки на моей талии, заставляя повернуться туда-сюда. — Я тебя даже не узнал.

      — Ну, вот такой я на самом деле. — Я поднял руки. — Хочешь посмотреть, что со мной в больнице делали?

      — А? — как-то испуганно отозвался он.

      Я показал ему ту фотку на мобильнике, где я был похож на Хотея, и запрокинул голову, чтобы показать шрам.

      — Больно было?

      — А то! Конечно больно. — Я спрятал телефон и плюхнулся на пол, вытягивая ноги и жмурясь на солнце.

      Тэцу сел рядом, потыкал меня в щёку пальцем.

      — Чего ты… — Я оттолкнул его руку.

      — Да так, хочу проверить кое-что…

      — Что проверить? М-м-м…

      Он наклонился вперёд и поцеловал меня. Я и растерялся и смутился отчего-то.

      — А губы такие же, — заключил он, чуть отодвигаясь.

      — Ну ты… — Голос у меня пропал, я только мотнул головой.

      — Я хочу на тебя посмотреть. Раздевайся! — Он ухватил меня за галстук.

      — Сдурел? — воскликнул я, отбиваясь. — Сюда же кто угодно может подняться в любой момент!

      — Тогда пошли в другое место.

      — Какое другое место?

      — Пошли ко мне.

      — А уроки?

      — Да плевать на уроки! Пошли! — Тэцу вскочил, загоревшись этой мыслью, и поднял меня на ноги одним рывком. — Я ни о каких уроках думать не смогу, пока этого не увижу!

      — Чего не увидишь?

      — Всего не увижу! Пошли, шевели бул… — начал он привычно, но осёкся, оценивающе заглянув на меня сзади. — Короче, переставляй конечности, Пухлик!

      — Ты вообще хоть моё имя знаешь? — пробурчал я.

      Я уже успел позабыть и эту дорогу, и эти дома, и эти магазинчики, и эти мостики… Всё казалось незнакомым. Тэцу даже несколько раз за шиворот возвращал меня на нужный маршрут, потому что я сбивался.

      — И какая она, Америка? — с любопытством спросил он, пока мы топтались на светофоре.

      Я только пожал плечами. Я ведь ничего, кроме аэропорта и больницы, и не видел.

      «А что там, в Америке?» — «Американцы».

      Я фыркнул, это напомнило мне один старый фильм. Тэцу принял это на свой счёт и деловито сунул мне кулак под рёбра, — легонько конечно.

      — Ничего себе… — тут же пробормотал он.

      — Что? — Я потёр живот и недовольно покосился на него.

      — Твёрдо как… — удивился он. — Теперь на тебе, наверное, спать будет неудобно?

      По счастью, мы уже завернули во дворик его дома, так что никто не увидел, как он меня ощупывал со всех сторон, пытаясь найти подтверждение, а скорее, опровержение своим словам.

      — Раздевайся! — скомандовал Тэцу, едва мы переступили порог его комнаты.

      Я помялся, но всё-таки потянул с себя пиджак. Это была даже не неловкость, а опасение. Зная его фетиши, я предполагал, что новый я ему не понравлюсь. И так видно, что он озадачен, пытаясь найти во мне хоть что-то от привычного «пухлика».

      — Тебе помочь? Что ты копаешься! — подгонял меня Тэцу, ёрзая по кровати.

      — Да вообще это глупая идея была, — промямлил я, неохотно ковыряя пуговицы на штанах.

      — Ничего не глупая…

      Я хотел остаться хотя бы в трусах, но Тэцу и их с меня стащил.

      — Ничего себе… — опять пробормотал он, разглядывая меня. — Это вообще ни на что не похоже.

      — Посмотрел? — Я хотел подобрать одежду, но он сцапал меня, подтягивая к себе поближе и поворачивая в разные стороны. — Аккуратнее! Ты мне так синяков наставишь.

      Он тыкал меня пальцами в разные места, как будто старался понять, что это такое перед ним.

      — Что они с тобой сделали! — поразился он. — Тебя там совсем не кормили?!

      — Почему не кормили?

      — Ты такой худющий стал, аж жуть!

      — Всё, я пошёл домой. — Я дёрнулся из его рук.

      — Нет, не пущу… — Тэцу толкнул меня на кровать, подминая под себя.

      — Слезь с меня, — потребовал я.

      — Вот ещё! Я хочу убедиться…

      — В чём убедиться?

      — Ни в чём… — Кажется, он смутился вопросу, но своё «исследование» продолжил, трогая меня то тут, то там.

      Я напряжённо ждал каждого нового прикосновения. Это был новый опыт для нас обоих.

      — Слушай, у тебя родинки пропали, — сообщил Тэцу, тыкая мне пальцем в низ живота. — Тут родинка была… и тут тоже. Куда они делись?

      Я сообразил, что их, должно быть, вместе со складками отрезали во время операции.

      — Отрезали? — ужаснулся он.

      — Ну да… Невелика потеря, других полно осталось… — Я скосил глаза и с удовлетворением понял, что теперь могу легко увидеть не груду жира, а почти всё своё тело от груди до живота, ничто не мешает.

      — Это да, только… — Тэцу почесал затылок и попытался устроиться головой мне на бок. — Нет, как я и думал, неудобно. Жёстко.

      — Я тебе не подушка. — Я пихнул его коленом.

      — Слушай. — Он сел, с надеждой глядя на меня. — Это ведь всё из-за того, что ты долго в больнице лежал, так?

      — В смысле?

      — Ты ведь потом в норму придёшь?

      — Какую ещё норму? Это и есть моя норма. — Я слез с кровати. — Всё, я пошёл домой. Так и знал, что так будет!

      — «Будет»?

      — Ну, я о том, что у нас ничего теперь не получится.

      — В смысле «не получится»? — Тэцу махом помрачнел.

      — Зная твои предпочтения, да и вообще… У тебя и без меня есть… такой, какие тебе нравятся. — Я поморщился, подобрал рубашку и натянул её на себя. — Не проще ли…

      — Ни хрена не проще! — Он вспыхнул и дёрнул меня к себе за руку. — Ты на что намекаешь? «Не получится»? Думаешь, что у меня не встанет?

      — Я не про то… — попытался возразить я.

      — Да ну? — Тэцу закинул меня обратно на кровать.

      — Я о твоих вкусах. Я ведь знаю…

      — Ни хрена ты не знаешь, если такие вещи говоришь! — Он налез на меня, ковыряясь в ширинке.

      — Стой, Тэцу! Не надо…

      — Почему?

      «Чтобы не разочаровываться», — хотел сказать я. Уверенности в том, что у него получится, я не испытывал. Вспомнить, как он меня раньше трогал, как ему нравились все эти складки и выпуклости… Конечно, большинство предпочитает стройных, но это не его случай. Почему у него должен встать на меня такого, какой я теперь есть? Во мне его больше нечему возбуждать.

      — Тэцу…

      Кое в чём я оказался прав, но я не ожидал, что у него всё получится. Его член протиснулся в меня, запульсировал внутри горячими всплесками.

      — Твёрдый… — выдохнул я, зажмурившись и теряя дыхание.

      — А то… — пропыхтел Тэцу, зажимая мои колени и задирая их вверх. — Слушай, они так легко гнутся…

      Да, теперь можно было делать это в какой угодно позиции, ничто не мешало. Я ухватился за его плечо, сбивчиво дыша:

      — Тэцу…

      — Да, сейчас… — Он энергично задвигался, постанывая от удовольствия.

      Я зашёлся захлебывающими стонами и откинулся назад. Кажется, я теперь всё острее чувствовал, чем раньше. Хотя, должно быть, я просто позабыл, как у нас это было, и мой первый секс за всё это время как будто был вообще первым. Я с удовольствием царапал плечи Тэцу и слышал в ответ его довольное шипение.

      — Всё, хватит, не могу больше… — выдохнул я, задыхаясь.

      — Ещё секунду… — пропыхтел он, крепче вжимаясь в меня животом.

      Я нетерпеливо застучал пальцами по его плечу, он отпустил меня и опрокинулся на спину рядом.

      — И там у тебя тоже всё такое же, как и было, — сообщил Тэцу.

      — Дурак! Конечно такое… Что ты вообще там проверял?! — Я залился краской и спрятал руки между коленями, чтобы он не вздумал лезть туда снова.

      — Они тебя в больнице намучили, да? — Он повернулся на бок, впечатывая ладонь мне в живот и шаря по нему. — И ни одной даже складки…

      — Всё, я домой пошёл, — сердито сказал я, выскакивая из постели. — Складки будешь у своего нового любовничка искать!

      — Да погоди ты… — Тэцу подскочил и, обхватив меня руками, завалил обратно.

      — Отстань уже…

      — Дело ведь совсем даже не в весе, — пробормотал он, тычась лицом куда-то мне в ухо. — Потому что ты это ты.

      — Тэцу… — Я смутился.

      Не ожидал от него, что он скажет такое.

      — Потому что я это я? — переспросил я. — А если не я?

      — Эй! — Тэцу припечатал мне ладонь на губы. — Не порти момент! Я, может быть, только собирался сделать самое важное признание в моей жизни…

      — Чего? — промычал я, округляя глаза.

      — Ничего. — Он покраснел и подмял меня под себя, укладываясь головой на мой бок.

      — Жёстко ведь.

      — И совсем не жёстко.

      — Ты же сказал…

      — Молчи уже, Пухлик!

      — Я не Пухлик, я Мицуя.

      Тэцу ничего не ответил. Он закрыл глаза и сделал вид, что спит. Минут через десять он перестал притворяться, и мне пришлось отвечать на его вопросы. Он всё-всё хотел знать, что со мной случилось в Америке.

      — А ты там с кем-нибудь… ну… — Он покрутил глазами. — Того?

      — Ага, — сердито отозвался я, — прям каждый день! Дурак, что ли? Как будто мне до этого было…

      Тэцу, несмотря на оскорбление, удовлетворённо ухмыльнулся.

      Вырвался я от него только ещё часа через два, но «самого важного признания» он так и не сделал. Удивительно, несмотря на всю его ершистость, он был таким стеснительным! Я не знал, что и думать. Серьёзно ли он говорил, что внешний вид не имеет значения, если я это я? Я гадал над этим весь оставшийся вечер и весь следующий день.

      В школе Тэцу развил прямо-таки бурную деятельность. Во-первых, он отсадил моего соседа и сам туда уселся, ему даже никто не возразил, чтобы не огрести. Учителя на его своевольство давно рукой махнули, так что он сиял как начищенный пятак. Во-вторых, он меня прилюдно тискал, словно бы давая понять, что другим от меня лучше подальше держаться. Пожалуй, мне пришлось поверить, что наши отношения возобновились, несмотря на мою внешность.

      Девчонки, правда, решили не сдаваться и обступили меня в столовой, куда я улизнул, как мне прежде казалось, совершенно незаметно. Они непременно хотели сходить со мной в караоке. Я и согласился бы, потому что раньше о таком даже мечтать не мог, но тут в столовой появился Тэцу. Он бухнул свой поднос напротив меня и обвёл их таким взглядом, что девчонки тут же упорхнули.

      — Чего им от тебя надо было? — сумрачно спросил он.

      — Да так. А что?

      — Ничего. Не вздумай делать что-нибудь без моего ведома!

      — А ты не обнаглел? — поинтересовался я.

      — А ты не позабыл, что мы встречаемся?

      — Опять ты об этом… Серьёзно, что ли?

      — Не беси меня, Пухлик, — предупредил он, указывая на меня вилкой. — А то я кого-нибудь поколочу, честное слово.

      — Ну, не меня же… — Я изогнул бровь.

      Обед продолжался молча. Я с удовольствием отпил из стакана и тут заметил, что Тэцу подсунул мне свою котлету.

      — С чего бы это? — удивился я.

      — Ну, тебе ведь нужнее… — пробормотал он, отводя глаза. — В больнице, поди, только бульонами кормили… А котлеты в нашей столовке самые лучшие!

      — Это факт, — согласился я, — хотя они мне раньше не доставались, верно?

      Тэцу насупился и сделал вид, что не понимает, о чём речь, а потом угловато подтолкнул мне свою булочку.

      — А это зачем? — ещё больше удивился я.

      — Ну, так…

      — Слушай, — осенило меня, — ты что, меня откормить планируешь?

      — Ничего подобного! — выпалил он, резко отворачиваясь, но я заметил, что лицо у него стало прямо-таки пунцовое.

      — Правда… — понял я. — Слушай, Тэцу, я тебя серьёзно предупреждаю: я никогда больше не потолстею, так что…

      — Да всё не так! — перебил он меня, но всё-таки в глаза мне не смотрел. — Просто я для тебя такое хорошее прозвище придумал. Жалко, что пропадает… Что мне, по-твоему, снова напрягаться и новое выдумывать?

      — Так я и поверил, — протянул я. — Ну, признавайся!

      Но Тэцу только хитро улыбнулся в ответ, так что всё и без слов было понятно.