Звезды - хлебные крошки

Чанёль целует его колени, располосованные уродливыми шрамчиками, выстраивающимися едва ли не в созвездие. Чанёль и пальцы его рук целует, но четко осознает, что понятия не имеет, как его зовут на самом деле, сколько ему лет и как сильно он его обдурил. А он улыбается так сладко и так глупо, берет руки Чанёля своими тонкими красивыми, целует кончик носа. Он уходит под вечер, расплетая их пальцы очень медленно, словно не собирается уходить, но ему очень нужно. Чанёль всё еще не знает его имени. Проверяет карманы, удивляясь, что его не обворовали.

В начале учебного года обладатель перешитых коленок улыбается классу Чанёля и отдает поклон, пока учитель говорит "Бён Бэкхён". Этот самый Бён Бэкхён не разговаривает, хотя Чанёль точно помнил его голос, как он слегка тянет конечные гласные, а так же его дурной смех. А потом поясняет, что скоро к нему вернется голос и он обязательно всем надоест своей болтовней. Бэкхён смотрит на Чанёля так, словно что-то знает. А Чанёль точно знает, что под длинными штанами школьной формы уродливые шрамы, а губы у Бёна с привкусом вишневого бальзама для губ, но на него он не смотрит. Ему проще сделать вид, что он ничего не знает.

А через месяц он делает вид, что не знает ничего о том, что Бён Бэкхён хрипло стонет под ним каждые выходные, иногда хватаясь за грудину, чтобы уменьшить колики в горле от такого. Бэкхён становится всеобщим любимчиком, который всем своим видом говорит, что Чанёль теперь его лучший друг, хотя все вокруг искренне недоумевают. У Бэкхёна родители свою картинную галерею имеют, гребут за нее деньги от коллекционеров, сами пару картин дома имеют, а у Бэкхёна отличное детство во дворах, в деревнях у родственников, потому и куча шрамов везде, помимо колен. А теперь у него уродливые коленки и умение рисовать, иногда публикуясь в галереи родителей.

У Чанёля родители работают в разных сферах. У взрослых времени на ребенка не было, зато время было у кучи кружков и занятости, которая Чанёля окружала с детства. Сейчас изменилось лишь то, что кружков почти не осталось, потому что он сам может за собой приглядеть, а вот родителям на него явно плевать. И это отличный повод, чтобы звать нового знакомого к себе с ночевками и заниматься не тем, чем занимаются лучшие друзья, которыми за месяц явно не становятся.

Бэкхён, словно секс на пляже, которому еще стакан покроют малиновым сахаром, а так же налепят розовый зонтик. Чанёль - виски с колой. Или просто виски. Или кола. В общем, они были совершенно разными. Так думал Чанёль. А Бэкхён, после очередных выходных вместе, вытаскивает наушник из уха Пака, меняя его на свой. Одна и та же песня, почти в одинаковых моментах. А у них общие вкусы в музыке, оказывается и в фильмах, и в играх. В добавок, на выходных теперь они вместе смотрят сериал.

У Бэкхёна оказывается слишком много интересов, которые схожи с интересами Чанёля. Из парня, с которым удобно трахаться на выходных, он правда превращается в лучшего друга, которому невозможно найти замену. В теплых свитерах зимой, чтобы вместе сидеть под пледом и ругаться на героев очередных серий, а также целоваться, пока не дует вентилятор в их сторону летом. Это кажется идеальным.

Бэкхён проваливает большую часть экзаменов, что становится ударом для всех, кроме самого Бэкхёна. Чанёль получает высшие баллы и спокойно поступает на физический в универ, пока Бён подает документы в колледж искусств, сдавая творческий конкурс на ура. Ему покупают квартиру, потому что добираться из дома далеко, а он зовет Чанёля к себе жить, потому что одному скучно, а Чанёлю тоже отсюда близко. Пак платит ему за траты, вроде света и воды, а Бэкхён находит подработку, потому что ему тяжело сидеть без дела. Для учебы в колледже, где надо рисовать, он оказывается слишком талантливым, потому времени свободного у него много.

Бэкхён отдает лучшие работы родителям в галерею, они выглядят действительно хорошо. Некоторые даже оказываются проданными, а парень получает свой процент. Однако всё остальное, что Бэкхён рисует, Чанёль считает настоящим дерьмом. И он просто показывает большой палец, когда Бэкхён спрашивает мнение. А потом он приносит картину, где много красок, что смешиваются в черный, а там то ли фигура, то ли цветы. И Чанёль понимает одну вещь.

— У тебя какие-то проблемы? — прямо спрашивает Пак. Бэкхён теряет свою уверенную улыбку и печально смотрит на картинку. Смотрит, а потом как-то слишком честно кивает.

— Мне достаточно вымещать боль на картины, чем на себя, потому я не ощущаю проблем, пока не рисую.

— Что-то случилось? — искренне волнуется парень, но Бэкхён качает головой, едва-едва улыбаясь, даже не потому, что нужно, а потому что ему комфортно.

— Все хорошо, если не считать, что я влюбился.

Тогда Бэкхён говорит именно это, а Чанёль обещает, что всё будет хорошо. Ему почему-то проще делать вид, что он не понял ничего. И что он не понял, в кого парень влюбился, на кого он сейчас смотрит с такой теплой надеждой и неким разочарованием. Он искренне надеется, что всё решит себя само.

***

Бэкхён слабо улыбается, садясь перед Паком. Их отношения "друзья с привилегиями" зашли в отношения просто "лучшие друзья", потому Чанёль кивает, готовый слушать. Бэкхён рассказывать увлекательную историю про свою учебу, которая ему, если задуматься, нравится, но не нравится ей он. А потом говорит о том, что ему дали задание рисовать одного человека, потому что он плохо работает с конкретными образами. Чанёль неловко натягивает улыбку и решает согласиться.

А потом смотрит на чужие рисунки, где Бэкхён не может даже фигуру правильно вывести, чтобы четко, не говоря уже про то, что лица на них нет. Смотрит на Бёна, пока тот не видит, и не может найти проблему. Бэкхён, который рисует полное дерьмо, пока не выдает работы на выставки или учебу. Бэкхён, который слишком талантлив, но не может рисовать конкретные лица.

— Ты не умеешь рисовать людей.

— Я не профессионал, чтобы уметь рисовать всё, — улыбается Бэкхён, — но я умею рисовать людей.

— Но не конкретных, судя по всему. Иначе, ты хотя бы тело, которое знаешь лучше многих, мог бы нарисовать.

— Я не умею, ладно, — отмахивается он. И выглядит при этом очень расстроенным, отчего Чанёль переползает с одной части кровати на другую, чтобы подойти к парню и сесть рядом.

— Всё в порядке?

— Я немного устал от учебы.

— Могу ли я напомнить, что ты ходишь туда чисто, чтобы посидеть?

— Мне не нравится быть лучшим.

— Считаешь себя лучшим? — удивляется Чанёль. Бэкхён же удивляется этому вопросу.

— А разве я не лучший? — переспрашивает он, на что Чанёль натянуто улыбается, потому что найти подходящий ответ он не может. Разве человек, получающий место в галерее своих родителей, может заявлять, что он лучший, если он даже людей рисовать не может?

Бэкхён бросает тихое "понятно", после чего поднимается и уходит из комнаты. Кажется, он впервые на что-то обижается, что это оказывается слишком неожиданным. Но Чанёль не сказал ничего обидного, чтобы мириться, потому решает просто оставить парня одного, дать ему подумать.

А к концу марафона Бэкхён оставляет на его столе стопку с рисунками, слишком идеальными, чтобы быть правдой. Залитые тонкими штрихами так, что можно разглядеть самые мелкие детали. И это не может быть правдой для человека, что рисовал людей настолько плохо, что за такое короткое время и не научился бы. Чанёль подрывается с места, забегая в чужую комнату. Бэкхён оказывается в душе, потому Пак сбавляет свой настой, но видит папку для сдачи, заглядывает туда. И это оказываются те плохие рисунки, с размытыми лицами и чертами тела. И где Бён решил соврать, он выяснять не хочет.

К ним заваливается Чондэ, лениво расхаживая по квартире, пока Бэкхён наливает ему кофе. Этот парень учится вместе с Бёном, но дружит с однокурсником Чанёля, потому знакомым он оказывается общим. Заглядывает в комнату Чанёля и находит там стопку с рисунками, которые он не стал убирать чисто из принципа. С Бэкхёном конфликта больше не было, но в комнату Пака он не заходил. Чондэ листает рисунки, а потом выбегает с ними из комнаты и идет к Бэкхёну очень настойчиво.

— Эй, ты серьезно сдал то говно вместо этого? — он ими трясет в воздухе. Бэкхён скептически на них смотрит и качает головой.

— Это не мое.

— Ага, и линовка не твоя, и штрихи не твои, а еще Чанёль не твой, — его голос звучит с вызовом, потому Бэкхён даже теряется, как и Чанёль, что является свидетелем этого разговора.

— Я не хотел их отдавать.

— И доказывать всем, что всё ты можешь, — усмехается парень, — давай, зажми всё свое себе, — он рисунком бьет Бэкхёна по лицу, а потом сминает его и в это же лицо кидает. Бэкхён всё это молча переносит, потому что отчасти Чондэ прав.

***

Бэкхён зовет в лес. Пожимает плечами, когда Чанёль отказывает, и идет собирать сумку. Делает он это долго, почему-то мучительно, отчего Чанёль всё же подрывается пойти с ним и собирает вещи сам. Бэкхён делится тем, что мог позвать бы и на море, но море они могут посетить в любой день, а в лес надо собраться, так и не нагуляешься до захода солнца.

Чанёль закидывает с десяток фоток в инстаграм, прогружая еще и истории, пока Бэкхён делает снимки, которые никуда не выложит, потому что и профиля у него нет, и он бы никому и не показал. Пересматривает фотографии, прикрываясь огромными листами деревьев от солнца, а потом как-то ревностно смотрит на Чанёля, словно хочет что-то сделать.

— Что-то не так?

— Должен ли я поделиться фотографиями? — осторожно спрашивает он. Пак наклоняется, чтобы посмотреть, но Бэкхён по привычки прижимает телефон к себе, а потом виновато протягивает его Чанёлю, но тот уже не смотрит.

— Связь отвратительная, у тебя будет время подумать до того, как мы вернемся в город.

— Чувствую себя ужасно после слов Чондэ.

— Но он прав, — усмехается парень, — ты не делишься ничем своим. Наседка, если не накопитель. Удивительно, что ты даешь продавать свои картины.

— Я не давал, у меня просто забрали несколько лучших и продали, — Бэкхён даже кажется оскорбленным этим фактом, — я не чувствую себя лучше, когда отдаю их родителям, но я прошел через то, что я с ними расстаюсь и даже получаю за это расставание деньги. С другими вещами я расстаться не могу.

— Хочешь, чтобы я слил твои фотки?

— Звучит так, словно ты предлагаешь скинуть кому-то мои голые фотки, — смеется Бэкхён, заставляя и Чанёля над этим посмеяться, пока он вдруг не становится серьезным и не смотрит на Бэкхёна.

— Думаешь, я не сделаю это?

— Ну, мои голые фотки - твои, делай с ними всё, что хочешь. Я бы не скинул, они же для меня.

— То есть, если бы кто-то слил твои голые фотографии в сеть...

— Я бы не обиделся, — и это звучит так глупо, потому что он хранит у себя даже фотки леса, а тут собственные фотографии - пожалуйста. Звучит странно и отчасти смешно.

***

К вечеру Бэкхён выводит его на береговую линию, позволяет устроиться удобно и листать фотки в своей галереи, чтобы выбрать парочку и куда-нибудь выложить. Чанёль думает, что скинул бы себе все, но лениво создает парню профиль, чтобы скидывать туда самые прекрасные снимки. Оставляет ссылку на своей странице, мол, смотрите, Бэкхён завел инсту, получая в ответ восторженные благодарности и кучу подписчиков на чужой странице.

Бэкхён рисует Чанёля так, что видно всё это лесное окружение, грифельным карандашом, смазывая по бокам, потому что рукой задевает. Чанёль фотографирует его со спины и скидывает тоже. Почему-то он уверен, что Бэкхён на свою страницу даже заходить не будет. Пак пролистывает его фотографии чуть ли не до самого конца, все три тысячи, отмечая и кучу их совместных фотографий, и чисто свои. Невольно усмехается, находя у него запароленную папку, потому что у него самого есть почти такая же, только (пусть он и не знает, что там скрыто у Бёна) у него чужие фотографии, на которые явно можно было бы пере...

— Чем ты занимаешься? — спрашивает Бэкхён, убирая рисунок в альбом. Чанёль мило улыбается и смотрит на него глупым взглядом.

— Ничем?

— Удивительно, — усмехается он, после чего протягивает руку, как бы прося вернуть свою вещь. Чанёль мобильный возвращает, вовремя выключая все приложения.

— Думаю о том, зачем храню некоторые фотки.

— Я же тоже храню фотки. Некоторые.

И улыбается он так, словно поделился какой-то маленькой теплой тайной, хотя Чанёль точно знает, что его фоток там быть не может. Его лично скинутых фоток. А вот того, что мог Бэкхён сделать сам, там явно полно. Чанёль думает сказать, что это незаконно, но всё в их отношения слишком незаконно, потому Чанёль улыбается в ответ и ощущает себя дураком.

***

Бэкхён про свою страницу в инстаграме все равно узнает. А Чанёль про это узнает лишь потому, что тот сам загружает свои рисунки в сеть, где числится и тот рисунок в лесу. Он недовольно смотрит на этот рисунок, про себя думая, что кто-то выделывается. Матушка Бэкхёна забегает к ним на чай, а потом предлагает Бэкхёну новое местечко в галерее, на которое он соглашается и отдает ей запакованную картину, о которой у Пака не интересовался. А потом женщина предлагает Чанёлю место как-нибудь посетить. Чанёль решает не отказывать.

Через пару дней Бэкхён его ведет в галерею, которая поражает своими решениями и работами художников. Отчасти, Чанёль понимает, что будь бы у него много денег, он скупил бы их все. Работу Бэкхёна, что он отдал матери, он находит почти сразу. Отчего-то знакомый стиль кажется не сколько знакомым, сколько выделяющимся.

Там полный вариант рисунка, что Бэкхён сделал в лесу, где столько красок зеленых, сочных. И сам Чанёль, такой тусклый, но из-за этого такой особенный в этой всей зелени. И Бэкхён смотрит достаточно горделиво, а Чанёль четко ощущает, что горд за него в ответ. Работа подписана простым "розочка", отчего Чанёль не может не сфотографировать это все, чтобы потом написать всем, что он цветочек.

Уже дома Бэкхён садится рядом, смотрит Чанёлю в лицо, да так близко, что почти носом чужого носа касается. Улыбается своей глупой улыбкой, а Пак невольно вспоминает, что у парня на коленках некрасивые шрамы, все еще ощутимые, хотя он уже взрослый, такое могло бы и зарасти.

— Чт...

— Что-то случилось? — перебивает Бэкхён, — или как ты там спрашиваешь? Мы очень часто начинаем разговор с этой фразы, не заметил?

— Просто ты себя ведешь так, словно что-то не так или что-то случилось, я не помню, чтобы задавал этот вопрос слишком часто.

— Знаешь, что связано с рисованием, я не занимался, кажется, двумя вещами.

— Какими?

— Я никогда не занимался вандализмом и боди артом, — он продолжает улыбаться, находясь слишком близко к Чанёлю. Всё еще очень близко.

— Ты хочешь рисовать на мне?

— Не хочу, — он качает головой, носом пару раз проходясь от этого по чужому, — я хочу тебя целовать.

— Мы же с этим покончили, — напоминает Чанёль. Бэкхён слегка отстраняется, а потом кладет руку на чужой затылок и целует, потому что ему нужно. Словно из-под низа, с напором сминая губы своими, слегка сладкими, словно от детского бальзама для губ, не меньше. А Чанёль и не против, если задуматься, обнимает за пояс, заставляя усесться к себе на колени, потому что так удобнее. Бэкхён опускает руку на его плечо, слегка сжимая, а потом отстраняется, сипло выдыхая.

— Как мы можем покончить с нами?

***

Чанёль смотрит на картину со странным названием, но решает его не комментировать. Зато хочет оставить кучу комментариев о самой работе, но Бэкхён улыбается ему и говорит сквозь зубы "заткнись". И залитый черным холст, где чья-та достаточно знакомая фигура, сотни цветов. И нельзя сказать, что ни звезд тут нет, ни крошек этих...

— Я вижу, как ты мысленно возмущаешься, — ворчит Бэкхён, — я могу ее перерисовать.

— Как?

— Закрашу всё черным и сделаю новую, не первый раз таким занимаюсь. Так что?

— Она хорошая, но я не понимаю ничего в ней, — признается Чанёль. Бэкхён смотрит на картину и пожимает плечами. Встает с места и достает краску, которой покрывает холсты. Черную, потому что такой проще перекрывать насыщенные фоны. Хотя, проще было бы начать новый, чем менять старый рисунок. Он спокойно мочит толстую кисть в краске и проводит ей поперек всего рисунка.

Чанёль подходит к нему со спины и мягко обнимает, укладывая руки на животе. Бэкхён останавливается, но потом еще раз проводит полосу, только в другом месте, отчего Чанёль настойчиво ловит его руку своей, не давая усугубить ситуацию. Целует его пальцы, словно это заставит расслабить руку.

— Не обижайся, я не хотел ничего плохого этим сказать.

— Ты сказал достаточно, — усмехается Бэкхён, но кисть свободной рукой забирает из захваченной, чтобы положить ее на стол, заклеенный бумагой. Чанёль целует его шею, ближе к уху, пытаясь успокоить и вселить чувство, что всё правильно. Наверное, картину это не спасет.

— Можешь меня отпустить, — шепчет Бён, но Чанёль с силой поворачивает его к себе и целует, настойчиво забираясь ладонями под чужую футболку, что вся в краске, рабочая. Бэкхён протестующе стонет, но оказывается усажен на стол, своей же задницей отодвигает картину и все принадлежности к стене, но возражает больше не из-за этого.

— Я не отпущу тебя никогда и никуда, — хрипит Пак, отрываясь от чужих губ. Бэкхён облизывается, переводит дыхание, а потом сам бросается с объятьями, жаркими поцелуями, между делом расстегивая рубашку Чанёля.

Пак стягивает с Бэкхёна штаны, порванные на шву сбоку, потому что всё в нем такое мягкое и удобное, что становится смешно, ведь у самого Чанёля, помимо рубашки, еще и чертовы джинсы с поясом, с которым Бэкхён слишком долго мучается. А потом сам смеется и падает спиной на стол полностью, прижимая руки к груди, чтобы сбившееся дыхание не делало смех настолько болезненным, чтобы не вдохнуть.

А Чанёль смотрит на него с особым обожанием, мягко проводит рукой по груди, рядом с его руками, которые потом сжимает своей. Бэкхён смотрит на него с неким восторгом, потом поднимается, отталкиваясь от столешницы ладонью, и замирает. Смотрит на Пака как-то странно, а потом лезет целоваться, словно ничего не случилось. Проводит своей ладонью по его щеке, оставляя что-то липкое и холодное. Черное, как вся его рука, спина и стол. А также часть его светлых волос, потому ситуация кажется еще комичнее и хуже.

— Я куплю тебе новую, — обещает Чанёль, на что Бэкхён просто кивает и возвращает их к начатому. И ему совершенно плевать, что в краске он марается еще больше, пока стонет слишком звонко для человека, который в прошлом едва хрипел.

Закидывает свои бледные ноги на плечи Пака, измазанные в краске не меньше его спины, а тот целует его разбитые коленки, со всё еще некрасивыми шрамами, но почему-то такие замечательные сейчас. Между делом Бён отшучивается про какие-то блестки и стекло, но Чанёль не совсем понимает, проникая в тепло чужого тела.

Понимает лишь тогда, когда Бэкхён прижимается к его груди всем телом, уже позже, стоит Паку упасть на стул, потому что любая другая поверхность подверглась бы риску замараться. А у Бэкхёна вся спина, помимо черной краски, еще и в мелких блестках, баночка от которых радостно лопнула от чужих страстей, потому и стекло (что на деле - пластик). Чанёль опускает парочку шуток про это, а Бэкхён скептически смотрит на его грязное лицо, хватает за подбородок своими более грязными пальцами и целует.

***

Просыпаться в чужой комнате кажется непривычно, потому Чанёль осматривается, находит Бэкхёна на стуле, уснувшего за рабочим местом. Вчера они убрали всю краску, что пролили, вымыли и себя. На полах еще видно разводы, но их уже было не оттереть, так что пришлось оставить. У Бэкхёна на рубашке следы от краски, а рубашка явно принадлежит не ему. У него же на картине космос на черных волосах, а фигуру человека всё еще видно, потому он выглядит окруженным небесами, не меньше.

Чанёль поднимается с места, мягко трогает Бёна за плечо, заставляя того слабо дернуться и лениво открыть глаза. Он на Пака оборачивается, смотрит какое-то время, а потом слабо улыбается. Чанёль улыбается в ответ, а потом легко сдвигает ворот рубашки в сторону, потому что замечает, насколько исцелованной вчера была эта шея. Бэкхён смущенно прикрывает место рукой, только теперь улыбается он слишком кокетливо для смущения.

— Что-то не так, Чанёли? — мурлычет парень, заставляя рассмеяться, не меньше. Чанёль целует его в макушку и встает так, чтобы немного опереться о стол и смотреть Бэкхёну в лицо.

— Разве мы не решили, что начинать так разговор - глупо? — усмехается Пак. Бэкхён пожимает плечами, а потом смотрит на подпорченный пол и указывает на него пальцем.

— Вот это глупо, — четко произносит он, — а вот всё остальное, не совсем.

— Тебя не будут ругать за это?

— Не должны, я в родительском доме испортил больше вещей, чем мог бы. А этот дом считается моим, так что могу марать, — поясняет он, а потом указывает на картину, — я закончил ее.

— Выглядит очень романтично.

— А будет ли выглядеть романтично, если я скажу, что люблю тебя?

— Думаю, это достаточно романтично на таком фоне.