— Тани, почему ты не мозешь остаться?

Кристиан с трудом выговаривал слова, и то не все, спотыкаясь на каждом звуке. Его шея при этом вытягивалась и напрягалась, голос переваливался через буквы.

— Потому что я хочу, чтобы ты был счастлив. Чтобы мы все были счастливы.

— Но мы ведь и так сясливы, — мальчик топнул ногой и вытер сопливый нос. — Мы мозем просто быть вместе и жить сясливо.

— Время пройдет незаметно, малыш, — Итан потрепал брата по волосам и потянулся к чемодану.

— Разве ты не сяслив, когда мы играем в футбол? — тихо спросил Кристиан, помогая брату запихнуть вещи в незастегивающийся чемодан. — Или когда мама и папа разрешают нам спать вместе на одной кровати. Ты ведь улыбаешься всегда. Всегда, Тани!

— Когда ты научился выговаривать букву «эр»? — Итан пощекотал брата подмышкой, Кристиан вывернулся, но хмуриться не перестал.

Младший брат зацепил пальцами край голубой футболки, торчащей из чемодана, и потянул на себя, доставая вещь и шмыгая носом.

— Это папина.

— Можно подумать, что все остальные вещи не папины, — пробубнил Итан, отбирая футболку и запихивая обратно.

— Сынок, — в спальню вошел отец, пританцовывая и потирая руки. — Собрался? Так быстро?

— Автобус ведь сейчас подъедет.

Итан сразу угадал состояние отца. Родитель топтался на месте, поправлял очки, которые вовсе не сползали, и гладил бороду. Одним словом, — нервничал. Очевидно, похуже самого Итана.

— Присядь, — глава семьи уселся на кровать и похлопал рядом с собой. — Волнуешься?

Кристиан последовал примеру брата и тоже взобрался на кровать, прилип всем телом к боку Итана и затих.

— Кажется, меня сейчас стошнит, — Итан принялся натирать ноги ладонями.

— Так ладно, чем я могу помочь? — отец с видом древнего философа подпер голову кулаком.

— Во-первых, продолжай меня смешить, — Итан не сдержал улыбки. — А во-вторых, как насчет «времени страшно интересных фактов»?

— Поехали, — оживился отец и хлопнул в ладоши. — Выбирай категорию: история, медицина, литература.

— Медицина.

— Знаешь, почему люди видят свет в конце тоннеля, когда умирают?

— Попадают в параллельный мир? — заговорщически прошептал Итан.

— Итан Терра, — с укором сказал отец, — ты — сын врача. Какие параллельные миры? Хорошо, если объяснять очень-очень просто, то во время смерти, даже временной, нарушается кровоснабжение в глазах и периферическое зрение перестает работать, и люди видят всё, будто в тоннеле. А некоторые говорят, что выходят из тела и видят себя со стороны. Это тоже легко объяснить. Подобные чувства возникают из-за возбуждения некоторых зон в мозге.

— Надеюсь, мои зоны в мозге во время экзамена тоже возбудятся, — вздохнул Итан.

***

Улица рядом с автобусом заполнялась людьми. Бедняки побросали все утренние дела и устремились поглазеть на того, кто стал главным предметом обсуждения среди низшего класса. Женщины кричали «Давай, Итан, задай им жару!», мужчины поднимали сжатые кулаки вверх и горящими глазами провожали теперь уже легендарного ребенка до автобуса. Ребятишки вприпрыжку бежали за Итаном и просили привезти «супер крутые гаджеты».

— Тани, Тани, — кричал смуглый парнишка и дергал Итана за штанину, — забери и меня потом.

— И меня, и меня, — вторила остальная ребятня и неслась вслед за будущим студентом.

— Будете хорошо учиться — заберу, — обещал Терра, проталкивая набитый маленький чемодан вверх по ступеням автобуса.

Уходить сложно, до сумасшествия трудно. Оставлять позади родных, делать шаг в длинный красный автобус, садиться на место у окна и засовывать убитый чемодан, казавшийся неправдоподобно тяжелым, под сидение. До помутнения рассудка мучительно прилипать лицом к намытому до блеска окну и смотреть на свою семью. Следующие четыре года Итан проведет на подземных этажах самого закрытого учебного учреждения в мире.

Они все стояли на остановке, и мать, одетая в старый халат, украдкой вытирала слезы рукавом. Её лицо кривилось от попыток улыбаться, а волосы, стянутые в хвост, трепал ветер. Юна обнимала мать без единой эмоции, скрывая лицо за волосами.

Отец держал плачущего Кристиана за руку и нервно поправлял очки на носу, и эти повидавшие жизнь очки с треснутой дужкой и заляпанными стеклами виделись Итану чем-то настолько трогательным, что слезы обожгли его щеки еще до того, как автобус завелся, зашумел и тронулся с места.

— Тани! — отчаянно закричал брат и, было, дернулся бежать вслед за уходящим автобусом, но отец крепко прижал его к себе и помахал Итану.

Тот не смог даже поднять руку, чтобы помахать в ответ. Именно тогда Итан Терра ощутил жгучую тоску и впервые подумал, а правильно ли он поступает, стоит ли оно того и куда заведут попытки стать чем-то большим, чем мальчик из низшего класса. Он продолжал раздумывать о своем решении, пока родные люди не остались лишь маленькими точками где-то вдалеке, скрытые дымом из выхлопной трубы.

Вспомнился один из последних разговоров с Максом.

— Ты смелый, раз решился поступить в Силентиум.

Привычная темнота топила в себе очертания бледного лица. Глаза казались огромными, глубокими.

— На самом деле у меня миллион и один страх, — не согласился Итан. — Я не особо талантлив и у меня нет ничего, кроме стараний и стремлений. Как-то раз в больницу, где работает мой отец, приезжали люди из здравоохранения. Отец говорил, что они ничего не смыслят в медицине. Но у них есть деньги, чтобы нанимать тех, кто смыслит. А сколько в бедных кварталах талантливых врачей, строителей, учителей, Макс! Не вообразить. Только вот у них нет возможности и денег, чтобы получить диплом в тех университетах, после которых для них откроются двери в достойную жизнь. В наше время талантами мало кого убедишь. Всё чего я хочу — это показать, что люди из низшего класса способны показать результаты не хуже, а где-то даже лучше. Чтобы нас, наконец, заметили.

Макс ничего не ответил. Сидел неподвижно. Итан заволновался, что связь прервалась или зависла.

— Макс, — позвал Терра.

— Я здесь, — отозвался Коэло. — Просто задумался. Ты всё делаешь правильно, Итан. Даже не сомневайся в этом. И знай, если мой брат обидит тебя, то сразу говори мне, хорошо?

— Я способен за себя постоять, господин Коэло, — весело заверил Итан. — Я тебе тут не принцесса.

***

Три кампуса Силентиума: экономический, политический и социальный, находились на равном расстоянии друг от друга и напоминали три металлических купола инопланетного происхождения, обнесенные забором из прямоугольных каменных блоков. На крыше каждого кампуса возвышалась металлического цвета гигантская птица, взлетающая вверх. В мощном клюве птица несла веточку растения с мелкими продолговатыми листьями.

Если бы Итан не знал, что это учебное заведение, то подумал бы, что там держат особо опасных преступников, гниющих в одиночных камерах. Теперь было понятно, почему Макс считал это место отвратительным. При воспоминании о мальчишке у Итана заныло в груди, и он сразу же переключил внимание на человека в черной тонкой куртке, тяжелых кожаных сапогах и дутых штанах. Нашивка с белыми буквами «Silentium» виднелась на правой стороне его груди сразу под треугольной эмблемой с той самой птицей и веточкой.

Будущие студенты толпились на площади перед главными воротами Силентиума, сбиваясь в группы и обсуждая будущий экзамен. Масса дорогих автомобилей, преимущественно черных, собиралась на парковке позади толпы. Из автомобилей выходили люди в костюмах и открывали задние двери, помогая отпрыскам высшего класса выбраться наружу. Чуть поодаль остановились микроавтобусы журналистов, которые расползлись по территории и фотографировали ребенка низшего класса, пожалуй, со всех мыслимых и немыслимых углов, но не приближались. До ушей Итана доносились обрывки их разговоров: «поближе подойди», «господин Коэло запретил» и «нужно просить личной встречи».

Рядом с Итаном стояли два парня в белых тщательно выглаженных рубашках и черных брюках, тихо переговаривались и косились на парня совершенно бессовестно.

Итан пригладил синюю рубашку, прикрывая рукой непослушную нитку. Он совсем не походил на всех тех людей, что окружали его на площади, напоминая самому себе грязного цыпленка среди павлинов. Он представил на их месте красивых птиц, крутящих своими задами, увенчанными широкими хвостами, красуясь и задушено курлыкая.

— Чего смеешься, красотка? — один из парней подошел к Итану и смерил его взглядом, полным превосходства.

— А… да я так.

— Ты откуда такой взялся? Кто твои родители?

— А вы разве не слышали? — со стороны парковки подошел еще один парень, его волосы были уложены на две стороны и залиты сверху чем-то определенно липким.

— Он — местная знаменитость. Огрызок низшего класса, пытающийся пробиться на вершину пищевой цепи. Глупо, как я считаю.

— Это еще почему? — Итан спрятал ладони в рукава отцовской рубашки и воинственно выпятил подбородок.

— Потому что ты не пройдешь вступительное испытание. Даже нам сложно. Насколько я знаю, программа ваших школ существенно отличается от нашей.

— Я попробую.

— Что с твоим голосом? — рассмеялся низкорослый парень. — Тебе что, тринадцать? Или под твоими оборванными штанами ничего нет?

— Как грубо, — поморщился высокий, обращаясь к низкорослому.

Затем помолчал и посмотрел на Итана так, как голодный тигр смотрит на кусок телятины.

— Вашего образования и воспитания недостаточно, чтобы учиться в наших ВУЗах, а тем более занимать наши позиции.

— А что, если я смогу?

Слушать подобное не было обидно, а только убеждало Итана, что он хочет доказать обратное.

— Удачи, — высокий парень хмыкнул и ушел к одной из групп людей, двое низкорослых потянулись за ним.

Терра вытер пот со лба тыльной стороной ладони и облизал губы. Нестерпимо хотелось пить. Голова кружилась от обилия дорогих запахов, гула голосов и собственной ничтожности. Издалека слон может показаться маленьким, но если подойти ближе, то осознание того, с какой легкостью он может тебя раздавить и даже не заметить, вызывает страх.

— Просим всех студентов построиться в колонну и пройти к воротам, — раздался мужской голос из колонок, расположенных на каменных стенах, — Добро пожаловать в Силентиум.