Прошла неделя с тех пор, как Итан звонил Максу, и эта неделя — самая худшая в его жизни. Засыпая, Итан видел Томаса во мраке дверного проема. Тот смотрел исподлобья, сжимая кулаки, улыбаясь так, что кровь в венах превращалась в лёд. Подходил ближе и часами стоял над кроватью Терра, и тот не мог сомкнуть глаз, покрываясь испариной и страшась хотя бы на секунду прикрыть веки. Итану нужно было видеть Коэло. Терра боялся умереть во сне.

— Это всего лишь мой страх, — говорил он сам себе, слизывая испарину над верхней губой. — Засыпай, засыпай.

Новая неделя не принесла улучшений. Итан был уверен, что Томас знал о его звонке Максу, но никак не проявлял себя, призраком приходя каждую ночь в комнату студента.

Неизвестность убивала. Будто ужас в жидком виде ввели Итану под кожу. Ужас проник в кровь и уже достиг сердца, которое колотилось с такой бешеной скоростью, что становилось невыносимо.

Вечером, когда Итан садился в своей комнате за домашнее задание, которое нужно было отправить преподавателям до утра, то постоянно оглядывался на дверь. Беспокоился, что просто-напросто не услышал, что дверь открылась, и Томас уже стоит позади него. В какой-то момент Терра осознал, что уже не боится этого, а надеется на скорейший приход своего ночного кошмара.

Прошла неделя, которая состояла из семи дней, которые, в свою очередь состояли из почти ста шестидесяти восьми часов. Но Томас не приходил. Итан продолжал считать, чтобы не сойти с ума.

Здание социального кампуса состояло из трех этажей, уходящих под землю с отдельным лифтом, ведущим наружу. Безусловно, чтобы зайти в тот лифт нужно быть кем угодно с особым магнитным пропуском, но не студентом.

Жилые комнаты, связная, искусственный сад и душевая располагались на минус втором этаже, лекционные залы, преподавательские кабинеты и кабинет куратора — на минус первом, спортивный зал, столовая, бассейн — на минус третьем. Еще несколько недель назад Итан, поднявшись на этаж выше по пути на занятия, проходил мимо того самого лифта наружу и долгие секунды смотрел на сомкнутые железные створки, воображая что там сейчас, снаружи. Какая погода, идет ли дождь, сильно ли дует ветер.

Удивительно работает человеческое отношение к окружающему миру. Стоит лишиться чего-то хорошего и это что-то обязательно начнет забивать мысли, фонтанируя пестрыми всплесками воспоминаний. Бежать сквозь стену дождя, прикрывая голову зонтом, пакетом, сумкой или даже ладонью, вдыхать влажный воздух и ждать, пока погода прояснится. А спустя долгие месяцы сидеть в закрытом помещении, вспоминая, а как же всё-таки пахнет дождь.

Но всю последнюю неделю Итан смотрел на лифт по другой причине. Это то самое место, откуда мог показаться пугающий его силуэт высокого жестокого мужчины, пришедшего по его душу.

На восьмой день после звонка Максу, зайдя в лекционный зал, Итан тут же бросился к самому последнему ряду огромной аудитории, занимая место с краю, дабы иметь только одного соседа. Зал постепенно заполнялся студентами, звуком шагов, шорохом тетрадей и стуком шариковых ручек о поверхности столов. Преподаватель зашел последним, закрывая за собой дверь, и встал перед аудиторией.

Он оглядел студентов взором, которым орел выискивает добычу, и хлопнул в ладони, привлекая внимание.

— Приветствую вас. Сегодня нас стало на одного меньше. Один из студентов исключен, что должно послужить уроком для всех остальных, — преподаватель театрально выждал, наслаждаясь растерянными глазами молодых людей, и продолжил. — Не забывайте о том, что любые касания и разговоры между студентами запрещены. Эти правила придуманы не просто так. Тактильные контакты способны вызвать сексуальное влечение и другие виды близких отношений и отвлечь вас от цели пребывания здесь. То же самое касается межличностного общения. Единственные люди, чьи слова вас должны волновать — это преподаватели и умнейшие из людей, работы которых вы здесь изучаете. Всё ваше внимание должно быть сосредоточено только на получении знаний.

Он сделал очередную паузу и склонился к рабочему столу, перебирая какие-то бумаги, словно давал возможность переварить информацию.

— Все вы знаете значение эмблемы Силентиума. Орел – символ величия и силы. Знания – ваша сила. Величие – ваша цель. А также ветвь мирты – растения, которое является символом тишины. Как важна тишина и сосредоточенность, я уже объяснил. Кому не ясно, поднимите руки.

Никто ожидаемо руку не поднял. Преподаватель довольно улыбнулся и начал лекцию, но не успел расписать цели и задачи, как в аудиторию без стука зашли два сотрудника Силентиума, быстрым шагом и в гробовой тишине сразу направляясь к Итану, словно изначально знали, куда он сел. Их красные вставки на правых рукавах футболок казались ярче обычного, кровавые и пугающие.

Терра схватил свою тетрадь двумя руками, забывая про лежащую сверху ручку, которая немедленно покатилась по столу и упала. В полной тишине этот звук показался грохотом. Итан вздрогнул и взглянул на двух мужчин, которые приближались к нему, останавливаясь у преподавательского стола и что-то тихо сказав преподавателю. Преподаватель пришел в замешательство, побледнел и перевел обеспокоенный взгляд на Терра. Итан готов был умолять, чтобы его не отдавали в руки сотрудников, каждый из которых был вдвое больше самого Терра.

Студенты, как один наблюдали за тем, как всем известного ребенка бедных родителей выводят наружу. Некоторые улыбались, кивая головами, как стадо болванчиков.

Итан не успевал перебирать ногами, спотыкался и снова начинал семенить, когда сильные руки вздергивали его вверх. Мимо проносились люди, автоматические двери. Он видел на себе десяток пар глаз, но не пытался поймать их взгляд, перестав бояться вовсе.

Дверь, рядом с которой висела табличка «Куратор Пэл» отъехала в стену, являя за собой знакомый кабинет куратора, но вместо самого Пэла, опершись бедрами о рабочий стол и скрестив руки и ноги, стоял Томас Коэло — ночной кошмар Итана.

Его черный костюм сливался с покрытием стола и стен, но вот лицо, на котором была натянута каждая мышца, выделялось.

Сотрудники вышли, оставляя Итана стоять на слабых ногах, вцепившись трясущимися руками в подол собственной футболки. На смену исчезнувшему страху пришел ужас.

— Скажи мне, Терра, велика ли разница между высшим и низшим классом? — начал Коэло, не двигаясь с места.

Итан молчал, не рискуя поднять глаза. Его лоб намок, а горло саднило от сухости.

Раздался стук слетающей со стола тяжелой папки, и Томас с немыслимой скоростью оказался рядом со студентом, держа руки в карманах.

— Отвечай! — заорал Коэло так, как никогда не орал на Итана прежде.

Терра почувствовал всю тяжесть этого голоса, давящую на нервы. Он слышал, как нервы трещат по швам.

— Я… я не знаю.

— Например, язык, Терра, — вкрадчиво произнес Коэло, подошел вплотную и громко дышал в ухо своей жертве. — Мы говорим на разных языках?

Наступила опасная тишина. Итан зажмурил глаза.

— Отвечай, Терра. Иначе я зашью твой глупый рот. За ненадобностью.

— Нет. Не на разных.

— Тогда какие из слов «не связываться с моим братом» тебе не понятны?

— Простите…

— Мысли о моем брате не дают тебе покоя, я это вижу. И мой тебе совет, займи их беспокойством о своем здесь пребывании. Ты же не без цели сюда поступил, верно? — Томас отступил, возвращаясь к столу и принимая ту же самую позу, в которой стоял до этого.

— Господин Коэло, мне очень жаль, — каждое слово Итану приходилось выдавливать из себя, как через мясорубку.

— Мне так не кажется.

— Такого больше не повторится.

— Я терпелив. Очень. Но я разве похож на человека, у которого уйма времени разбираться с таким как ты, Терра?

— Нет, - Итан опустил голову в подчинении.

— Знаешь, какое будущее ждет моего брата? — спросил Коэло насмешливо и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Блестящее. У верхушки власти, с красивыми женщинами и прекрасным образованием. А всё, что будет у тебя — одно образование, потому что даже там, наверху, ты так и продолжишь пресмыкаться. Тебя не примут. Никогда, Терра.

Он помолчал некоторое время, словно наслаждался разбитым и опустошенным человеком перед собой, ресницы которого намокли и слиплись, и грубо закончил:

— А теперь убирайся отсюда.

Только к вечеру Терра пришел в себя, не сразу соображая, кто он и где находится. Свет, идущий с потолочных ламп, был приглушен, а ноутбук на рабочем столе ушел в спящий режим.

Итан помнил, как пришел в свою комнату, сразу после разговора с Томасом, сел зачем-то за электронную лекцию на ноутбуке, прогуляв реальную, затем поднялся и упал на кровать, почти без сознания.

Глаза болели, живот крутило. Студент попробовал перевернуться, но сил не было, поэтому он так и остался лежать полуразвернувшись к стене, положив руки на живот.

Мозг упорно твердил, что ему не хватает энергии и вообще, питание — важная вещь. Нужно хотя бы попробовать подняться. После недолгой внутренней борьбы, Итан уставился на электронные часы над кроватью.

17:50

Ужин начинался через десять минут. Терра сел на кровати, тут же хватаясь за голову и склоняясь вперед. Вспышки боли окольцовывали череп, заканчивая свой путь в висках. Ужасно хотелось пить.

Итан поднялся и неровной походкой направился к двери, нажал на зеленый треугольник справа, и вышел в коридор. Стены пульсировали, то сжимая студента между собой, то расходясь снова. Он старался не упасть ничком, поэтому расставлял руки в стороны и широко раскрывал глаза.

Дойти до столовой оказалось целой проблемой. Взять в руки поднос и поставить на него чашки с едой и напитком — подвигом. Итан не знал, что будет, если разбить свою порцию. Может, выдадут новую, а может, оставят без ужина, но спать на голодный желудок — плохая идея, особенно, когда организм измотан, а нервов просто не осталось.

Терра с трудом ощущал собственные пальцы, пока нес еду до свободного квадратного стола в конце столовой, где обычно и сидел.

Студенты, шурша одеждой и стуча ботинками, понемногу заполняли длинное помещение, покашливая и вздыхая, брали подносы, клали на них тарелки и стаканы, и рассаживались за столы, сбиваясь в группы.

Итан всегда ел один. В последний месяц уже никто не смотрел в его сторону, как если бы он слился с серыми стенами кампуса, потеряв свой человеческий облик. Весь месяц студенты переглядывались друг с другом и тщательно пережевывали свою еду, громко чавкая. И Терра привык быть «никем», игнорируемым, отчужденным ото всех. Так спокойнее. Спокойнее, когда тем, кто хотел сожрать его заживо, наконец, всё равно. Итан неторопливо ел, рассматривал макароны в супе или катал помидор черри по тарелке, затем шел в душ и купался в одиночестве с двумя пустыми кабинками по бокам. Правда, больше не пел.

После произошедшего разговора с Томасом, еда в горло не лезла, казалась безвкусной и тяжелой. Итан заставлял себя жевать, запивал молочным напитком и сжимал колени руками, и когда тарелка наполовину опустела, закашлялся от поразившей его картины.

Студенты смотрели на него. Почти все из них.

Итан покосился на поднос и вновь на студентов, чтобы убедиться, что не показалось. Но нет. Они на самом деле смотрели, издевательски медленно двигая челюстями. Те, кто сидел дальше, отклонились назад, выглядывая из-за своих соседей. Те, кто находился ближе — ссутулились, их туловища оставались на месте, пока головы были повернуты в сторону Итана. Сотня глаз, не имеющих ни одной читаемой эмоции, только пустота.

Терра медленно поднялся со своего места, забывая про поднос и пустые тарелки, и на негнущихся ногах пошел на выход. Пронизывающие до внутренних органов взгляды потянулись за ним. Головы студентов поворачивались вслед своей цели. Никто не двинулся, просто смотрели, пока Итан как в замедленной съемке переставлял свинцовые ноги. Даже его шаги, казались пугающе громкими.

Как только двери столовой оказались позади, Терра опустился на пол и ударил себя кулаком в грудь, чтобы задышать вновь.