Сырой бетон под щекой не даст мне забыть про вечность холодов и бесполезность снов, в которых я летал...

— Lumen, «Сколько?»

Очнувшись, она не хотела открывать глаза. Она желала снова провалиться в блаженное забытье, чтобы не чувствовать боль и холодящие прикосновения каменного пола, на который девушку бросили полицейские, закончив избиение. Но Тэка должна была понять, где находится, даже если осознание этого не порадует.

Медленно она разлепила веки. Окружающий мир тут же закружился размытыми пятнами, когда девушка попробовала приподнять голову. Оставив попытки сменить положение тела, Тэка замерла, ожидая, когда зрение придет в норму. И особо не удивилась, увидев перед собой толстые кованые решетки.

Ребра и бока отдавались болью, холод пробирал до костей. Каждый вздох требовал усилий, потому что нос забился сгустками засохшей крови. Шевелиться было не то что больно, это было страшно — казалось, ее отделали так, что органы начнут отваливаться при попытке встать.

Паника холодной змейкой скользнула в сознание, когда Тэка почувствовала во рту вкус металла. Но она медленно выдохнула с облегчением, нащупав языком какую-то рану. Прикусила щеку, когда ее избивали, ничего более. Горло нещадно драло жаждой.

Холод, казалось, боль только усиливал. Тэка чувствовала, как у нее коченеют пальцы на ногах. В камере было влажно, ледяной пол ощущался склизким, мокрым.

Раненая рука ныла. Но это казалось не таким страшным, как боль в боках и груди, потому что природа увечья была известна и что с ним делать в случае чего оставалось более-менее понятным. А вот что болит внутри не поймешь без специальных знаний, можно только гадать, пытаясь задействовать эрудицию, которая подсказывала схожесть симптомов и с простым ушибом, и с разрывом внутренних органов вкупе с внутренним кровотечением. Тэка знала, что несколько сильных пинков по почкам могут отправить человека на тот свет, у нее на районе таких случаев было немало.

Стараясь не поддаваться вновь нахлынувшей панике, она откинула мысли об этом куда подальше. Если все очень плохо, то ничего и не поделаешь. Нужно беречь силы, чтоб хотя бы нормально осмотреться.

Тэка пошевелила пальцами на руках, подвигала кистью. Убедившись, что конечности слушаются, коснулась лица. Нащупала корку застывшей крови на лбу, огладила разбитую бровь. Дотронулась до носа, с облегчением отмечая, что он не распух, а значит, похоже, не сломан. Зажала по очереди ноздри, пытаясь высморкаться, потом без зазрений совести полезла пальцами, выковыривая засохшую кровь. Дышать стало в разы легче и, кажется, голова лучше заработала от притока кислорода.

Морально приготовившись к вспышке боли, Тэка медленно перевернулась с бока на спину. Теперь она могла свободней двигать шеей, осматривая камеру в поисках койки или хоть чего-нибудь, на что можно прилечь. Это же тюрьма, а значит, здесь должны быть шконка, параша, вот это вот все. Но изучив обстановку, девушка поняла, что тут даже паршивого ведра нет. Только влажное сено в углу насыпано, да лужа с потолка натекла — в крайнем случае можно из нее попить.

Опустив голову, Тэка прикрыла глаза, чувствуя затылком холод.

Только сейчас она осознала, что осталась совсем одна. Харуки рядом не было, Ханджи и Леви увели куда-то. Последнее, что она помнила, как один из полицейских замахнулся и на подругу тоже, как только обеих увели в отдельную комнату, но что было дальше Тэка не видела, потому что ее повалили на пол и стали жестоко избивать, прицельными ударами по ребрам выбивая воздух из легких. Она могла только сгруппироваться, прикрывая голову и чувствуя вкус крови на губах — ей снова прилетело прикладом откуда-то сбоку, когда их с Харукой вытащили из кареты.

Леви кинулся было на помощь, но капитана остановили наставленные на него ружья, и их с разведчиками разделили, уведя девушек в другое крыло штаба.

Тэка посмотрела в сторону решетки, пытаясь рассмотреть камеры напротив. Но даже прищурившись не получилось понять, есть ли там кто-то.

— Харука, — позвала она, собравшись с силами. В тишине казематов получилось оглушительно, но ответом стало безмолвие. — Харука!

Больше говорить сил не было.

Тэке хотелось думать, что подруга где-то рядом, в соседних камерах, просто не слышит ее жалкие попытки докричаться. Приходилось утешать себя этой мыслью, ведь иначе Харука наверняка так же валяется на холодном полу не в силах пошевелиться.

Было большой проблемой, что ранение подруги осталось без лечения. Ожоги вещь страшная, и увечье на груди наверняка причиняет Харуке боль, становящуюся особенно невыносимой в холоде и сырости. Это уже не говоря о том, что в открытую рану — она помнила слова Ханджи о том, что зашить обгоревшие ткани не получилось — легко может проникнуть любая зараза.

— Харука! — крикнула Тэка еще раз, собрав последние силы.

Ответа не было.

— Ч-черт... — прошипела девушка, сжав зубы.

Разум лихорадочно скакал с одной мысли на другую, силясь придумать, что делать дальше. Тэка сложилась в позу эмбриона, пытаясь сохранить ускользающее тепло, ее начинала бить крупная дрожь. Дыханием девушка старалась отогреть коченеющие пальцы, но это было бесполезно.

Она задавалась вопросом, где же сейчас Леви и Ханджи. Вряд ли Груберт сделал с ними то же, что и с ней — разведчики сильные, они не дадут себя в обиду. И обязательно помогут им с Харукой, когда разберутся с ложными обвинениями.

Главное не помереть до этого времени.

За ними придут в любом случае. Не будут же девушек вечно держать в этой темнице. Наверняка их поволокут в суд или на допрос. И тогда ситуация станет немного яснее, возможно, они увидятся с товарищами. Главное просто дождаться.

Тэка вздрогнула всем телом, сильнее прижимая колени и руки к груди, чувствуя, что проигрывает схватку с холодом.

«Йен, обмудок, — думала она, — как ты можешь быть на стороне таких как Груберт»

Девушка ни на секунду не забывала о том, что случилось на вылазке. Ее злила безвыходность ситуации, злило то, что она не может прямо сейчас свершить свою месть. Она не знала, что сделает с Йеном, когда найдет его, но понимала, что с каждым часом в ней все меньше желания оставлять его в живых.

Не хотелось валяться здесь, хотелось пойти и достать предателя из-под земли, заставив заплатить за все, что он сделал, даже если для этого придется перевернуть мир-в-стенах вверх дном.

Хотя, возможно, и не нужно будет идти на такие подвиги, ведь Ханджи говорила, что ключом к местонахождению Йена может быть второй предатель.

Только вот кто все-таки шпион — Абель или Флок?

Абель... Что Тэка вообще о нем знает? Им не приходилось раньше встречаться, но когда они разговаривали в голубятне, его лицо показалось девушке знакомым.

«Если Флок не врет, и Абель правда был в его комнате, то вполне мог подкинуть письма, чтобы Флока компрометировать. Но раз Флок заметил в комнате чужое присутствие, неужели не проверил, не пропали ли какие-то вещи? Возможно, Абель спрятал письма очень хорошо, ведь человеку не придет в голову, что вор подбросит ему что-нибудь. А вот разведчикам, которые пришли специально искать тайники, письма могли попасться под руку», — думала Тэка.

Но это было очевидно. Только вот требовалось доказать, что в комнату Флока залез именно Абель. Если отталкиваться от мысли, что в нее действительно кто-то залезал, конечно. Но Тэке казалось глупостью хранить у себя что-то столь компрометирующее, как письма от Груберта, а Флок тупым вроде как не выглядел. Так что, скорее всего, его пытаются подставить. И если уж настоящий шпион не собирается отвести от себя внимание разведчиков полностью, то точно пытается хотя бы запутать их на некоторое время.

Ох, Абель, а есть ли у тебя вообще одежда с красными пуговицами?

А даже если и есть, где гарантии, что Флок тупо не оторвал у тебя одну из них, чтоб сказать, дескать вот, нашел у себя в комнате?

Абель... Где-то Тэка точно видела его еще до голубятни...

...Чувствуя, как гудят мышцы после тренировок, она вяло тащилась по коридорам замка в сторону их с подругой комнаты. Нужно было хорошо отдохнуть до вечера, ведь она обещала Гайлсу помочь перетянуть струны на гитаре, и неплохо бы успеть сделать это до их посиделок в столовой. Она хотела сыграть несколько песен, которых товарищи еще не слышали, особенно надеясь, что Катрине они понравятся. Та как всегда принесет свой инструмент и можно потом подумать, как добавить партию флейты. Песни были лиричными, так что вместе девушки должны звучать хорошо.

Медленно потянувшись и хрустнув несколькими суставами, Тэка прищурилась, увидев впереди Йена. Он был не один, болтал в конце коридора с каким-то парнем, но тот Тэку не особо заинтересовал, больше внимания привлекла одежда незнакомца: красивая приталенная рубаха с карминово-красными пуговицами. Смотрелось эффектно и подходило к темным волосам парня. Скорее всего, этот модник был из гражданского персонала замка: повара, помощники конюхов, голубятники, потому что солдаты при любых обстоятельствах носили форму. Эх, Тэка была бы не прочь разжиться такой одежкой. Нужно будет прикупить что-то подобное, когда вернется домой...

Додумать не дала Харука, внезапно налетевшая сзади.

— Эй, ты чего? — недовольно спросила подруга, раздраженная тем, что Тэка внезапно встала как вкопанная.

— М? — Девушка отвлеклась от рассматривания чужой рубашки, переведя взгляд на Йена. Необычно было видеть, что он разговаривает с кем-то, этот тихоня обычно ни с кем не общался. Но, видимо, у него все-таки есть приятели, путь и не в элитном отряде.

Пожав плечами, она пошла дальше...

...Тэка резко распахнула глаза, выныривая из воспоминания-сновидения.

Точно.

Она же действительно видела Абеля, еще до вылазки.

Краем глаза зацепилась за Йена в коридоре, пока шла в комнату после тренировки, и удивилась, что этот тихоня с кем-то общается.

И, черт возьми. Они не приятели. Они сообщники.

Потому что Йен действительно был слишком нелюдимым, чтобы разговаривать с кем-то просто так.

Конечно, в отрыве от всего звучит не слишком убедительно. Но если взять в расчет все подозрения насчет Абеля, контакт с Йеном говорит не в его пользу. А уж учитывая, что вспомнились и чертовы красные пуговицы... Тэка склонна думать, что сообщник Абель.

Черт возьми, ну почему оно не вспомнилось раньше. Ведь знай они наверняка, кто предатель, можно было бы начать действовать раньше, глядишь, вызнали бы еще что-нибудь и не загремели в застенки военпола...

Но бесполезно гадать, что было бы, повернись все иначе. Нужно посоветоваться с Ханджи и Леви, которые, может быть, вспомнят больше деталей, и выбираться отсюда.

Только до этого еще нужно было дожить. Перетерпеть холод и не отпускающую дрожь.

Тэка получше запахнула короткую форменную куртку, спрятала ладони в рукава, попыталась растереть плечи и бедра. Как хреново, что она не может подняться, пройтись, разогнать кровь.

Грудь вспыхнула болью от внезапно сотрясшего тело кашля — в довесок ко всем ненастьям очень хотелось пить.

Размышления отнимали слишком много сил, и Тэка поддалась усталости, пытаясь забыться хоть ненадолго. А в переходе между сном и явью ее посещали образы, слышались звуки и мерещилось долгожданное тепло.

Тэка хрипло застонала, видя перед собой Катрину и чувствуя, как по лицу сбегают слезы. Подземный сквозняк шевельнул дреды, но полусонное воображение тут же нарисовало ласковые пальцы в волосах, успокаивающе поглаживающие. Хотелось проснуться, закричать, но не получалось даже шевельнуть пальцем, расслабленное в дреме и оцепенении тело не слушалось. Тэка не могла вынести эту улыбку, эти касания, пережить осознание того, что они вместе столько не успели. Она так устала раз за разом вспоминать, как уходит свет из этих лучистых глаз, она была не властна над своей памятью, снова и снова показывающей, как пропитываются кровью рубаха и куртка, и как некогда полное жизни тело навсегда засыпает на шелковистой траве.

Она глубже погружалась в сон и казалось, что все это правда — Катрина рядом, живая веселая и ласковая; тем больнее было выныривать в реальность, когда беспокойная дрема снова прерывалась, переходя в поверхностное наваждение.

Ее разбудили шум и загромыхавший в замке ключ. Не успела девушка разлепить глаза и понять хоть что-нибудь, как ее куда-то поволокли, подхватив с двух сторон. Тэка даже не пыталась шевелить ногами — если она кому-то зачем-то нужна, то и сами прекрасно донесут. Хоть и не совсем бережно — по подвальным ступенькам ноги проволочились не совсем приятно, наверняка останутся синяки.

При выходе из казематов в лицо пахнуло свежестью, и только тогда Тэка поняла, как же на самом деле затхло в подземельях военпола. Осоловев от чистого воздуха, она все же пыталась рассматривать окружающую обстановку из-под полуприкрытых век, но одинаковые коридоры незнакомого штаба сливались воедино. Единственное, что удалось понять — время шло к вечеру: пунцовые закатные лучи струились сквозь высокие окна, окрашивая коридоры в алый.

Они остановились перед чьим-то кабинетом. Тэка не разбиралась в таком, но ей показалось, что дверь сделана из дорогой древесины. Девушке чудилось, будто за ней скрывается что-то пугающее и входить не хотелось. Возникали ощущения, будто ты простой клерк, пришедший на поклон к начальнику; нашкодивший школьник, мнущийся перед дверью директора. Тэке было не свойственно это чувство, так как она не привыкла заискивать и бояться, но сейчас ей, такой смелой и пробивной девушке, хотелось упереться ногами и руками лишь бы не заходить в этот проклятый кабинет.

Но она постаралась взять себя в руки. Тем более, что сейчас ее взяли в руки не метафорически и сбежать все равно не получится.

Ее проволокли по мягкому ковру и грубо усадили на стул. Над ухом гаркнул один из солдат, докладывая начальству, дескать, заключенная по вашему приказанию доставлена, получите распишитесь.

Полицейскому ответил мягкий рассудительный голос:

— Хорошо. Оставьте нас.

Тэка медленно подняла голову. В кабинете было заметно темней, чем в коридоре, но она разглядела человека в свете подсвечника, расположившегося за массивным письменным столом. Смотря на нее цепким взглядом пронзительных ореховых глаз, напротив сидел, как поняла девушка из доклада солдата, сам командор Отто Груберт.

— Итак, — сказал он, откидывая в сторону какие-то документы. — Мария Кафка, старший офицер по науке, член исследовательского отряда Легиона Разведки.

Тэка чуть склонила голову, давая понять, что все правильно, а сама не отрывала от Груберта глаз, изучающе осматривая. Она помнила слова Ханджи и Леви о нем, и решила держать ухо востро.

На вид Груберту было около пятидесяти и выглядел он дрябло, хотя уверенная поза и энергичность движений выдавали в нем военного, который добился столь блистательных успехов в карьере активными действиями, а не сидел штабной крысой. Но, похоже, заняв пост командора, Груберт расслабился, больше не уделяя своей физической форме так много времени как раньше. Он старался смотреть дружелюбно, но даже последний дурачок, не подкованный в двойных смыслах и политических интригах, способен был заметить изучающий прищур и сидящую где-то в глубине глаз угрозу.

— Могу я уточнить вашу специализацию? — проговорил Груберт, глядя все так же пристально. — Вы изучаете титанов?

— Отчасти, — хрипло ответила Тэка. — Я физик, — она помнила, что Ханджи советовала называться именно так и молилась, чтобы ее не стали расспрашивать об этой науке, потому что была полным нулем в ней.

— Насколько я знаю, вы вступили в Легион недавно. Где вы служили до этого?

Тэка попыталась собрать рассеянный уставший разум в кучу и сообразить насчет организаций мира-в-стенах, так или иначе связанных с наукой, но тут же поняла, что проверить документы и узнать, что о некой Марии Кафке там знать не знают, было для полицейского проще простого. Собственно, как и поднять архив Кадетского корпуса, — что Груберт наверняка уже сделал, — и узнать, что они с Харукой пришли в армию буквально с улицы. Командор хочет подловить Тэку на вранье?

Она уже открыла было рот, чтоб соврать что-нибудь по правдоподобней, но тут же зашлась сухим дерущим горло кашлем.

— Я бы вам все с радостью рассказала, — просипела Тэка. — Но, к сожалению, я сейчас не в том состоянии, чтобы много болтать. Вашей милостью, — она не хотела переходить в нападение так рано, но обстоятельства вынуждали.

Он снова окинул ее взглядом и придал лицу сожалеющее выражение.

— Это было недоразумение, ужасающее недоразумение, — сказал он, сложив руки в замок и опустив взгляд. — Самовольство моих людей и превышение ими должностных полномочий. Я не смог вовремя отреагировать, так как в рапорте значилось, что вы проявили сопротивление при задержании, а когда начал разбираться, было уже слишком поздно, — он тяжело вздохнул, поднимаясь, и приблизился к Тэке. — Уверяю вас, все виновные уже наказаны.

«Да-да, ври больше, вали на своих молодчиков, — подумала девушка. — Будто меня не волокли сюда как мешок картошки»

— Охрана! — гаркнул Груберт. — Принесите теплой питьевой воды, — приказал он вытянувшемуся по струнке солдату.

Тэка откинулась на спинку стула и старалась держаться ровней, не заваливаясь вперед или в бок от усталости, но давалось это тяжело.

— Вам и вашей коллеге необходим надлежащий медицинский уход, — сказал командор, опершись бедром о стол. — Вы получите его сразу же, как только я задам несколько вопросов. Уверяю, это не займет много времени, — Тэка понимала, что он видит, как она клюет носом, готовая шлепнуться на дорогущий ковер, как дышит через раз, опасаясь вспышки боли, и догадывалась, что Груберт надеется закончить с ней побыстрей, обещая мгновенное избавление, если девушка будет сотрудничать. — Понимаю, что из-за этого ужасного недоразумения вы не доверяете мне, но я хочу разобраться и узнать правду. Если вы невиновны, то, уверен, тоже этого хотите.

«Меня чуть не убили, говна ты кусок, это не просто недоразумение», — Тэка сдержала негодование, лишь поджав губы.

Вернулся солдат, которого отослали за водой, и принес чайник с кружкой. Груберт принял посуду, небрежно махнул рукой, отпуская подчиненного. Потом присел на край стола, наливая воду.

— Конечно, самонадеянно рассчитывать на это, но, надеюсь, вы не настроены ко мне враждебно? Итак, ответьте, — он протянул кружку девушке, — где вы были в день теракта?

Тэка даже не шелохнулась, мельком взглянув на воду.

— Где мои товарищи? — спросила она, подавшись вперед.

— Вы не поняли, — Груберт плавно приблизился, взял ее руки в свои и мягко, но настойчиво всунул в них кружку. Вблизи Тэка смогла разглядеть ниточки седины в темных волосах и сеточки морщин, появлявшихся при легкой улыбке. — Вопросы буду задавать я, — он взял ее за плечи, надавливая и отстраняя от себя. — Так где вы были?

Тэка молчала, все еще смотря на воду. Внезапно вспомнились слова Ханджи о том, что Груберт, возможно, отравил Найла Дока, так что принимать что-то из рук командора не хотелось. Хотя бы просто из принципа.

Но давалось это тяжело. У Тэки начинали дрожать руки при мыслях о том, как теплая вода приятно смачивает губы, заливаясь в рот и обволакивает саднящее горло. Невыносимо.

Она сильнее сжала кружку, подавляя желание прильнуть к питью. Ребячество, но, черт возьми...

— Я была в штабе. Занималась работой.

И в тот же день их с товарищами упаковали полицейские. Только сейчас Тэка поняла, что произошло это чертовски быстро. Если Груберт подготовил против разведчиков фальшивые улики, то эти сфабрикованные доказательства должны выглядеть основательно.

— Кто-нибудь из вашего непосредственного начальства внепланово покидал штаб в последние две-три недели?— он обошел стол, возвращаясь в свое командорское кресло.

Тэка молчала, не улавливая сути вопросов.

— Отвечайте.

— Не покидал.

— Угу... С какой целью был послан гонец в Столицу?

— Сообщение главнокомандующему, — пробубнила Тэка, чувствуя, как от усталости закрываются глаза.

— Какое сообщение?

Она еле заметно прикусила губу, поняв, что лучше бы продолжала молчать. Не исключено, что Груберт накрутит из этого факта какую-то невероятную теорию покушения.

— Он все равно не доехал.

— Но тем не менее.

— Я отказываюсь говорить без присутствия врача, — дилемма пить или не пить воду от Груберта решилась сама собой — Тэка уронила кружку, упустив ее из ослабевшей руки. С брызгами посуда упала на ковер, покатившись куда-то к столу. 

— Мария, — вздохнул Груберт, снова подойдя к ней. — Так мы ни к чему не придем, — он снова осторожно взял ее за плечи, заглядывая прямо в глаза. Казалось, расстояние между ними и так было ближе чем стоило, но Груберт склонился к девушке еще сильней. — Я бы первым делом отправил вас в лазарет, клянусь, но если сейчас мы не решим этот вопрос, у нас больше не будет времени. Я не могу так поступить с вами, не могу упустить момент. У меня есть власть над многим, — горячее дыхание опалило ухо, и Тэка дернулась, понимая, что голос Груберта буквально гипнотизирует ее, — но не над законами и судом. Каждая минута вашего молчания работает против нас.

Тэка заставила себя усмехнуться. Усталое сознание и радо было довериться, передать контроль над ситуацией, но...

— Вы не верите мне? — Груберт отстранился, зашел ей за спину.

Девушка ответила молчанием.

— Что ж, мы с разведчиками часто сталкиваемся в политических конфронтациях. Но неужели вы думаете, что я сознательно позволю вывести из строя лучших бойцов, способных сражаться за стенами? — он изобразил подобие смеха. — Неужели ваши сослуживцы настолько демонизировали меня... 

Командор вздохнул. Последние его слова звучали непринужденно, легко и вместе с тем так устало, будто Груберту надоела роль, которую ему приписывают окружающие.

Он обошел стул с другой стороны, снова поймав взгляд Тэки.

— Мария, пожалуйста, позвольте помочь вам.

Она нахмурилась, посмотрев на Груберта так, будто увидела впервые. Шарила взглядом по его лицу, но не могла найти и следа той угрозы, которую недавно разглядела. И видела в глазах командора лишь смиренную усталость человека, занимающего слишком ответственную должность.

Пламя свечи дернулось, отбрасывая неровные тени, когда Груберт шевельнулся, присаживаясь на край стола. Тэка не сводила с него взгляд, пытаясь проанализировать ситуацию, но мысли ускользали.

— То есть, вы хотите освободить моих товаарищей?

— Конечно, — терпеливо улыбнулся командор.

— И зачем вам для этого я? У вас есть власть, вы...

— Ох, Мария, — сокрушенно вздохнул Груберт. — Вы, наверно, думаете, что без главнокомандующего все правосудие в стенах подчиняется командору Военной Полиции? Но нет, я лишь часть этой системы, моя власть не безгранична и это к лучшему: многое решают присяжные, я не могу принять решение, идущее вразрез с волей народа.

«Красиво стелет», — пронеслось у Тэки в голове. Слова командора не сходились с тем, что рассказывали про него разведчики, а уж они-то точно знали, каков Груберт, уж получше девушки, и стоило бы не вестись на сладкие речи командора.

Но его язык тела, взгляд, интонации, заставляли прислушиваться, склоняясь на его сторону. Подталкивали наконец-то отпустить ситуацию и довериться.

Слова слетели с губ Тэки прежде, чем она успела подумать:

— Что вам нужно, чтобы оправдать Леви и Ханджи?

— Ваши свидетельские показания, только и всего, — сказал он, смотря на пламя свечи, с которой медленно сползал воск.

— Допустим.

— Вы согласны сотрудничать? — Груберт оживленно повернул голову в ее сторону.

— Допустим, — с чуть большим нажимом повторила Тэка.

— Что ж, — он разомкнул руки, сложенные на груди, энергично взмахнул ими, отталкиваясь от стола, и снова сел в кресло.

Несколько мгновений командор молчал, пробегаясь взглядом по бумагам, а потом сказал:

— Итак, последнее, с чем нам нужно разобраться. Мы провели обыск в штабе и выяснили, что со складов Легиона пропало несколько килограмм взрывчатки. Скорее всего, ее похитили с целью подставить ваших друзей. Все, что вам нужно, — подтвердить этот факт, подписав несколько накладных и дав показания в суде.

— Но как я могу это подтвердить? Я не работаю на складе.

— Но конкретно склад со взрывчаткой находится под юрисдикцией исследовательского отряда и вы имеете на это право.

— Это будет враньем.

— Во спасение ваших товарищей. Небольшая цена, согласитесь?

Тэка опустила голову, размышляя. Она была готова подтвердить что угодно, если это вытащит друзей из тюрьмы, но не действует ли Груберт слишком неосторожно? Рисковые шаги и откровенная ложь только навредят и если он действительно хочет помочь, должен понимать это.

Тень сомнения закралась в разум. Тэка сжала подлокотники кресла, уставившись в одну точку.

— Нет, я не буду лгать.

— Мария... — Груберт тяжело вздохнул. — Я обещаю, что защищу вас от возможных последствий.

— Дело не в этом.

— Тогда в чем же?

— Я считаю этот способ сомнительным.

— Понимаю, что сидя в клетке вам не довелось увидеть полной картины, но просто поверьте мне.

Тэка мимолетно усмехнулась, качнув головой:

— Я не имею права просто поверить.

Устало воздев глаза к потолку, Груберт снова отложил перо и поднялся. Несколько мгновений он стоял спиной к девушке, что-то рассматривая в темном окне, а потом сказал:

— Ваша осторожность в вопросах, касающихся ваших друзей, заслуживает уважения. Но она не всегда способна помочь. Вы подтвердили, что старшие офицеры последнее время не выезжали из штаба, обеспечили им алиби, так почему сомневаетесь в моих методах?

Тэка разомлела от тепла — в кабинете горел камин. Веки норовили закрыться и кресло, в котором девушка развалилась, казалось самым мягким и удобным в мире. В какой-то момент с Грубертом стало спокойно, он убеждал даже не словами, а умением держаться, некой аурой властности, исходящей от него. И Тэка в своем нынешнем состоянии едва ли могла сопротивляться, даже готова была поставить под сомнение, что Йен работал на него — ведь у парня на лбу не написано, чей он шпион, в самом деле, разведчики пришли к этому выводу лишь путем логичных догадок.

Но услышав слово «взрывчатка» напряглась. Словно протрезвела, очнувшись от дурмановых глюков.

Может Груберту и хотелось верить, хотелось закончить все поскорей, но помня предупреждения друзей, Тэка понимала, что не может позволить себе расслабиться слишком рано.

Как бы командор не заверял ее в своих кристально чистых намерениях, многое наталкивало на мысли о том, что он действует только ради своей выгоды. Много мутных моментов было в этом, с позволения сказать, расследовании. Например место Тэки во всем происходящем, кто она — подозреваемая, свидетель? Ей так и не объяснили, не предъявили вменяемых обвинений.

Очевидно, что Груберт собирался использовать факт пропажи взрывчатки, — если она вообще пропадала, хотя сейчас это дело десятое, — чтобы наоборот дискредитировать разведчиков. Каким бы лояльным он не хотел казаться, Тэка понимала, что вместе с накладными подпишет разведчикам смертный приговор.

— Почему же, Мария? — повторил командор.

— Потому что не настолько глупа.

— Неужели? — его глаза опасно блеснули, когда он обернулся.

Насколько смогла Тэка выпрямила спину, гордо подняв подбородок. Вот, сейчас он снимет маску добропорядочного командора, нужно только поднажать.

— Делайте что хотите, но через меня вы до них не доберетесь.

Груберт развернулся полностью, оторвавшись от окна, и в одно движение оказался рядом.

— Мне надоела эта возня, — сказал он, не повышая голос. — Если не хочешь гнить в камере до конца своих дней, подпиши бумагу.

— Вижу, ваше желание продолжать этот фарс закончилось? Наконец-то, — усмехнулась Тэка, сжав подлокотник кресла и чуть подавшись вперед. Если Груберт ударит, она готова к рывку.

— Поверь, ты недолго будешь улыбаться, — прошипел он, склонившись к ней.

Ухмыляться Тэка продолжала уже издевательски, вновь откинувшись на спинку кресла и сложив руки на груди.

— Похоже, ты не осознаешь своего положения? — Груберт зашел ей за спину, положил руки на плечи, почти болезненно сжав. Тэка опять впилась в подлокотники кресла, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица. — У меня есть власть, у меня есть тысячи способов раздавить тебя. И я ими воспользуюсь.

— И для чего тогда нужна эта бумажка? — Тэка дернула уголком рта. Она была уверена, что и судебное заседание полностью контролировалось Грубертом, как бы он не пытался показать обратное. Для этого власть у него действительно была. Но не было для кое-чего другого — чтобы этот карточный домик из вранья не сложился внутрь, нужно было, чтобы ложь приняли за чистую монету. Нужно было убедить людей, готовых встать на защиту народных героев, а сделать это можно только более-менее правдоподобными уликам. Иначе Груберту не получится удержаться, сколько бы полицейских не было в его подчинении и сколько бы конкурентов не гнило в земле. — Твоя мнимая власть держится только на лжи. Вскройся она — и народ разделается с тобой. Выкинет.

На подобных подставных лицах, которое он хотел сделать из Тэки, похоже, и держались его схемы. Но так как исключить человеческий фактор при таком подходе невозможно, их крах лишь дело времени.

— Можешь обличать меня сколько хочешь, — зашипел Груберт Тэке в самое ухо, схватив ее за дреды на затылке и потянув вверх. — Строй из себя героя, руби правду-матку, но это не отменяет того, что сейчас ты в моих руках и я могу сделать с тобой такое, что смерть окажется не так страшна.

Тэка хрипло засмеялась, рывком выпустив воздух из легких.

— Мне рассказывали о тебе, — проговорил он. — Мне рассказывали о тебе, Тэка. О твоем буйном нраве, преданности друзьям, стойкости, музыкальном таланте. И беспросветной глупости, неумении думать наперед.

Вот оно. Знать подобное мог только Йен. Но когда чужая рука больно тянет за волосы этот факт перестает иметь такое уж большое значение.

— И когда я говорю о том, что сделаю с тобой невообразимое, — продолжил Груберт, потянув так сильно, что Тэке пришлось приподняться с кресла. — Я имею ввиду не тебя лично. Я имею ввиду безоружных Аккерман и Кирштайна, сидящих на гаупвахте. Твою дражайшую подругу, на которой не прочь еще поупражняться мои бойцы. И разведчиков, для которых смогу придумать что-нибудь поинтересней петли, если ты продолжишь артачиться.

— Насколько же ты жалок, раз не можешь подделать одну бумажку, — прохрипела Тэка.

— Потому что, видят стены, я хотел отделаться малой кровью.

Он отпустил ее, но не успела девушка перевести дыхание, как слева прилетел удар, от которого из глаз посыпались искры. Из и так опухших губ снова брызнула кровь, собираясь струйкой в уголке рта и капая на грязную рубашку.

— Дурак ты, конечно, — проговорила Тэка мотнув головой. Перед глазами все снова плыло. — Если разведчикам так и так каюк, для чего мне менять шило на мыло, ты не подумал?

— Потому что остаются еще несколько переменных в лице твоих друзей, — меланхолично заметил Груберт. — Хочешь и их увидеть на эшафоте?

— Люди... Народ не даст тебе... — процедила Тэка, согнувшись в три погибели и стирая рукавом кровь.

— Народ не даст на растерзание ветеранов, командиров, — он снова схватил ее за волосы, заставляя распрямиться и заглянул прямо в глаза. — Может быть, попытается роптать и за Кирштайна с Аккерман. Но не за твою никчемную подружку, — он надавил, заставив согнуться обратно, и лишь потом рывком отпустил, пружинистым движением отойдя к столу. — Да, я солгал — проговорил он, пройдясь туда-сюда, — и не собирался тебе помогать. Ты в проигрыше, в любом случае. Но все еще можешь спасти хотя бы себя и свою компаньонку. А можешь отправиться на плаху, дав разведчикам отсрочку — добраться до них дело времени. Выбирай, кто тебе дороже.

От удара и истощения у Тэки шла кругом голова, она не понимала, чем может парировать, и уже просто не выдержала:

— Я не буду торговаться с убийцей Закклая.

Груберт сдавленно засмеялся.

— Вы все такие. Молодые идиоты, следующие за замшелыми лидерами прошлой войны, — командор снова подошел к девушке. — Я не имею понятия, откуда ты такая взялась, — он схватил ее за локоть, вздернув на ноги, — и чем так ценна для разведчиков, склепавших вам с подружкой поддельные документы научников, но для таких как Закклай вы лишь разменная монета и пыль под ногами. Ты не знаешь о нем ничего.

Он грубо откинул ее, Тэка снова грохнулась в кресло.

— Зато я знаю, что он делал с такими как ты, — прорычала она, — заставлял жрать собственное дерьмо.

Звук удара в тишине кабинета показался оглушающим. Тэка снова слизала с губ кровь.

***

— ...За убийство главнокомандующего и шпионаж в пользу Марли приговариваются к смертной казни через повешение. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Казалось, за эти пару дней Харука, истощенная и подавленная, совершенно потеряла способность испытывать сильные эмоции. Но ее все равно будто окатило холодной водой.

В смертном приговоре звучали всего два имени — их с Тэкой. Для других разведчиков — нахождение под стражей до выяснения всех обстоятельств дела. Присяжных не было, военное заседание проводилось закрыто, в зал набилась куча военных полицейских и несколько солдат Гарнизона, которых изначально вообще не собирались допускать. Но по уставу представители всех трех подразделений обязаны были присутствовать на суде, и Дот Пиксис прорвался, настояв на своем присутствии. Только помочь ничем не смог.

Харука понимала, что им с подругой сухими из воды не выйти, вот только когда тебе сообщают, что завтра в полдень ты будешь болтаться в петле, это все равно малость удивляет, потому что ты до последнего надеешься, что все обойдется.

Харуке хотелось возмутится, ведь все это... Несправедливо. Отвратительно. Так нельзя. Грудь распирал яростный крик, готовый вырваться наружу, но зал суда внезапно поплыл перед глазами, и она захлебнулась воздухом, который набрала в готовности держать речь и обругать всех вокруг. Уже не получалось связать мысли воедино, она даже пропустила тот момент, когда на них успели повесить еще и шпионаж.

В груди болезненно жгло, с каждым вздохом это ощущение нарастало. Они с Тэкой выглядели совсем плохо, хоть их и попытались привести в порядок хотя бы для вида, позволив даже умыться и переодеться. Но следы побоев с их лиц никуда не делись. И неважно. Толку-то лечить смертников.

Тэка держалась невозмутимо. И бровью не повела, когда Груберт — именно он взял на себя полномочия судьи в отсутствие главнокомандующего, кто бы сомневался, — зачитывал приговор. Смотрела тяжело, отрешенно. Но это было не смирение.

И Харуке хотелось биться в истерике, потому что нормально поговорить им не дали и детали плана побега они не обсудили, а у Тэки, раз она так спокойна, он наверняка был. Был же?..

Краем глаза Харука заметила, как за дверь в другом конце комнаты выводят Ханджи и Леви. Их попытки что-то доказать не имели смысла — будь они хоть трижды правы, пока власть находится в руках Груберта, разведчики ничего сделать не могут. Все понимали, что они тратят слова попусту в этом бесполезном заседании. Все понимали, что для Груберта они лишь цирковые зверюшки. Но им пришлось держать речь, ушедшую в никуда.

Когда их уводили, Харука случайно толкнула Тэку в плечо.

— Это отсрочка, — проговорила та. — Отсрочка для них.

Что выражало непроницаемое лицо подруги прочесть было сложно. Была ли вера в ее словах? Или голая констатация факта? Харука не могла понять.

Ее снова бросили в сырую темную камеру. Черт, могли хотя бы перед казнью поселить в место поприличней? Где есть хотя бы некое подобие лежанки. Но девушке оставалось только ждать завтрашнего полудня среди голых каменных стен.

Безуспешно кутаясь в короткую форменную куртку и не обращая внимание на боль в груди, она задремала, опираясь на решетку, и проснулась от голосов и какого-то копошения в коридоре.

Развернувшись в сторону источника звука, она натолкнулась взглядом на фигуру, стоящую у ее камеры.

Человек поднял повыше масляный фонарь, и в полумраке темницы блеснули серые глаза.

— Леви! — воскликнула Харука. Эхо громогласно разошлось по пустым коридорам.

— Тихо, — поморщился капитан. — Иначе сюда все полицейские сбегутся.

— Что ты здесь делаешь? — насколько смогла она осмотрела коридор сквозь решетку, заметив и командора. — Ханджи! — это она произнесла уже спокойней.

— К сожалению, они пришли не за нами, — хмыкнула Тэка из соседней камеры, зайдясь сухим хриплым кашлем.

— Поверьте, вы тут не задержитесь, — сказала Ханджи.

— Как вы освободились? — спросила Харука, обхватив пальцами холодные прутья.

— Деньги открывают любые двери, — командор помахала чековой книжкой и сунула ее обратно за пазуху. — Но у нас мало времени до того, как тот полицейский поймет, что мои счета заморожены, и доложит Груберту о нашем побеге.

— То есть, вы подкупили полицейского? — больше утвердительно, чем вопросительно сказала Харука. — В любом случае... Вы вытащите нас отсюда?

— Мы спасем вас, — кивнула Ханджи. — Но не прямо сейчас.

— Почему?

— Когда станет понятно, что вы сбежали, на нас начнется охота, — командор поправила очки. — До этого нам нужно найти убежище. И, что не менее важно, предателя. А на это нужно время, которого как всегда не хватает.

— Вы уже знаете, кого именно собрались искать? — спросила Тэка, откашлявшись. Каким-то образом она извернулась, просунув голову между прутьями, а руки сложив на железяке, идущей поперек.

— Да, но... — замялась Ханджи. — Мы хотели узнать и ваше мнение.

Тэка усмехнулась, тряхнув дредами.

— Вот ради чего вы пробрались сюда, — сказала она.

— Не ради моральной поддержки же, — проговорил Леви, посматривая на повороты в другие коридоры.

Тэка закатила глаза.

— Если мы пойдем не по тому следу, то потеряем время и не сможем вас спасти — вздохнула Ханджи. — А раз уж ваша жизнь зависит от этого решения, то мы не можем не спросить у вас совета.

— Так, погодите, какой у вас план? — прервала Харука, тоже пытаясь максимально высунуться из клетки, но без особого успеха.

— Когда через второго шпиона мы выйдем на Йена и поймем, куда тот скрылся, то сможем спланировать план отхода и затаиться, заодно занявшись его поисками, — начала объяснять Ханджи. — На это у нас есть меньше суток, — вздохнула она. — После, во время казни, мы отбиваем вас и, пользуясь заранее составленным маршрутом, отправляемся в убежище.

— А пораньше как-нибудь нельзя? — поморщилась Харука. Ей совсем не хотелось даже ступать на эшафот.

— На открытом пространстве отбить вас будет проще, чем прорываться в эти казематы, — сказала командор. — Нам повезло проникнуть сюда только потому, что мы уже были в штабе.

— И развести того полицейского, — добавил капитан.

— Именно.

— Хорошо... А что вы сделаете со вторым шпионом? Он ведь не заговорит просто так.

— У нас есть отлично отработанный способ, — мрачно сказал Леви, сжав кулак и посмотрев на костяшки.

— Оу...

— Времени мало, — пожала плечами Ханджи, — Некогда заниматься дипломатией.

— Итак... — Тэка тяжело вздохнула, потерев шею. — Кто по-вашему предатель?

— А по вашему?

— Ханджи, что за детский сад?

— Давайте все вместе скажем! — предложила командор. — Три, четыре...

— Абель, — проговорила Тэка. Ей вторила и Ханджи. Леви отделался презрительным «голубятник».

И только Харука ничего не поняла:

— Почему?

— Действительно, почему? — поддержав капитан, взглянув на Тэку.

— Пуговица, — невесело усмехнулась девушка. — Я вспомнила, что у него и правда есть такая одежда.

— Серьезно? Из-за пуговицы? — удивленно-разочарованно проговорила Харука, ожидая услышать от подруги что-то по-настоящему умное.

— Тэка права, — сказала Ханджи, взмахнув рукой. — Да, одного этого мало, но вкупе со всем остальным звучит убедительно.

— И все равно недостаточно, чтобы знать наверняка, — вздохнула Тэка.

На минуту все замолчали. Потом Ханджи заговорила снова:

— Итак. Мы пойдем по его следу. Решено.

— Пора сваливать отсюда, — заметил Леви, снова кинув взгляд на соседний проход.

— Да, ты прав, — кивнула командор. — До встречи. Я надеюсь, что она состоится, — она кивнула девушкам.

— Помоги мне просунуть голову обратно, — попросила Тэка.

Ханджи взялась за ее макушку и надавила, боком протолкнув между прутьев.

— Удачи, — попрощалась девушка.

— Мы передадим Микасе и Жану от вас привет!