Андерс не мог любить Арету, как не могла крыса полюбить кота. В его сердце должна была гореть революция, его сердце должно было принадлежать магам, ведь больше никто их полюбить не смог бы. И хоть Арета и сама обладала даром, неизвестно, кто был бы более жесток к магам: храмовники или же одна из них.

В тот день она явилась рано утром, довольная, словно сытая кошка, и глаза её были просто бледными:

— Я собираюсь в Казематы. Идёшь со мной, — последнее предложение застыло между вопросом и утверждением. Андерс отвлёкся от манифеста и возмущенно посмотрел на неё. Как она смеет быть такой радостной, направляясь туда, где страдают её собраться? Как у неё сердце ещё бьётся, если его не трогают зверства храмовников? Ещё и предлагать ему так, словно звала просто на прогулку?!

— У меня дела, — постарался говорить он как можно спокойнее.

— Удавить её! Выставить как пример, когда маг глух к своим.

Нет, нет, нет. Это слишком. Она бессердечная сука, сдавшая того же Фейнриэля храмовникам, но нет.

— У тебя нет дел. Закрывай всё это и пошли, — не похоже, чтобы её волновало хоть что-то. Больные? Подождут. Другие маги? Их проблемы касаются только их.

— От неё будут лишь проблемы. Откажи, и, может, она никогда не вернётся.

Андерс подумал, что он совершает самую большую глупость в жизни, но всё же кивнул. Арета ухмыльнулась, разворачиваясь и быстро идя прочь, даже не тратя время на ожидание. Справедливость презрительно зашипел:

— Бесполезный идиот. Потом пожалеешь, что не послушался сразу.

Он обиженно замолк, и неприятное чувство осело в груди. Тягостное, тянущееся из далёкого детства. Вина. Он снова не послушал, хотя Справедливость лишь хочет как лучше для них обоих! Вновь решил, что именно он знает как надо и правильно. Оба чувствовали это и своя-чужая гордость пропитывала сердце.

Андерс упрямо мотнул головой, собирая самое необходимое и пускаясь вдогонку за девушкой.

Ну разумеется, просто вдвоём они пойти не могли. Сначала захватить этого эльфа, затем ещё заскочить к магессе крови. Андерс поморщился, глядя на несчастную Арианни, бродившую словно тень. Может, прояви Арета хоть немного милосердия, бедную женщину приняли бы долийцы. Ведь если могут взять к себе человека, то уж одну из своих так точно!

Но да, «маги должны быть в Кругу», пока это не распространяется на саму Арету. Как же иначе, ведь она же у нас особенная.

Фенрис спокойно спросил, наблюдая как Арета пытается объяснить Мерриль правила поведения в казематах и не сорваться на крик:

— Ты наконец решила сдаться в Круг? Похвальное решение, ещё и сразу всех. Храмовники начали платить оптом за передачу отступников? — голос его был спокоен и сначала Андерс не поверил, что тот в принципе может такое говорить. Смеётся над порабощением других, сам только-только сбежав из рабства?

— Да как он…

— Нет, просто думала спросить, не считаешься ли магом ты. Вдруг за эльфов бонус. Мерриль! — рявкнула она, подумав, что эльфийка отвлеклась. Та вздрогнула и тут же будто потухла, отвернувшись от слишком яркого взгляда глаз. Арета выдохнула, после чего нехотя и скованно улыбнулась. Словно бы не знала как это делается и пыталась повторить подсмотренное у других. Она неуверенно коснулась плеча Мерриль:

— Просто… будь тише, ладно? Вряд ли они уж кидаются на каждого долийца, да и есть кое-кто и поприметнее, — Андерсу даже гадать не пришлось, что речь, разумеется, про него… стоп, почему она смотрит на Фенриса?

Эльф дёрнул плечом:

— Я не маг. У магов такого, — коснулся рукояти двурука, — не бывает.

— Может быть. Но помаячишь у всех перед глазами, ладно? Чтобы смотрели на тебя, а мне пока нужно будет сделать пару дел, — она похлопала Мерриль по спине, как ребёнка какого, и встала рядом с Фенрисом. Если честно, смотрелась нелепо. Высоченная, на полторы головы выше обоих, с холодным взглядом и этой довольной ухмылкой.

Мерриль непонимающе спросила:

— Но зачем идти мне или Андерсу? Что там такого?

— Пропал храмовник. И кто, как не другие маги, лучше всего его отыщет?

***

Башни казематов словно пытались распороть хмурое, затянутое облаками небо. От одного взгляда на всё это: на храмовников, будто намеренно маячащих повсюду, на усмиренных, безразлично наблюдавших за происходящим, на магов, разговаривающих полушепотом и постоянно оглядывающихся. От всего этого кровь закипала в жилах, а в виске начинала скапливаться слишком знакомая боль:

— Мы всё это разрушим! Сотрём Круг до камешка за всю несправедливость, что там творится!

Андерс кивнул, зная, что этот день наступит. И даже, если после этого меч пронзит его-их грудь, смерть будет не страшна. Ведь самое главное сделано. Маги будут свободны. Во что бы то ни стало.

Больше ничто не важно.

— Тебе здесь быть-то не опасно? — Фенрис словно на экскурсию пришёл. Оглядывался, без особого интереса глядя на серый камень под серым небом. Андерс нахмурился. Интуиция, — или же опыт, — подсказывала, что такие вопросы не поднимаются просто так. И хоть инстинкты говорили бежать, он наблюдал, и Справедливость наблюдал через его глаза.

Арета дёрнула плечом:

— Пока не спрашиваешь чушь, — нет, — от одного её взгляда на магов мурашки по спине бежали. Холодное, высокомерное презрение, будто это не люди, а лишь…

Андерс постарался отвернуться и не верить, что можно так смотреть на себе подобных.

Фенрис продолжил:

— Выглядит скорее как тюрьма, — надо же, дошло. Может ещё поймёт, что рабство отвратительно, что никого нельзя держать в нём, а не только его?

Но Арета лишь кивнула:

— Он нужен. Сдерживает слабых. Или есть варианты?

— Варианты есть только у тех, у кого есть выбор между ними, — влез в разговор Андерс. Почему они так себя ведут? Разве до них не доходят слухи? Разве не видят, что другие страдают? Что все эти чёртовы Казематы все ещё наполнены рабами, как их головы — дурными мыслями? Как они могут быть настолько слепы?!

— Они не заслуживают спасения! Рабы, переметнувшиеся к господам, два предателя, угнетателя.

Андерс выдохнул, смущаясь собственной вспышки. Иногда он забывал, какое влияние его гнев оказывает на Справедливость.

Однако Мерриль отвлекла внимание на себя и никто не заметил его злости:

— Согнать столько магов вместе и посадить под замок? Даже не со всеми животными это работает.

— Они покорны что эти ваши олени, — бросила Арета, вглядываясь в толпу. Андерс постарался проследить за её взглядом, пока Мерриль со всей искренностью объясняла, что галлы — это совсем другое. Фенрис же лишь фыркнул:

— Даже с животными так же. Цепляетесь непонятно за что…

Андерс тихо спросил, пока эти двое уже были готовы сцепиться:

— Что ещё ты собралась делать?

— Сгинуть с наших глаз.

— А тебе-то что? Не волнуйся, не трону я твоих магов, — огрызнулась она. Рука лежала на поясной сумке, словно в ожидании чего-то. Андерс вздохнул:

— Ты уже тронула, — не скрывая обиды сказал он. Арету, кажется, это не сильно волновало. Высоко подняв голову, она направилась вглубь внутреннего двора, не забывая постоянно оглядываться. Наконец, она остановилась, раздраженно вздохнув. Ещё немного потопталась на месте, глядя с сомнением то на магов, то на храмовников, и, наконец, повернулась к Андерсу:

— Ладно. Тут нужно найти одного человека, а ты, видимо, знаешь всех магов, так что… — она вытащила старые и пожелтевшие уже бумаги. Слегка прищурилась, после чего спросила:

— Имя «Тобриус» тебе о ком-нибудь говорит?

Андерс недоверчиво взглянул на неё. Обращаться за помощью? К нему? Кажется, даже Мерриль с Фенрисом недоуменно переглянулись, словно не понимая, не ослышались ли. И как назло, он никогда про такого не слышал! Но признавать это, особенно перед Аретой, особенно сейчас, — нет, Андерс лучше бы лично сдался храмовникам. Только она наконец поступилась гордостью, и он ничего не будет знать? Ни за что!

Но раньше, чем Андерс сумел придумать отговорку, к ней подошёл старик:

— Извините, я не ослышался? Вы искали меня? — он вглядывался в её лицо, словно искал что-то. Арета пожала плечами:

— Смотря кто ты.

— Моё имя Тобриус, ты же дочь Малькольма, не так ли? Малькольма Хоука? — на неохотный кивок, старик гордо улыбнулся, — сразу понял. Полагаю, нашла моё старое письмо? — он словно пытался уловить каждое изменение в её лице. Но не учёл, что Арета не снимала вечную маску холодной презрительности. Она кивнула, на что маг вздохнул:

— Конечно, было больно писать о смерти того храмовника, но твой отец заслуживал знать. В конце концов, он и помог ему сбежать. «Правила служат не для того, чтобы держать лучших из нас в клетке», так он сказал.

Андерс напрягся. Храмовник? Помог магу? Что дальше, просто интересно? Волк охраняет ягнёнка? Люди оставили эльфов в покое?

Справедливость взвыл:

— Ложь!!! Отвратительная, наглая, преступная!

Он выдохнул, чувствуя ярость духа, как свою собственную. В ушах застучала кровь, а кончики пальцев закололо от желания разрушать. Уничтожить, разрушить всё! Они не заслуживают жизни за свою ложь, не заслуживают!..

Он дёрнул головой, сбрасывая наваждение. Жадно вдохнул, чувствуя эти взгляды. «Одержимый, что же ещё с него взять». «Он на нас нападёт, точно нападёт». Андерс сжал зубы, зная, что не нужно обращать на это внимания. Они ничего не понимают. Беглый раб и магесса крови. Глупцы! Им же будет дана свобода, если всё выйдет.

Арета поблагодарила Тобриуса и сказала, что подождёт его. Затем подошла к Андерсу, и взгляд её не сулил ничего хорошего. Она негромко сказала:

— Ты опасен.

— Не более чем ты, — затравленно огрызнулся он. Да как она смеет его осуждать? Такая же отступница, только ей на собратьев плевать! И, что самое отвратительное, остальные смотрели на него так же. Тоже видели в нём лишь безумца. Андерса же это лишь убедило: нужно идти к цели увереннее. Не будет мира, пока существуют Круги. Не будет спокойствия, пока нужно следить за каждым движением храмовников.

Словно издеваясь, они прошли мимо, болтая и смеясь.

Сволочи.

— Я не могу напасть на всех просто, потому что мне не понравятся чужие слова.

— Правда? Ты уверена? — сжал он кулаки. Арета поморщилась, вглядываясь в его глаза. Он практически чувствовал, каких трудов ей стоило сдерживать себя. Но, что самое странное, глаза оставались бледными и обычными. Голос же её дрожал от ярости:

— Если мне не понравится, что ты делаешь, то я избавлюсь от тебя, понял? Контролируй своего дружка, — она развернулась и быстро направилась к лавке неподалёку. Мерриль осуждающе посмотрела на Андерса и поспешила следом. Фенрис же насмешливо похлопал:

— Знаешь, ты прекрасно заводишь друзей. Не хочешь пойти обняться с храмовниками?

Андерс зло процедил:

— Не раньше, чем ты с работорговцами.

К Арете вновь подошёл тот маг. Он протянул ей стопку писем, после чего улыбнулся и пошёл прочь. Мерриль привстала на цыпочки, заглядывая в текст. Арета хотела было ей что-то сказать, но затем вздохнула и чуть опустила, чтобы эльфийке было легче прочитать. И непонятно почему, но Андерсу стало очень обидно. Почему даже к магессе крови относятся лучше? Почему они просто не могут все быть заодно?

Меж тем Арета что-то сказала Мерриль, и они вместе направились к Андерсу и Фенрису. Эльфийка трещала о чем-то, Арета же не выглядела хоть каплю заинтересованной. Проходя мимо, она ухмыльнулась:

— Радуйся, сейчас обидим храмовника.

Андерсу не понравилось, каким тоном это было сказано.

Он заметил того храмовника, что разговаривал с Арианни. Фенрис хмыкнул:

— А ей жизнь не дорога? — но они осторожно подошли ближе.

Траск улыбнулся:

— Фейнриэль просил поблагодарить вас, что вы спасли его от работорговцев.

Арета же протянула ему скомканную и заляпанную кровью бумагу. Где она её взяла?

Но девушка сама же пояснила:

— Вот это письмо. Кажется, это от вашей дочери.

С лица Траска мгновенно сошли все краски. Андерс вздрогнул и словно ударило осознанием. Та девушка в порту! Бедная девочка, доведенная до одержимости. Её отец был храмовником? Но как?

Арета безразлично наблюдала, как мужчина дрожащими руками берёт у неё письмо и осторожно убирает. Он сглотнул, пытаясь вернуть себе привычный вид:

— Спасибо. Оливия, она…

— Отступница и одержимая. И смерть полностью заслужила за свою тупость. А если не хочешь, чтобы все узнали — плати, — Арета словно выпустила всю злость на несчастного отца. Мерриль охнула, пока Фенрис кивнул:

— Справедливо.

Андерс же выступил вперёд:

— Ты что? Он же… — он даже не понимал,как можно продолжать себя так вести. Траск же окончательно растерялся. Арета рявкнула:

— Тебя уж точно не спрашивала. А ты плати. Живо.

Лицо побагровело, почти слившись с бородой. Храмовник пошарил по карманам и швырнул в Арету кошель:

— Надеюсь, тебе действительно нужны эти деньги. Купи на них сердце.

Он развернулся и быстро направился прочь. Андерс уставился на Арету, та с откровенным недовольством смотрела на плату.

— Ей никого не жалко. Она и нас убьёт!

— Зачем? — лишь удалось спросить. Глаза на секунду вспыхнули, а затем Арета процедила:

— Не сумел даже дочь воспитать. Такому идиоту деньги не нужны, — она сунула кошель за пояс. Мерриль погрустнела и отвела взгляд. Фенрис наоборот, ухмылялся, не скрывая удовольствия. Андерс же потрясенно покачал головой:

— Да ты… у тебя вообще сердце есть?!

Хотя где-то в глубине души ответ он уже знал. Арета взглянула на него с непонятными чувствами, и на секунду будто бы задумалась. Затем направилась к группке молодых храмовников, бросив напоследок:

— Для тебя и тебе подобных — нет.