коко/инупи; au!таймскип; R.

      

      У Коко девяносто девять проблем и добавлять к ним ещё одну он не планировал. Прошлое, которое молодой человек отверг двенадцать лет назад, — отрава, способная погубить тщательно выстроенное на кровавых деньгах настоящее. Это не в его интересах и правилах. Но вот уже полгода Хаджиме обнаруживает себя каждую пятницу в одном и том же клубе, и взгляд его пытливо выискивает сутулившуюся у бара фигуру.


      Две порции виски и пепельница, полная окурков. У его катастрофы отросшие до плеч светлые волосы, серо-голубые глаза, поддернутые легкой поволокой от выпитого алкоголя, и неаккуратно разлитые по телу ожоги. Коконой мог бы вылечить каждый из них, оплатив все нужные операции, но единственное, что Сейшу Инуи ему позволяет — прикасаться к своим изъянам губами. Он не принимает подарков и все счета делит напополам, даже если разница в доходах у них колоссальная.


      К своим двадцати восьми Хаджиме настолько финансово независим, что может позволить себе купить любое тело и даже душу. Цена вопроса не имеет значения. В Инупи ведь даже нет ничего особенного: он худой, почти костлявый, и руки у него пусть и крепкие, но израненные постоянной работой с мотоциклами. Только вот, словно одержимый, Коко всегда к нему возвращается. Может, дело в сучьей памяти, первых поддельно-обманчивых, вывернутых наизнанку чувствах. А может в том, что Сейшу никогда не ластится, не пытается стать кем-то другим и отдает всего себя без остатка, будто бы то, что между ними — не просто секс, а нечто более глубокое. От Инуи трудно ждать подвоха и это так странно, ведь весь привычный мир Хаджиме выстроен на лжи.


      Временами, когда сил не остается, они даже не трахаются. Лежат в постели и пьют с горла какой-то дешевый виски, на который при других обстоятельствах Коко не обратил бы внимания. Их разговоры не касаются работы или личной жизни, в их словах не находится места для совместного будущего, но для всего остального — просторы открыты.


      Сегодня Хаджиме не хочется разговаривать, только чувствовать. И, выцепляя Сейшу у бара, он даже не даёт парню допить заказанный напиток. Тот не удивляется и не сердится, только тянет уголок губ в понимающей полуулыбке и позволяет себя увести. Два этажа вверх на лифте. Третья комната слева. Инуи не знает, что по пятницам Коко выкупает целый этаж, чтобы никто не мешал им побыть наедине друг с другом.


      Сейшу притягивает Коконоя за лацканы пиджака и грубо целует, сразу же проникая в рот языком. Между ними мало нежности, нет места для мягкости. И это то, что Хаджиме нравится. Он быстро входит в раж, пальцами забираясь под рубашку Инуи, очерчивая линии выступающих позвонков, скользя ниже — к ямкам Аполлона. Парень в его руках податливо прогибается, притираясь как можно ближе, и больно кусает Коко за нижнюю губу. У Сейшу скверный характер и дурные привычки, из-за которых у Хаджиме никогда не заживают ранки, и все тормоза рубит. В отместку он зарывается в мягкие длинные волосы, накручивая их на кулак, и резко оттягивает, заставляя Инуи, поморщившись, отстраниться. Взгляд у него расфокусированный, плавящийся, но жадный.


      — Насмотрелся? — склонив голову набок и преднамеренно оголив шею, с которой не успели до конца сойти предыдущие засосы, тянет Инупи.


      Не насмотрелся. За все двадцать четыре встречи так и не насмотрелся. Коко кажется, будто ему всегда будет Сейшу недостаточно. Но вместо ответа он спешно высвобождает парня из одежды и снова горячо, мокро целует.


      Каждый изгиб, каждый ожог и шрам на теле Инуи изучены. И это даёт Хаджиме знание, куда и как прикоснуться, чтобы у парня под ним от удовольствия закатились глаза. Коко нравится, как тихо, едва слышно Сейшу стонет, зарывшись носом в чужую шею, вцепившись ногтями в плечи. Нравится, когда они так близко, что между не остается ни зазоров, ни трещин; так, чтобы тяжело выдыхать в губы друг друга, потому что от поцелуев их жутко саднит. Но больше всего Коконоя в восторг приводит то, как во время оргазма Сейшу тихо выдыхает его имя. Жадно ловя этот момент, запечатлевая его в памяти, молодой человек эгоистично желает только одного — запереть Инуи в своем доме и никуда не отпускать.


      По утрам Инупи всегда уходит первым. Хаджиме наблюдает за тем, как он собирает вещи, приводит растрепавшиеся волосы в порядок, затягивая их в смешной хвост, и застегивает пуговицы на рубашке до самого горла, надеясь скрыть оставленные на теле метки. Ему это почти удается, вот только одно красное пятно всё равно предательски выглядывает из-под воротника.


      — Совести у тебя нет, — тыкнув в засос пальцем, цокает Сейшу.


      — Я её продал.


      Инуи на это только хмыкает и, махнув на прощание, уходит. Они не договариваются о следующей встрече, потому что и так знают: ночь с пятницы на субботу принадлежит им двоим.


      Их отношения — криво склеенные осколки прошлого, которые давно пора выбросить. Вот только Хаджиме не нужна новизна — он уже увидел и попробовал достаточно, — ему нужен Инупи. Искренний в своих словах и поступках, способный утолить вечный голод Коко, придать его жизни какой-то смысл. Возможно, однажды он даже найдет в себе силы попросить Сейшу остаться. Но сейчас, когда телефон настойчиво подкидывает сообщения от босса, у него нет ни желания, ни выбора втягивать близкого человека в свой жизненный ад.