«Просыпаться» с криком Азазелю не впервой. Так и в этот раз. Резко сев, он видит белое в пятнах. Измученное тело тут же реагирует на движение, заставляя сжимать зубы уже от боли. Кусает губы Азазель от ненависти — вспоминая все. Дуру-девчонку, на которую он по своей самонадеянности решил положиться; безвинного Мугаро, которого забрали с собой боги; короля людей Шариуса, все еще дышащего и живого, хотя Азазель поклялся убить его или умереть самому. Не замечая, Азазель прокусывает кожу. Металлический привкус во рту слегка отрезвляет, отодвигая на задний план прошлое.

Проморгавшись от света не факелов темницы, но ярких солнечных лучей, Азазель трет глаза. Бежевые стены, тумбочка с парой книг у односпальной кровати, стул рядом со среднего размера распахнутым окном, дощатый пол. Из окна видно голубое небо в облаках, да крытые черепицей крыши соседних домов — незнакомая Азазелю комната, в которой он оказался, на уровне второго этажа. Ни дать ни взять, обычная комната, каких тысячи на постоялых дворах и в трактирах, неказистая, однако лучше сна под звездным небом на улице.

Мотая головой, Азазель отбрасывает было исчезнувшую напряженность в мышцах, как шея возмущенно ноет. Опуская голову на грудь, Азазель быстро вскидывает ее обратно, замечая, что «заработанные» в заключении красные полосы по всей груди обработаны и забинтованы. Больше времени он не тратит и, собравшись с силами, поднимается спустя пару секунд. Стоять на ногах оказывается легче, чем ему кажется. Добраться до двери выходит даже не касаясь стены. Выйдя из комнаты, он останавливается и прислушивается к тому, что происходит внизу. Дверь удобно выходит прямо на пустую лестницу, видимую целиком. Доносящийся приглушенный шум — с улицы.

Спускаясь по скрипучим, несмотря на усилия ступенькам, Азазель пару раз не удерживает равновесия и задевает стены плечами. Морщится, не сбавляя ходу, спеша оказаться внизу бесконечной для и так малых сил в теле лестницы, и замирает, прежде чем выйти в неизвестность. Выглядывает за пределы лестницы не без опаски, готовый, кажется, к чему угодно, но не к тому, что видит.

Дом оказывается трактиром. Еще день, но любители выпить и поесть уже занимают несколько столов, переговариваются, хохочут во все горло, требуют добавки, стучат посудой. Азазель видит только одного из их них, того, кто ничем из перечисленного не занят. Окруженный стайкой женщин тот тут же бросается в глаза аристократической красотой. И хоть кроваво-красные рога светловолосую голову не венчают, Азазель узнает его сразу же.

Имя остается не произнесенным — прежде Люцифер кидает на него взгляд поверх женщин. Всего на мгновение. Затем поднимает неуместно выглядящую в его руках пинту и пригубливает содержимое. Несколько подвыпивших стражников в паре столов от него подзывают к себе женщин. Те отказываются, и начинается перебранка, благодаря которой стоящего почти у всех на виду Азазеля никто из людей не замечает. Он возвращается на лестницу прежде, чем это происходит. В этот раз под скрип досок доносятся недовольные выкрики. Голоса Люцифера среди них, разумеется, нет, но Азазель внимательно слушает глупый спор меж завсегдатаями, не поделившими нового посетителя.

Комната за несколько минут не изменяется. Только сейчас Азазель замечает несколько перьев на полу и на смятом белье на кровати. Цвета вороного крыла — его собственные. Кажущиеся сияющими снежно-белые — Люцифера. Взяв в руку чужое перо, Азазель не без заминки садится на кровать. Крутит меж пальцев абсолютное доказательство своего провала.

Из темницы его спасает Люцифер. В этом нет сомнений. В этом городе Люцифер тоже из-за Азазеля. Вот только с каких пор? С самого начала? Гнев, всегда готовый захлестнуть его сознание, сейчас Азазеля минует. Его заполняет нечто, к чему он не привык и с чем не знает, как иметь дело — страх. Что нужно, чтобы помогать демонам? Убивать людей. Тут все просто. А что нужно, чтобы защитить демонов? Чтобы Люцифер — главная их надежда, сильнейший из всех, находился в безопасности и вне досягаемости людей и богов, пока Азазель сам со всем разберется.

Со скрипом двери Азазель поднимает голову. Стоит ему только пошевелиться, чтобы встать, как Люцифер немедленно произносит:

— Сиди.

Азазель слушается. Невольно рассматривает падшего ангела более пристально: пускай на вид и богатые, шелковые одежды по сравнению с обычными выглядят не более, чем цветными тряпками. Люцифер отвратительно походит на человека и в этом опять же его, Азазеля, вина. Он извиняется, сжимая руки в кулаки, чуть ли не скрежеща зубами.

— Простите, Люцифер-сама. Вам бы не пришлось идти на такое, если бы я…

— Это не важно. Я уже здесь. Как твои раны?

— Я в порядке.

Люцифер подходит к кровати. Смотрит беззлобно, с интересом. Касается щеки Азазеля. Тот вздрагивает, когда он задевает глубокую царапину на скуле, поднимает голову вслед за прикосновением пальцев к подбородку.

— В порядке? До чего ты докатился, раз считаешь, что это… — недоговаривая, Люцифер берет его подбородок целиком в ладонь и сжимает пальцы. Острые ногти не царапают кожу, но оставляют еле заметный след. Тон Люцифера не меняется, как и взгляд. — Как ни посмотри, а ты выглядишь даже хуже, чем в прошлый раз, когда я предоставил тебя самому себе.

Возразить Азазелю нечем. Да и он не смеет. Люцифер прав. Остается только еще раз попросить прощения.

— Я передал тебе недостаточно энергии, — продолжает Люцифер.

— Мне хватит, — быстро отвечает Азазель.

— Я так не думаю, — не слушает его тот. Крепче перехватывает подбородок и, склоняясь над ним, накрывает его рот своим.

Азазель не сопротивляется. Когда Люцифер отстраняется, царапин на лице уже нет. Раны на груди не затягиваются, но пульсируют менее болезненно. Чувствуя легкое смущение, Азазель с какой-то стати вспоминает Нину. Однако ее образ исчезает как наваждение, стоит Люциферу чуть изогнуть губы вверх.

— Так-то лучше, — говорит он. — Остальным займемся позже.

— Да, Люцифер-сама. — Азазель замолкает. Бесстыдно пробегается глазами по непривычному виду Люцифера и спрашивает. — Позже?

— После того как посетим твоих старых знакомых. Цербер разузнала, где их держат.