У него кольцо на пальце. Простой, тонкий ободок. Она смотрела на него и не испытывала обиды или сожаления. Были только воспоминания о тех днях, как она себя ломала – словами, поступками сжигала, чтобы переплавить. Помнила газету, которую прочла утром – Даймонд был любителем в некоторых вещах подражать старине. Помнила объявление в светской хронике и то, что ощутила, прочтя ее. Как же сильно обожгло тогда понимание о найденном в себе постыдном кусочке надежды...

      "А еще я не хочу быть верна своему единственному соулмейту. Это словно... я жду его. надеюсь. Как брошенная вещь, жажду, чтобы меня подняли. Снизошли..."

      Жар ночных объятий не сделал их ближе. Они были семьей и собратьями по искусству. Это стало лишь частью битвы за себя и свой разум, и кто, как не алхимик со стажем, мог ей помочь?

      Ее и по сей день едва заметно передергивало от воспоминаний. Каждое желание, каждое свое действие она тогда проговаривала вслух. Какая ирония: ей пришлось переступить через свою гордость, чтобы сохранить ее. У нужной реакции была большая цена.

      Она потеряла умение мыслить в будущее, возможность страдать по прошлому. Теперь она могла жить лишь настоящим, каждым его быстротечным мигом, наполненным агонией.

      Но это не так уж и плохо. Если полюбить боль и принять ее, как соулмейт, то получишь настоящую взаимность.

      Сейчас настоящее сыпалось на пол огромного городского парка песком. Как странно! Не видеть друг друга столько долгих лет и встретиться лицом к лицу столь неожиданно в таком месте.

      Вокруг красовались деревья, раскинув сень листьев, сражались осторожным ароматом цветы. Ветер стыдливо отметал в сторону листья, потерявшие яркий зеленый цвет. Сехмет сидела под деревом и смотрела – прямо и расслабленно.

      Логан замер напротив и не знал, о чем и подумать. Или что ощущать. Там, за спиной, в магазине задержалась его жена, за спиной целая его жизнь, где все шло так, как он хотел, пусть даже браслет так и горел желтым.

      Все стало так, как он выбрал, только... Сехмет.

      Он не думал о ней – и думал о том, что они не встретятся, мир слишком велик.

Не встретятся – и он ничего не ощутит, увидев ее. Не узнает ее. Пройдет мимо.

      ...глаз не оторвать от плавных линий пальцев, лишенных ссадин, память о которых въелась в него как сигаретный дым. Она изменилась, то, что в ней кололо, сменилось плавным изгибом стали, которая душила не хуже петли на шее.

      Отвернуться и уйти обратно в свою жизнь.

      Логан медленно опустился рядом с Сехмет, и то, что за спиной, как-то незаметно и само собой умирает. Перестает существовать. В этом парке, а этом городе, в этом мире есть она – и она была всегда.

      – Я не люблю эту пору.

      Сехмет заговорила негромко. Так говорит человек, который не хочет тратить силы на привлечение внимания и который уверен, что ради его слов и землетрясение прекратится, и гроза стыдливо затихнет и уйдет за горизонт.

      – Пока остальные ловят ее тепло и восхищаются вновь расцветающими растениями, я вижу агонию. Зелень листьев – сломанные пальцы обреченного, висящего на краю моста. Тепло охладевшего солнца – обман для тех, кто желает обмануться. Видишь то дерево?

      Логан послушно проследил за движением руки, и в голове как что-то щелкнуло – не от дерева, оно-то было обыкновенным и естественным, а вот рука Сехмет – нет.

      – Какие у него сочные почки. Какая сочная иллюзия – оно отдает свои последние жизненные соки, чтобы соответствовать нескольким коротким дням. Завтра эти почки завянут, не успев распуститься, и оно впадет в кому.

      Ее слова что-то пытались донести ему, он понимал это. Но голова шла кругом: от нее, от флера лета, от свежести почек. И в итоге он спросил неправильными словами неправильный вопрос:

      – Я думал, ты ненавидишь меня.

      Ничего он не думал. Эту идею разум подкинул ему сейчас.

      – Ненавижу? Конечно нет.

      Прикосновение ее живой ладони к его щеке было теплом. В глазах ледник был озарен солнцем – все совсем как тогда. Может, настоящее – это всего лишь его сон, и вокруг на самом деле та полуразрушенная деревня, а они...

      – Ты поступил так, как сам решил. И в будущем хоть раз прими приятное мне решение.

      Сехмет усмехнулась уголком губ, касаясь его кожи. Время не стояло на месте - шрамы его лица сгладились, а искусственный глаз был явно не хуже потерянного.

      И все никак, все никак.

      – Хорошо? Чтобы я не возненавидела. Король получит корону, окинет взглядом государство... И примет решение. Хорошо?

      – Хорошо, – не слыша собственного ответа.

      Холодный порыв ветра резким ударом сорвал и швырнул в торону ветку с не распустившимися почками. Глаза Сехмет были чернее ночи.

      Полоска металла на пальце сжалась, напоминая о себе. Ему показалось, что его жизнь – лишь сон? Как глупо...

      Но как возможно сейчас отказать ей, когда она так рядом? Чего она так жаждет?

      Наверное, никак. Однажды он что-то сделает. Что-то, что будет для нее. А пока – встать и уйти, сделать вид, что все забыто и правильно. И плевать, что ощущение ловушки или клетки так и застыло за спиной, подгоняя к обрыву, за которым – что?

Иллюзия Лета.

Грим на трупе.

Все стало очевидно, когда регалии генерала опустились на его плечи.