"Могло бы и не быть: ничего, никак и ни о чем.

Но я к тебе иду рассказать о сердце, о своем"

Тихо. И слышно, как тикают настенные часы. Как барабанят капли дождя по крыше. Как гулко бьют в оконное стекло. Между ними повисла тишина, богатая на звуки. Между ними повисло молчание, богатое на мысли.

Что-то магнетическое есть в том, как она слегка щурится и чуть вытягивает губы, когда дует на горячий чай. Она сжимает кружку обеими руками, хотя в квартире совсем не холодно, и отпивает маленькими глотками. Снова дует. И снова пьет. Он давно уже перестал притворяться, что читает: книга лежит на столе, забытая, рядом с его кружкой чая, которая еще дымится. Это уже четвертая кружка, и он больше не может вместить в себя столько жидкости, но чай — его единственный предлог, чтобы остаться.

Хотя, пожалуй, ему все же пора идти...

Он пришел из-за боли в глазу. Боль, в общем-то, не смертельная, можно было бы и проигнорировать, но Сакура уже пару раз спускала на него всех собак (в буквальном смысле: его собственных собак!), когда обнаруживала, как сильно воспален его зрительный нерв, а он просто «терпел». Да и после ее лечения ему действительно становилось легче... Она предлагала выпить чаю каждый раз после очередного сеанса, но он всегда отказывался. А сегодня, вот, согласился.

Из-за дождя?

Вряд ли. (Но ему легче обвинить погодные условия.)

И он действительно засиделся.

Вот только уходить почему-то не хотелось. А она не выгоняла. Из вежливости, конечно, доливая кипяток в его кружку, когда та пустела.

Они не разговаривали. Она даже не смотрела на него, потерянная в своих мыслях. Наверное, она даже не замечала, что он все еще здесь.

И ему лучше уйти.

С тихим шуршанием закрылась книжка. Девушка подняла на него взгляд зеленых глаз.

- Мне пора, - просто сказал он, поднимаясь из-за стола. Да, ему уже давно пора.

Не дожидаясь ответа, джонин прошел в прихожую и начал натягивать свои ботинки. Она проследовала за ним, чтобы проводить.

- Не забудь купить те капли, что я выписала, - ее голос вдруг слишком тихий, нехарактерен той Сакуре, которую он знает.

Она сжимает свои локти и опять не смотрит на него.

Это все дождь. (Легко обвинять погодные условия, не так ли?)

- Спасибо за чай, - он чувствует, будто надо что-то сказать. - И за лечение, конечно.

(Почему ему кажется, что говорит он совсем не то?)

Она улыбается, но глаза остаются грустными (дождь, дождь):

- Приходи еще.

И почему ему кажется, что она хочет сказать что-то другое?

Но больше они ничего не говорят, и он выходит за дверь. Он оборачивается, чтобы махнуть ей рукой, случайно встречается с ее взглядом. И на мгновение застывает, увидев безмолвную просьбу. Мольбу. (Останься.) Но нет, конечно, это всего лишь его воображение играет злую шутку. Он щурит глаз в фальшивой улыбке на прощание. Она растягивает губы. И он не хочет уходить, оставляя все так, но надо. Надо. (Потому что если он не уйдет...)

За ним неслышно закрывается дверь.

...

Ледяной дождь и пронизывающий ветер атакуют его, как только он выходит из парадной. И холод пробирает до костей. (Как легко обвинять погодные условия.) Ноги несут в сторону его дома. Такого же холодного. Но ничего, это ничего. Так было всегда.

И лучше не думать о том, что сегодня произошло. (Или не произошло.) Это всего лишь дождь.

Но ноги вдруг не несут. Ноги вдруг встали и не идут. Не подчиняются. И он весь сам себе не подчиняется. Потому что одна мысль, одна дикая надежда посетила его разум. Ведь ей может быть так же холодно, как и ему сейчас.

Нет, конечно, воображение, бесплотные фантазии, и это того не стоит.

И он всегда знал, кого она ждет.

Так что один за другим шаги возобновляются. Тяжелые ботинки по размытой дороге, грязь под ногами, ледяные капли заливаются за воротник. Это просто дождь.

И он всегда сможет обвинить погодные условия в том, что в следующее мгновение сорвался с места и за считанные секунды оказался перед ее домом. Взлетел по лестнице. Ее этаж, ее коридор. Ее дверь. Рука поднялась для стука и... провалилась в пустоту. Дверь распахнута настежь — Сакура замерла на пороге в наскоро накинутом плащике. Удивленные зеленые глаза (он никогда не перестанет любоваться ими) уставились в его лицо.

Между ними повисла тишина, богатая...

Она открывает рот, но он прижимает палец к ее губам. И тишина становится на сотню красок богаче.

Он делает шаг вперед, она — назад. И дверь неслышно закрывается.

Тишина. И слышно как барабанят капли дождя по крыше.