укрощенный ветер

Когда Арслан говорил, что не хочет этого — власти, ответственности, лидерства — он искренне надеялся, что его услышат. Каждый его шаг сопровождался тем, что он пытался вернуть себе спокойную жизнь, угнаться за своей свободой, так, как не делал ни один человек, ни один эльф — он принял часть традиций, которые передали ему долийцы, и старался отгородиться от оставшегося как можно дальше, чтобы никого, ничего, только твой выбор и твоя спокойная жизнь. Сейчас, просыпаясь в Скайхолде, он чувствует, как обязательства цепями сковывают все его тело. Это похоже на ощущение от нападения мага, который желает сделать твою смерть болезненной и извращенно красивой.

То, что большинству плевать, и что выбора у него нет, было понятно сразу. Арслан думает об уязвленном лице Кассандры, которое она делает, когда рядом никого нет. О том, как на него смотрели советники, когда он поднимал меч. О том, как все преклоняли перед ним колено. Ему нужно вставать.

Что бы не пели верующие, это все еще его битва, и только его. Никакой божественной помощи, никакой настоящей руки, поддерживающей твою спину. В этом нет ничьей вины — так был создан мир, так протекают отношения между людьми, так получилось, что метка оказалась только у него. Легче было бы верить, чтобы каждый рассвет был знаком благосклонности к тебе, к твоей жизни, к тому, что ты можешь сделать. Интересно, если бы Создатель существовал, то что бы подумал? Позволил бы погибнуть от огня драконицы под смех Железного Быка? Арслан слабо улыбается. Пора подниматься.

Иногда ему хочется снова стать связанным обычаями охотником клана, потому что тогда он был свободнее — ветром между деревьем, водой сквозь чужие пальцы, усмешкой у костра. После выполненных обязанностей взбираться на холм, чтобы смотреть на звезды и думать о свободе и мире не с той скребущейся болью, которая зародилась в груди сейчас.

Он должен встать.

Арслан пытается, или ему кажется, что он пытается, приподняться на локте, но комната плывет перед глазами, и он падает обратно на подушки. Голова кажется невероятно тяжелой. Рану на голени будто лижет язык пламени. Доброе утро, Инквизитор.

Он садится на кровати со второго раза, рискует потянуться — почти получается избежать боли в боку. Арслан находит в себе силы умыться, одеться и выйти из комнаты. Рассветное солнце не дает тепла, боль во всем теле — желания завтракать, поэтому он направляется в ставку командования. Он помнит, что ему нужно расставить приоритеты и решить, куда отправиться, окончательно определить, кто займется очередным вопросом из Орлея — Каллен со своими храмовниками отпадает сразу. Арслан привычно жестче расправляет плечи, когда проходит по главному залу мимо трона. В такое время, правда, здесь никого нет, но в нем слишком много новых привычек, от которых, видимо, он никогда не избавится. Только если архидемон избавится от него самого.

В ставке командования никого нет — и к лучшему. Арслан смотрит на оставшиеся письма и карты. Он берет стул и поднимает первое попавшееся, ему необходимо разобраться хотя бы с этим сегодня, раз он не может пока уехать в экспедиции, то нужно сделать акцент на том, что остается здесь. Арслан тянется за чернилами, чтобы записать решения и оставить их здесь для остальных, потому что ему придется выйти на улицу и проведать Коула.

Через час нога начинает болеть, и Арслан не находит в себе силы сосредоточиться на мелком почерке, из-за которого буквы становятся мошками. Он встает, чтобы сделать перерыв и всех проведать, — например, убедиться, что Варрик с Кассандрой не убили друг друга. Арслан уверен, что его попросят что-то сделать, и лучше отвлечься на что-то не в письменной форме. То, что из такой рутины состоит день Жозефины, наводит ужас.

Улица встречает его ярким светом, который забирает клочки уверенности в своих движениях. Арслан смотрит на лестницу вниз и кривится. Вперед, Инквизитор. Ему хватило позора после встречи с Корифеем, когда он потерял сознание и рухнул в снег. Конечно, тогда были определенные обстоятельства, но сейчас — стисни зубы и иди. Арслан начинает медленно спускаться, стараясь не хромать.

— Инквизитор! Могу ли я с вами поговорить? — голос Жозефины сзади удивительным образом остается деликатным и требовательным одновременно.

— Конечно, — Арслан оборачивается и смотрит наверх. Девушка улыбается и стоит, очевидно, ожидая его, чтобы пойти вместе к ее столу.

Она всегда выглядит великолепно, и это какая-то неведомая магия — улыбаться с такой силой и достоинством после всей работы, которая была сделана и которую предстоит сделать. Арслан напоминает себе, что ей это нравится. Возможно, он бы тоже казался сильным лидером, если бы факт его расы закрывала такая улыбка.

Жозефина легко идет рядом в том же темпе, что и он, начиная рассказывать о каком-то лорде, которому нужно дать ответ. Вместе они находят тот тон, который доносит мысль Инквизитора без привычной Арслану прямой ядовитости. К ним подходит Лелиана, и они возвращаются в ставку командования. Их совет завершается к обеду, все поспешно расходятся выполнять поручения. Каждый шаг Арслана — результат одной лишь силы воли. У него болит каждый ушиб, каждая рана, и голова ощущается чугунной. Даже после битв с драконами и архидемоны чувствуешь себя лучше из-за удовлетворения.

Арслану не тяжело быть сильным для других, не тяжело отдавать, — он всегда приходит в чужую жизнь сквозь все волны, он знает это, и не сожалеет. Ему нравится удерживать свободу во всем, даже в отношениях — ты всегда можешь уйти, ты всегда можешь отказаться. Арслан знает, что быть с ним — дышать рассветами в лесах, гнаться за падающей звездой и выпускать светлячков из ладоней. Арслан знает, что оставаться рядом с ним — стоять на дрожащей поверхности во время землетрясений, стоять напротив тьмы и верить только себе. Ему тяжело знать, что он часть этой тьмы.

Он и до метки был каплей яда, острой холодностью льда — ничего у сердца, только упрямство и желание своей собственной линии. Дом — там, где он, что пока его действия согласуются с его мыслями, все хорошо.

Сейчас его мысли стали сумраком, а действия путали, и вся последовательность стала паутиной.

К чему ему возвращаться, когда он потеряет себя?

Он спотыкается о край лежащих досок, рана возмущенно взвывает болью. Стой прямо, Инквизитор. Арслан выпрямляется, ждет, пока боль утихнет, а затем выходит во двор.

Вечером Железный Бык отлавливает его и тащит в таверну, и Арслан чувствует облегчение, когда после очередной кружки он может позволить себе прислониться лбом к столу и закрыть глаза.

— Командир, — в голосе оседают смешинки. — Ты дышишь?

— Да, — Арслан поднимает голову и откидывается на спинку стула, смотря перед собой в стену. — Так просто ты меня не убьешь.

Железный Бык хмыкает.

— Если тебя нужно будет донести до кровати — я в твоем распоряжении. Или позову Дориана.

Арслан поворачивается к нему, чтобы увидеть дружелюбную усмешку.

— Дориан, вероятно, убьет тебя быстрее, чем ты объяснишь, что не пришел в очередной раз над ним издеваться.

— О, пока ты был занят разговорами с баранами, — Железный Бык довольно смеется, когда видит, как лицо Арслана кривится от воспоминаний. — Ты бы видел себя тогда. Так вот, мы с Дорианом подружились. Ты знал, что ты примерно весишь, как его посох с той круглой черепушкой? Он довольно тяжелый, а ты… легкий.

— Я… Вешу, как посох Дориана…

— С его слов. Может, он просто фантазирует, потому что ты вечно занят.

— Ты его напоил, да?

Железный Бык пожимает плечами.

— Мы праздновали победу над драконицей, не то чтобы я особо настаивал.

— Именно это ты и делаешь…

Они смеются, и Арслан чувствует себя немного лучше. Он прикрывает глаза, слушая, как Железный Бык рассказывает о какой-то битве — сознание мягко отступает, а голос Быка становится мягче и тише. В какой-то момент Арслан видит звезды над долиной, и нет больше ничего, кроме обволакивающего спокойствия ночи вдали от знакомых эльфов.

Он просыпается от боли в ноге и холода под коленом. Арслан чувствует хватку на лодыжке и пинает кого-то свободной ногой, но ее быстро перехватывают.

— Тише, это я. Не мешай мне.

Арслан открывает глаза. Он лежит в своей кровати, верхняя одежда аккуратно сложена на тумбе. Дориан сосредоточенно поднимает его ногу и проводит пальцами по краю раны, осторожно втирая мазь. Арслан шипит.

— Терпите, господин Инквизитор, это вы должны были сделать еще вчера. Меня поражает, как ты забываешь о том, что касается просьб о тебе же.

— Может быть я просто хотел, чтобы ты стянул с меня штаны.

Дориан дарит ему скептический взгляд и проводит холодными пальцами по царапинам на колене. Он вытирает руки и тянется за кружкой с водой.

— Будешь?

Арслан кивает, но не может встать. Тело кажется невероятно тяжелым. Дориан обхватывает его плечи и помогает сесть, удержать в руке кружку. Арслан держит лицо и не морщится от собственной беспомощности, но Дориан что-то видит, потому что он перемещается на другую сторону кровати, чтобы сесть рядом с его здоровым боком и мягко провести кончиками пальцев по уху.

— Хочешь рассказать, почему ты попытался напиться в таверне?

— Потому что Железный Бык бывает очень убедительным, — фыркает Арслан, пытаясь игнорировать, как от легких поглаживаний бегут мурашки.

— Не пытайся доказать мне, что ты недостаточно упрямый, чтобы сбежать от него. Ты даже отключился не из-за выпивки, — Дориан проводит пальцами по длинному шраму рядом с челюстью. — Я не собираюсь забираться тебе под кожу. Можем отвлечься, но тебе не мешало бы начать говорить о том, о чем не говорит Инквизитор или Вестник Андрасте.

Арслан вздыхает.

— Тебе не нравится, что я сентиментально надеюсь остаться рядом с тобой, что я делаю что-то ради тебя, что я подвергаюсь твоему влиянию и становлюсь мягче. Дориан, тебе не нравится, когда с тобой говорит не-Инквизитор, и мы оба это знаем.

Он не смотрит на Дориана. Он вообще не хотел говорить об этом, потому что решил, что ему будет достаточно, и что разбирать каждую деталь в их отношениях глупо — вряд ли они оба выживут, и у них что-то получится.

— Я никогда не говорил, что мне это не нравится, но ты сам знаешь, что-

— Знаю. Все хорошо, я понимаю, поэтому и ничего тебе не говорю. Тебя устраивают наши отношения, меня тоже, мы не должны подкармливать мой оптимизм. Просто я… — Арслан прерывает себя, чувствуя, что голос слабеет. Он чувствует внимательный взгляд Дориана на себе и вздыхает, принудительно расслабляет плечи. — Мне бы хотелось, чтобы ты верил в нас. Хотя бы немного.

Потому что все, что сейчас он держит в своих руках, вернется обратно не к нему. Потому что все, что он сейчас может пытаться удержать в своих руках — рука Дориана.

Он слышит мягкий, грустный смешок от Дориана, и поворачивается к нему. Его выражение лица — то, которое очень тяжело сохранять в сердце, смесь какой-то бесконечной нежности и тоски в улыбке, и все, что Арслан видит в его глазах — свет.

— Ты всегда спрашиваешь меня о том, чего я хочу, но про себя сказал только один раз, и то только после того, как понял, что наши желания совпадают. До сих пор думаешь, что не подходишь на роль Инквизитора? — Дориан накрывает руку, на которой пока дремлет метка. — Иногда чем больше ты говоришь, тем меньше я знаю. Я все еще дурак, и мне жаль, я не думал, что ты чувствуешь себя так.

— Дориан, ты не, — его останавливает то, что Дориан сжимает его руку.

— Тшшш, послушай меня, как ты всегда делаешь. Арслан, ты можешь не видеть в себе то, что видят окружающие, и я не про то, что в тебе видят избранного Создателем. Ты всегда кажешься свободнее и сильнее нас остальных, потому что ты везде прокладываешь путь, и это не только о твоем посте. Ты свободнее нас всех, потому что ты ни к чему не привязался с корнями. — Дориан грустно улыбается. — Когда ты сближаешься со мной, мне страшно. Сначала это было потому, что я думал, что мне тяжело будет уходить. Теперь — потому что я не хочу связывать тебя своими корнями. Но ты тоже влияешь на меня, потому что, на самом деле, я бы хотел, чтобы наши дороги переплетались как можно чаще. Говори со мной, как не-Инквизитор, Арслан. Я тоже сентиментально хочу остаться с тобой и держать тебя за руку, и мне не важно, будет она светиться, или нет.

Арслан слабо смеется и кладет голову на плечо Дориана.

— Все-таки ты лучше в речах, чем я.

— О, ты хорош во многом другом. Но я серьезно. Ты можешь говорить со мной, когда устаешь, и я обещаю перестать нести чушь, как ребенок.

— Хорошо. Спасибо. Правда, спасибо.

Арслан поворачивается и целует его шею, Дориан вплетает пальцы в его волосы. Они сидят в тишине, и все дела и переживания перестают ощущаться тысячей кинжалов в спине, потому что так чувствуется тот дом, которого у них никогда не было — свобода и звездное небо, рука в руке, покажи, где ранили тебя другие, разрушай мои планы.

Дориан осторожно укладывает засыпающего Арслана обратно на подушки и ложится рядом. Он рассматривает линии бледной татуировки на лбу, когда Арслан открывает глаза и ухмыляется. Дориан знает это лицо — именно так на него смотрели в первую встречу.

— Скажи, я вешу как твой посох?

— Что? О, нет, подожди. Я убью Железного Быка.