— Сяо Чжань, поди сюда, — комендант махнул рукой, зажав трубку в зубах.

— Да ты светишься, Ван Усин, я посмотрю, — Сяо Чжань подошел ближе и скользнул взглядом по приоткрытой двери за его спиной. По языку скатилась тонкая горечь табака, замирая в горле.

— Заметно так? — комендант причмокнул загубником и, наконец, улыбнулся, выпуская дым, — сын ко мне приехал. Думал, жена его из-под крылышка не выпустит. Так и будет он куковать в столице.

— Да разве ж в столице плохо?

— А разве ж хорошо? — Ван Усин снова выдохнул дымом и поднял глаза к небу, — Совсем он расклеился под маменькиным попечением. Разве такой сын у меня должен быть?

Сяо Чжань лишь приподнял брови. Сильно ль отличалась жизнь в крепости от жизни в столице. Отец же и здесь свою кровиночку приголубит, да пожалеет лишний раз. По глазам же видно, что любит, хоть и слова колкие на язык пускает.

Ветер качнул подсушенную траву, заставив попридержать фуражку. Дверь открылась, а из нее показался юноша.

— Эх, негоже про взрослого сына так за спиной говорить, — со смешком сказал Сяо Чжань, с трудом отводя глаза от него.

Статный, высокий, с идеальным разлетом бровей и острым взглядом внимательных глаз. То ли степное солнце стало жарче, то ли Сяо Чжань сам терял голову, чувствуя накаляющийся жар не то в груди, не то в животе.

— Чай он и сам знает, — проговорил комендант в трубку, мельком поворачиваясь на сына, — ну-ка, Ибо, чего застыл?

Юноша послушался, оказавшись рядом с отцом. Удивительно красивое лицо. Сяо Чжань позволил себе еще разок пройтись по нему взглядом, и вновь посмотрел на коменданта.

— Отдаю его тебе на заботу, — тот снова зажал трубку в зубах и оперся на сыновьи плечи, заканчивая со скрываемой гордостью, — вымахал же детина. У меня еще дела в крепости, а ты, Сяо Чжань, человек надежный. Если что приструни — знаю, лишнего не сделаешь.

— Даже поверить сложно, что я на таком хорошем счету, — Сяо Чжань улыбнулся и кивнул, кожей ощущая тяжелый взгляд. Он будто стягивал сетью грудь — до того становилось душно.

— Ибо, да чего ж ты молчишь как немой какой? — всплеснул руками Ван Усин и подтолкнул сына к Сяо Чжаню, — будешь проказничать — надеру, так и знай.

— Радость какая за дитя неразумное меня почитать? — юноша, нахмурившись, обернулся к нему.

— Все, ступай-ступай, — комендант отмахнулся и зашел в дом.

Небо было чистое. Ни облачка. Последнее время постоянно такое. Сяо Чжань рассматривал голубую гладь, не решаясь смотреть на юношу. Он весь внутри был словно неспокойное поле, где начинал бесчинствовать ветер. Ибо же смотрел на него в упор. Неизвестно было, плескалось ли недовольство в его глазах. Сяо Чжаню бы проверить, да он побаивался. Многого в жизни повидал, но чтобы так…

— Что там? — Ван Ибо спросил у самого уха, подобравшись, словно на лапах. — Даже облаков нет.

Его подбородок чуть касался плеча, а Сяо Чжань и дышать забыл. Новое, липкое чувство, словно свежий мед, заполнило сердце, заставляя терять мысли. Сяо Чжань попытался вдохнуть. Воздух сухо заполонил грудь, не принося нужного облегчения.

— Снова дождя не ждать, — медленно проговорил Сяо Чжань. Язык не слушался, точно покрывшийся грубой древесной корой, а оставшиеся мысли так и улетели, гонимые новым порывом горячего ветра.

Этим днем они больше не виделись. Сяо Чжаню даже не чудилось, что он сбежал как последний трус в стойло к любимице. Прочесать ей гриву, пройтись щеткой по лощеным темным бокам. Сяо Чжань находил в этом успокоение и отраду.

— Ночка, что же мне делать? — глухо спросил он, мягко перебирая густые пряди.

Сердце не успокоилось даже вдали, ошалелым стуком напоминая о знакомстве. Сяо Чжань смотрел на лошадь, она смотрела в ответ так, словно знала ответ, только, досадно — сказать не могла. Руки сами сомкнулись вокруг гибкой шеи. А голова уткнулась в волосы.

Сяо Чжань пробыл в конюшне почти до самого вечера, проходясь щеткой, пока самоцветы глаз не засверкали в довольстве. На прощание Ночка ткнулась ему в лоб, будто дав свое лошадиное благословение. Буря внутри немного стихла, и Сяо Чжань, наконец, глубоко вдохнул.

Вечер опустился душный. Он собрал весь жар прошедшего дня и почти закатившегося солнца. Сяо Чжань смахнул пот ладонью и посмотрел вдаль. Туда, где виднелась полоска закатного солнца, а небо окрасилось в малиновый цвет. Сяо Чжань часто отходил от домов подальше в поле, чтобы посмотреть на яркие цвета уходящего дня. Закаты в степи были красивы. Этого точно у крепости не отнять.

— Здесь всегда так красиво? — Ибо снова оказался близко. Слишком тихо и слишком быстро.

От неожиданности Сяо Чжань повернулся. На губах юноши играла мягкая улыбка, делая его удивительно красивое лицо еще краше. Сяо Чжань даже невольно залюбовался, едва понимая, что закат юношу мало интересует. Взгляд раскосых глаз был направлен прямо на него. Осознание свалилось новой душной волной. Сяо Чжань утвердительно буркнул и отвел взгляд, вернувшись к наблюдению за засыпающим светилом. Буря снова становилась сильнее, а он стоял против нее один.

— Ты к своей лошади ходил? — Ибо покосился на конюшню, отзываясь с каким-то детским восторгом, — Покажешь мне ее?

— Только завтра, — голос звучал на удивление мягко, даже не имея отголоска того, что происходило сейчас у Сяо Чжаня внутри.

— Так точно, — глаза юноши засветились счастьем.

Сражение внутри Сяо Чжаня точно заканчивалось не его победой.

— Отец говорил, что здесь где-то речка есть. Покажешь?

Напоенная солнцем вода показалась минут через десять по давно знакомой тропинке. Заприметив блестящую кромку, Ибо бросился вперед, по пути скидывая рубаху и выпутываясь из шаровар. Только послышался всплеск — и Сяо Чжань захотел мгновенно уйти, забыв о собственном желании окунуться в воду.

— Ты еще долго там?

На лице Ибо все ярче расцветала улыбка. Поднимала уголки губ, удивительно заставляя узкое лицо округляться в щеках. Сяо Чжань так и застыл: с рубахой на локтях, завороженно следя за чужими вымокшими ресницами. Мгновение спустя он все же продолжил и, аккуратно сложив одежду, погрузился в воду. Чуть прохладные волны обняли, убаюкивая. Мятущееся сердце едва ли затихло, а странные мысли неумолимо бередили душу.

Сяо Чжань прикрыл глаза и опустился ниже. Вода сомкнулась над головой, будто отрезая его от всего остального мира. Мысли постепенно успокоились, приобретая хоть и малую, но долю осмысленности. Что же за чувство кипело в нем? Кажется, оно было похоже на то, что вспыхнуло при взгляде на милую особу, встреченную на одном из приемов. Сяо Чжань тогда проговорил с ней весь вечер, чувствуя, как внутри зарождается что-то иное, будто возвышенное.

Но это же чувство будто прибивало к земле. Оно больше напоминало мгновенно выкипевший бульон, оставивший после себя лишь хрустящую на зубах соль. Сильно настолько, что обжигает язык. И неправильно настолько же…

Сяо Чжань не успел до конца сложить мысль, как оказался выдернут на воздух, подхваченный ладонями под плечи.

— Не вздумай мне тут топиться, — Ибо явно говорил в шутку, но в глазах все равно читался укор.

— Есть, господин столичный офицер, — с издевкой отрапортовал Сяо Чжань, внутренне содрогаясь от ощущения рук, все еще его придерживающих.

— Я волновался, — буркнул юноша и надул губы.

Что же сердце нашло в этом мальчишке, что так болезненно отзывается на каждый новый выпад? Сяо Чжань хмурился и отводил взгляд, чтобы вернуть его вновь, совершенно себя не понимая.

Ибо вышел из воды, тряся головой, словно игривый щенок. И повернулся к Сяо Чжаню, нарочито медленно натягивая свои запылившиеся шаровары. Наблюдать за этим было куда волнительнее, чем когда подобное вытворяли товарищи в казарме. Сяо Чжань поджал губы, испытывая нестерпимое желание окунуться в воду снова и показаться лишь тогда, когда этот мальчишка уйдет. Но он вылез следом, облачаясь в собственную одежду.

Его ждала долгая ночь.

В сон Сяо Чжань провалился, едва коснувшись подушки. Он метался по кровати, проснувшись на промокшей простыне в час, когда только начинало светать. Улица встретила тишиной и прохладой. Сухой воздух успел остыть, вслед помогая остудить голову.

Ночная рубашка неприятно липла к спине. Ветер путался во влажных волосах, а Сяо Чжань все так же продолжал стоять, пытаясь избавиться от липкого марева сна. Он не помнил, что снилось, но странное чувство не думало уходить, все еще клокоча вместе с сердцем.

Далеко на горизонте забрезжила полоска первого света, окрашивая травинки и стены избенок золотистым цветом. Сяо Чжань как и был, так и сел на землю, устраивая руки на коленях. Природа медленно просыпалась, а солнце поднималось все выше.

Мысли все так же беспокойно колыхались внутри. Неправильно. Запретно. Умом Сяо Чжань это понимал, но сердце не хотело слушать, пускаясь в пляс лишь от воспоминания высокой статной фигуры и темных глаз. Хотелось выбежать вдаль — туда, где паслись коровы — да покричать во все горло, будто избавит это от шальных мыслей. Сяо Чжань лишь крепче обнял свои колени.

Вспомнилась офицерская дочка. Сяо Чжань познакомился с ней здесь же, по приезде. Старый офицер все посмеивался да дымил, пророча им совместную жизнь. Сяо Чжань бы и рад, да только сердце не хотело, будто закрывалось. Да и сама девушка хлопала по своим румяным щекам и про господ высоких рассказывала, о которых в книгах прочла. Насильно мил не будешь, вот и разошлись они в дружбе.

А если бы не разошлись? Сидел бы Сяо Чжань здесь, не имея сладости предрассветного сна? Может, и не сидел бы, да вот от мыслей становилось тошно, точно внутри все с ядом мешалось, отдаваясь жгучей болью. Он поднялся на ноги, отряхивая шаровары от высохших травинок, и вернулся в дом.

Из открытого окна веяло утренней прохладой. Чуть влажная простынь касалась холодом, и Сяо Чжань прикрыл глаза, даже под веками видя посветлевший горизонт и необозримое море травы, качающееся вслед за новым дуновением.

— Плохой из тебя попечитель, — улыбающееся юношеское лицо было прямо перед ним. — Ты обещал меня сегодня с лошадьми познакомить.

Солнце уже высоко светило в небе, а воздух был пропитан степным жаром. Сяо Чжань распахнул глаза, натыкаясь на прямой взгляд чужих. Ибо и не думал отодвигаться даже после его пробуждения.

— Да-да, — Сяо Чжань сел на постели и, нахмурившись, посмотрел на юношу, — в столице совсем манерам не учат?

— Тебе бы про столицу говорить, — Ибо сложил руки на груди.

Сяо Чжань покачал головой и направился к умывальнику. Сон ушел с прохладной водой, а голова продолжила нещадно болеть. Точно он не спал, а приглашал людей воспользоваться ей, как детским мячом. Ибо послушно ждал, пока он закончит, и все смотрел и смотрел, будто узнать что пытался. И даже глаз не отвел, стоило Сяо Чжаню повернуться.

До конюшни они шли молча. За деревянными дверьми в нос ударил привычный запах сена и навоза, а растревоженные лошади отозвались ржанием.

— Это Барин, это Фиалка, это Буран — жеребец твоего отца, это Туз, — Сяо Чжань шел вдоль стойл, указывая на лошадей, — а это Ночка. Любимица моя.

Лошадь склонила голову, позволяя погладить себя. Сяо Чжань улыбнулся, с любовью касаясь темной шерсти.

— Если хочешь, то можешь на ней прокатиться, — он еще потрепал вьющуюся гриву и повернулся к юноше. — Она спокойная, не взбрыкнет.

— А можно? — глаза у Ибо снова засверкали, а губы растянулись в улыбке.

Сяо Чжань вывел Ночку за узду, предварительно с ней договорившись. Лошадь послушно за ним шла. Ее гладкие бока блестели в ярком солнце, и Сяо Чжань залюбовался. Ночка всегда была красивой лошадью, с прекрасным характером. Ее нельзя было не любить. Сяо Чжань осторожно закрепил на ней седло и поманил Ибо.

— Наступай правой ногой, — он встал чуть поодаль, подсказывая.

— А если… — Ибо занес ногу, чтобы встать в стремя, но остановился.

— Хочешь, чтобы я тебя поймал? — неверяще спросил Сяо Чжань.

Ибо в ответ закивал, волей-неволей пришлось подойти. Юноша без особого труда оказался в седле, будто только этим и занимался. Сяо Чжань кивнул и улыбнулся, желая его похвалить. Мягко похлопал по боку лошади, но понял свою оплошность, когда под ладонью оказалось крепкое бедро. Краска наплыла на щеки, и Сяо Чжань побоялся поднимать глаз.

— Даже помощь моя не понадобилась, — произнес он, смотря на мелко колышущуюся ковыль.

Казалось, Ибо пристально смотрел на него. Сяо Чжань не сказал бы точно, да и проверять не хотел. Он стоял, не оборачиваясь, пока за спиной не послышалось короткое ржание и тихий отзвук копыт. Через мгновение он уже смотрел в ровную спину всадника. Ибо умело держался, то ускоряясь, то замедляясь. Видны лишь были почти прозрачные облачка поднимаемой пыли, да тихое ржание. Ибо сделал несколько кругов по полю и остановился рядом с Сяо Чжанем, глядя из-под чуть вымокшей челки.

— Ночка очень хорошая, — юноша звучал радостно, — как и ожидалось от такого хозяина.

Сяо Чжань растерянно захлопал глазами и только открыл рот, чтобы ответить, как Ибо ускакал снова, поднимая пыль за резвыми копытами. Сяо Чжань закрыл лицо руками и глубоко вздохнул. Сердце разошлось, вновь реагируя на взбалмошного мальца.

Вернулся Ибо скоро, ловко спрыгивая с лошади и улыбаясь, точно второе светило. Его волосы промокли сильнее, а сам он разгорячился под ярким солнцем, раскрасневшись в щеках.

— Понравилось? — с улыбкой спросил Сяо Чжань, подаваясь вперед. Рука потянулась к чужой голове, убирая влажные волосы со лба. Заметил Сяо Чжань все слишком поздно, но, поддавшись самому себе, продолжил.

— Очень, — Ибо словно ничего и не замечал, увлекаясь собственным рассказом, — дома совсем не то. Там будто небо давит, вдоволь не накатаешься. У нас конюх работает — такой суровый. Чуть сильнее коня пришпоришь, так он давай тут же браниться, словно я что непутевое сделал. А жеребца мне подарили отменного, как знал, Вихрем назвал. Дядя из заграницы привез. Такие там в турнирах участвуют, породистые. Я в похожем участвовал. От училища устраивали.

— Скучаешь? — Сяо Чжань соизволил убрать руку, теперь не зная, куда ее деть.

— Конечно, — Ибо с грустью вздохнул, — ты бы по Ночке не скучал разве?

Сяо Чжань кивнул. Ибо потрепал гриву лошади и взял ее под узду, вновь начиная рассказ. Рассказывал и про порванный портфель в лицее, и про добрую грязную собаку, и про вредного учителя бальных танцев, что приходил к ним каждый четверг. Рассказывал и смотрел на Сяо Чжаня, будто все эти истории только для него собирались и откладывались до самой этой встречи. Сяо Чжань смотрел на расцветающую улыбку и не мог сам не улыбнуться в ответ. В душе словно распускались цветы, крупные сочные бутоны, коих степь не видывала. Так хорошо и сладостно, что даже вся неправильность позабылась и истерлась, словно надпись, сделанная углем.

— Спасибо тебе, — Ибо обращался к Ночке, в ласке касаясь ее морды, пока Сяо Чжань наливал воду.

Лошадь довольно толкалась носом, не забывая поглядывать на Сяо Чжаня. То ли чудилось, то ли и впрямь его любимица что-то знала.

Распрощались они быстро. Ибо убежал к отцу, вытребовав обещание встретиться этим вечером. Сяо Чжань вернулся к себе. Ставшая привычной изба встретила его тишиной и легкой прохладой. Но остудила только погодный жар. Внутри все горел огненный цветок, а губы так и складывались в улыбку. Сяо Чжань достал папку. Свою верную спутницу еще с самого ученичества.

Он узнавал места, что примостились на листах внутри — то был его родной двор. На рисунке был даже курятник, но сломали его, когда Сяо Чжань в другую губернию еще не уехал. Тоска по дому кольнула сердце. Сяо Чжань отложил рисунок, словно вместе с ним отодвигая воспоминания о родном поместье. Но до конца они не отодвинулись. Он вытащил листок, еще чистый, когда-то давно положенный про запас, и принялся писать письмо.

Перо Сяо Чжань отложил, когда тени стали длиннее, а солнце перестало так припекать. Чернила остались высыхать, а он отправился вновь на душный воздух, потворствуя своему очередному внутреннему желанию. Еще издалека он услышал разговоры. Не разобрать, о чем.

— Сяо Чжань, — Ма Фэнг появился перед ним, ясно давая понять, что просто так его не пропустит. Его одежда пропахла медовухой, хотя нетвердости Сяо Чжань и не заметил, — нянькаешься с комендантским сынком? Выслужиться хочешь?

— Да он вроде не трех лет отроду, чтобы к нему нянькой бегать, — Сяо Чжань говорил, внутренне сожалея, что это не так. Лучше бы он и вправду за ребенком малым походил, чем, как сейчас, сердце в рубахе прятал, — а сам чего выслужиться не пытаешься? Таких прекрасных столичных офицеров еще поискать, поладил бы с ним, да тоже местечко бы выбил.

Сяо Чжань ухмыльнулся. Его откровенная чепуха действовала хорошо. Офицер больше не знал, что сказать, лишь сверкал злыми глазами из-под густых смоляных бровей. За краткий миг Сяо Чжань заметил Ибо, подходящего к ним. Ма Фэнгу он внимания не уделил, тут же вставая рядом с Сяо Чжанем.

— Прекрасный столичный офицер, — заговорил Ибо, наклоняясь прямо к уху Сяо Чжаня и очень походя манерой голоса на лощеного кухарского кота, — не ты ли давеча говорил, что у меня манер нет?

На его лице расползлась такая широченная улыбка, что у Сяо Чжаня снова закололо в груди. Лицом он тоже походил на довольного кота.

— Злыдень, — цокнул Сяо Чжань, поднимая глаза к небу.

Ма Фэнг зло сплюнул на землю и ушел, вновь оставляя их один на один. Ибо же и не подумал отходить, находясь даже ближе вытянутой руки.

— Так ли нужно разговаривать с человеком, что пытается за твой счет подняться? — Сяо Чжань внимательно посмотрел на юношу. Лицо перед глазами ни на секунду не дрогнуло.

— А ты сам в это веришь? — Ибо положил ему руку на плечо и крепко сжал, будто натягивая собственную узду. — Пойдем, мне отец разрешил его коня взять. Поедем на поле за речкой? Он говорил, там хорошо вечерами.

— А справишься? Буран-то с характером.

— А ты меня бросить собрался? Я все еще твой подопечный, не забывай, — Ибо толкнул его локтем в бок и одарил озорной улыбкой.

— Вечно от детей одни муки, — подначил уже Сяо Чжань.

— Э-эй.

Буран беспокойно перебирал копытами в стойле. Ибо первым делом подошел к нему, протягивая ладонь к широкой морде. Сяо Чжань часто возился с лошадями и знал, что у Бурана за характер. Поначалу настороженный и чуткий, но стоило выказать ему должное уважение, как он становился доверчивым, словно прирученный пес. Сяо Чжань помнил, как расчесывал его гриву, мягко гладил подставленную голову, но оседлать его так и не попытался. Комендант же на нем разъезжал лихо. Конь спорый, ловкий. Загляденье — смотреть на его развевающуюся густую гриву, да копыта, скоро перебирающие землю под собой.

Ибо меж тем увещевал коня. Буран будто посмеивался над ним на своем лошадином, отворачивая морду, не желая слушать сладкие речи. Сяо Чжань тоже тихонько посмеивался, глядя на эти потуги. Ибо продолжал упорствовать, все так же пытаясь уговорить коня. Сяо Чжань вывел из стойла Ночку и снова вернулся посмотреть на просьбы.

— Буран, ну что же ты, в самом деле, — Сяо Чжань подошел ближе, — разве пробежаться не хочешь?

Ибо снова посмотрел на коня с мольбой и тот, фыркнув, наконец, позволил себя погладить. Доверился, в мыслях улыбнулся Сяо Чжань. Да и снаружи тоже.

— Поможешь? — Ибо закрепил седло.

— Зачем? — Сяо Чжань тоже приладил седло и повернулся к юноше, — Ты хороший наездник.

Ибо нехотя с ним согласился и отвел взгляд, прикрывшись ресницами. Сяо Чжань хмыкнул. Слишком живо еще было то воспоминание. Слишком легко приходило на ум ощущение чужого бедра, хоть и упрятанного под ткань. И как бы ни хотелось, но позволить повторить такое он себе совершенно не мог.

— Как дальше? — Ибо обернулся на Сяо Чжаня, оказываясь у кромки воды.

— Там левее брод, — он махнул в сторону, — еще дальше мост, а там дальше прямо.

— Так, — глаза Ибо опасно сверкнули, — давай кто быстрее.

Он понесся вперед, поднимая за собой дорожную пыль. Сяо Чжань цокнул и отправился вслед, догоняя. До брода они добрались почти вровень, Сяо Чжань его даже обогнал, обдавая брызгами из-под копыт. Было так весело, так хорошо, что сердце вновь просилось наружу, а на лице снова появлялась улыбка. Ибо спешил, подгонял коня, будто надеясь получить приз в завершении. Буран же только и радовался, послушно перебирая копытами.

Сяо Чжань же лишь немного отстал, но Ибо уже нарезал круги вокруг одиночно стоящей березы и самодовольно ухмылялся. Сяо Чжань спокойно остановился рядом, спрыгивая с Ночки и привязывая ее к ветке.

— Кто бы мог подумать, что я выиграю, — Ибо повторял за ним, успевая еще и светить самодовольством на своем лице.

— Да-да, — Сяо Чжань покивал, наконец, устроив узел.

— Если хочешь, можем переиграть, — улыбка сползла с лица и Ибо придвинулся ближе.

— Зачем? Ты же пришел первым, — Сяо Чжань погладил его по голове и отошел.

На поле всегда пахло по-особенному приятно. Когда воды было чуть больше, ветер доносил аромат сочного травяного ковра и цветов, рассыпанных по нему будто щедрой рукой. Когда нещадно палило солнце, в воздухе стоял запах высыхающих трав, пряностью наполняющий грудь.

Сяо Чжань расположился недалеко, чувствуя, как под спиной мягко лежит еще не высохшая зелень. Ибо сел рядом и замер, словно своим существом впитывая воздух этого места. Сяо Чжань смотрел наверх, снова на чистое-чистое небо. И даже не думал. Мысли текли, как почти высохший ручей, даже не отвлекая своим журчанием. На душе было спокойно, а сердце мерно стучало в груди, унятое мирной близостью.

— Что ты делаешь? — Сяо Чжань оперся на локоть и заглянул к Ибо.

— Матушка меня научила, когда я еще совсем крохой был, — юноша закрепил последние стебельки.

Он улыбнулся и посмотрел на Сяо Чжаня. Потянулся рукой, вытаскивая запутавшуюся в волосах травинку, и задержался, словно желал продлить момент. Сяо Чжань замер. Сердце снова пустилось вскачь, заставляя как завороженного смотреть в темные глаза. Ибо водрузил венок ему на голову и посмотрел так ласково, что в груди затрепетало с новой силой.

— Ты бы девице его какой подарил, — Сяо Чжань невольно схватился за чужую ладонь, все еще придерживающую венок.

— Я и так подарил его тому, кто краше любой девицы будет.

— Но Ибо… — Сяо Чжань запнулся.

— Тише, — вторая рука соскользнула с венка, устраиваясь на щеке, — просто прими его.

Его голос будто оброс колдовскими чарами. Сяо Чжань кивнул, чувствуя, как что-то новое вновь расцветает в душе, прорастает так глубоко в сердце, что ни одной лопатой не выкорчуешь. Сяо Чжань не смотрел вдаль и даже на небо. Он смотрел на Ибо, улегшегося рядом. Вечернее солнце касалось его щек, а лицо излучало безмятежность, даже ресницы не подрагивали. Сяо Чжань легко коснулся высокой переносицы. Веки задрожали, и Ибо посмотрел на него, прижимая Сяо Чжаня ладонь к своей щеке.

— Действительно, хорошо здесь вечерами.

На щеках заплясал огонь, а в груди снова колыхнуло. Сяо Чжань поспешно дернул руку, да только убрать не смог.

— Не убирай, — Ибо говорил тихо, а оттого голос его звучал более ласково.

Сяо Чжань смотрел ему в глаза, да оторваться не мог. И воспротивиться. Так душа просила и тосковала, да, наконец, получила, что отнять руку теперь стало сродни пытке. Так Сяо Чжань и остался, в ласке касаясь чужого лица и волос и вдыхая густой запах полевых цветов.

Пробыли они так до самых сверчков. Небо сменило все свои краски и подготовилось ко сну. Сяо Чжань нехотя поднялся с примятой травы, да юношу за собой потянул. Следовало назад возвращаться, пока в крепости не заволновались. Природа вокруг затихала, как и волнение в груди. Они неспешно двинулись к реке. Ночь вокруг постепенно сгущалась, а луна словно серебрилась все сильнее.

— Тут Водяной есть, говорят, ночами вылазит, — Сяо Чжань кивнул на воду и усмехнулся, вспомнив старые байки, — ловит тех, кто в воду заходит, да утаскивает к себе в хижину на дне.

Ибо выпучил глаза и остановился, так и не доходя до воды.

— Да ты чего ж, боишься? — Сяо Чжань посмотрел на него с удивлением.

— Так если и боюсь? — Ибо нахмурился, — Посмеяться хочешь?

Будь это кто другой, Сяо Чжань бы расхохотался. Большой лоб, а детских сказочек боится. Но смех и не думал появляться в груди. Глядя на страх в этих глазах хотелось укрыть да защитить, а никак не насмехаться.

— Пока ты со мной, ни один Водяной носа не покажет, идем.

Глаза Ибо словно заново заблестели. То ли дело было в луне, все выше поднимающейся в небосводе, то ли в словах, бывших важными для него. Они неспешно двинулись дальше. Тихий шелест травы, да плеск течения. Сяо Чжаню чудилось, будто все это его пронизывает тонкими нитями, оставляет свой след. Он словно приобрел что-то новое, доселе незнакомое, но такое важное, что потерять — то же, что оторвать от себя кусок.

До конюшни они добрались без разговоров, все в той же приятной тишине, небыстрым шагом лошадей.

— Не так ты дурен характером, — Ибо потрепал холку, кажется, уже засыпающего Бурана.

— А никто и не говорил, что он дурен, — Сяо Чжань тихо подошел ближе и почти сложил голову ему на плечо, — просто с ним уметь надо.

— А ты, выходит, умеешь?

— Выходит.

— А со мной сумеешь? — Ибо чуть развернулся к нему и заговорил тише.

— Да как же мне с тобой суметь? — Сяо Чжань вторил ему, тоже перейдя на шепот.

— Скажи…— Ибо развернулся целиком и заключил в объятья.

Тонкий серебристый луч упал на его лицо, подсвечивая поблескивающие глаза. Воздух стал неподъемным, тяжелым, словно мостовой булыжник, застревал в груди. Сяо Чжань притянул Ибо к себе ближе, точно околдованный смотря на красоту правильных черт. Он мягко коснулся волос, не в силах удержать свои руки.

— Прекрасный, — слово вылетело само, будто с сердца да на язык.

— Офицер? — за тихим голосом Ибо слышалась горькая усмешка.

— Нет, просто прекрасный.

Сяо Чжань коснулся поцелуем его лба, чувствуя, как замирает юноша в его объятьях. Чувство — острое, жгучее — переполняло его, растекалось горячей рекой. Казалось, дай ему волю, и никогда не найдешь ни начала, ни конца — настолько его было много. Ибо смотрел на него, словно заговоренный: не в силах ни слова сказать, ни рук от талии отнять.

— Ступай, чтобы отец не сердился, — сказал Сяо Чжань, едва успокоив бурлящий внутри поток.

Ибо кивнул, нехотя расцепляя объятья.

— Завтра встретимся?

— Обязательно.

Ночь продолжила стоять тихая, теплая. Сяо Чжань даже засыпал с улыбкой на губах и теплеющим ожиданием грядущей встречи. Будто в сердце расцвела новая весна, наполнив своим благоуханием грудь. Легкая дрема забрала голову, оставшись до самого утра.

Следующим днем Сяо Чжань первым делом направился к коменданту. В руках у него был подписанный конверт, а сердце все полнилось радостью. Ван Усин нашелся на крыльце. Снова дымил, да рассматривал поля, молча кивая самому себе.

— Явился, негодник, — он повернулся к Сяо Чжаню, да прищурился хитро, прикусывая загубник.

А тот встал как вкопанный. Сердце замерло, а рука с конвертом дрогнула. Ибо не поэтому ли в доме еще?

— Уморил мне сынка-то, — Ван Усин продолжил, даже не заметив перемены, — спит, не поднять. Ну с ним так и надо, не зря я тебе его доверил.

Сяо Чжань с трудом выдохнул. За Ибо он мог не беспокоиться. Да вот только доверие успел предать. Поддался чувствам, да зерно правды из виду упустил. Вернуть бы все на денек назад, вот только Сяо Чжань так наперекор себе уже пойти не сможет. Натура горячая, взбеленится — не уймешь, пока волю чувствует.

— Я его таким только в лицее видел, — комендант в воспоминания ударился и улыбнулся, — а потом друзья по губерниям да городам разным разъехались, в училище без них был. Страшился, что и здесь зачахнет. Ой, а ты чего хотел-то?

— Да матушке письмо отправить, — Сяо Чжань через силу улыбнулся и помахал конвертом.

— Матушке? Это хорошо, — Ван Усин пожевал трубку и забрал письмо, — Сяо Чжань, приходи вечером к Линь Сяну. У дочери его именины, желанным гостем будешь.

— Ну раз так, то приду, — Сяо Чжань улыбнулся, вспоминая офицерскую дочку, — сколько ей будет? Такая красавица уже.

— Почти невеста. Присматриваешься к ней, а, Сяо Чжань? — усмехнулся в трубку комендант.

— Куда уж мне?

Тот, к кому он взаправду присматривался, был легок на помине. Ибо показался на крыльце, жмурясь от солнца. Еще совсем сонный, с торчащими во все стороны каштановыми вихрами. Колючее желание заключить его в объятья появилось в груди, сжало сердце, словно когтистая лапа.

— А что же не присмотришься? — голос юноши тоже отдавал неслетевшим сном.

— А мне нужно? — настоящий вопрос должен был звучать по-иному.

— Нужно, но не к ней, — тихо буркнул Ибо в ответ, сложив руки на груди.

— Ибо, ты чего удумал? — со смехом спросил комендант.

Юноша покачал головой и скрылся в избе.

— Вот молодняк, всё скрытничают чего-то.

Вернувшись к себе, Сяо Чжань вновь достал папку. Там среди других рисунков лежал портрет китайского полководца незапамятных времен. Многого о нем Сяо Чжань не знал. Только лишь восхваления от девушки и пара деталей в облике. Сяо Чжань взял перо, подправил несколько черт и подписал, любуясь статным генералом в красном халате. Неплохим он вышел.

На торжества Линь Сян не скупился. Часто все досиживались не то что до ночи, бывало и до утра. И дочь он свою любил безмерно. Празднество ожидалось громкое. Сяо Чжань поправил гимнастерку и толкнул дверь знакомой избы, в тот же миг натыкаясь на именинницу.

— Мао, — он улыбнулся, склонив голову вбок, — меня ждала?

— Конечно, — девушка широко улыбнулась и протянула ладошку, — ты принес мой подарок?

— Принес-принес, — листок перекочевал в ее руки.

— Все ты ее фантазерства поощряешь, — с притворным недовольством произнес Линь Сян, выходя в сени.

— Батюшка, да ты посмотри! — Линь Мао передала рисунок в руки отцу, — у Сяо Чжаня золотые руки.

— Правда ведь, как живой, — он покивал с пониманием да вернул листок.

Гости скоро собрались. Застолье было шумное. На небе загорелись первые звезды, а за здоровье именинницы успели несколько раз выпить да закусить. Ибо сидел за другим концом стола, да и словно Сяо Чжаня не замечал, переговариваясь с Линь Мао. Их посадили рядом, как самых близких по возрасту — славно было, что поладили. Только тоскливо было видеть это Сяо Чжаню. Он отворачивался, глаза отводил, да все равно как заговоренный вновь поворачивался, будто сам себя уколоть пытаясь. Глубоко вздохнув, так, что больно стало, Сяо Чжань поднялся и вышел на воздух.

В ночной тишине полегчало. Словно и не было того, что мучило его за столом. Прохлада скользнула по горлу и потянула еще дальше, где в поле сбрасывали сено. От жирного мяса он почти не захмелел, даже после всех поднятых бокалов, поэтому звезды виделись так четко, хотя и были очень далеко. Сяо Чжань растянулся на небольшом стоге и зажевал травинку, вновь обращая взгляд к манящей темноте.

Думать о ярких светилах, что так далеко, что ни на одной лошади не доскачешь, было сродни мыслям о сказках. Сяо Чжань много их слышал в детстве, хоть и ни одну целиком не вспомнит. Эти мысли помогали отвлечься, подумать о возвышенном, хоть и таком же призрачным, что и его л...

— Ты почему ушел? — над ним появилось лицо Ибо, полное беспокойства. Юноша закрывал собой все яркие светила, но разве этому хотелось возмутиться.

— Меня кто-то искал? — невозмутимо отозвался Сяо Чжань.

— Я тебя искал, — Ибо сказал, как отрезал.

— И зачем же?

На этот вопрос Ибо словесного ответа не дал. Он склонился ниже, выбрасывая зажатую травинку, и поцеловал. Его губы были словно мед. Сяо Чжань вздохнул, да притянул его ближе, укладывая на себя. Сердце забилось раненой птицей, а руки задрожали, крепко сжимаясь на пояснице. Ибо прильнул к нему со всей прытью, объял жаром разгоряченного тела.

Страсть возжигала на них костры. Сяо Чжань смотрел в зашалевшие глаза, да понимал, что пьянеет только сейчас. От любви, разделенной сейчас между ними и этим широким необъятным небом. Сяо Чжань касался поцелуями пухлых губ, щек, гладил плечи и спину, уже не спрятанные за рубахой. Чудилось тогда, что лопнет он, если прекратит — настолько распирало изнутри.

Сяо Чжань толкнул Ибо в сено. Юноша лежал под ним расхристанный, с тяжело вздымающейся грудью, но смотрел лукаво, с поволокой. Внутри все вскипело и взбурлило, заставляя вновь прижаться к измученным губам, будто они — родник в пустыне. Ибо хотелось испить, запереть в собственном сердце. Сяо Чжань сам пугался своей жадности, но неумолимо ей поддавался. Ибо дрожал, судорожно шептал что-то в забытьи, звучным голосом срываясь в стоны, цеплялся за его плечи, пока Сяо Чжань доводил их до греховной сладости.

Тело бурлило остатками страсти. Сяо Чжань стер белесые капли рубахой и умостился рядом, притягивая засыпающего Ибо к себе и утыкая в свою шею носом.

— Мне так хорошо с тобой, — сонно пробормотал юноша, крепче сжимая объятья.

— И мне, — Сяо Чжань поцеловал чуть влажную макушку и накинул на них свою гимнастерку, прикрывая глаза.

Проснулся он внезапно. Перед ним стоял Ван Усин, рассматривая их внимательно. Сяо Чжань даже не дернулся. Ибо еще спал, посапывая ему в шею. Тревожить его лишними движениями не хотелось.

— Поговорим, — только и сказал комендант прежде, чем удалиться.

Ибо под боком завозился и прижался крепче. Сяо Чжань прижался щекой голове и вздохнул. Расставаться с ним совершенно не хотелось. До холодной боли внутри и тоскливой тяжести на сердце.

Неспешно разошелся день. Воздух наполнился духотой, а Сяо Чжань так и не сомкнул глаз. Сон не шел, отгоняемый тревожными мыслями. Ничего хорошего Сяо Чжань не ждал, а потому старался быстрее принять и привыкнуть к тому, что его счастье отцвело, будто прямо сейчас опадая тонкими лепестками. 

Горячее дыхание коснулось шеи. Ибо приоткрыл один глаз. Веки были еще тяжелые, налитые сном, а взгляд настоящим счастьем сверкал. Сяо Чжань вздохнул, да глаз отвести не смог.

— Не отпущу, — сказал Ибо и коснулся шеи губами, вновь замирая в объятьях.

Сяо Чжань сжал руки крепче и к волосам прижался. Ветер вдали вновь играл с травой и гонял маленькое облачко, солнце сушило темнеющую землю. А по щеке скатилась первая горячая слеза.