наше вечное никогда

Их первая встреча – ничего и все одновременно. Дориан смотрит, как инквизитор — эльф с какими-то слишком человеческими движениями, — ловит его взгляд и ухмыляется, его давние, зажившие белые шрамы перемещаются вместе с бледно-красной татуировкой.

Он выглядит несильным, но подозрительным — слишком много спокойствия в открытой позе, но ни капли лености, и ухмылка его многообещающая. Дориан думает, что такие лидеры быстро сгорают.

Инквизитор отвлекается на обращение, смотрит на карту, и его лицо становится каменным и не отсутствующим. Он чуть наклоняет голову в сторону — открытая грация хищника, скованная телом. Каллен неосторожно роняет слово, и голос Жозефины мгновенно загорается, она настойчиво говорит-поет свои аргументы.

Арслан не меняет наклона головы, по нему видно, что решение уже принято. Он поднимает взгляд и смотрит на Дориана, и это мгновение до ухмылки — насквозь клинком в груди.

попался.

Так начинаются пожары – неосторожные искры, желтые глаза и теплая рука на твоем предплечье, внимание ласковым солнцем и вопросы, столько вопросов, на которые хочется дать ответ.

Арслан возвращается из экспедиции, обходит шепчущих о вестнике Андрасте, протискивается к нему сквозь углы домов. Говорит:

— Расскажи мне о Тевинтере.

Дориан рассказывает: о том, как им правят маги, как его земля отвергает всех, кто по ней ходит, как они велики и страшны, думает, что может помочь инквизиции, его лидеру – пусть не названному, пусть свободолюбивому.

Опасный запрос, опасное желание — разъедает изнутри рассказать о другом, о фресках драконов, от которых дыхание перехватывает, о том, как дети перекатывают новые слова, которые выхватывают у эльфов и кунари, или о том, что если смотреть на балы с верхних этажей, то люди в их темных одеждах походят на ночное море.

Арслан цепляется за невысказанное очень быстро, хватает полуобрывки слов и спрашивает больше, а на удивленный взгляд Дориана отвечает этой свой усмешкой. Это что-то далеко не эльфийское, так ведут себя вороны Антивы — дружелюбие с лезвием у горла. Но Арслан только усмехается, улыбается и слушает. И как-то тихо и уважительно склоняет голову, когда слышит о планах Дориана.

Хочется его самого спросить о том, как живут долийцы, как ему живется теперь, но есть между ними пока это расстояние, которое кроется в том, что Дориан — маг из темной, цветущей кровавыми цветами страны. Интриги, убийства и жестокость – темные руки навечно у его горла. Говори, что хочешь, верь, во что хочешь, но именно твоя страна погубила эльфов, продолжает губить и захлебываться от того, что кует мечи, на которые сама же и бросается. Что приходит тебе на ум кроме того, что ты — враг? Что, кроме: до твоего рождения твоя земля, твои люди — как бы ты их не ненавидел, как бы ты не был с ними не согласен, они твои, каждой костью и словом твои, — убили, поработили, разрушили. Дориан — союзник, но враг. И другим, и Тевинтеру, и иногда самому себе.

Дориан достаточно умен и силен, он знает, что изменит страну. Болезненно, долго, но он придет к тому, чтобы изменить Тевинтер. Остается только малость — постараться не умереть и спасти мир.

Арслан на вопрос смеется:

— Тебе привычнее слово “раб”?

И смех его такой спокойный, будто бы нет между ними этой пропасти, в которую падают тела на протяжении веков.

Позже, намного позже, Дориан узнает, что Арслан на любые личные вопросы отвечает уколом, что он смахивает свое прошлое, как песок, и приближается так, чтобы его руки — в твоих, но ты все равно не можешь его коснуться. Неуловимый, как ветер.

Что-то в них меняется.

Что-то есть в этих шутках, в этих мягких улыбках, в том, как Арслан смотрит на него, отвернувшись от спорящих советников, и его взгляд — магический цвет глаз, который влечет к себе, — прошибает так, что мир останавливается.

Даже если в небе дыра, из которой может вылезти новый бог-поработитель.

Когда они идут по лесу, Дориан замечает, как сосредоточенность и сила сменяется спокойствием. Арслан легко находит скрытую лестницу, забирается на холмы, и есть что-то удивительное в том, насколько естественным он может быть. У него есть свое место, родное и чужое одновременно, и нельзя было до этого заметить его таким — свободным и легким, будто бы метка жгла не его руку, а плечи, придавливала к земле и развоплощала.

Дориан с сомнением встает на гниющие доски. Арслан оборачивается, улыбается, и что-то мягкое, как шелест листьев, отзывается внутри.

— Прыгай, я поймаю, — легко говорит он, протянув руку.

Дориан хочет сказать, что он больше и тяжелее, и Арслан вряд ли его удержит, и вообще он может колдовать, но это спокойствие и уверенность почему-то смывает все разумные доводы о том, что, вообще-то, такая рука помощи может сломаться. Арслан усмехается, замечая сомнение, но не двигается с места, и ждет.

Вторая его рука загорается зеленым светом.

Наверное, это все, что нужно знать о нем, чтобы работать с инквизитором. Но Дориан запоминает это как то, за что он будет переживать все отведенные им дни.

На новом месте Арслан выглядит еще более неуместным, даже если он хорошо держится, видно то замешательство, с которым он смотрит на кланяющихся ему. Но больше всего Дориана веселит, как тот слушает его представления в библиотеке – ни раздражения, ни хохота, все это спокойствие с мягкой улыбкой.

— Это были только мы. Мы уничтожили мир, — говорит Дориан, отрываясь от книг на полке.

Арслан пожимает плечами.

— Ты-то ничего плохого не сделал. Мир разрушили другие, причем тысячи лет назад.

— Верно, но только вот один из них сейчас разгуливает как ни в чем не бывало. Не говоря уже о том, что мои идиоты-соотечественники готовы счастливо последовать по его пути снова. Никто не скажет мне спасибо, как бы все не вышло. Тебе тоже. Ты ведь в курсе?

— Я не ради благодарности это делаю, — легко, словно речь идет не о риске жизни, слишком легко, пугающе беззаботно отзывается Арслан. — Нам нужно остановить Корифея, а дальше у нас достаточно светлых умов, которые что-то придумают.

Корифея, который погубил его родину. Родину, которая погубила его народ. Какая красивая трагическая цепь — хорошая идея для прославленного романа в Орлее. Все бы оплакивали их отношения и смотрели на то, как сгорает инквизитор на своем посту, а его сердце сгорает из-за тевинтерского мага.

Это все смешно.

Это так смешно, что однажды они целуются.

Усмешка Арслана мягкая и многообещающая. Дориан попался, и он знает, что это плохо закончится – для них обоих.

потому что истории о том, как вы стояли против мира, редко заканчиваются хорошо. потому что ты вспоминаешь все детали, всю историю с вниманием, которого не было раньше, только когда ты все теряешь.

Его усмешка из вызывающей превращается в подобие улыбки — то личное пространство, которое он не может до конца открыть.

— Твое имя не очень похоже на остальные эльфийские имена, — замечает Дориан, когда они отходят от долов. Арслан оборачивается на него, неожиданно не закрытый смехом и уколом.

— Моя мать думала, что мне с ним легче будет адаптироваться в городе. Она хотела, чтобы я ушел к людям.

— Но ты остался.

Арслан кивает.

— Мне не очень важно, где я нахожусь. В отличие от тебя, у меня нет любви к собственному народу, но нет и ненависти. Я не верю в эльфийских богов, не верю в Создателя. Какая разница, где будет находиться мой дом, если я везде останусь другим?

но потом вы становитесь домом друг друга — случайно и нехотя, и все обрывается, потому что кажется, что вы сплетаете что-то новое и совместное, и Арслан оптимистично смеялся и говорил о том, как сорвет случайно какую-то деловую встречу Дориана в тевинтере, а Дориан обещал быть самым строгим учителем по выживанию в тевинтере будучи эльфом, и сначала он не хотел, создатель, как он избегал этих разговоров о том, что их ждет, как не хотел верить и надеяться, но чувства просто пришли, ворвались драконами в небо, и было все — собственные жизни и истории, проблемы и неурядицы, были споры, ссоры, были примирения, и как хорошо было пригласить его танцевать, как хорошо было наконец-то слушать его — переживания, истории, мысли, которые не были связаны с политикой или поддержкой, и как они безнадежно радовались тем минутам, которые у них были, как после сражений первое, что они делали — искали друг друга взглядом, как над пропастью появлялся мост — крепкий, каменный, надежный, и Арслан утаскивал его за руку в угол, чтобы мимолетно поцеловать, а Дориан только смеялся с того, как в нем скрывалась эта мягкость.

они были всем — пламенным пожаром, который, возможно, мог бы разрушить весь скайхолд; ледяным спокойствием при дворе, нечто большее, чем представители инквизиции, когда бриала мирилась с императрицей, но чем-то меньшим, чем главными героями.

они были ничем. Арслан уворачивается от летящей книги и смеется, говоря, что вот он, Дориан, критикует каждую книгу в его библиотеке. где-то мать жизель давится своими вздохами.

а если бы ты погиб?

но я не погиб.

будь осторожнее, будь эгоистичнее, пошли всех к черту и оборачивайся, когда твоя рука загорается светом, забудь обо всем, забывай обо мне и перестань так внимательно наклонять голову, перестань пускать корни в моем сердце, потому что мы из этого не выберемся, Арслан, мы не выберемся, и для нас это закончится плохо.

Арслан не боится и продолжает спокойно протягивать ему руку, и Дориан хватается за нее и перепрыгивает гнилые доски. Он шатается, но его легко удерживают на месте.

они стояли на стене, где казалось, мир не против них, а перед — приятная иллюзия контроля и судьбы. они лежали у костра и спорили о путях обхода гор, и Дориан раздраженно швыряет в Железного Быка шляпкой небольшого гриба, но тот отмахивается, и Арслан недовольно морщится, смывая с щеки землю, а потом они смеются так, что их могли бы обнаружить даже детеныши драконов из далеких пещер, и вся ночь принадлежала им. Арслан возвращает ему амулет и спокойно слушает маленькие драматичные пьесы, которые Дориан разыгрывает.

они в порядке, думает Дориан.

мы в порядке, думает Дориан.

Он рассматривает завитки узора татуировки на чужом лице, и солнце не решается ярким лучом пробиться в комнату. Арслан просыпается и фыркает, тянет руку к чужому лицу и отпихивает Дориана подальше.

— Ты меня пугаешь. Что ты делаешь? Колдуешь чары? Чтобы я никогда от тебя не ушел?

— Не думаю, что тебе для этого нужна магия и мое вмешательство, — Дориан смеется и целует чужую ладонь.

— Ты прав. Не нужна, — Арслан переворачивается на бок и тянется в объятия.

а потом они попались.

Дориан возвращается в Тевинтер, домой, и он знает, что он выдрессирует свою страну, чтобы никогда. Никогда больше.