Когда Варрик сказал, что им нужен не герой, а чудо, Арслан лишь согласно хмыкнул и направился в церковь говорить с советниками. Сейчас, когда у него болит все — раны озорно облизывает мороз, метка болью пронизывает всю руку, ноги подгибаются и тело все сильнее клонится к снегу — он понимает, что должен был прислушаться.
“Если в этом ваше предназначение… Я буду молиться за вас” — какая красивая фраза. Наверное, после этого он должен радоваться своему красивому концу. Повстречался с безумным монстром, который хочет стать богом, узнал, что своровал якорь, успел подружиться с женщиной, которая собиралась его казнить… Да, его жизнь была насыщенной.
Ему так больно, что он не может дышать.
Ноги подкашиваются, Арслан падает в снег и заходится в кашле, внутри расцветает агония. Колени обжигает холод. Здесь его никто никогда не найдет, и он, раненый и замерзший, падет безликим героем. Варрик будет вздыхать, вспоминая его как приятеля-идиота, сыгравшего в героя. Кто-то помолится, чтобы он нашел приют у Андрасте. Он думает об этом с отвращением, но что остается?
Колени жжет холод. Его руки дрожат.
И он решает быть упрямым до последней секунды своей жизни.
В своем клане Арслан не был лучшим воином или охотником, но никто не превзошел бы его в желании жить — воля вихря, решительная и легкая. Он всегда искал себе лучшее место, лучший дом, лучшее время, и выбирался из любой опасной ситуации. Тогда он называл себя удачливым. Сейчас? О, Кассандра не может притягиваться удачей.
Из звуков здесь — одинокий ветер и его хрип.
Арслан поднимается и делает шаг вперед. Он чувствует, что у него замерзли сами кости. Мысли тают вместе со снежинками на его ледяном лице — медленно и болезненно. Арслан с трудом продолжает идти вперед, не в силах выпрямиться полностью, на подгибающихся ногах с вездесущей болью. Кашель раздирает горло. Голова гудит.
Он плавится в том, насколько ему плохо, и будто вылетает куда-то из своего тела, которое медленно ползет вперед.
Смерть без боя в снегу? Найдите другого героя.
Арслан не чувствует ни рук, ни ног. Только боль и холод.
Никогда не было так холодно.
Приглушенный шум вдали напоминает журчание реки, рядом с которой жил клан. Арслан не сразу понимает, что это голоса людей.
К ним нужно добираться по возвышению, и он преодолевает три шага перед тем, как потерять сознание и свалиться в снег под чей-то крик.
Heruamin lotirien
Alai uethri maeria
Halurocon yalei nam bahna
Dolin nereba maome
Солас со своей непонятной, неожиданной грацией — величие и спокойствие, слишком неуместное для его простой одежды, — зажигает синий огонь. В этом свете он кажется еще более холодным, но в то же время Арслан хочет ему довериться все сильнее, и это смешно, потому что маг, изучающий Тень, и имеющий такие оригинальные взгляды об эльфах, должен подвергаться слежке, а каждое его движение — постоянному переоцениваю. Но уважение с симпатией к его мудрости и стойкости и чему-то еще, неуловимому, скрывающемуся где-то между строк, усыпляют бдительность.
— Надо подготовиться к тому, что люди узнают, что сфера — реликвия нашего народа, — говорит Солас, сложив руки за спиной.
Арслан шевелит чудом спасенными магами от обморожения пальцами. Сейчас он не способен решать сложные загадки, но с Соласом всегда становится тяжело, потому что никогда не ясно, откуда он вообще собирает такие факты и почему именно он не победит Корифея со своей чудесной лысой головой.
Солас выжидательно смотрит на него.
— Солас, — его голос все еще хриплый, и Арслан прокашливается. — Что это вообще такое? Откуда ты это знаешь?
По довольному блеску в глазах Арслан понимает, что он должен был задать вопросы. Значит, ему и не нужно ничего понимать. Прекрасно.
— С помощью этих сфер боги являли свою силу. Есть отголоски в Тени, есть упоминания в руинах — нетрудно понять.
— Эльфийская сфера в руках Корифея? Думаешь, он ходил отдыхать в наших руинах?
— Я не знаю, — голос Соласа — мягкие льдины. — Но это опасно для людской веры.
— Для нее опасно все, — закатывает глаза Арслан. Солас согласно усмехается. — Все равно во всем будут винить нас.
— Печально, но это так. Нам нужно избавиться от подозрений. Сейчас все верят в тебя, но этой вере нужна почва, чтобы расти.
Арслан кивает. Он замечает облегчение в глазах Соласа, но ничего не говорит. Как-то все странно отзывается внутри от такого конца света.
Странно наконец-то уйти от ограничений клана, в котором все было связано с обрывками тлеющих традиций, чтобы столкнуться с ними в руках своего противника. Арслан не ненавидит свою культуру — он уважает каждое слово древнего языка, каждый изгиб валласлина, даже своего, который раньше казался тяжким бременем, поэтому Арслан рад, что его когда-то послушали и сделали древо Митал бледным и красным, и теперь оно сливается с несколькими глубокими шрамами на его лице. Но когда твой “дом” ощущается твоим хозяином, а собственная культура порабощает, единственный верный способ — бежать.
Солас считает, что это и есть рабство, но он не рос, охотясь и греясь у костра, слушая легенды и наблюдая, как новая хранительница на глазах мудреет и обретает в себе что-то большее, к чему остальные эльфы могут только тянутся.
Пусть чужая вера не светит им, главное в том, как она освещает верующих.
Тяжелыми шагами он возвращается в лагерь, падает рядом с Варриком.
— Привет, живчик, — Варрик не смотрит на его руку, и Арслан готов платить за него в тавернах всю жизнь. — Ну и загрузили тебя все за последний день, а?
— Я даже не знаю, что хуже — люди или Солас.
— О. Я думал, вы многом согласны? Ты особо не говоришь о традициях, но хорошо знаешь историю. Вы могли бы возглавить восстание.
— С одной стороны он умен, но с другой… Он как будто хочет восстановить Элвенан, но по современным порядкам. Любой долиец сначала радостно туда зайдет, а потом захочет его прикончить.
Варрик смеется.
— Даже завидно как-то людям становится. Им угрожает только дыра в небе.
Появившаяся из-за эльфийской сферы.
— Да, люди все-таки хуже Соласа, — вздыхает Арслан, осторожно потянувшись.
Религия и магия хороши в уничтожении в любых руках.
Но все равно все верят, что рассвет наступит.
Ame amin
Halai lothi amin
Aloamin Heruamin
— Я хочу его убить, — говорит Арслан, когда Дориан грациозно падает на кресло.
Тот весело улыбается.
— Я так и подумал. Ваше рычание было слышно даже в библиотеке. Подумать только, мне пришлось не наслаждаться конфликтом, а бежать его останавливать!
— Неужели это было так громко? Нет, молчи, я вижу по твоему лицу, не стыди меня еще больше.
Кресло кажется очень мягким, и Арслан не уверен, когда в библиотеке появилось нечто столь… роскошное. Его кровать гораздо жестче, и он с непривычки не откидывается назад, а поддается вперед. Сидящий напротив Дориан смотрит на него с любопытством.
— Вы же так дружелюбно болтаете в походах! С чего ты решил от него избавиться?
— Не говори так, будто я собираюсь его убить.
— Но саму мысль ты все-таки допускаешь.
Арслан откидывается назад и закрывает глаза. Возможно, он утонет в этом чудесном кресле, и его существование будет легким и спокойным.
— Мы спорили о положении эльфов. Он считает, что мы должны перестать поклоняться нашим богам и бороться за более высокое положение в обществе.
— Ну, пока ты соответствуешь его критериям.
— Не то чтобы я борюсь за положение в обществе. Здорово помогать остальным подняться, но мне как-то все равно, как на меня смотрят окружающие. Я… Просто хочу жить? Меня всю жизнь не очень-то интересовали наши древние корни или политика. Так что я далек от идеального эльфа.
Дориан склоняет голову набок.
— Но ты же все-таки говоришь в Инквизиции от лица эльфов. По мне, ты делаешь для политики и своих корней многое, и этим можно гордиться. Даже если ты просто хочешь жить, — он легко улыбается. — Говорят, лучшие лидеры — те, кто не хотят ими становиться.
— Рад, что произвожу на тебя хорошее впечатление.
— Ты даже не представляешь! Когда ты без своего грозного выражения лица расспрашивал о Тевинтере… О, Создатель, это был лучший первый личный разговор.
Арслан смеется.
— Поразительно, как ты его любишь, хоть и осознаешь все ужасы.
— Ну, ты же защищаешь тех, кто поклоняется вашему пантеону, хотя тоже склоняешься к идее…
Когда Дориан хмурится, его серьезное, мрачное и в чем-то грустное лицо напоминает Арслану, сколько же много внимания и ума есть в нем, сколько знания и доброты, которые он скрывает, смеясь. Есть Дориан обожжет своей язвительностью, то принесет извинения. Арслан так не умел — легче легко вырезать осколками слов узоры. Он чувствует вину и заканчивает предложение, делая интонацию как можно легче:
— Рабства. Да. Сейчас, когда магия не кажется чем-то новым, странно думать о каких-то богах. Я… Я не думаю, что вера принесла бы мне что-то. Мне достаточно собственных сил. Но большинство долийцев если не могут найти утраченное, то берегут, что есть. В конце концов, мы ничего без того, что нам дает родина, какой бы она ни была.
Дориан грустно улыбается.
Heruamin oh lonai
Imwe naine beriole
После запуска очередного эльфийского артефакта, Железный Бык довольно хмыкает.
— Ваш народ прекрасно знал, куда сбывать свою магию.
— Жалко, что я не маг, да? — едко улыбается Арслан. — Послушал бы лекцию о древней мудрости, чтобы потом послать куда-подальше.
— Ну, босс, ты ж не из Тевинтера. К тебе у меня все равно было бы больше уважения.
Дориан возмущенно прокашливается.
— Что, все-таки наш климат тебе не по вкусу?
— Вы оба ведете себя просто отвратительно. Я начинаю беспокоиться, что ночью кто-нибудь из вас меня придушит.
Железный Бык выразительно смотрит на Арслана.
— Почему ты смотришь на меня? Я вообще душка.
— Здесь нет душек. Мы все — ночной кошмар Кассандры, — довольно замечает Варрик. — Но Железный Бык прав. Слишком много всего вокруг эльфийского… Странно все это.
Напряжение в плечах Соласа при свете синего огня вызывает в Арслане не самые приятные чувства — мороз по коже. Он перешагивает скелет и никак не отвечает, перебирая в голове старые образы, которые ему не приходилось поднимать в памяти несколько лет.
— Эльфийская магия может быть сильнее связана с Завесой. У нас есть легенда о Фен’Хареле. Ужасный Волк, предатель остальных божеств. Он запечатал небо, чтобы божества не смогли прийти на наши молитвы.
— Звучит так, будто он создал Завесу, — тихо замечает Дориан.
Арслан мельком смотрит на него. В свете завесного огня он не может разглядеть выражения лица Дориана, и неопределенность от того, стоило ли это рассказывать, начинает его нервировать.
Впереди пробегает паук. Арслан не церемонится и кидает в тварь ножи — с жутким писком паук падает и затихает.
— Да. Мы в это верим.
— И у тебя есть часть с “но”, — замечает Дориан, осторожно обходя труп паука.
— Только собственное мнение. Фен’Харел для нас злодей, слишком злой, чтобы быть таковым. После того, как божества перестали отвечать на наши молитвы, наша империя пала. Конечно, вряд ли он знал, что нас ждет конфликт с людьми, но зачем устраивать конец собственного народа?
— Может, он хотел власти? Как наш друг Корифей?
— Нет, Варрик. Тогда бы он пытался добиться расположения эльфов. Но в легендах он только вредит. Я думаю, что наши легенды врут. Возможно, Завеса действительно создана каким-то магом-эльфом, но вряд ли это было злодеяние какого-то бога. Вряд ли были такие злые боги, каким описывает Фен’Харела.
Они выходят из руин в задумчивой тишине. Арслан жалеет, что поднял эту тему — его сомнения и невозможность ухватить разгадку всегда зудели, мешали спокойно жить и выживать. Загадка, частью которой он является — спасибо, судьба, за новые цепи, — смеется ему в лицо, словно смерть. Нерешенные вопросы, против которых он не может пойти ни с ножом, ни со своими знаниями, ощущаются скверной.
— Арслан, — окликает его Дориан. Он щурится, еще не привыкнув к солнцу, но его забавное выражение лица не сглаживает веса слов. — Хорошо, что у тебя есть вопросы и сомнения. Ты можешь искать ответы. Так проводятся любые исследования — главное поставить задачу, вопрос, а дальше — дело времени и долгой работы.
Дориан говорит так, будто это легко. Потому что для него это и есть легко. Арслан забывает, что для покорения времени тоже приходилось проходить долгий, тяжелый путь неизведанного.
Может, стоит смотреть на оковы судьбы как на помощь — теперь у него гораздо больше возможностей искать ответы.
Рядом с Дорианом пробегает наг, и тот послушно отскакивает в сторону, чтобы не задавить животное.
Этот человек… Какой кошмар, Арслан чувствует себя дураком.
— Ma serannas, Дориан. Ты мне помог.
— Обращайся. Astia valla femundis.
Арслан смеется, Дориан легко ему улыбается. Есть что-то в его остроте цветущее, красивое, что неожиданно освещает огустевшую тьму внутри. Его шпильки почти ленивые, естественно выскальзывающие в ответ на выпады Арслана, и они скрепляют их общение, красиво выстраивают мост над пропастью между их историями, которые привели их в здесь и сейчас.
Возможно, этим чувствам нет места здесь — мрачный лес, в котором пока они не нашли место для лагеря, над головой небо с дырами, из которых вылезают твари, а по планам истории их ждет конец света. Но улыбка Арслана сильнее темных событий, потому что сердце не сможет поработить ни одна империя, ни одна культура, ни одна катастрофа.
Арслан ценит свою свободу, поэтому позволяет сердцу биться так, как оно захочет.
Ame amin
Halai lothi amin
Aloamin Heruamin
— Я не понимаю.
— Чего не понимаешь? — Железный Бык наливает ему еще, и Арслан позволяет себе закрыть на это глаза.
— Я думал, что богов нет. Но храм Митал… Я слышу их, Бык. Я слышу их голоса. У меня есть какая-то магия, эльфийская магия. И все же наши легенды не отвечают ни на один вопрос.
Песня барда слишком веселая, легкая, не подходящая под то, что лежит у всех на сердцах — ожидание битвы, возможного конца. Попытки разрядить атмосферу тщетны, но все позволяют себе шанс смеха и легкости — может быть, это их последний раз. Железный Бык рядом вселяет в Арслана спокойствие.
Что не вселяет — неотвеченные вопросы.
— Если завеса создана сильным магом, который запер остальных “божеств”, то для чего? Был ли Арлатан не процветающим городом, а угрозой? Но почему тогда этот маг не научил нас, не рассказал правду… Это глупо. Это бессмысленно.
— Может, сфера Корифея даст ответы?
Арслан хмурится.
— Как она мне поможет?
Усмешка Железного Быка мягкая, дружелюбная. Он ничего не говорит, и осознание приходит к Арслану с такой же усмешкой.
— Ты зна-а-ал. Ты все это время знал. Как хорошо, что мы с тобой не враги.
— Не то чтобы ты сильно старался что-то скрыть, босс.
— Нет, Бык. Это мое доверие к тебе. Показатель нашей крепкой дружбы.
— Да-да, босс. Ты очень смешной, когда пьешь.
Арслан почти готов показать ему язык, но в итоге лишь вздыхает.
— Ладно, умник. Тогда нам нужно выжить, чтобы раскрыть эти загадки. Раз никто не собирается помогать эльфам, это должен сделать я.
— Хороший настрой, босс.
Они чокаются кружками.
Ame amin
Halai lothi amin
Noamin
— Дориан, где твой энтузиазм? Одно из последних дел, которое мы решим вместе, — тепло говорит Варрик.
Дориан закатывает глаза.
— Почему мы вообще должны разгребать какие-то пещеры? Можно было бы послать солдат, им же нужно куда-то девать свою силу.
Арслан не отвечает, внимательно осматривая округу. Он должен быть где-то здесь…
Воздух разрезает крик дракона.
— Арслан. Что это?
Железный Бык хохочет. Варрик присоединяется. Арслан пытается сдержать улыбку, но у него плохо получается.
— Ты попросил меня присоединится к вам, чтобы убить дракона?
— Расчистить пещеры, emma lath, я попросил тебя помочь расчистить пещеры.
— Но ты знал о драконе. Подождите. Вы все знали? Как я вас ненавижу, — Дориан возмущенно толкает хихикающего Арслана. Тот налетает на кусты, продолжая смеяться. — И это ваша благодарность за мою бесценную помощь?
— Готовь свой посох, Дориан. Будет грустно, если ты погибнешь не в битве с Корифеем, — ехидно замечает Железный Бык.
— Я подсыплю яд в ваши кружки.
Ame amin
Halai lothi amin
Noamin Heruamin
— И в итоге, я был прав. А мог бы дальше игнорировать собственную культуру.
Дориан скрещивает руки на груди, хмуро смотря вдаль. Когда-то они радовались концу всего, смотря на эти горы. В Tarasyl'an Te'las время идет слишком быстро.
— Я не позволю разрушить наш мир этому обезумевшему магу. Ar tu na'lin emma mi. Не показать ни одного пути, кроме как восстания, не знать о нас ничего, кроме того, что мы где-то ошибаемся. Он действительно Ужасный Волк, потому что он — трус. Seth'lin. Я убью его, Дориан, ar tu na'din, клянусь.
— Может, тебе все-таки стоит поехать со мной в Тевинтер. Там много эльфов, которым ты сможешь помочь. Заодно и переманишь свой народ на свою сторону.
— Ты серьезно?
Дориан лишь пожимает плечами. Его лицо разглаживается.
— Я конечно не сомневаюсь в твоей смертоносности, но мы все еще слишком мало знаем о нем. Я бы не хотел, чтобы ты превратился в камень. Если хочется узнать о магии и спасать эльфов, то Тевинтер — лучшее место для такого.
Гнев утекает из Арслана, оставив сплошную усталость.
— Мы справимся, amatus. Не в первый раз спасать мир, м?
— Да. Точно. Мы справимся.
Арслан прислоняется к Дориану, смотря на горящий восход. Теперь он знает, что рассвет придет, какой бы темной ни была наступающая ночь.
In uthenera na revas
Vir sulahn'nehn
Vir dirthera
— Я могу пообщаться с эльфами. Хотел бы я пообещать тебе, что мы не поднимем восстание, но мне слишком нравится эта идея.
Дориан направляет на него вилку. Тевинтер сделал его более свободным и веселым.
— Вот оно — влияние Соласа!
— Нет, — Арслан морщится. — Все, ты меня уговорил. Я никуда не поеду. Пошел вон.
— Ты вообще замечал, как он на тебя смотрел? Я клянусь тебе, ты ему нравился.
— Дориан, нет.
— Если бы он слышал эти слова, он бы уже сделал тебе предложение! Эльфы заключают браки?
Арслан стонет.
Vir samahl la numin
Vir lath sa'vunin.