Сегодня город погрузился в действительно праздничную атмосферу – сам воздух пропах разогретым воском, карамелью и глинтвейном. Один старый пьяный трактирщик любил повторять: «Этот городишко видал и лучшие деньки». И, черт возьми, для описания места эта фраза подходила прекрасно.

Мужчина с ясными глазами, стоящий на пороге небольшого домика, выпустил из лёгких облако серого дыма прямо на светящийся уродливый фонарь, мрачно разглядывая его зубастую пасть и подрагивающий внутри огонёк.

Простые люди иногда крайне забавны в своей наивной непосредственности. Они украшают дома бесполезной, якобы устрашающей ерундой, вырезают глупые рожи на тыквах и верят, будто эти безобразные фонари защитят их от зла. Они так легкомысленно уверены, будто настоящая нечисть выходит наружу только в эту ночь.

Где-то далеко вдруг засмеялись дети. Иссиня-чёрное небо, прохладный ветер с запахом прелой листвы – отличный осенний вечер, как ни посмотри. Особенно для охоты. Стоящий на деревянной веранде мужчина небрежно пнул упавший под ноги жёлудь, затянулся в последний раз и затушил окурок, пряча его в портсигар – лучше не оставлять лишних следов. А после развернулся и тихо вошёл в дом, закрывая дверь изнутри на засов.

Фукузава Юкичи, сорок пять лет. Охотник на зверей гораздо страшнее и опаснее лесных волков. И его последний улов прямо сейчас дёрнулся и поднял голову, отчего послышался лязг тяжёлой цепи, сковывающей его движения.

– Ну что, как самочувствие?

– Чувство юмора у вас, господин охотник, так себе.

Фукузава хмыкнул, взял со стола свёрнутый кнут и, подтащив стул, сел прямо напротив бледного мужчины с алыми глазами. Считается, что вампиры такими обзаводятся, когда их язык впервые пробует человеческую кровь.

– Не в твоём положении огрызаться, Мори Огай.

– О, я ещё не огрызался. Сними с меня эти аксессуары, и я покажу тебе, как умею огрызаться на самом деле.

Мори поднял скованные кисти рук и ухмыльнулся зло, одними губами. Но из-за явственной усталости во взгляде жест выглядел скорее болезненно, чем насмешливо.

– Твоё чувство юмора тоже оставляет желать лучшего.

Мори уже открыл было рот, чтобы парировать эту шпильку, но отчего-то вдруг съёжился и обнял себя за плечи, затравленно взглянув на Фукузаву. Несколькими секундами позже во дворе послышался чей-то весёлый гомон. В дверь постучали, на что охотник устало вздохнул и потёр пальцами переносицу. Этого ещё не хватало. Смертные удивительно тонко чувствуют, когда следует сунуть голову в пасть хищнику. В данном случае, буквально.

– Их пятеро, – сипло проговорил Огай и непроизвольно облизнулся. – Полезно иметь личного вампира, не так ли? Всегда знаешь, кто к тебе пожаловал и с какой целью.

Вместо ответа Юкичи медленно поднялся со своего места и сделал пару шагов вперёд, опускаясь на корточки совсем рядом со своей добычей.

– Как давно ты голоден?

Стук в дверь повторился, но охотник даже не обернулся, чего нельзя сказать о Мори, которого уже крупно трясло. Рукоять кнута настойчиво упёрлась под подбородок, заставляя того поднять голову, зашипеть и ощериться, демонстрируя идеально острые белые клыки.

– Как давно твои дружки идут по моему следу, пытаясь загнать меня в угол?

– Ясно.

Хватает доли секунды, чтобы Огай оказался вжат в стену, а чужая широкая ладонь крепко сжала его горло, едва позволяя вдохнуть. Фукузава подался вперёд, сокращая расстояние между ними до той степени, чтобы пульс, бьющийся под его кожей, набатом отдавался внутри черепной коробки Мори.

– Хочешь, я расскажу тебе, как в этом городе празднуют День Всех Святых? – горячий шёпот обжёг ухо почти буквально, и вампир рванулся из хватки, беспомощно хрипя. – Они наряжаются в глупые костюмы привидений, оборотней… И вампиров. – большой палец притворно ласково огладил бледную кожу сразу под линией роста волос. – Прямо сейчас на главной площади ярмарка, где горожане развлекаются, танцуют и пьют. А ещё складывают у столба поленья и хворост. Ты помнишь, кто там сегодня должен гореть заживо, правда, Мори?

Голоса за дверью затихли уже с минуту назад, но Юкичи знал наверняка – Огай всё ещё слышит биение их сердец. Хватка на шее ослабла, позволяя тому вдохнуть и одарить охотника тяжёлым, потемневшим взглядом.

– Ты сегодня непривычно разговорчив, знаешь ли.

– Просто хочу напомнить, зачем ты здесь.

Фукузава поднялся на ноги и отошёл в сторону, заложив руки за спину и глядя сверху вниз на вампира, неправдоподобно быстро вернувшего себе независимый и даже раскованный вид. Мастер притворства.

– Я это прекрасно помню и без твоих напоминаний. У меня тоже есть история об одиноком зверолове, который нарушает охотничий кодекс чести, спасая монстра от невинных и беззащитных смертных, желающих сжечь его ради традиционного праздничного развлечения.

– Не зарывайся. Ты всё ещё в невыгодном положении. А если забыл, советую взглянуть на свои кандалы.

– Думаешь, дурацкие каракули на этих побрякушках способны меня надолго удержать? – Мори насмешливо фыркнул и снова лязгнул цепями. – Для высшего вампира это не более, чем проблемная игрушка.

– Удержат, если хочешь прожить до рассвета и не попасться моим, как ты выразился, дружкам. Они ждут тебя в этом городе и ищут прямо сейчас. Они знают, что в эту ночь вампирам гораздо сложнее сносить голод, чем в любую другую, и уцепятся за любое подозрительное движение.

– Какие умные ребята, я поражён!

Саркастичное удивление в голосе прозвучало так, что зубы свело, и Фукузава в который раз подумал, что конкретно в этом монстре есть что-то гораздо более ядовитое, чем клыки. Хотя вся эта бравада свелась на нет, стоило присмотреться повнимательнее. Охотники – далеко не единственная причина скверности его положения. Они даже не были бы проблемой, если бы Мори не пришлось голодать три недели к ряду. Его состояние с потрохами выдавала мелкая дрожь, лихорадочно блестящие глаза и донельзя обострившееся восприятие, и это только то, что он не смог скрыть. Фукузава старался не задаваться вопросом, как сложно ему сейчас выносить живого человека в такой близости. Даже если запах этого человека давно пропитал его самого.

– А они знают о том, что у вампиров есть способ облегчить этот голод?

– Об этом знаю я, – глухо произнёс охотник, снова приближаясь. – И если бы ты не играл в гордую самостоятельность… – Фукузава опустился на колени и медленно, нежно огладил чужую щеку тыльной стороной ладони. – …то сейчас этот способ не ощущался бы пыткой.

Мори прикрыл глаза, чуть подаваясь навстречу прикосновению. Он с трудом мог слышать через шум чужого сердца, нечеловеческим усилием воли запретил себе думать о беззащитной близости сонной артерии и о том, какова на вкус кровь Юкичи. Особенно потому что ему это было известно наверняка.

– Не делай вид, будто не любишь делать это, когда я на грани.

– Не делай вид, будто для тебя это вынужденная мера, Ринтаро.