— Можно, я укушу?

Сонхва уже давно приметил интерес Хонджуна к своей шее. Особенно когда надевал водолазку. Или обхватывал чокером. К полностью открытому горлу такого интереса не проявлялось: Джуну хотелось касаться, целовать, кусать и облизывать именно тогда, когда хотя бы часть шеи была скрыта от его глаз — милый фетиш, от которого Сонхва и сам был в восторге.

Именно поэтому и прикупил себе ошейник — с цепочкой длиной в пару оборотов вокруг запястья. Рискованно — ведь это Хонджун, который переступает через себя, чтобы узнать новое, но который может дать заднюю при первом же удобном случае и ещё несколько дней не подходить ближе, чем на десяток метров. Как было, например, когда они по обоюдному согласию хотели включить в свою сексуальную практику вибраторы и повязку на глаза. Не прокатило, но Сонхва до сих пор не теряет надежды, что однажды склонит к этому своего любимого Джуни.

А сейчас, стоя перед Хонджуном, он жадно смотрит на его горящий желанием взгляд, на губы, которые краснеют от лёгких покусываний — нетерпение, и Сонхва сам притягивает своего мальчика ближе, положив ладони на ягодицы и крепко сжав, отчего тот рвано выдыхает, хватаясь пальцами за чужие плечи.

— Конечно, можно, — шепчет мужчина на заалевшее ухо, едва касаясь губами, — только переместимся в спальню.

Он подхватывает партнёра под бёдра, чтобы утащить на кровать — идеально заправленную, на которую так приятно завалить своего жаждущего близости любовника.

Сонхва замирает на пару мгновений, отстранившись. Вобрать взглядом эту картину — скомканное покрывало, на котором лежит так отчаянно желающий его Джун, облизывающий губы и не сводящий взгляда с шеи. Ноги полусогнуты в коленях, пальцы мнут ткань, и остаётся только самому забраться с ногами на постель, нависнуть над Хонджуном, опираясь на руки. Тот тянется навстречу, несмело касаясь пальцами кромки ошейника, проводит по краю, и Сонхва замечает чужую дрожь — вожделения или страха, как знать?

— Смелее, — шепчет он, приподнимая голову, чтобы Хонджуну было удобнее. — Можешь даже укусить, как и хотел.

— Да, — на грани слышимости, а после — спустя несколько секунд — чувствует горячее дыхание на коже.

Становится трудно дышать, особенно когда чужие мягкие, увлажнённые слюною губы касаются горла, прихватывая и часть аксессуара, а после прикусывают — легонько. На затылок ложится ладонь, поглаживая волосы. Хонджун едва касается шеи носом — ведёт по коже, тяжело дышит, шепчет что-то — не различить. Точно молится кому-то, а после плотно прижимается губами к участку над ошейником, ближе к подбородку, всасывает кожу, прикусывает, и от этих действий мурашки по спине, кружится голова и во рту пересыхает. А когда ещё и за цепочку хватает, оборачивая ту вокруг пальцев и дёргая мужчину на себя, тот готов сдохнуть от возбуждения.

Сонхва хочет большего: просовывает руку под спину Джуна, заваливается рядом, привлекая того к себе, жадно целует податливые губы.

— Боже, Джуни, ты скоро с ума меня сведёшь.

— Неправда, — хрипло шепчет тот, вновь прижимаясь носом к шее и жадно вдыхая чужой запах, — ты уже давно с него сошёл.

И с этим невозможно не согласиться.