Ни капли не церемонясь, Сокджин вваливается в квартиру, когда стрелка настенных часов в гостиной еле доходит до пяти утра. Чонгук, видящий уже десятый сон, так как задремал перед телевизором, рефлекторно вздрагивает, когда слышит шум в прихожей. Он лениво потирает глаза и пытается сфокусироваться на коридоре, откуда через пару минут выходит сам источник шума.


— Где ты был? — наконец разглядев лицо вампира, спрашивает Чон.


— Скучал? — самодовольно лыбиться Сок, снимая с себя заснеженный шарф.


Старший соврёт, если скажет, что не переживал за эту высокомерную физиономию.


— Да не особо, раздумывал, какой гроб тебе заказывать, когда найдём тело. Придётся отменять заказ на розовый, с блёстками и наклейками «хэллоу китти», — фыркает в ответ, поправляя съехавшую подушку под головой.


— Очень мило, — закатывает глаза Ким и кладёт шарф на тумбочку. — У нас пахнет людьми, какого хуя?


— Юнги себе ребёночка завёл, — потягиваясь, отвечает Гук. — Возится с ним, работу ему ищет.


Сокджин корчит лицо полного отвращения, чуть ли не высовывая в рвотном порыве язык.


— Чего? Ребёнка? — взвизгивает он, сразу понижая голос до шёпота. — Я, конечно, предполагал, что он ебанутый, но настолько…


— Я иронизирую, — усмехается вампир, немного просыпаясь.


— О боже, — Ким прикрывает ладонью лицо, выдыхая. — Зачем я вернулся, — он мучительно стонет и проходит в глубь гостиной, падая на диван.


— Так где ты был? — вспоминает свой вопрос Гук, повернувшись в сторону соседа.


— У чёрта на куличиках, — выпаливает Сок, скрещивая руки на груди. — Поверить не могу, что ты допустил это. Человек у нас, и не как раб, не как еда, а как, как…


— Сок, расслабься, — устало выдыхает Чон. — У нас всё равно разный режим, ты его почти не увидишь.


— Какая разница?! Я чувствую его кровь.


— А ты на голодовке что ли, раз даже низкосортная кровь так тебя будоражит? — закатывает глаза вампир.


— Заткнись.


— Я что, угадал? — он удивленно вскидывает брови. — Когда ты последний раз питался вообще? — Чонгук тянет руку к младшему и берёт его за подбородок, крутя вырывающуюся голову из стороны в сторону, чтобы осмотреть. — Выглядишь бледнее положенного, — Сокджин брыкается и ударяет Чона по руке, отворачиваясь. — Я думал эти четыре дня ты хотя бы охотился.


— Не твоё дело, окей? — начинает выходить из себя мужчина. — Ни где я был, ни когда последний раз питался. О себе позаботься, только и делаешь, что сидишь в квартире.


Чонгук ничего не отвечает. Напряжение между ними скрашивает только тихо работающий телевизор, где заиграла спокойная корейская мелодия на фоне титров, обозначающая конец серии. Сокджин на продолжение диалога так же не настроен.

Начинается реклама. Какой-то на деле бесполезный крем для лица от компании с дешёвой, и потому, популярной продукцией. Вампирам не нужны крема, чтобы поддерживать хорошее состояние кожи, но вот регулярное и качественное питание — очень даже. Мешки под глазами Джина и впалые скулы, на месте которых обычно находились слегка пухлые щёки, наводят Гука на определённые, не самые позитивные, мысли. Это второй признак нарушения идиллии.


Второй и достаточно весомый.


***


— У тебя неплохо получается, — не без доли родительской гордости улыбается Юнги, когда Чимин мешает уже третий свой коктейль.


— Я подрабатывал бариста во время выпускных классов, — пожимает плечами парнишка. Он ставит стакан на стойку и пододвигает его кончиками пальцев клиенту. — Старался зарабатывать самостоятельно, чтобы быть независимым.


Сегодня пятница, народ начинает вливаться постепенно, но группами. Мин оглядывает клуб, ища взглядом новых посетителей и, когда убеждается, что никто пока не стремится к бару, опирается спиной на стойку и смотрит на Пака.


— Расскажи мне про учёбу, — просит он.


Чимин одаряет его слегка удивлённым взглядом.


— Почему ты интересуешься?


— Я никогда не учился, — усмехается Юнги. — Образование в принципе вошло в моду только тогда, когда мне шло четвёртое столетие. До этого всё императоры да их войны. Наверняка, людям из дворца полагалась нечто, что подразумевалось под обучением, но я не был в их числе, — он пожимает плечами.


— Почему ты не пошёл на учебу в наше время, если тебя это так привлекает? — спрашивает младший, хватая с сушилки один из недавно вымытых бокалов и начиная его вытирать, чтобы занять руки.


— У меня нет школьного образования, чтобы куда-то поступить. Да и поздно мне уже.


— Логично, — вздыхает Пак. — Ну, ты это, не особо расстраивайся, ты немногое потерял. Лекции и уроки — дела на извращённого любителя, как по мне. По настоящему ценное в ученических годах — только люди, — он ставит чистый бокал на небольшой столик к остальным. — Вот, например, кроме бессонных ночей и занудного голоса препода, универ запомнился мне Хосоком. Бля, ахуенный чел, — признаётся Чимин, начиная хихикать. Юнги скрещивает руки на груди и заинтересованно слушает новую историю младшего. — Он пошёл на юриспруденцию, просто потому что случайно столкнулся с преподом по праву в клубе и решил его завалить. Узнал, где тот преподает, попал в его группу и всё-таки трахнул, — вампир восхищённо усмехается, качая головой, мол «сильно». — Ещё, он снимал хату у какой-то бабки, где устраивал тусы каждые выходные. В маленькой квартирке побывало чуть ли не пол университета. Потом бабка его конечно выперла, как узнала, но галерея на моём телефоне никогда не позволит забыть танцующего на столе Хо в платье из бананов. Я честно без понятия, где он его взял и сделал ли он его сам, но, чёрт, какого хуя? С ним я вообще часто задавался этим вопросом.


— Да-а, — плечи Мина слегка подрагивают от смеха. — Вы всё ещё общайтесь?


— Не, — бросает Пак, — он разбил мне сердце, когда изменил со шлюхой, а потом предложил потрахаться с ней втроём. Я решил, что хватит моей заднице приключений.


— Оу.


— Тянет меня на всякую хуйню, — спокойно утверждает Чимин, словно его это и не заботит вовсе. — Наверное, результат постоянного контроля в детстве и большого количества ограничений. Я бы обсудил это с психологом, но обсуждаю с двухтысячелетним вампиром, с которым набухался и ограбил секс шоп, понимаешь о чем я?


— Думаю, тебе бы не помешало немного стабильности, — рекомендует старший, ловя взглядом компанию новых гостей, которые скоро должны направиться к бару. Он отлепляет свою поясницу от стойки и сразу готовит несколько стаканов, чтобы потом за ними не лезть. — Чонгук в этом достаточно хорош. Конечно, его жизнь сейчас менее яркая, но выглядит он более здоровым, в отличии от тебя.


Пак закатывает глаза и перехватывает из рук вампира бокал, затем отвернувшись к стойке. Как и прогнозировал Мин, за заказом приходят люди из компании. Пару коктейлей и заранее выпрошенные после разогрева шоты. Чимин уже начинает ворковать над напитками, как отвечает:


— Стабильность это не моя тема, она заставляет чувствовать себя мёртвым, — Юнги смотрит на него с немым вопросом, доставая с полки текилу, — а страх перед смертью или вот-вот наступающей болью наоборот оживляет. Это не значит, что я мазохист и мне нравится боль, — парень хмурит брови, — наоборот, мне нравится осознание, что я выжил.


Мин задумывается над высказанным тезисом и ненадолго замирает, окунаясь в свои мысли. Позиция Пака вдруг кажется ему более осмысленной.


— Ну а ты? — вдруг спрашивает младший, отдавая уже половину готовой части заказа клиентам.


— Что я? — отмирает Юнги.


— Ты как живешь?


Мин тут же улыбается, пока на кончиках уголков губ играет натянутость этой улыбки, маски его умиротворённого отчаяния.


— Уже поздно спрашивать, — хмыкает он, заливая спиртное сиропом. — Мне осталось три дня до смерти, я не живу, а доживаю, — и ставит ещё один готовый коктейль на стойку.


— Печальненько однако.


— Не то слово, — Юнги снова отворачивается к мини бару. — Ещё одна Пина Колада, подай ром.


— Не думал что-то изменить? — интересуется Чимин, протягивая бутылку.


Мин открывает её и заливает содержимое в блендер. Нагибается к холодильнику за следующими ингредиентами.


— Что ты имеешь ввиду?


— Ну, уйти с работы, взять кредит на несколько миллионов долларов, чтобы купить Ламборгини, встретить закат на Мальдивах, — накидывает варианты парень.


— Не выйдет, я не смогу бросить Намджуна. Да и ты ещё на стажировке, — он взбалтывает молоко и заливает к рому. — Чонгуку долг вернуть надо, Сокджину облить кровать мочой оборотня. Столько дел, столько дел… — бубнит вампир под нос.


— Да ты прям зашиваешься, — усмехается Пак.


— Вот-вот, какие мне Ламборгини?


— Оранжевенькие, рычащие и блестящие на солнце, — мечтательно вздыхает Чимин.


— А вот про солнце было лишним, — хмуриться вампир, доливая в блендер ещё пару жидкостей.


Младший заливается смехом, прикрывая рот тыльной стороной ладони.


— Точно, прости, — улыбается он так лучезарно, что Мин готов зашипеть, будто солнечные лучи правда коснулись кожи.


Хотя, Чимин больше ядерное оружие, спровоцировавшие ядерный гриб над Хиросимой и Нагасаки, нежели солнце в нескольких сотен тысяч километров от Юнги. Человек гораздо опаснее, чем яркая звезда в небе. Он бы не сжёг кожу, а превратил её в пепел. Только не было бы ветра, что развеет его. Не было бы ничего. Это и пугало и воодушевляло одновременно. Кажется, Мин немного выкупает этот прикол со страхом и смертью, благодаря своей же аналогии. Надеется, что новоприобретенная установка поможет ему легче встретить свою погибель.


***


— Блять, засиделись, — цедит сквозь зубы Юнги, когда смотрит на экран телефона. — Скоро рассвет, мне надо сваливать, — поясняет он Чимину, впавшему в замешательство от резкой смены настроения старшего.


— Все прям так хуёво в отношениях с солнцем? — спрашивает он, присаживаясь на невысокий стул рядом с холодильником.


— У меня — да, — досадливо кивает Мин, блокируя мобильник. — Дело в рационе и частоте обедов, назовём их так, — Пак, подперев щёку кулаком, заинтересованно слушает. Ему в принципе интересно узнавать что-то о вампирах. — Здоровье вампира напрямую пересекается с ними. Если питаешься мало и плохо — слабеешь. Мы, так же, как и люди, можем умереть от голода, и никакой тебе вечной жизни. Организм слабеет и подвергается разрушению, — дальше объясняет он. — Я адекватно пил кровь где-то неделю назад, может чуть больше. Да и та, не то чтобы высшего класса, какой-то алкоголик в нулину валялся, а я присосался в тихоря, чтобы не сдохнуть. Дерьмо, короче.


Чимин набирает в легкие воздух, чтобы что-то сказать, но слова застревают в глотке. Брови образуют крышу домика, сводясь к переносице.

Не замечая этих метаний, вампир пихает телефон в задний карман джинс и рыскает взглядом по полкам под стойкой, в поисках ключей.


— Как там Сокджин, кстати? Вы успели пересечься? — наконец найдя ключи по вычурному брелочку с диско шаром, спрашивает Юнги.


— Наткнулся на него в ванной, но мы и слова друг другу не сказали, — пожимает плечами Пак.


— Вполне в его стиле, — он хватает связку с брелком и выпрямляется, чтобы сразу после направиться к выходу в главный зал. — Двигай задницей, ты со мной идёшь, — не оборачиваясь говорит Мин.


Он хватает с гостевой вешалки свою куртку и заглядывает в каморку охраны, где обычно оставляет обувь. Специализированное место для персонала клуба нельзя было назвать ни одним похвальным словом, поэтому вампир прятал свою одежду у охранника Чхве. Правда, тот позволял ему это исключительно за пару рюмок за счёт заведения, но Юнги всё ещё считал это достаточно честным. Что-то вроде аренды местечка для его ботинок.


Чимин подтягивается через несколько минут, уже укутанный в шарф и натягивающий куртку. Мину немного забавно вспоминать о человеческой мерзлявости.


Они выходят из клуба и старший закрывает всё, что положено закрыть конкретно ему. Улица одаряет их лёгким утренним ветром и редкими хлопьями снега. Дорога усыпана невысокими сугробами, которые скрипят под подошвами ботинок. Наверняка холодно, но очень красиво. Юнги вообще обожал зиму. Сравнивал её с каким-нибудь красивым фильтром в инстаграме: в нём цветокоррекция, сглаживание и, если навести камеру на лицо, глазки кинематографично заблестят. Она скрывала недостатки, пряча под снегом потресканный асфальт, украшая страшные и кривые ветки деревьев белым, ну и, конечно, пряча собачье дерьмо. Или дерьмо оборотней. Не самый культурный народец, честно признаться.


Пока пара ботинок мнут свежий снег, Мин невольно вспоминает своё прошлое. Он редко занимался подобным, но сегодняшний разговор с Чимином постепенно подталкивал к очередной рефлексии. Да и чем ещё заниматься накануне смерти? Вытекающий из этого был вопрос «чем он занимался, пока жил?», но ни на один из них Юнги не мог найти достойного ответа. Его бы грызла совесть или подобие чувства собственного достоинства, если бы не его окружение. Казалось, каким бы великим ты не стал, что толку? Чонгук вон в вопросе достижений многих переплюнул, а остановился на сериалах для домохозяек в съёмной хате.

В мыслях мелькают картинки разных эпох. Людское детство, много братьев и сестра красавица, тяжелая работа, рынок, таверны, чайные, война, заключения мирных договоров и, снова, их расторжение. Дальше политика, а ему нужно формирование собственной личности. Он отчётливо помнит Китай. Слишком большой скачок во временном промежутке, но бум популярности опиума хорошо отложился в подкорке. Это было всего пару веков назад, да, британцы пытались как-то компенсировать затраты на поставки из Азии, и вместе с чаями, фарфором и шёлком, толкали наркотики. Юнги тогда работал в одной из пивных в Пекине и отвечал за бутончики. Там же познакомился с одним из поставщиков. Собственно, сблизила их общая любовь к крови. Мин знал мало вампиров, Адам был один из первых его подобных знакомств. И, примерно тогда, он и задумался об отношении к вечной жизни. Его знакомый был примером подражания, имел много денег, секса и, непосредственно, еды. Осознание того, что Мин всрал своё существование тогда ударила достаточно сильно. Начались попытки что-то исправить, приобрести влияние, стать чем-то значимым, ну и конечно получить деньги-секс-еду. Жаль только, на чистом энтузиазме долго вытянуть не получилось. Он смог пробиться в ряды поставщиков благодаря помощи Адама, но лавочку прикрыли, а в Китае за торговлю теперь не самое приятное наказание. Да и после стольких лет жизни, Юнги перестал тянутся к человеческим потребностям. Оранжевый Ламборгини потеряет свою актуальность, сломается, разобьётся, заржавеет, секс забудется с остыванием гормонов, деньги… деньги помогают существовать, но если их использовать в качестве трофея, они бесполезны. Ему бы барную стойку и чувствовать себя здоровым. Потребление потеряло свою ценность, её обрела идеология. Проблема в том, что идеология у Мина была так же хуёво проработана, как его рацион питания, а времени на её структуризацию не было и не будет. Осознай он это чуть раньше, смог бы стоить больше, чем тупой вампир, ради прикола обративший младенца. Утешала мысль, что этот младенец будет представлением его наследия, и небольшая надежда, что кто-нибудь посмеётся с этой глупой и жестокой шутки. Разочаровывало то, что на этом его достижения заканчивались. Хотя, был ещё Чимин, но не факт, что Чонгук с Соком не выпрут его с квартиры, как Мин сдохнет. Он надеется, что Пак сможет задержаться хотя бы на работе.


— Может, хоть раз обратить кого-то не по приколу, а чтобы передать знания и дать человеку второй шанс на жизнь вместе с кучей времени на постановку и исполнение целей? — вдруг спрашивает Юнги, когда они уже подходят к дому. — Тогда, я бы смог оставить после себя что-то вечное в прямом смысле, как минимум, приложить к этому руку.


Он переводит взгляд к младшему, когда в ответ на свой вопрос получает длительное молчание. Тот ловит его внимание и вынимает из уха наушник.


— Ты что-то сказал?


Мин усмехается и отворачивается.


— Нет.


***


Суббота. Мин взял отгул на работе, по просьбе Чонгука, и теперь вместе с ним залипает в телик. Сокджин закрылся в своей комнате и не выходит со вчерашнего утра. От него даже шорохов не слышно. Юнги в глубине души надеялся, что это всё обычные попытки привлечь к себе внимание. Ким редко таким занимался, но случалось. Настораживала только его излишняя отстранённость. Сначала пропал на несколько дней, потом спрятался от всего мира. Мин его даже адекватно увидеть не смог, что уж говорить о классических подколов с его стороны. Да и, по рассказу Гука, Джину было не до шуток. Что же, чёрт возьми, с ним произошло?


Юнги надеялся, что Сокджин будет сегодняшней темой разговора, раз старший попросил его остаться, но ожидания не оправдались. Через несколько минут бессмысленного втыкания в экран, древний вампир собирается с мыслями и убавляет громкость.


— Нам нужен план, — констатирует он.


— План? — не догоняя, о чём речь, переспрашивает Мин.


— По твоему спасению, — Юнги прыскает смешком, но когда мельком ловит взгляд Чона, понимает, что тот, походу, серьёзно.


— Гук, я на вампирский совет иду, хоть с мечами из звёздных войн врывайся к ним, вряд ли поможет, — пожимает плечами. — Ты не забивай этим голову, я почти смирился.


Он может и смирился, а вот Чонгук хрен сдастся. Не готов он Юнги на тот свет пускать, не готов оставаться один со странным Сокджином, не готов к крушению идиллии — своего хитинового покрова из пары социальных связей и стабильности. Слишком прижился, пустил корни достаточно глубоко, чтобы было больно вырывать.

Гук хмурится и жмурит глаза до появления белых пятен. Открывает и старается сфокусировать взгляд, тихо продолжая настаивать.


— Мне плевать, я хочу попробовать тебе помочь. Почему ты отказываешься?


— Потому что мои проблемы — это мои проблемы, — устало выдыхает Мин. — Не лезь и сам целее будешь. Мне не нужны твои жертвы.


— Знаешь, меня не ебёт нужны тебе мои жертвы или нет. Я хочу, чтобы ты остался в этой квартире дольше, чем на ближайшие два дня, — потирая двумя пальцами переносицу, бубнит Гук.


— Эм, — Мин немого смущается чужой настырности и теряется, — окей, мы можем придумать что-то, если ты так хочешь. — Он откидывается на спинку дивана. Смотрит на вампира, разводя руками, — я пуст на идеи, предложения?


— Во время самого совета тебя вряд ли получится вызволить, но если тебя всё-таки приговорят к иссушеннию, можно постараться найти приблизительное местоположение казни и спасти тебя, — размышляет Чон. — Главное, не ошибиться и успеть.


— А если вы не успеете или ошибётесь? — усмехается Юнги.


— Ну ты хотя бы кремушком помажься, выкроишь нам пару минут, — Чимин выглядывает из дверного проема и кидает в вампира солнцезащитный крем. — Звеняйте, я вас подслушал, — пожимает плечами он.


— Думаешь, крем поможет? — скептично спрашивает Чонгук.


— Может быть, — за Пака отвечает Мин, разглядывая тюбик. — Я никогда не пробовал, — он хмурит брови, читая состав, — а ты? — поднимает взгляд на старшего.


— На кой черт мне на улицу днем переться?


— Резонно, — поджимает губы.


— У нас есть ещё около двух суток, иначе они пошлют кого-то серьёзней своих голубей, — рассказывает Чон, крутя в руках пульт. — Надо завтра проверить, как будет реагировать твоя кожа под кремом, а еще, — рука с пультом резко замирает и он кладёт его на подлокотник, — питайся, блять, нормально. Хотя бы эти пару дней.


— Ой, — закатывает глаза Мин, — нахуй сходи. Это сложно.


— Но возможно же, блять, — возмущается вампир. — Ты мне Сокджина заразил, раньше с ним всё нормально было, как пропал на несколько суток и явился бледнее мертвого. Вы так вдвоем сдохнете, не от совета, так от голода.


— То есть, по твоему Я виноват в том, что он пожрать себе найти не может? — вскидывает руки Юнги, хмурясь.


— Вы всегда так собачитесь или только по выходным? — интересуется Пак, привлекая к себе два раздраженных взгляда.


— Тебя вообще никто не спрашивал, — шипит Гук.


— Ну извините, — он скрещивает руки и пожимает плечами. — Если вы закончили обсуждать свой супер план и решили уделить свободное время, которым не обладаете, детским переводам стрелок и поиском виноватых, то пожалуйста, — кладя ладонь на сердце, кланяется парень, — но я, пожалуй, свалю, пока вы на меня в своём гневе не набросились. Я только помочь хотел.


Он разворачивается и собирается покинуть гостиную, как в спину кидают:


— Да кому ты нужен, чтоб на тебя хотя бы кому-то кидаться хотелось? — Чонгук на нервах. Юнги молчит, наблюдает.


Человек замирает в проёме, прыская усмешкой.


— Никому, но так даже лучше, а знаешь, почему? — он поворачивает голову в сторону вампира. — Никто равноценно не нужен мне, и я не цепляюсь за последние ниточки значимых для меня людей. Я умею жить в одиночестве, а не эгоистично нуждаюсь в других, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями.


По комнате раздаётся треск обивки дивана. Чонгук со всей силы сжимает подлокотник так, что ткань на нем рвётся. Мин кидает на него взгляд, вскидывая бровь. Неужели, его это задело?


Чимин скрывается за дверью, чтобы вскоре спрятаться в комнате Юнги. Конечно он его задел. Зуб за зуб потому что. Он живёт здесь около недели, но этого промежутка достаточно, чтобы считывать характеры соседей. Пак навострился ещё в школьные годы, анализируя своих одноклассников и учителей. В школе система хищник-жертва закреплена слишком хорошо, чтобы ей не пользоваться. В настоящее время берёт не сила, а знания, и они не обязательно гуманитарные. Чем лучше ты понимаешь страхи и знаешь слабые стороны человеческой психики, тем легче тебе будет надавить на кого-то. Человек чувствует, как лезут в безобразную часть его души, которую сам-то трогать боится.

Раньше это помогало прессовать излишне достающих одноклассников, сейчас — древних вампиров.


Чонгук личность достаточно раненая, это видно по его вспыльчивости и толстому слою хитинового покрова, который он построил из подколов и иронизации. Он ранен, но не смертельно, к слову. Сейчас он походил больше на зализывающего раны, в которые Чимин ткнул палкой. Пак видит, что Чон не нуждается в своих соседях, как в друзьях, но они нужны ему как обстановка, привычная зона комфорта, и человека сильно отталкивала эта позиция. Она слишком эгоистична.


Впрочем, не ему тут о справедливости рассуждать.


— Я вышвырну его за шкирку, — шипит Чонгук, уставившись в пустой дверной проём.


— Кончай, сегодня уже все пересрались, — вздыхает Юнги. — Чимин в чём-то прав, это все ребячество какое-то, — он потирает лоб подушечками большого и среднего пальцев, думая. — С Соком поговорить надо, — всё-таки произносит вампир.


Чонгук кивает. Надо, конечно надо. О чём только? Привет, дорогой друг, а не подскажешь почему ты пропадаешь на несколько дней, выглядишь хуже моего мёртвого прадеда и запираешься, даже парой слов не поделившись? Не моё дело? Точно, как же я мог забыть, что всего лишь не хочу, чтобы ты сдох, и мне важно твоё состояние. Бесит, раздражает, из себя выводит.


Три быстрых стука в дверь отражают стены. Юнги с Гуком стоят у комнаты Кима, но остаются проигнорированы. Даже «шли к черту» никто не обронит с той стороны. Юнги стучится снова, но настойчивее. Он пытается подёргать ручку и та, на удивление, поддается, только вот… Когда они заходят, видят полный беспорядок: по полу разбросаны книги, одеяло скомкано и валяется в углу комнаты, окна настежь, с улицы дует ледяной ветер и несёт снег, который уже успел покрыть собой небольшое количество макулатуры.


— Какого..? —одними губами произносит Мин. — Как давно его здесь не было? — всё ещё пялясь на разгром, шепчет он.


Старший проходит в глубь комнаты и садиться на корточки, чтобы взять одну из книг. Он отряхивает её от снега, пока просит Юнги закрыть окно. «Пять языков любви», яркая обложка с не менее ярким заголовком. Чонгук не знает, смеяться ему или плакать. С каких пор Сокджин вообще…


— Что, если он влюбился? — спрашивает Гук, листая страницы.


Комнату ежесекундно заполняет смех вампира, он хватается за подоконник, чтобы не потерять равновесие.


— Наш Джин? Разве только в самого себя, — прыскает Юнги, неверяще глядя на Чона. — Ну, ты же не серьёзно? — он убирает руку с подоконника и слега отряхивает её от снега. Чонгук показывает ему обложку книги. — Брось, он может случайно её купил.


— Да, и разноцветные закладки просто так понатыкал, — старший листает пару страниц, где прикреплены стикеры, — надо было проверить, пишут ли выделители, — показывает обведенные строчки.


Мин подходит ближе и забирает у Чона книгу. Поджимает губы, пробегаясь взглядом по заметкам соседа.


— Не верю, — он закрывает её и кидает на кровать, после поворачиваясь к старшему.


— Придётся.


— Ничем хорошим это не закончится, — нервничает Мин, бегая глазами по комнате. — А если… если в человека?


— Он не дурак, — отрезает Чонгук, кладя руку на плечо соседа. Привлекает к себе внимание, старается внушить хоть каплю своей уверенности.


— Тогда почему так странно себя ведет? — он закусывает губу.


— Я не знаю, но мы найдём его и всё решим, окей?


— Окей, — Мину остается только согласиться.


Всё это слишком для него. Он о себе позаботиться не может адекватно, а тут ещё и друг в кого-то втрескался. Вампирам лучше не увлекаться человеческими эмоциями, они так же пагубны, как солнечные лучи, пусть и в другом смысле. Дело в гормонах. Из-за продолжительности жизни, они гораздо сильнее бьют по мозгам. Ты буквально сходишь с ума, чувства обостряются и топят тебя цунами из ощущений. А еще, практически всегда это заканчивается плачевно, ведь эмоции настолько захлестывают тебя, что можно потерять контроль. Это как зависимость от наркотических веществ. Если вампир влюбляется, стрелка компаса показывает исключительно на объект вожделения. Его запах, внешность, кожа, частота дыхания, ритм сердца, ты начинаешь жить, завися от него. Если это человек, ты уже не хочешь ничьей крови, кроме как его. Жажда жрёт изнутри, голова кружится, а перед глазами туман.

Если Сокджин влюбился в человека, вернуть его в прежнее состояние будет очень тяжело.