Эфир вваливается в кэйин кабинет, прижимая к груди огромную охапку зелёных еловых ветвей: его почти не видно из-за торчащих коротких иголок. Кэйа удивлённо поднимает уставшие глаза от очередной бумаги и нехотя стаскивает ноги со стола. Эфир неловко топчется на пороге, щеки и торчащие из-под шапки уши краснеют в тяжёлом комнатном тепле, а в волосах путается терпкий еловый аромат. Снег огромными хлопьями скатывается с его плечей и макушки, тает кристальными лужицами на оранжевом ковре возле двери.
Очаровательно.
Кэйа фыркает про себя: утром закончил уборку кабинета, а тут это милое создание.
Альберих разминает затёкшие плечи и шею и скрещивает руки на груди, опускает голову чуть ниже, пытливо вглядываясь в эфирову фигуру напротив. Синий глаз мутно-устало блестит из-под упавшей челки.
Эфир напряжённо кусает губы и расплывается в яркой неловкой улыбке, выпутывает из еловой хватки правую руку и сдвигает съехавшую шапку на макушку.
— Я вот… тут… — бубнит, неловко дёргая кончиком носа, а глаза блестят ярко-ярко. Кэйа даже застывает на мгновение, греясь в расстроганном блеском взгляде. — Кабинет твой пришел украшать. Можно?
— Ковер сам отстирывать будешь, — нехотя тянет Кэйа и опять закидывает ноги на стол. Откуда-то сбоку тяжело бухается книга – прямо на разворот – но Кэйа даже не обращает на это внимания, вовсю погружаясь в вычитку рыцарских докладов.
Эфир непонятливо щурится и оглядывается вокруг себя, а потом смущённо ойкает и шмыгает замёрзшим носом.
Кэйа улавливает смазанное «как скажешь» краем уха; краем глаза цепляет, как Эфир одной рукой пытается стащить с себя грязные сапоги, мокрую накидку и шапку-шарф, а второй – удержать толстую кипу ветвей. Альберих цыкает и сползает с кресла, выхватывая у Эфира колючую охапку. На пальцах неприятно липнет прозрачная душистая смола, и Кэйа недовольно щурится. «Как бы не испачкать одежду», – мельком проносится в голове.
Эфир, освободившийся от ноши, радостно сбрасывает оставшийся снег с верхней одежды на вкрай промокший ковер, мостит влажные сапоги в угол между дверью и стеной и наконец бросает накидку на вымоченную дубовую вешалку. Кэйа поджимает уголок губы, разочарованно впитывающейся грязью в некогда оранжевый ковер, а потом вдруг удивлённо охает – Эфир тепло тюкается носом в чужое предплечье и горячо выдыхает через сомкнутые губы. Еловые иголки немного неприятно царапают брови, и Эфир смеётся, целует небольшую кэйину родинку на сгибе локтя. У Альбериха внезапно краснеют кончики ушей, и он почти-сурово отходит от Эфира на несколько шагов, сгружая надоевшие ветки возле стеллажа.
— Когда ты освободишься?
Эфир приклеивается к Кэйе плечом, перекатываясь с пятки на носок. Альберих оглядывается на него через плечо и впервые за вечер привычно-ехидно улыбается:
— Неужели великий и непобедимый Путешественник соскучился?
Мягкий теплый свет газовых фонарей расщепляется на цветные блики, пробиваясь сквозь полупрозрачные витражи.
Кэйе, честно говоря, нравится, как выглядит его кабинет солнечными днями, когда лучи весело скачут по стенам, отражаются очертаниями детских рисунков на поверхностях. Все-таки разрешить Кли украсить его окна к Рождеству Барбатоса было не такой уж и плохой идеей.
Эфир смущённо фыркает, деланно хмурясь.
— Между прочим, на улице прекрасная погода. И ёлка! Ёлка такая восхитительная! И гирлянды! И Джинн каток хочет организовать! А ты! — Эфир пренеприятно тыкает Кэйю ладонью в грудь. Альберих наигранно жалостливо смотрит на него, накрывая пальцами чужую руку. У Эфира смущённо раздуваются красные ноздри; он щурится-щурится, облизывает обмерзшие потрескавшиеся губы. — А ты сидишь в своем кабинете – затворник затворником.
Кэйа пожимает плечами.
Эфир вздыхает и плюхается с размаху на корточки, начиная перебирать еловые ветви по величине.
— Не привык проводить рождественскую неделю с кем-то.
У Эфира заметно напрягаются плечи, но он продолжает монотонно раскладывать ветви по кучкам. Кэйа поджимает губы и садится рядом с Эфиром, бездумно гладя колючки пальцами.
От Эфира всё ещё сквозит снегом, несмотря на то, что в кабинете довольно сухо от потрескивающих жаром дров в камине. Кэйа неожиданно тепло притирается щекой к чужой макушке, пропахшей смолой и острыми пряностями.
Эфир расслабляется, гладит ладонями смуглые обнаженные предплечья.
— Одевайтесь, капитан, — он поворачивает голову, почти мажа губами по вытянувшейся шее. — Мы идём домой.
— Ну раз так говорит сам Почетный рыцарь, — Кэйа игриво мурчит, обхватывая ладонью эфирову прохладную щеку, и чуть наклоняется к нему, — как же я могу ему отказать?
Эфир сопит, поджимая губы, а потом нежно-счастливо целует чужой рот, по-детски совсем сминая пальцами распахнутый ворот кэйиной блузы. Альберих довольно мажет пальцами по желто-белым волосам, заправляет челку за ухо, неаккуратно оставляя на мочке темно-синюю чернильную кляксу. Они не закрывают глаза, из-под блестящих ресниц наблюдая за игривыми искрами на щеках друг друга, и от этого Кэйю накрывает какая-то неописуемая, неизведанная толком радость.
От Эфира пахнет главной мондштадтской елью, адвентовской ярмаркой на нижнем городском ярусе и звездным ветром. На тонких белых веках розовые сосуды складываются в нежные снежинки, и Кэйа, не удержавшись, целует светлые неаккуратные брови. Эфир хмыкает в чужую шею, притираясь теплым кончиком носа к кадыку, и обхватывает гибкими руками кэйину спину.
— У Альбедо начинается серия научных совещаний в Академии, — мягко бубнит Кэйа, целуя светлую угловатую макушку, и потом поднимается с колен, подхватывая небольшую кучку еловых ветвей. Эфир заторможенно кивает и встает на ноги следом. — Куда это вешать?
Эфир чуть отходит к двери кабинета, трет задумчиво шею рукой и осматривает кабинет. В который раз жалеет, что сейчас Люмин не может осмотреть помещение за него и решить, как все-таки стоит украшать, на чем сделать акцент, а что выглядит совсем лишним. Эфир скорее отгоняет неприятные мысли, стараясь не зацикливаться на поиске сестры. “Ничего с ней не случится, — хмыкает, спешно делает шаг к Альбериху, пыхтящему под верхними полками стеллажа. — Не маленькая, сама в эту кашу влезла”.
— И на кого тогда Кли остается? — Эфир перекусывает тонкую проволоку канцелярскими ножницами и протягивает ее Кэйе. — Джинн сейчас довольно занята.
— Джинн собирается выгнать меня в отпуск, — недовольно хмыкает Альберих, зажимая проволоку в зубах, — так что, видимо, на нас с тобой.
Эфир чуть задумывается, задерживая взгляд на замерзшем окне. В памяти нежно мерцают моменты каждого их с сестрой Рождества или Нового года. Эфир ласково улыбается, и щеки его умильно розовеют.
— Я совсем не знаю, как развлекать детей зимой, — вздыхает Эфир, поджимая губы. — Вернее, с детьми я никогда не ладил.
С верхних полок неровно свешиваются еловые лапы. Иголки празднично топорщатся во все стороны, и Эфир мельком вспоминает, что видел где-то на ярмарке крупные ароматные пучки остролиста. “И мелкие круглые шишки”, — Эфир жует губы, кивая самому себе.
— Я знаю, — Кэйа пожимает плечами. — Все будет на высоте.
— Ты так всегда говоришь, — Эфир хмыкает, кивая.
— И разве хоть когда-нибудь что-нибудь этому не соответствовало?
Кэйа смеется, любовно взъерошивая эфировы волосы, и подходит к собственному столу, неаккуратно раскидывая отчеты по случайным стопкам.
Без своего кричащего обмундирования Кэйа выглядит довольно непривычно. Эфир не может на него насмотреться: выправленная из узких брюк хлопковая блуза мягко обтекает чужое тело, черные лаковые туфли мутно блестят в ламповом свете, волосы неаккуратно собраны детским крабом, открывая высокий покатый лоб. В морозно-голубом уличном свете кэйин профиль почти размывается, становится мягким, почти акварельным, но все равно не теряет своего шарма. В витражных искрах Кэйа чарует. У Эфира снова от влюбленности перехватывает дыхание.
— Что такое, о Путешественник? — Кэйа задорно щелкает застывшего Эфира по носу. — Неужели уже не так хочется домой?
Эфир пристыженно встряхивает головой и поскорее стягивает с вешалки свой плащ.
Кэйа прокручивает на пальце связку ключей, опираясь плечом на открытую дверь. Эфир торопливо впрыгивает в сапоги, застегивает заедающие заклепки на голенях, нахлобучивает шапку почти до носа и поднимает огромный шарф (от Лизы) по самые уши. Кэйа со смешком сбивает эфирову шапку к затылку и целует влажную вспотевшую переносицу.
Щелкает за спиной заедающий замок.
— Пойдем, заберем Кли от Альбедо.
— Как бы он не прибыл в Сумеру с выеденными мозгами, — хмыкает Кэйа, широкими шагами догоняя Эфира.
***
— Я написала Рождественскому элементалю письмо!
Кли вприпрыжку несется где-то впереди, останавливаясь возле каждого сугроба. Кэйа снисходительно наблюдает за ребенком, Эфир выглядит несколько растерянным. Девчушка стремительно разворачивается и несется прямо к Кэйе. Эфира это немного пугает, но Альберих совсем не выглядит растерянным, когда с тихим смехом подхватывает хохочущую Кли подмышками и прокручивает ее на руках в воздухе. Девочка цепляется руками в чужой шарф и обхватывает Кэйю ногами. Эфир неуверенно стряхивает с пушистого капюшона налипший сухой снег.
— Пока-пока, тетенька Марта! — Кли звонко хихикает, машет кому-то ладошками. Эфир любопытно оборачивается, наблюдая, как женщина, укутанная во всевозможные платки и шали, машет Кли рукой в ответ и улыбается румяными горящими щеками.
Кэйа гладит девочку по спине и наконец спускает ее на землю. Кли шмыгает носом и сует руки в промокших варежках в карманы.
— А что у нас будет на ужин?
Тут Эфир впервые за вечер видит Кэйю огорошенным. Альберих потерянно смотрит на Эфира и коротко моргает: помоги.
— Думаю… думаю, ужин мы сегодня приготовим все вместе? — Эфир неуверенно кусает щеку и неловко улыбается. У Кли загораются в предвкушении глаза, и она прижимает ладони к щекам, восторженно пища.
— Мы еще не придумали, что мы будем есть, поэтому принимаем ваши предложения, мисс.