— Арс, давай поиграем? — фраза, разделившая жизнь Арсения на «до» и «после». Фраза, похерившая всё, что только можно. Фраза, после которой всё пошло не так, как правильно.

Антон спрашивает это, наклонившись к самому его уху, опаляя кожу горячим дыханием. За столом, не считая их, сидят ещё пять человек: мама Антона, их общие бабушка и дедушка и оба родителя Арсения.

Попов-младший смотрит на него заинтересованным взглядом и кивает. Антон дарит ему милую улыбку и, беря за руку, ведёт его на второй этаж частного дома, отчитавшись перед этим взрослым.

Заходя в комнату, где обычно располагается Арсений, когда приходит на выходные к бабушке, Антон закрывает дверь и прижимается к ней спиной.

— Ложись, — командует он со странной улыбкой, и Попов послушно ложится на кровать, поворачивая голову к Антону, взглядом спрашивая, что дальше. Тот подходит к нему плавно и садится рядом, переползая через него. Смотрит, наклонив голову. — Ты знаешь, что такое секс?

Арсению восемь, в его возрасте не стыдно не знать в подробностях: в общих (очень размытых) чертах он имеет представление, но он ничего не может поделать с желанием казаться лучше в глазах брата — чтобы он обращал внимание только на него, чтобы хотел общаться только с ним, — поэтому зачем-то кивает утвердительно. Антон зеркалит его движение и легко хлопает Арса по икрам, чтобы тот согнул ноги в коленях.

Нависает над ним, располагаясь меж покорно разведённых ног:

— Представь, что ты женщина, — говорит он, после чего прижимается своей промежностью к его.

Арсений дышит ускоренно, не до конца понимая, что происходит. Сердце начинает биться быстрее обыкновенного размеренного темпа.

— Положи руки мне на плечи, — мурлычет Антон, всё так же имитируя лёгкие толчки. Арсений безбожно краснеет, но всё же выполняет просьбу — приказ? — брата, обнимая того за шею.

Попов чувствует себя странно. Под нависающим братом некомфортно, он не знает, куда смотреть от неловкости. Он может только предполагать, что происходит, но чувствует подсознательно, что это слишком интимно и так не должно быть между братьями. Но они же представляют, что Арсений — женщина, так что, наверное, всё в порядке.

— Представь, что тебя слегка щекотят и ты смеёшься. Это должно быть очень приятно, Арс, — снова подаёт голос Антон, и мальчик ему неловко улыбается.

Арсению и приятно. Он сам не понимает, в какой момент эта мысль посещает его голову, но отделаться он от неё не может. Лицо горит от неловкости, но всё равно — приятно.

Проходит, наверное, всего минуты три с начала этого действа, как Арсений чувствует непривычную тесноту в домашних шортах, натянутых поверх колготок.

«Блин, и что это такое?..» — сразу видно невинный детский рассудок, не помутнённый ненормативной лексикой.

Арс напрягает ноги, тормозя Антона. Он видит, как брат открывает рот и явно хочет что-то спросить, но его — как удачно — зовёт бабушка с нижнего этажа.

Антон, отстраняясь, бормочет под нос то самое плохое слово, начинающееся на «б» и заканчивающееся на «ть», за которое Арсений так осуждает брата, ведь так говорить нельзя!

Шастун напоследок наклоняется к Арсу, легко прижимаясь своими губами к его, и кажется, будто сердце остановилось.

Ощущение того, что это неправда, не желает покидать его голову.

Именно этот диссонанс и заставляет Арсения проснуться со звучным в тишине ночи «блять» на устах. Он подрывается на разложенном диване, вглядываясь в темноту комнаты. Сердце стучит в висках как бешеное — парень почти что оглушён этим грохотом. Дышит жадно и слишком быстро, будто бежал кросс в несколько километров без малейших перерывов.

Он около минуты сидит, бессмысленно залипая в пространство и пытаясь выровнять сердечный ритм и вернуть дыхание в норму. Арсений откидывается обратно на подушку, закрывает лицо руками и с усталой обречённостью негромко, чтобы не разбудить бабушку и дедушку, стонет в неё.

Всю последнюю неделю он каждую ночь видит только этот сон.

Арсений устал. Он чертовски устал от своих неправильных чувств к брату. Он устал чувствовать угрызения совести тёмными ночами, когда просыпается со стояком от дурацкого сна, напоминающего ему события девятилетней давности.

Арсений чувствует себя мерзким, отвратительным, неправильным, дефектным, когда позволяет себе запустить ладонь в трусы, проводя кулаком по напряжённому члену. Пальцы на ногах поджимаются в ожидании оргазма, и дыхание снова к чертям сбивается. Воображение услужливо подсовывает картинки, как уже взрослый Антон без всяких преград прижимается своим членом к арсеньевскому, как Антон без промедления входит в его разнеженное податливое тело, как Антон делает реальные толчки, а не их имитацию сквозь несколько слоёв ткани.

Арсений кончает в кулак, отчаянно желая себя придушить подушкой, на которой лежит.

Он не должен желать близости с братом. Он не должен видеть каждую ночь сны с его участием. Он не должен испытывать к брату никаких чувств, кроме братских. Он не должен так отчаянно нежно, робко и трепетно любить своего блядского брата.

Арсений тянется к коробочке с салфетками, доставая одну и обтирая ею белёсую от спермы ладонь: понял после двух самых первых ночей, что вставать и идти мыть руку кайфа мало, поэтому ложится спать теперь только если рядом пачка салфеток и антисептик.

Сна ни в одном глазу.

Попов, кутаясь сильнее в одеяло, безэмоционально смотрит в известную только ему одному точку на потолке, погружаясь в зябкий омут мыслей.

Его напрягает то, что брат стал сниться ему так часто, хоть он прекрасно понимает, чем это вызвано. Арсений во всех деталях помнит тот проклятый момент, когда бабушка сообщила ему, что Майя и Антон, которые жили на соседнем участке, теперь будут жить в одном доме с ними. Всего одно предложение, а привычный уклад арсеньевской жизни пошатнулся… хотя нет, разбился вдребезги. Было решено, что первого декабря они переберутся в этот дом окончательно, и чем быстрее приближалась эта дата, тем тревожнее становилось Арсению.

С братом они видятся не так часто в реальной жизни, да и к бабушке Попов приходит только по выходным, но дело в том, что Арсений с Антоном будут делить один этаж. Не может быть такого, что они не будут взаимодействовать вообще. А жаль, потому что он отчаянно бы хотел, чтобы Антон в его жизни никогда не появлялся.

С той «игры» всё слишком быстро пошло по наклонной. Пошло так, как быть не должно было в любом из вариантов развития их судеб.

Арсений начал осознавать свои чувства к Антону, к своему брату, блять. У него начали проявляться желания, которых раньше никогда не наблюдалось, да и в теории быть не должно было, но они всё же были, и Попов позволял им разрастаться до необычайных размеров, чем делал только хуже.

Ведь надо было наступить себе на горло, говоря, что так нельзя, так неправильно. А Арсений, как истинный долбоёб, жаждал всё большего внимания со стороны брата и лип к нему как банный лист к жопе, подсаживая себя тем самым на эту иглу всё больше. Делая это необходимой базовой потребностью, как сон, еда, вода и воздух.

Он уверен, если бы он тогда не согласился играть в эту чёртову игру, ему бы удалось сохранить с братом чисто братские отношения. Такие, которые и должны были быть. Но нет же, он влетел в эти чувства на скорости четыреста тридцать пять километров в час и разбился о них же, вляпался в эти чувства, как в говно, в котором он тонет уже который год в лишённой веры надежде выбраться.

Говорят, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Арсений хочет плюнуть в лицо человеку, который сказал такую чушь. Попов уже все волосы на голове выдрал в безрезультатных попытках выбраться из этого омута, губящего его, но продолжал прозябать всё сильнее.

В конце концов, как видите, он просто смирился. Хотя это «просто» далось ему нелегко. Научился жить с этими чувствами, и это оказалось не так сложно, в принципе. Больно, но с этим можно жить. С Антоном они видятся довольно редко, несмотря на то, что оба учатся в одной школе и дом бабушки и Майи находятся на одном участке.

Арсений Антона, по возможности, избегает. Старается не пересекаться с ним в коридорах школы, а если избежать не получается, нагибаться, сливаясь с толпой, потому что вдруг братцу захочется поговорить, а Попову этого не хочется.

Но он пиздит как дышит, потому что он влюблён и, конечно, ему хочется разговаривать с Антоном сто часов с перерывами на поцелуи, но Шастуну об этом знать вовсе не обязательно.

Арсений проваливается в воспоминания.

После игры, которая к хуям перевернула его жизнь, в Антоне, как и в нём самом, что-то неуловимо поменялось. Тот отстранился сильно, и Арсений долгое время думал, что брат испытывает к нему отвращение после того случая, и ничего не понимающему маленькому Арсению было бесконечно жаль, что он разочаровал брата. Но Попов даже представить себе не мог, насколько он ошибался.

Спустя два года после того самого вечера Арс волей случая должен был остаться на ночёвку у Антона. Волнение, кажется, сгрызало его изнутри, а сердце норовило пробить дыру в грудной клетке, когда он видел, как Майя, поменяв постельное бельё на кровати своего сына, уходит из комнаты, желая мальчикам спокойной ночи.

Арсений под прицелом взгляда Шастуна присаживается на самый край его кровати и смотрит на него как бедный родственник снизу вверх.

Антон наклоняет голову влево:

— Поиграем в планшет? Не хочу сейчас спать, — и, не дожидаясь арсеньевского ответа, идёт к столу, чтобы подцепить изящными пальцами гаджет. Тащит его на кровать, ложится лицом к подушкам и выжидающе смотрит на Арсения. — Особое приглашение нужно?

Попов моргает заторможено, но, понимая, что от него хотят, устраивается рядом с братом. Тот улыбается уголком губ и заходит в сабвей сёрф. Арсений, пользуясь Антоновой увлечённостью игрой, изучает его профиль, будто видит впервые.

Скользит взглядом по кудрявым пшеничным волосам, спадающим ему на болотные глаза, мешая, отчего тот очаровательно забавно дёргает головой в попытке их убрать. На таком расстоянии можно рассмотреть каждый волосок на бровях и ровных густых ореолах ресниц, и Арсений смотрит словно завороженный, не смея оторвать взгляд. Оглаживает глазами ровный нос, натыкаясь на милую родинку на самом его кончике. По-детски пухлые щёки, которые непременно хочется помять и растянуть в разные стороны, как сам Антон делает иногда. Розовые губы, напоминающие по форме сердечко или жопку — тут как посмотреть, — между которых виднеется высунутый от усердия язык. Красивый подбородок и аккуратная линия челюсти не обходятся без внимания Арсения тоже, но тот быстро переводит взгляд на очаровательно оттопыренные уши Антона, которые сам он почему-то не любит.

Весь Антон — красивый, и Арсений понимает это только сейчас с кристальной ясностью. Его хочется постоянно касаться, поэтому он и лежит сейчас к нему почти что вплотную, хочется держаться за руки, хочется обнимать, повисая на нём полностью, хочется оставлять крошки-поцелуи по всему телу и слюнявить его тоже хочется, на что Антон обязательно будет ворчать.

Арсений никогда в своей жизни до этого самого момента не испытывал подобных желаний, но мама рассказывала ему это всё, когда сын спросил у неё, как ощущается любовь. Мама рассказывала ему о любви к девочке, но он чувствует всё это к мальчику. К своему двоюродному брату.

Арсению десять, когда он понимает, что влюблён в младшего брата. Арсению десять, когда он метафорически заклеивает себе рот скотчем. О таком ему говорить нельзя никому, и он прекрасно это понимает.

Ночью, когда маленькая стрелка на часах близится к двенадцати, Арсений, сам не зная зачем, зовёт брата:

— Антон, — тихо, сразу же начиная надеяться, что тот ему не ответит.

— Что? — тот поворачивает голову к нему, смотря сонными глазами на замершего Арсения.

— Помнишь, — начинает он после долгой молчаливой паузы, во время которой он нежным взглядом скользил по красивым чертам лица брата, а тот терпеливо ждал продолжения арсеньевской реплики, — мы давно играли в игру…

Арсений краснеет, снова вспоминая события того вечера, надеясь, что в темноте ночи это не сильно заметно. Он жалеет, что завёл этот разговор.

Антон молчит. Попов видит, что тот хмурит брови, прикусывая губу своими крошечными кошачьими зубами, и тщательно раздумывает над ответом. Арсений на интуитивном уровне ощущает эти метания. В конечном итоге брат выдыхает:

— Нет, не помню. Спи, Арсений, — слишком резко бросает он и отворачивается от него на другой бок. Арсений бы хотел обнять его со спины, но может лишь гипнотизировать его вихрастый затылок и кусочек шеи, выглядывающий из-под одеяла. — И не дыши на меня.

Арсений расстроенно поджимает губы и вынуждено переворачивается на левый бок, чтобы тоже лежать спиной к брату. В груди отчего-то ноет.

Позже Попов проснётся оттого, что Антон обнимет его как бы случайно, но оба, конечно, притворятся спящими.

После той ночи Арсений если не закрылся от Антона вообще, то дистанцию поддерживал приличную, стараясь снизить и так почти минимальный контакт в реальности, но это не особо помогало, потому что Шастун, не обращая внимания на арсеньевские терзания, на всех праздниках садился рядом с ним, ссорясь при необходимости с другими двоюродными-троюродными братьями и сёстрами, если те занимали место подле его любимого братца.

Антон несильно помогал Арсению, когда звал его к себе домой, чтобы тот посмотрел, как он здорово играет в игры на компьютере, который ему подарили совсем недавно на день рождения, а Арс, как дурак, соглашался, не смея отказывать брату. Смотрел всё так же на его профиль, а не в монитор, кишащий яркими красками.

Антон закапывал его в глубину своих чувств всё сильнее, когда смотрел на него с нескрываемым обожанием и восхищением в распахнутых травянистых глазах.

Но всё это чередовалось с длинными паузами тотального игнорирования, во время которых Арсению в какой-то момент казалось, что он выдумал эти чувства к брату, но потом Антон снова слепил его своей солнечной улыбкой, и Попов по новой принимался крыть себя хуями за то, что он такой отвратительно неправильный.

Арсений не должен поддаваться на провокации Антона, но делает это из раза в раз. Тому следует лишь очаровательно улыбнуться — и весь Арсений в его власти. Причём он прекрасно понимает, что брат ведёт себя как конченый с этим его чередованием фаз: то ты мне не интересен, то «привет, Арсений, как дела?», но ничего не может с собой и со своим дурацким влюблённым сердцем поделать.

Шли годы. И чем старше становился Антон, тем сильнее он менялся. Как внешне (вытянулся так, что был теперь выше Арсения, и последнему слишком нравился такой контраст), так и внутренне.

Шастун перестал огрызаться на попытки старших завести разговор и сам лип к Арсению постоянно. Попов видел — ощущал — на себе те жадные взгляды брата, стоило ему только отвернуться, он замечал, что прикосновения Антона стали более долгими и частыми, и это при том, что он никогда не отличался особой тактильностью. Брат стал слишком часто маячить в школьной столовой, где обычно заседал Арсений.

Попов не понимал, что происходит с младшим братом. Точнее, у него было всего два варианта оправдания происходящего, и он не знал, какой из них хуже.

Первый и наиболее реальный: Антон каким-то образом узнал о нежных и до жути неправильных чувствах Арсения к нему и издевался над ним, испытывая арсеньевское терпение и сердце на прочность. Действительно, чего ему стоит долго посмотреть на него и дотронуться лишний раз? Арс старается игнорировать неприкрытую искренность в глубине травянистых глаз и в мягкой кошачьей улыбке.

И вот мы плавно подошли ко второму варианту, который то бросал Попова в предвкушающую дрожь, то заставлял покрываться холодным потом и осознавать всю неправильность происходящего, отчего Арсений снова избегал брата в надежде, что тот одумается. Он во всём винил себя.

В некоторые моменты парню казалось, что Антон тоже испытывает к нему далеко не братские чувства. Арсений бы хотел — действительно хотел! — думать, что это не так и ему просто показалось, но, к счастью или к сожалению (он ещё не определился), факты были налицо, а Попов не великий слепой, чтобы их в упор не замечать.

Как жаль, что всё последнее лето Арсений всё сильнее убеждался в правдивости второго варианта, и это его — парадоксально — совсем не радовало, ведь это обязательно повлечёт за собой целый ряд проблем, с которыми придётся разбираться.

В почти что самом начале учебного года, в октябре, он окончательно подтвердил свою теорию: брат к нему реально не равнодушен. Арсений по своему обыкновению сидел в столовой, залипая в телефон, и старательно игнорировал Антона, сидящего за столом прямо напротив него и прожигающего в нём дыру пристальным взглядом.

Заставили Шастуна отвлечься от сего увлекательнейшего занятия две девушки, подошедшие к нему, радостно что-то обговаривая. Они втроём обсуждают что-то минуты две — Арсений не слышит их разговор из-за шума в столовой, — одна из девушек отходит чуть назад и достаёт телефон, наводя камеру на улыбающегося уголками губ Антона.

Другая девушка — из параллели Арсения, Ира Мягкова — становится рядом с сидящим Шастуном. Она улыбается в камеру и открывает что-то на своём телефоне.

Под конец перемены, когда людей в столовой становится всё меньше, Арсений может теперь хорошо слышать, что они говорят.

— А теперь мы перейдём к самой интересной, — Ира играет бровями и понижает голос до томного, — для женской половины наших подписчиков части нашей игры «одно из двух». Скажи, Антон, блондинки или брюнетки?

У Антона ровно секунда на то, чтобы обдумать и решиться на следующий шаг. Шастун устанавливает с Арсением зрительный контакт, и у последнего мурашки по всему телу от его взгляда — пристального, внимательного, с искорками от огня, разжигаемого бесенятами в его глубине.

Арсений видит проявляющуюся хитрую улыбку на губах брата, когда тот произносит:

— Брюнетки, — ухмылка, взгляд глаза в глаза и приподнятая бровь. Попов нервно сглатывает и невольно хмурится.

— Высокие или низкие? — продолжает Мягкова, удовлетворённо улыбаясь. Антон улыбается ещё шире.

— Высокие, — он взмахивает рукой, приподнимая её аккурат на ту высоту, докуда ему достаёт Арсений. Для других этот жест — случайность, но у Попова сердце сбивается с привычного темпа.

— Сиськи или жопа? — задаёт, видимо, последний вопрос Ира, потому что она сразу же выключает экран телефона и убирает его в карман, теперь просто смотря в камеру. Замечает Арсения, сидящего позади своей подруги, и приветливо ему машет.

— Жопа, — выдыхает довольно Антон с сытым удовлетворением, всё ещё смотря ему в глаза, и у Арсения не остаётся никаких сомнений, что брат говорит про него.

Каков пиздец. Информация отчаянно не желает укладываться в голове, ведь одно дело строить теории, и совершенно другое — видеть этим теориям непрямое подтверждение от объекта своих трепетных чувств.

Это невозможно истолковать по-другому, но вдруг Арсений всё же ошибается? Боже, как же ему хочется в это верить.

Он подрывается вслед за уже покинувшим столовую Антоном, нагоняя брата в коридоре. Арс подстраивается под его шаг и идёт вровень:

— Что это было, Антон? — голос предательски дрожит от страха.

Звонок на урок заставляет Арсения вздрогнуть и ускориться вместе с братом.

— Что было что? Давай потом, Арс, у меня урок, — оборачивается, чтобы подмигнуть, и скрывается за дверью кабинета.

Арсений пребывает в прострации весь оставшийся день, пытаясь осознать, что Антон его любит тоже.

В школе обсуждать это всё нельзя точно, поэтому остаётся только ждать выходных.

Кто же знал, что всё получится так.

Попов почувствовал неладное, ещё когда ему пришло сообщение от Антона о том, что в субботу он просит его прийти к нему домой.

Причина не уточняется.

Переживающий, он вешает куртку на вешалку в прихожей и снимает ботинки. Проходит на кухню, в которой горит свет, и с удивлением обнаруживает там бабушку с дедушкой и Майю, сидящих за столом и что-то радостно обсуждающих за чашкой чая.

Во главе стола сидит Антон с какой-то девушкой, не знакомой Арсению, приобнимая ту за талию. Замечает брата и вскакивает из-за стола и, располагая руку на его ключице, тащит к столу, чтобы представить их друг другу.

Он словами не может выразить своё разочарование и опустошение, которое испытал буквально за секунду.

— Ир, познакомься, это мой двоюродный брат Арсений. Арсений, это моя девушка Ира, — последнее он произносит с какой-то странной интонацией, будто специально выставляет этот факт напоказ, тыкает его лицом в это будто нассавшую мимо пелёнки собаку в её собственную мочу.

Девушка мило алеет от Антоновых слов и приветливо улыбается Арсению. Какая прелесть, аж тошнит.

Но она же совсем не похожа на описанный Антоном «идеал», так в чём же дело? Нелепая, абсурдная мысль внезапно рождается в его голове, и Арсению хочется смеяться в голос от осознания того, что так, скорее всего, и есть.

«Он это специально».

Арсений с небольшим наклоном поворачивает голову к нему и с сарказмом шепчет:

— Серьёзно? — Антон смотрит в ответ, чуть прищурив глаза. Господи, как же очевидно, что он считывает реакцию, и, видимо, это та самая, которую он ждал.

Арсений надеется, что Шастун доволен своей выходкой, правда, ему жалко его девушку, потому что кристально ясно, что чувств к ней он никаких не испытывает. Завёл отношения, чтобы что-то доказать Арсению, вывести того на эмоции.

Антона всё так же легко прочесть.

Что ж, ладно, не Арсений затеял эту игру, но будет играть по своим правилам. Он растягивает губы в приторной улыбке:

— Очень рад знакомству, — щебечет он наигранно спокойно, всё ещё глядя в глаза Антону. — А теперь мне пора. Счастливо оставаться!

Он вздёргивает вверх свой кнопочный нос и агрессивно ведёт плечом, сбрасывая антоновскую руку со своей ключицы и уходит. Все за столом недоумевающе хлопают глазами, но, когда он выходит из кухни, слышит оклик бабушки:

— Арсений!

Попов сильнее кутается в куртку и громко (демонстративно, специально для Антона, который вышел за ним в прихожую со странной полуулыбкой — придурок, блять) хлопает дверью.

***

Арсений не разговаривает с ним всю неделю, несмотря на все попытки Антона завести разговор.

Арсений тотально игнорирует его существование весь конец октября и весь ноябрь. Антон надеется, что его с матерью переезд в один дом с ним хоть немного, но облегчит напряжение, висящее между ними вот уже полтора месяца.

Шастун осознал всю глупость своего поступка ещё в тот момент, когда услышал хлопок входной двери после ухода Арсения. Он жалеет, что согласился на предложение Иры стать парой, надеясь, что тем самым привлечёт внимание брата, ведь никакая Кузнецова никогда не станет ему важнее, чем Арс. Его родной, самый хороший, любимый Арс.

Он понял, но не спешил расставаться с девушкой, потому что так он только сильнее оправдает звание неразумного ребёнка. Также Антон не оставлял попыток разговорить Арсения. Неудачно.

Видеть брата таким — отстранённым, холодным, скользящим по нему равнодушным и презрительным взглядом — невыносимо. Тоска по нему скребётся внутри голодным зверем, утолить голод которого можно только взаимодействиями с Арсением.

Он тоскует по их детству, когда всё было просто и понятно, когда они ещё были неразлучны, стоило им только встретиться. Про них шутя говорили, что они не разлей вода.

Только так было до того самого вечера, который многое для Антона расставил по своим местам. И пусть он вспоминает о тех знаменательных событиях, испытывая на себе всю палитру стыда, окрашивающего его лицо во все оттенки красного, но не жалеет о том предложении поиграть.

Антона что в детстве, что в подростковом возрасте, тянет к Арсению будто гигантским магнитом, и до поры до времени он как слепой котёнок тыкался в объятия брата, где его всегда приласкают, после чего — понимая, что что-то стало не так, — периодически уходил в себя, пытаясь избавиться от не нужных ни ему, ни Арсу чувств.

Они же братья.

И это, честно, было единственное, что сдерживало его. До шестнадцати, по крайней мере: там он уже пустился во все тяжкие, стреляя в Арса глазками при каждом удобном случае.

Откуда, спросите вы, такая уверенность в том, что брат его не сдаст в психушку или хотя бы не спалит матери? Дело в том, что Шастун — парень неглупый, хоть и любит выставлять себя тем ещё дурачком, и распознать признаки влюблённости в него человека, которого он знает как облупленного, вполне способен.

Антон хочет быть вместе со своим братом, и он уверен, что рано или поздно так и будет, но в этой ситуации его всё ещё смущали родственники. Даже если (не если, а когда) они сойдутся и переедут куда-нибудь вместе, родители обоих парней будут докапываться с этим извечным «Когда женишься, когда детей растить будешь?»

Грустно осознавать, что с родителями придётся прекратить общение и свалить на другой конец Земли, где точно не знают о том, что они — двоюродные братья. Самому Антону на это наплевать: он смирился уже давно и был готов все трудности преодолевать вместе с Арсением под ручку. Звучит слишком несерьёзно и по-детски? Антону плевать, он предпочитает решать проблемы по мере их поступления.

Самой главной проблемой пока что выступает (как на цирковой арене) его глупость, и не то чтобы Антон не знает, как её решить, но он определённо не торопится это делать.

***

Декабрь наступает незаметно.

Антон с мамой уже полностью перенесли вещи из своего дома в этот и потихоньку приспосабливаются жить вместе с бабушкой и дедушкой в одном пространстве.

Шастун наивно надеется, что вот теперь, когда он здесь постоянно, он сможет подловить Арсения и наконец поговорить с ним, перед этим извинившись и, в идеале, расставшись с Ирой. Последняя, кажется, начинает что-то подозревать, но ему на это плевать с высокой колокольни.

Но Антон не учёл одну вещь: Арсений может просто взять и не прийти сюда, как делал каждую неделю. И тот действительно же не появляется. Даже если Шастун заявится в квартиру Поповых, то брат не будет его слушать, сразу же выставив за порог, поэтому остаётся только ждать, когда он соизволит сюда прийти.

А пока что можно начать исполнять первую часть плана. Антон в который раз уже приглашает Иру в дом — родственники не возникают, наоборот, только рады тому, что «Антоша так счастлив с Ирочкой».

Ира со слегка нервной улыбкой заходит вслед за Антоном в его комнату и осматривается: в этом пространстве она впервые, ведь обычно парень с девушкой проводили время в прошлом доме.

— Знаешь, Ир, я давно уже хочу кое-что сделать, — начинает Шастун, смотря равнодушным взглядом в окно.

Кузнецова почему-то улыбается, подходит ближе к нему, скользя руками по его груди и смыкая их на затылке, и приподнимается на носочки, чтобы поцеловать.

— Я рада, что ты наконец-то созрел, — шепчет она ему в самые губы и целует, проводя языком по нижней губе и посасывая ту.

Антон не понимает, для чего он созрел, но этот вопрос его совсем не волнует. Ему откровенно похуй на то, что происходит сейчас: он даже не отвечает на поцелуй, как делал обычно, а просто стоит истуканом, даже не предпринимая попыток её приобнять за талию.

Ира медленно скользит руками по его телу, останавливаясь на три секунды на уровне, где начинаются джинсы. Кузнецова всё так же безответно его целует, когда её ладонь накрывает область ширинки, слегка сжимая. Но, видимо, она замечает, что предполагаемой реакции на её действия нет, и с непонимающим лицом — наконец-то — от него отлипает.

— Но… — выдаёт она, непонимающе хлопая нарощенными ресницами. — Я тебя совсем не возбуждаю? В чём проблема, Антон? — она жалобно изгибает брови и чуть выпячивает нижнюю губу.

Шастун закатывает глаза.

— В том, что ты не парень, очевидно. Я гей, Ир, — пожимая плечами, произносит он с ухмылкой, наслаждаясь искренним замешательством на лице девушки. Ему не жаль. Жаль только, что он так много времени на неё потратил, когда мог в это же время поговорить с Арсением и быть вместе с тем, кого любит по-настоящему.

Ира хмурится, пытаясь уложить у себя в голове сказанное Антоном. А потом происходит взрыв.

Она вспыхивает почти мгновенно, потому что её заебало такое отношения Антона к ней. Он по-скотски воспользовался ей непонятно для чего, так ещё и не выглядит раскаивающимся совершенно! Ему будто… всё равно на её чувства. И это неприятно, потому что Ира действительно влюблена в этого придурка, который, видимо, её и в грош не ставит.

— Да пошёл ты нахуй, Антон! Меня заебало твоё отношение ко мне, я себя уважаю! — слова, наконец-то прозвучавшие вслух. Она держала их в себе последний месяц, когда лично наблюдала за перепадами настроения парня. Ей всех пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы пересчитать все замеченные ею случаи странного поведения Антона. Бывало такое, что они сидят в коридоре школы, Ира ему что-то рассказывает, а парень с отстранённым выражением лица её приобнимает, но в один момент он будто пробуждается ото сна: поворачивается к ней, целует в пухлые губы и смотрит в глаза так преданно-преданно, и девушка, конечно, в такие моменты плыла. А теперь она понимает, чем это вызвано: в тот момент, видимо, проходил тот человек, который нравится Антону. Вот угораздило же её влюбиться в такого долбоёба! — Ты отвратительный, знаешь? Господи, как я могла вообще… — она задыхается своим гневом в эту секунду, она машет руками, пытаясь подобрать слова, но Антон её перебивает:

— Ты закончила? — Шастун приподнимает бровь, чуть улыбаясь, и с интересом натуралиста склоняет голову вправо. — Я хотел сказать, что мы расстаёмся. Можешь идти, — он нацепляет саркастически милую улыбку на секунду, после чего его лицо снова принимает безразличный вид.

У девушки глаза блестят от слёз. Она шмыгает носом и подбирает небольшой рюкзак, оставленный на входе в комнату.

— Уёбок, — шипит она, прежде чем с грохотом закрыть дверь и начать спускаться по многочисленным лестницам.

Антон выдыхает, запрокидывая голову вверх, и трёт пальцами лицо, закрывая его ладонями полностью.

Пункт первый выполнен, теперь остаётся только ждать, когда брат снова появится здесь.

***

Арсений матерится себе под нос, когда, кажется, целая гора снега попадает в ботинок. Он перехватывает в другую руку пакет с мясом для шашлыка и нагибается, чтобы пальцем достать снег из обуви.

Шмыгает носом и принимается идти дальше — до дома бабушки осталось минуты две. Он недоволен тем, что вообще направляется туда, хоть очень соскучился по обществу своей бабушки. Родители, которые в этом году захотели праздновать Новый год в этом доме, съездили накануне в магазин, где и купили это мясо, а потом выперли Арсения за порог, чтобы он его отнёс.

Вот Арсений и шагает по заснеженным дорогам, молясь всем богам, чтобы Антона не было дома. Хотя он планирует просто передать бабушке пакет и тут же развернуться, чтобы уйти домой.

Когда он подходит к калитке и дёргает за ручку, он с удивлением обнаруживает, что она закрыта. Твою ж мать.

Он набирает номер бабушки и слушает долгие гудки. Когда она берёт трубку, Арсений, переминаясь с ноги на ногу от холода и стуча зубами говорит:

— Привет! У вас тут калитка закрыта, откроешь?

— Арсюш, мы уехали со взрослыми за покупками, — говорит она извиняющимся тоном. — Позвони Антону, он должен дома быть. Он знает, где ключ от калитки.

Арсений бесшумно матерится, устремляя свой взор в небо, спрашивая, за что ему это всё. Теперь не пересечься точно не получится.

— Хорошо, — выдавливает из себя он и сбрасывает вызов.

Что ж, через забор так через забор.

Он перелезает, чудом не порвав куртку и не разорвав пакет с мясом. Дом оказывается не закрыт, и на том спасибо. Арс заходит, стараясь не хлопать входной дверью и, оказываясь в гараже, решает сходить за банкой с огурцами в подвал. Всё равно он уже здесь, так хоть поест, ведь дома пообедать не успел: сразу пакет в руки и «попутного ветра тебе в сраку».

Когда он, нагруженный банкой и пакетом, заходит в прихожую, тут же натыкается взглядом на Антона и закатывает глаза. Ну кто б сомневался.

— Привет, — радостно здоровается с ним он, спеша принять из его рук огурцы и мясо.

Арсений стягивает шарф и куртку, вешая их на вешалку. Антона он всё ещё игнорирует, хоть и признаёт, что до жути по нему скучал. Обнять его хочется, несмотря на то что он такой придурок.

После того, как он разувается, Арс ныряет ногами в тапочки и, шаркая ими, демонстративно проходит мимо Антона в кухню, где заглядывает в холодильник в поисках еды.

Антон ещё секунд тридцать залипает в темноту комнаты, свет в которой погасил Арс, когда уходил, после чего плетётся вслед за ним на кухню со взглядом побитого щенка.

— Арс, ну давай поговорим, — произносит он прямо в затылок брата, чуть ли не вплотную к нему подходя. Трогать не решается, потому что это может лишь усугубить их и без того натянутые отношения.

Попов пыхтит, пытаясь открыть банку с огурцами, но у него ничего не получается, поэтому Антон аккуратно берёт её из его рук и, прилагая чуть усилий, открывает, пихая её обратно в руки Арсу. Тот зыркает на него зло, но благодарно, после чего снова отворачивается.

Арсений его игнорирует, продолжая нарочито-спокойно накладывать еду в свою тарелку, после чего ставит её в микроволновку и наконец разворачивается лицом к Шастуну:

— О чём? Я не хочу с тобой… — начинает Попов, скрещивая руки на груди, но оказывается перебит Антоном:

— Я с Ирой расстался, — ляпает он и ждёт реакции.

— Вау, правда, что ли? — голос насквозь пропитан сарказмом. — Спасибо, что сообщил, а то я не знал, что, цитирую, самая красивая пара школы рассталась.

Антон отводит взгляд и заламывает пальцы.

— Арс, ну прости, я ступил, мне жаль, что так получилось, я не хотел тебя обидеть, — смотрит на него виновато, и Попов крайне близко к тому, чтобы его простить. Пусть тот порой ведёт себя как конченный придурок, но этого придурка он любит.

— И поэтому мучал и меня, и девчонку больше двух месяцев? — в голосе слышится вселенская усталость — Арсения и правда изрядно вымотала вся эта история.

— Прости. Просто знай, что я всегда выбирал и буду выбирать тебя. Только тебя.

Антон под прицелом внимательного арсеньевского взгляда чуть подаётся вперёд, невесомо касаясь кончиком носа с родинкой виска брата и втягивает его запах, по которому успел очень сильно соскучиться за всё время, что они не виделись.

Это прикосновение слишком интимно, и Арсений выдыхает судорожно и нерешительно замирает, предоставляя Антону полную свободу действий. Брат тянет руки, чтобы его обнять, но микроволновка радостно дзинькает, оповещая о том, что его обед погрет.

Антон вздрагивает и отстраняется. Момент упущен.

Брат сидит рядом с Арсением, пока он не доедает свою еду, после чего хватает его за руку и ведёт в свою комнату, где закрывает дверь и усаживает брюнета на кровать, плюхаясь в позу лотоса рядом.

— Давай говорить, — воодушевление, смешанное с мольбой. Забавная смесь.

Арсений хмыкает, но чувствует смущение, которое находит выход наружу через пылающие щёки. Много вопросов вертится на языке, но он не знает, с какого начать. Антон смотрит открыто и терпеливо, ненавязчиво касаясь его бока своей тёплой коленкой.

— Можно я возьму тебя за руку? — робко, что на него совсем не похоже, интересуется Антон, и Арсений садится напротив него в той же позе и тянет к нему свою открытую ладонь. Шастун переворачивает её и скрещивает их пальцы, отчего Арс непроизвольно начинает улыбаться.

— Почему ты тогда предложил… — начинает Попов, но Антон, краснея, тут же вскидывает свободную руку вверх, тормозя его:

— Не продолжай!

Арсений хихикает, а у Антона на лице остается всё меньше не красных участков кожи. Пару минут они ждут, пока он чуть успокоится, после чего брат всё же отвечает на вопрос:

— Я не знаю, если честно. Я, как ты уже, наверное, догадался, посмотрел впервые в жизни гетеропорно, потому что я потом только гомо и смотрел, и решил… — он снова стопорится, потому что дыхание сбивается и он снова покрывается краской. Он делает глубокий вдох-выдох и продолжает: — И решил, короче. Но потом что-то пошло не так. Если честно, смутно помню момент, когда осознал, что люблю тебя не по-братски, а по-пидорски, — Арсений слегка сжимает его ладонь, заставляя Антона сменить формулировку, — ладно, любовной любовью. Пытался что-то с этим делать по началу, но потом понял, что, если любовь настоящая, она не может быть неправильной.

Красный сидит уже Арсений, а Антон наблюдает за ним с умилённой улыбкой. Арс завидует тому, с какой лёгкостью эти слова сходят с языка брата. Тот, судя по всему, не сильно мучился с моральной точки зрения, как это было с Поповым. Но ладно, сейчас ему норм с этим всем, и это определённо имеет значение.

— Это так странно, — озвучивает свои мысли Арсений, и Антон тянет его вперёд, а сам откидывается назад, устраивая брата на своей груди и обнимая его обеими руками. Чмокает в лоб и зарывается носом в чёрные волосы.

— Почему?

— Мы же братья, — пожимает плечами Арсений насколько это возможно в его положении и тыкается холодным носом в горячую шею Антона.

— Да отцепись ты от этого. Братья и братья, не родные, и на том спасибо, — недовольно бубнит Антон, после чего целует его в макушку. Арсений откровенно плывёт.

— К тому же, если мы расстанемся, то это лучше для всех, — продолжает Попов, и Антону хочется всю эту дурь выкинуть из его светлой (тёмной) головушки.

— В смысле, расстанемся? Ты что, не хочешь быть со мной всю жизнь и умереть в один день? — наигранно возмущённо спрашивает Антон. Если бы они сейчас стояли, он бы непременно встал в позу птички из мема «так блэт».

— Хочу, конечно, — улыбаясь, бубнит Арсений.

— Ну вот и не надо загоняться. С родственниками разберёмся как-нибудь, — Шаст стискивает брата в объятиях сильнее.

— Вместе? — Арс приподнимается на локтях.

— Вместе, — улыбается Антон и тянется вперёд, чтобы наконец коснуться чужих губ.