На дворе долгожданное тридцать первое декабря, и в душе поселяется радостно-томительное ожидание наступления завтрашнего дня. Кажется, стоит только числу перемениться, и все проблемы сразу же отступят, а жизнь никогда не станет прежней. В каком-то смысле так и есть, ведь новый год — это перерождение.

Арсения и Антона отправили отсыпаться в разные комнаты на разных этажах, но эти двое умудрились улечься вместе на кровати Антона, рассчитанной на одного человека, за счёт того, что Попов полулежал на брате. Что-то ему подсказывает, что это и был коварный план Шастуна.

Они вместе (в полном смысле этого слова) всего третий день, но сколько же нежности Антон ежедневно выливает на Арса, потому что последний после выяснения отношений решил на все зимние каникулы остаться у бабушки. Родители не против: они ничего не подозревают, и это самое главное; радуются лишь тому, что их сын снова так сдружился с Антоном.

Вот она — настоящая, крепкая, мужская анальная дружба. До анальной, конечно, ещё не дошло, но Арс чувствует, что это не за горами с его-то бешеным либидо и Антоновыми гормонами.

С момента, как Арсений продрал глаза и отлип с величайшим сожалением от тёплого тела Антона, напоследок прижимаясь на несколько секунд к его губам, он словно в жопу ужаленный бегает из дома на улицу и обратно, нося тарелки с горячей едой внутрь.

Арсений вьётся рядом с папой и дедушкой, которые готовят шашлык и делают овощи на гриле, прыгая на месте, чтобы согреться. В общем, энтузиазм от скорого празднования льётся через край.

На улице темно и холодно, но для Попова это не имеет значения, ведь его, как бы это банально ни звучало, греет изнутри хорошее настроение. А ещё тёплая куртка и перчатки с мехом внутри.

Антон ходит за ним хвостиком и изредка бросает в него снежки, иногда хватая цепкими руками и утаскивая, как паук, в тёмный угол, где прижимался своими сухими губами к арсеньевским. Попов, конечно, знал, что его брат тактильный (и то, только с ним), но чтоб настолько… Для него это было приятным удивлением. С языком целоваться на морозе приятного мало, поэтому они обнимаются через два слоя куртки, и это, конечно, не очень, но довольствуются тем, что есть, и рассыпают на лицах друг друга крошки-поцелуи до тех пор, пока их не хватятся.

За полтора часа до наступления первого января их отправляют переодеваться в нарядную одежду. Антон искренне не понимает прикола так делать, поэтому препирается до последнего, выторговывая себе право остаться в футболке, просто переодев пузырящиеся на коленях треники на джинсы.

За то время, пока Шастун в своей комнате переодевается, Арсений успевает натянуть колготы в крупную сеточку и обожаемые им джинсы с дырявыми коленями. Антон заходит аккурат в тот момент, когда он натягивает один из своих любимых свитеров салатового цвета.

Брат восхищённым взглядом — он всегда так смотрит на Арса, отчего тот смущается с непривычки, — скользит по обтягивающим всё что можно и нельзя джинсам и тяжело вздыхает, замечая в прорезях ткани крупную сетку колгот.

— И это великолепие мне терпеть, не имея возможности коснуться, больше двух часов, — обречённо говорит он, плюхаясь на кровать, и подтягивает брата к себе, цепляясь пальцем за шлёвку на его джинсах, перед этим раздвинув ноги, чтобы тому было удобно расположиться между них. Арсений послушно подходит ближе, и Антон обнимает его за пояс, прижимаясь щекой к мягкой ткани свитера и вдыхая приятный запах. Попов, улыбаясь, зарывается пальцами в русые волны и массирует кожу головы, выбивая из брата шуточное мурчание.

— Родной, идти пора, — Арсений наклоняется, чтобы поцеловать Шастуна в лоб. Тот фыркает и поднимает на него смешливый взгляд:

— Родной?

У Арсения на лице почти что видно тот самый знак загрузки, пока до него не доходит, и он, краснея, произносит:

— А, ой…

Антон бессовестно ржёт, держась за арсеньевскую талию и утыкаясь в живот ему же.

— Ну пойдём, родной, — Шаст поднимается с кровати, привычно заглядывая в голубые глаза сверху вниз.

— Прости, я…

— Да всё нормально, ты чего? — Антон обнимает его и прижимается губами к виску. — Не загоняйся опять, ладно?

Арсений благодарно улыбается и, цепляясь своим мизинцем за антоновский, выходит из комнаты, но когда они начинают спускаться по лестнице на первый этаж, им приходится снова расцепиться, и Попов напоследок незаметно и невесомо проводит кончиками пальцев по открытой ладони брата. Любит его невозможно сильно.

За столом они, как два неразлучника, сидят вместе. Антон иногда как бы случайно ныряет рукой под стол и наглаживает арсеньевское колено, цепляя пальцами сетку колгот. Арсений каждый раз вздрагивает и оттаскивает руку брата, хотя очень хочется, чтобы тот продолжал, но вдруг спалят. Ещё ему явно не хочется ощутить на себе суть мема «вырубай, у меня хуй встал». По крайней мере, не сейчас.

Празднование проходит шумно и весело: за столом все шутят, улыбаются и едят вкусную еду, прерываясь на разговоры. Речь президента они включают к её концу, чтобы не пропустить отсчёт.

Арсений слушает, весь замерев. Антон под столом нащупывает его руку и слабо сжимает, сплетая пальцы.

Под бой курантов Арсений загадывает пресловутое «навсегда».

***

Позже, когда взрослые уже разошлись спать, Арсений с Антоном лежат на полу и глубокомысленно смотрят в потолок.

Верхний свет приглушен, за окном валит снег широкими белыми хлопьями, любимый человек лежит рядом, и всё это наполняет Попова такой искренней радостью, таким искренним счастьем, что он не может сдержать просящуюся на губы улыбку.

Улыбается в потолок и выглядит сейчас, наверное, как псих, но это волнует его в последнюю очередь.

Антон лезет в карман своих джинсов, доставая оттуда беспроводные наушники и протягивая один Арсению. Тот принимает предложенный ему левый наушник и вставляет его в ухо.

С первых же нот он узнаёт мелодию "careless whisper" и хихикает, гипнотизируя лучистым взглядом Антона:

— Такое у тебя настроение, да? — Шастун кивает, поворачивая к нему голову, и подмигивает. — Танцевать меня приглашаешь?

— Как ты догадался? — наигранно изумляется брат и довольно резко поднимается с пола, после чего опирается на близстоящее кресло. — Бля, в глазах потемнело.

Арсений смеётся и тоже встаёт с мягкого ковра, становясь напротив Антона. Тот промаргивается, приходя в себя, после чего протягивает ему открытую ладонь, в которую Попов и вкладывает свою чуть подрагивающую руку. Сердце отчего-то снова бьётся быстрее.

Антон притягивает его к себе и нежно обнимает за талию, отчего Арсений откровенно плывёт, обнимая его в ответ, и наконец отпускает себя, кладя голову на левое плечо брата, чтобы не прижимать свой наушник, в котором всё так же играет приятная мелодия. Шастун с нежной улыбкой прижимается щекой к арсеньевскому лбу, перед этим оставляя там целомудренный поцелуй.

Они качаются совсем не в ритм песни, но это не то чтобы сильно их волнует. Они совсем не разговаривают, потому что такое уютное молчание не хочется прерывать никакими словами, да они здесь и не нужны совсем.

Антон забирается пальцами под свитер и оглаживает горячую кожу без всяких преград. Арсений прижимается к нему сильнее и выдыхает, опаляя шею жарким дыханием.

Шастун натыкается на тугой пояс колгот и только сейчас вспоминает об этом великолепии. Мысли будоражат сознание.

Арсений, чувствуя ступор Антона, поднимает невинный взгляд, и брат тут же целует его, бесцеремонно врываясь языком в его рот и играясь с арсеньевским. Когда он слабо стонет в поцелуй оттого, что Шастун царапнул его поясницу, заставив выгнуться навстречу ему ещё сильнее, Антон тут же отстраняется и смотрит мутными глазами:

— Так, мы либо прекращаем, пока я ещё смогу успокоиться, либо…

Закончить ему не даёт Арсений, который шепчет ему в губы: «Либо» и целует, покусывая нижнюю губу, отчего Антон нетерпеливо стонет ему в рот и трётся вставшим членом, топорщащим ширинку о бедро брата.

Шастун снова разрывает поцелуй и тянет Арсения за собой:

— Пойдём ко мне в комнату.

Оба стараются максимально тихо подняться по скрипящим от каждого шага лестницам. Когда за Арсением захлопывается дверь, он облегчённо выдыхает, сжимая себя через штаны и чуть смещая молнию на джинсах, чтобы не так больно давила.

Антон прижимается к нему сзади, сразу же ныряя руками под свитер, и после положительного кивка брата стягивает его. Арсеньевские соски от прохлады комнаты тут же напрягаются, а кожа покрывается мурашками, когда Шастун чуть наклоняется, чтобы слюняво поцеловать его в шею — засосы оставлять нельзя, что заставляет его грустить. Но это можно пережить, потому что потом, когда они съедут на свою собственную квартиру, можно будет делать что угодно. С позволения Арсения, естественно.

Тот наконец разворачивается к нему лицом и кивает на кровать. Антон согласно мычит и спиной ведёт брата к кровати, мягко давя на плечи, чтобы тот сел. Сам Шастун плюхается к нему на колени и трётся снова своим пахом о его, отчего Арсений охает.

— Мы так и будем под музыку трахаться? — спрашивает всё-таки он. Мелодию он до этого не сильно замечал, будто они находятся в каком-то фильме, а это официальный саундтрек.

Антон тихо смеётся и мотает головой, снова ныряя рукой в карман и доставая коробочку, куда помещает оба наушника.

В тишине непривычно: теперь слышно негромкие завывания ветра за окном и неровное дыхание Антона. Если прислушаться, то можно даже услышать ритм собственного сердца, но Арсению, к счастью, есть чем заняться. Он тянется к низу футболки брата и стягивает её, тот тоже покрывается мурашками, и первая его реакция — прижаться теснее к Попову.

Арсений выцеловывает шею брата и обвивает его тело руками, чтобы поделиться с ним своим теплом и согреть. Тот благодарно выгибается навстречу поцелуям и судорожно выдыхает.

— Арс, ляг на спину, — Антон стекает с его колен, позволяя выполнить данное движение. — Я стяну с тебя штаны?

— Нет, блять, будем как тогда, — сарказмирует Арсений, и даже в темноте комнаты видно, что Шастун покраснел.

Он расстёгивает пуговицу, вжикает молнией и, стягивая штаны, обнаруживает, что тот, блять, без трусов.

Ёб твою мать.

Антон закрывает глаза на пару секунд и дышит глубоко, пережимая свой член у основания через штаны, чтобы не спустить позорно только от одного вида налитого кровью члена, прижатого крупной сеткой колгот.

Арсений, наблюдающий за реакцией, удовлетворённо хмыкает и специально разводит ноги в стороны, открывая брату всё больший обзор и спрашивает шутя:

— Братан, ты меня трахать будешь, нет?

Антон смотрит загипнотизировано пару секунд, после чего кивает как болванчик и снимает наконец и с себя мешающие два слоя ткани. Нависая над Арсением, лезет в тумбочку, откуда вытаскивает смазку и презервативы, которые купил совсем недавно.

Антон без спроса легко разрывает ткань колгот, и Арс захлёбывается возмущением: он за эти колготки пятьсот рублей отдал!

— Ты чё, охуел? — говорит он громким шёпотом, шлёпая брата по плечу. Тот не особо выглядит виноватым.

— Ну прости! Я тебе их ещё сотню куплю, не бухти, — и примирительно чмокает в губы, сразу же углубляя поцелуй. Отрывается, чтобы облизать руку, после чего опускает её на требующий внимания член Арсения. Тот тонко всхлипывает и вскидывает бёдра, толкаясь в приятную узость ладони. — Встанешь в коленно-локтевую?

Арс кивает и принимает нужное положение, утыкаясь лицом в сгиб локтя от открытости позы. Он слышит прерывистый выдох Антона, после которого следует характерный звук открытия смазки. Антон щедро смазывает пальцы и льёт чуть-чуть даже на ложбинку, потому что много смазки не бывает, и погружает первый палец.

Арс принимает его с неким сопротивлением, но оно быстро проходит от методичных плавных движений, так что скоро он может добавить второй, разводя их в стороны и сгибая. Попов тихо стонет, подмахивая бёдрами в попытке самому насадиться на пальцы.

Когда Антон нащупывает и оглаживает простату, Арсений выдаёт слишком громкий в стоящей тишине стон, и он чертыхается себе под нос.

— Тише, тише, мой хороший, ты же не хочешь, чтобы нас услышали, верно? — шепчет Антон ему на ухо, ложась на его спину и всё так же продолжая двигать пальцами внутри. Арсений виновато кивает и закусывает подушку, когда Шастун добавляет третий палец.

Спустя около двух минут движения в нём трёх пальцев Попов уже умоляет вставить в него член, потому что ему не нравится думать, что удовольствие здесь получает только он. Знал бы Арсений, что Антон словил уже сотню эстетических оргазмов, но тот всё же идёт ему навстречу и раскатывает по стволу презерватив.

Шастун приставляет головку ко входу и перед тем, как войти в него, накрывает рот Арсения широкой ладонью и толкается.

Оба в унисон мычат от приятных ощущений, и Антон чуть вытаскивает, чтобы пережать у основания, чтобы не спустить за минуту. Входит обратно до конца и ложится грудью на спину Арса, начиная двигаться внутри.

Лёгкие и плавные толчки постепенно сменяются сильными и резкими. Арсений дрожит, когда Антон в очередной раз задевает простату, и поскуливает в его ладонь оттого, как ему хорошо. Шастун сейчас благодарит всех известных ему богов за то, что его кровать не скрипит от грубых толчков, иначе бы им давно настал конец. Он сам еле сдерживается от того, чтобы не стонать в голос от всего: чувств к Арсению, затапливающей нежности к нему же, приятных ощущений, которые дарит ему Арс.

Антон очень сильно влюблён.

Он кончает с этой мыслью, всё-таки не сдерживаясь и кусая Арса за шею, тут же зализывая укус. Делает по инерции ещё несколько глубоких и сильных толчков и надрачивает в такт толчкам член Арсения, и тот кончает следом за ним.

Шастун выходит из его тела, благодарно целуя в затылок и убирая наконец руку со рта. Снимает и выкидывает использованный презерватив в мусорку и идёт за салфетками к дивану, где обычно спит Арсений. Обтирает себя и Попова, после чего наконец ложится рядом с уже засыпающим парнем.

Они лениво целуются, обмениваясь слюной, и Арсений тянет руки, чтобы обнять брата.

— Спасибо, что ты есть, — шепчет Антон, но Попов этого уже не слышит, так как проваливается в сон, утыкаясь носом в шею Шастуна.

Антон не грустит от этого, потому что у него — у них — будет ещё целая жизнь, где он будет повторять эту фразу Арсу каждый день.