Мои пальцы стискивали край больничного одеяла на койке у Дзио. Я тупо пялился в пространство. Глаза вперились в бледно-желтую стену. Я видел, как Хэйтем и Дзио подсели к друг другу практически вплотную, мило щебеча. Мне хотелось то треснуть его, чтобы не подмазывался к моей лучшей подруге, то взорваться и наговорить Дзио гадостей, чтобы не смела заигрывать с парнем, в которого меня угораздило втюриться. То вообще испытывал желание выйти в окно — Хэйтема я и любить-то не собирался, но вчера умудрился захотеть его настолько, что не выдержал и передернул в душе. И чем чаще об этом вспоминал, тем сильнее чувствовал себя мразью.

      Нет, все к этому шло. Я вчера ведь впервые увидел Хэйтема раздетым.

      В отличии от нормальных школ, в нашей не было бассейна, и руководство школы втюхало каждому из тренеров в расписание периодическую необходимость тащить полтора десятка дебилов мокнуть в хлорированной воде городского бассейна, куда кто-нибудь периодически пускал желтую струю. Поездки в бассейн я и любил, и ненавидел — любил за возможность заниматься спортом и не потеть, приятно охлаждаться в жару и пропустить задолбавшие уроки, а ненавидел за унижение с публичным раздеванием. Я жался в углу, прятался за спинами ребят, надеясь, что девчонки не увидят на мне волосков, не заметят мою нескладность. Но нет-нет да слышал это мерзкое хихиканье, дергался от каждого фырка, и каждый раз мне казалось, что смеются именно надо мной.

      В этот раз все обстояло еще хуже — с нами поехал Хэйтем. Если честно, я пытался его отговорить.

      — Да нафиг это тебе, болячки хватать, давай ты лучше пока диск посмотришь, — умасливал я, давя на больное. Я до последнего ждал, что вот-вот глаза Хэйтема загорятся азартом и озорством, и он с хмыканьем закинет на плечо ремень сумки, сощурится и спросит у меня адрес компьютерного клуба, но он покачал головой.

      — Нет, Чарльз. Я провинился, я должен ехать, — он вздохнул. — Ни к чему лишний раз привлекать внимание учителей.

      Все. Миссия провалена. Теперь меня ждет не просто стыдливое прижимание к стенкам, теперь меня ждет насмешка в глазах Хэйтема. Это даже хуже, чем просто пинки от Коннора или что-то в этом роде. Самое обидное — я понимал его правоту. Он привлек к себе много внимания, и неизвестно еще, отчислят его за драку с учителем или нет, так что просирать занятия в бассейне для него было плохой идеей.

      Я тогда даже не задумывался о том, что буду изучать его — меня больше волновало, как бы он не смотрел на меня. Это на физкультуре я, если бы он не ушел в туалет, придумал бы что-то, избежал позора. А тут в любом случае останусь раздетым, даже если переоденусь где-нибудь или уже приеду в плавках.

      По дороге я несколько раз недовольно косился на Хэйтема, злясь, что он все-таки поехал. Он не замечал моих взглядов, уставившись в окно автобуса. Я же остаться дома не мог — не было, как назло, ни единой отмазки, так что пришлось тащиться вместе со всеми.

      Раздевалка встретила меня запахом хлорки и привычной толкотней. Я постарался как можно скорее уйти в край, надеясь хоть процесс раздевания скрыть от Хэйтема. На мое счастье, он, хоть и занял соседний со мной шкафчик, но раздеваться почему-то не спешил. Я воспользовался его приемом, исчез в туалете и вернулся, замотавшись в полотенце.

      — Ли, ты че, больной? — заржал кто-то из парней.

      — Дует тут, — хладнокровно ответил я и присел, крайне довольный тем, что выиграл хоть чуть-чуть времени. Я задрал нос с чувством выполненного долга и стал смотреть куда-то в грязный потолок, надеясь, что оно все само как-нибудь образуется, и что я каким-то волшебным образом избегу снимания полотенца на глазах у Хэйтема. Но мое внимание привлекло шевеление на соседней лавочке. Он сначала сидел, такой спокойный, независимый и гордый, а потом слегка приуныл, скукожился. Я выждал момент, наклонился к нему и спросил, нервничая от того, что он слишком близко:

      — А ты чего сидишь?

      — Жду, когда все уйдут.

      Вроде такой спокойный, но я чувствовал его напряжение. Взгляд у него был какой-то странный, да и поза у него чем дольше, тем сильнее менялась — он сгибался к коленям.

      Раздевалка потихоньку пустела. Парни, матерясь, пихая друг друга и обсуждая, у кого в плавках лучше выпирает, вываливались в душевую, а оттуда, пошуршав водой, к бассейну. Мы с Хэйтемом остались наедине. Он быстро встал, отвернулся и стал поспешно раздеваться. У меня забегали глаза — я не знал, куда будет правильно смотреть. Буду нарочито пялиться в сторону — поймет, что что-то не так, он же не дебил. Буду смотреть на него, как изначально и хотел — тем более.

      Хэйтем тем временем быстро стянул штаны. Я поспешно уставился на свои колени, поджав их к самому подбородку. Хотелось исчезнуть, пропасть. Хотелось, чтобы просто со мной что-то случилось, и меня, такого мерзкого, не стало. Просто по щелчку пальцев исчезнет отвратительный подросток, который грязно пялится на своего лучшего друга.

      Если, конечно, я могу называть так Хэйтема.

      — Наверное, надо идти, да? — как-то неуверенно сказал он. Я не сразу прогрузился и перевел на него взгляд. Хэйтем весь как-то странно подобрался, потом, не разгибаясь, попытался подняться.

      — Ты чего? — я соскользнул со скамейки и слегка толкнул его в плечо, вынуждая развернуться.

      Лучше бы я этого не делал.

      У Хэйтема всё тело было в синяках и ссадинах. Некоторые из них были больше фута в длину и такие багровые, что, казалось, вся его кровь затекла куда-то под кожу большими лужами. Я так офигел, что даже забыл про своё смущение и про то, что впервые видел его без одежды. Впрочем, вспоминая об этом спустя время, я ловил себя на мысли, что ожидал чего-то большего — что Хэйтем окажется качком или вроде того. Но вместо бугристых мышц я увидел сплошные жилы да углы. Тогда он особо не дал мне времени на раздумья — так отчаянно смотрел, что я принял самое идиотское в своей жизни решение. Стянул с себя полотенце и протянул ему, тут же согнулся в попытке хоть как-то прикрыть грудь, едва обросшую жесткими черными волосками.

      — Спасибо, — сказал Хэйтем, но полотенце пока не принимал. Он на миг дернул головой в сторону своего шкафа, видимо, намекая, что моя жертва была зря и у него есть свое, просто долго искать или что-то вроде того. Но то ли видя, что я не отстаю, то ли просто потому, что действительно влом отпирать шкаф, Хэйтем принял полотенце и медленно завернулся. Я даже слегка распрямился, зачарованный тем, как он закутывается, словно летучая мышь прячется за огромными крыльями.

      Мы вышли к воде. Я вжал голову в плечи, но все же не пытался сложиться так, как обычно. Неловко потирал плечи, то и дело смотрел на девчонок, как всегда, затравленно и нервно. Специально уцепился взглядом за выпирающие под слитными купальниками сиськи в безумной надежде, что сейчас что-то почувствую.

      Нет, нихрена. Ни волнения, ни дрожи, ни знакомого потягивания, предвещающего стояк. Неужели я и раньше ничего такого к девочкам не испытывал? Все, что есть — только неловкость, легкая ревность после их оживления — ишь, увидели богатого смазливого урода, зашептались. Я недовольно пихнул задницей одну из них, а сам сел поближе к Хэйтему. Нечего, нечего!

      На занятиях нам предстояло прыгать с вышки. Хэйтем в ожидании очереди щурил наглые глаза на свет, уютно кутался в полотенце, и я опять, как назло, вспомнил, как мы с ним лежали вместе под одним одеялом в Дэртон-Бридже и затосковал. Может, эта ночевка меня так сломала? Может, я все-таки все себе навоображал про любовь к нему и просто хочу прикосновений, потому что еще девственник?

      Звучит еще хуже.

      Я повесил голову и сжался. Стал пялиться на свои волосатые колени.

      Допустим, я люблю Хэйтема. Но он же никогда мне не ответит! Мне даже девушка никакая не ответит, куда уж парню, тем более, такому! Проще было надеяться на взаимность от статуи свободы. Ну а че, тоже каменная, но хоть презрением не обольет. А этот…

      Я покосился на Хэйтема. Он даже замотанный в одеяло, чтобы спрятать страшные синяки, выглядел таким важным и достойным, что если рядом с ним поставить английскую королеву, она будет казаться просто бабкой с улицы.

      — Кенуэй!

      Я вздрогнул, будто позвали меня, но сделать ничего, понятное дело, не мог. Сердце сдавило в груди — я до последнего не хотел, чтобы он скидывал полотенце и шел на вышку. Но он эффектно сбросил его, словно плащ в руки слуг, пафосно прошел к лесенке, сбросил шлепанцы и, поднявшись, прыгнул в воду по свистку. Сам его прыжок для меня как-то смазался — меня будто ударили по голове, и я отключился, а пришел в себя уже тогда, когда заметил, как мокрый Хэйтем разговаривает с тренером по плаванию. Пока одна из девочек забиралась на лесенку, тренер что-то затирал золотому мальчику, а тот лишь понятливо кивал. Наконец Хэйтем отошел от него, сунул ноги в шлепанцы и направился в мою сторону.

      Я залип.

      Прозрачные капли как-то притягательно смотрелись на его угловатых плечах, на багровой от синяков груди. Мокрые волосы слегка растрепались, но стекающая на лоб и щеки вода делали только… как-то острее. Он шел по проходу между лавочками и бассейном так свободно и гордо, как повстанец на эшафот — мол, вы меня осуждаете, ненавидите, но я все равно не отрекусь и в итоге останусь прав. Костистый, жилистый Хэйтем… И у него хоть и худые, но явно сильные руки… Грудь явно только-только начинает подкачиваться. Живот — две полосы.

      Взгляд скользнул ниже.

      Твою мать.

      Я уставился на потемневшие и потяжелевшие от влаги плавки, которые слегка сползли на косточки, но все еще выгодно его обтягивали. Мне на секунду показалось, что я таки разглядел очертания всех его прелестей, но взгляд отвести не получалось. Это как смотреть на труп — вроде не хочется, но перестать все равно уже не можешь. Я почувствовал, как у меня самого начинает приливать кровь. Шушуканье девчонок, вызванное то ли этими страшными синяками на теле Хэйтема, то ли его угловатым, жестким телом, только больше меня заводило. А он, словно издеваясь, вдруг встал возле лавочки, выставив жопу, вытянулся и поглядел в окно.

      Это меня добило. Одного взгляда на затянутую мокрыми плавками задницу мне хватило, чтобы ткань на собственных натянулась палаткой. Я не сразу сообразил, а когда понял, поспешил прикрыться полотенцем. Но было уже поздно.

      — Фу, Ли! Ты что, совсем обалдел!

      — Мисс Мэйсон, Чарльз Ли — извращенец!

      — Ты че на сиськи пялишься?!

      Я не успел ни слова пробормотать в свою защиту. Помощник тренера вытолкал меня взашей в мужскую раздевалку под вопли и гневные требования «собираться и валить отсюда за непристойное поведение». Кинул прощальный взгляд на Хэйтема, уворачиваясь от грубого тычка — он смотрел как-то грустно и растерянно. На секунду мне почудилось, что он сейчас заступится за меня, скажет что-то вроде: «Отпустите его, он ни в чем не виноват!», но он лишь молча и с каким-то страхом глядел то на меня, то на помощника тренера, от чьих подталкиваний я уворачивался.

      Ну и гад же хвостатый! Как я его защищать, так это всегда, а он! Трудно было хоть что-то сказать, а?

      Я плохо помнил, как, в конец расстроенный и униженный, добрался до дома. Весь вечер пытался замаскировать вину за слишком раннее появление дома неуклюжей уборкой — отец пропадал в магазине, но было бы лучше, если бы он пришел на все готовое и спокойно лег перед телевизором смотреть матч по бейсболу, чем искал повод сорвать на мне злость. Обычно срача он не замечал, но мне сегодня особенно не хотелось рисковать и нарываться на звездюли, да еще и объяснять, за что меня выперли с урока.

      Запихивая вещи под кровать, чтобы не мозолили глаза, я злился то на себя, то на Хэйтема, то на девчонок, которые меня сдали. Не знаю, что больше меня бесило — то, что у меня при всех встал на Хэйтема, то, что эти сисястые дуры не могли промолчать, знают же, что это не моя вина, или то, что этот хвостатый предатель промолчал. Рассовав валяющуюся одежду и обувь по углам, а пустые банки из-под газировки и пива — в мусорные пакеты, я счел, что моя работа по дому выполнена и какое-то время долго слонялся по квартире, пытаясь понять, чем же еще заняться. Обычно я развлекал себя телеком, табами или электронными игрушками, если удавалось урвать свободные часы, которые я был вынужден проводить дома, но сейчас из-за хаоса в башке сосредоточиться ни на чем не мог. На минуту позавидовал Хэйтему — вот гад, он хотя бы рисовать умеет, столько всего знает, ему всегда есть, чем себя отвлечь от тяжелых мыслей.

      В душе я нарочно включил воду попрохладнее и закрыл глаза, попытался расслабиться, откинув голову назад и чувствуя затылком холодную плитку. Струи приятно щекотали мне кожу. Еле ощутимый запах хлорки опять воскресил в памяти момент, когда Хэйтем пафосной королевой продефилировал между бассейном и скамейками.

      Его углы… Эти его углы… И вода на нем… Потом я опять вспомнил, как он повернулся, и у меня снова начал привставать. Я представил, как мои руки легонько касаются влажных плеч, стряхивая капли, проходят по груди, а потом ниже, ниже, и вот уже я ощущаю мокрую ткань под пальцами.

Член болезненно заныл. Я растерянно посмотрел на него, кусая губы. Налитый кровью, он слабо подрагивал.

      Блин, нет! Я не буду на Хэйтема дрочить! Никогда!

      Я попытался представить, как раздеваю и трахаю кого-то из девчонок, насколько мне это позволяло отсутствие опыта, но мне стало как-то мерзко и неприятно. Я все равно продолжил воображать, как слегка задираю синюю школьную юбочку, вижу тонкие трусики. Но картина в моем воображении смазалась, поплыла, и вот уже вместо округлой девичьей попы я увидел квадратную задницу Хэйтема. Руки в этом мысленном порно уже спокойно вцепились в резинку его трусов, потащили вниз. Я почему-то увидел, как из него медленно вытекает смазка, попадая на бедра. Это возбудило меня только сильнее, мне захотелось жадно ворваться в него, но я почему-то медлил.

      Он же, наверное, тугой там? Я сжал член посильнее, желая ощутить хоть как-то, каково может быть трахать его. Пролезало туго. Из маленькой щели на головке скользнула прозрачная капля. Я с шипением растер ее по стволу, прощупывая пальцами вены. Представил, как наваливаюсь на него, утыкаюсь носом в пахнущую одеколоном жилистую шею, впиваю в нее зубы. Я тяжело дышал, прижавшись животом к собственному колену. Из-за того, что я сидел на корточках, ноги давили мне в грудь. Закрыв глаза, я поглаживал ногу, представляя, что это плечи и спина Хэйтема.

      Нельзя, нельзя, мне нельзя его хотеть…

      Но тело вырвалось из-под моего контроля. Я поддавал бедрами вперед, один раз чуть не упал, но я буквально слышал его стоны. Мне хотелось еще и еще. Я видел, как глажу Хэйтема по бокам, касаюсь носом его макушки, и трахаю, трахаю, дрожа от желания поскорее кончить. Но удовольствие все никак не подкатывало; я краем уха слышал, как хлопнула дверь, и уже на какой-то миг был готов перестать, но воспоминание о тепле Хэйтема, о его губах, запахе одеколона, снова встало перед глазами, и я, вообразив, как вжимаю в себя жаркое тело, дернулся, будто проникал глубже. Вспышка накрыла меня внезапно. Я содрогнулся, жалобно заскулив, и кончил себе прямо в кулак, залив пальцы.

      Запрокинул голову опять, тяжело дыша. Так ярко я еще не спускал, еще никогда не было, чтоб аж глаза слезились. Когда дыхание восстановилось, слух и сознание подключились к реальности, я сообразил, что в доме началась какая-то движуха. Видимо, кто-то из братьев пришел или отец вернулся. Я отлип от стены, вышел из душа, наспех вытерся, обмотал полотенцем бедра и пошлепал на кухню — промочить горло. Весь рот у меня пересох, я чувствовал себя так, будто бежал стометровку.

      Но картина, которую я увидел, заставила меня резко вздрогнуть.

      Хэйтем сидел за столом у меня на кухне и мило болтал с Роном. Между ними, как на карикатуре, стоял ящик с явно дорогим пивом.

      — Это…это что? — спросил я, когда первое охреневание спало.

      — А, Чарльз, — Хэйтем улыбнулся, встал, заложил руки за спину и слегка наклонил голову. — Я позволил себе нанести тебе визит, осведомиться о том, как ты. Заодно нужно кое-что обсудить, — он быстро скользнул взглядом по моему телу и прищурился, будто оценивая. Смотрел еще так пронизывающе, будто знал, чем я только что занимался. Я почувствовал, как краска заливает мне уши. На фоне его, такого подтянутого, жилистого, холеного, я со своим нескладным, уродливым телом окончательно сдулся.

      — Чарльз? — он дернулся, будто бы желая сделать шаг ко мне или поднять руку. Я отшатнулся.

      — Я… э-э-э… переодеться… — я вылетел из кухни и бросился в свою комнату. В первый миг обалдевши плюхнулся на кровать.

      Твою мать, твою мать! Это что, какое-то проклятье? Я только что дрочил на Хэйтема — и вот он появился у меня дома! А я тут в одном полотенце!

      Я уронил лицо в ладони и застонал.

      Это просто какой-то идиотизм. Этого не может происходить со мной. Такое же бывает только в идиотских комедиях, и только если один из персонажей — девушка! Может, мне просто снится этот бред?

      Я словно безумный, посмотрел на свою руку и в ярости саданул по кровати. Уй! Больно! Уставился в пол между своих коленей.

      Бесполезно отрицать. Хэйтем здесь. Здесь, и меня трясет от одной мысли о нем, даже если отбросить то, что я только что воображал, как трахал его. А этот его взгляд! Пронизывающий насквозь… На миг меня охватила страшная догадка: А что, если он действительно все знает? Если он слышал, как я стонал, и может быть даже, слышал, как я звал его по имени? Тогда мне никогда не отмыться от позора, и педиком я буду заклеймен до конца своих дней.

      Надо поскорее узнать, в курсе ли он, что я делал, и в любом случае поскорее его выпроводить!

      Я вскочил с кровати и заметался в поисках наиболее чистых вещей. Наконец натянул серую толстовку на голое, еще мокрое тело, с трудом натянул боксеры и джинсы, после чего бросился вниз.

      — Хэйтем!.. — начал я, но тут же замолк, наблюдая, как он пригладил волосы.

      — Где здесь можно поговорить наедине? — он с еле слышным звоном достал две бутылки из упаковки и дал мне, после чего потянулся за второй парой. Мне под его пристальным взглядом захотелось сдуться, как лопнувший воздушный шарик, стать как можно мельче, скукожиться у земли. Я стал судорожно размышлять — в комнату мне его звать не хотелось, в гостиной — проходной двор. Поняв, что из двух зол мой срач — меньшее, я севшим от волнения голосом пробормотал, что надо идти наверх.

      Мы с Хэйтемом прошли по маленькому коридорчику, где он брезгливо увернулся от висевших над его головой одинаковых серых носков, больше напоминающих потерявшие краски флажки ко Дню независимости, и поднялись ко мне. Уселись на пол, и Хэйтем быстрым движением откупорил бутылку пива открывашкой на брелке.

      — Зачем ты его притащил? — заворчал я. — Ты что, нас за алкашей держишь?

      — Нет, просто подумал, что являться без подарка невежливо. А приносить с собой выпивку — это же вроде американская традиция. Это «Гиннес», хорошее пиво, — заверил он и указал на этикетку. — Стащил немного у отца. Он закупается только качественным алкоголем.

      Хэйтем поднес бутылку ко рту и стал медленно отпивать. Я во все глаза уставился на его губы. Рефлекторно придвинулся ближе. Потом почему-то не вовремя вспомнил про наш с ним несостоявшийся поцелуй и покраснел. Хэйтем продолжал пить. Я залип на то, как он бережно обхватывает губами горлышко, сминает их, как капля все-таки просачивается и остается на его коже.

      Почему?! Почему я так хочу коснуться его? Провести кончиками пальцев по его щеке, а лучше — чтобы эти губы были не на горлышке, а на моих. Неловко подвинулся к нему и, стараясь не думать, что, наверное, на моем члене его рот будет смотреться примерно так же, как и на бутылке, спросил:

      — Хэйтем, — я надеялся, что разговор его отвлечет, и он не заметит моего состояния. — А зачем ты пришел на самом деле?

      — В первую очередь осведомиться о твоем самочувствии, преимущественно моральном. Я же знаю, как тебя задевают подобные инциденты.

      Я тут же вспомнил про предательство и насупился:

      — Меня, блин, задело, что ты ничего не сказал!

      — А что я должен был сказать? Вмешиваться в решение преподавателя в такой щекотливой ситуации — сделать хуже нам обоим.

      Я нервно открыл бутылку пива и сделал глоток. Рот наполнился знакомой горечью, но на этот раз ее было куда меньше. Зато почему-то был привкус кофе и шоколада. Но несмотря на терпкость, на ту ссанину, которая обычно попадала нам с братьями в рот, это было вообще не похоже. Я неловко отставил бутылку в сторону, разрываясь от желания еще немного поворчать на Хэйтема за то, что он все-таки промолчал или поблагодарить его за то, что пришел. Он, видимо, понял, что я хочу сказать и первым начал:

      — Чарльз, если эти люди не имеют сексуального образования и неадекватно реагируют на простую физиологию, это не значит, что все будут вести себя точно так же. Я тебе сочувствую, но в конфликт лезть не увидел смысла. Они все равно не поняли бы мою аргументацию.

      Я опустил голову.

      — Расслабься, все нормально. Лучше послушай кое-что интересное, — он вытянул ноги. — Сегодня я воспользовался тем, что мы были в другом районе, сообщил учителю, что меня заберет личный водитель…

      Я недовольно пихнул его: а без выпендрежа было никак, что ли?! Хэйтем кинул на меня строгий взгляд, но продолжил говорить:

      — Я сделал несколько звонков от имени Шэя из разных автоматов в ближайшем квартале по записной книжке. В двух из пяти не брали трубку. В первом мне сказали примерно следующее: «Кормак, ты офигел, ты когда вернешь деньги? Не будет бабок, ты знаешь, что произойдет». Когда дозвонился до второго, меня долго материли, и через эти вопли было трудно понять, что от меня, точнее Кормака, вообще хотят. Требовали явиться «на базу». А вот третий звонок показался мне наиболее интересным, — Хэйтем прикрыл глаза, вспоминая, а потом выдал. — Там было что-то вроде: «Хватит названивать, лохматый, когда будет товар, тогда я сам позвоню и встретимся».

      — А ты?

      — Я решил выкрутиться и сказал, что мне срочно нужно, прямо вот сейчас. Этот парень на проводе сначала с подозрением ко мне отнесся, мол, голос у меня ниже и более хриплый. Я ответил на это, что плохо себя чувствую, и знаешь, что он сказал?

      — Чего? — только сейчас осознал, что опять к нему подвинулся. Нервно отхлебнул пива.

      — «Если тебе так уж плохо, я постараюсь побыстрее найти дозу или хотя бы аналог. Но заплатишь двое».

      — И что это значит? — спросил я, уже в принципе начиная догадываться.

      — Скорее всего, твой друг был связан с наркотиками. И эти люди, судя по всему, не в курсе, что его больше нет.

      — Но зачем ему было столько контактов? — я отпил еще пива. Хэйтем вытянул ноги.

      — Я думал над этим. Вполне возможно, что у кого-то из них он просто работал за товар, потому как я слабо представляю себе человека, который набирает у сомнительных и опасных личностей столько долгов, не имея возможности их нормально погасить, если судить по разговору с теми людьми. А сидел на дури он сильно, я смотрю, — Хэйтем внимательно посмотрел на меня.

      — Ты будешь обзванивать и другие номера?

      Он кивнул и сделал несколько глотков.

      — Еще я планирую договориться с тем парнем о встрече, номер я запомнил по последним цифрам.

      Я дернулся и закашлял пивом:

      — Ты обалдел? Он же тебя убьет!

      — Не убьет, если я смогу достаточно достоверно сыграть роль Шэя. Если его поставщики дури пока не знают, что он умер, это нам на руку. Заодно это позволит защитить его родственников от разборок с дилерами.

      И лицо еще такое спокойное!

      — Слушай, может, хватит? Мы в Дэртон-Бридже чуть не сдохли!

      — В этот раз все будет по-другому — во-первых, знакомый город, во-вторых — я назначу встречу с этим парнем на нейтральной территории. И возьму что-нибудь с собой на всякий случай. Насчет твоего присутствия там я подумаю — скорее всего, если ты не против, мы поедем вместе, но ты будешь прятаться, а если что-то пойдет не так, вызовешь полицию или попробуешь его оглушить. Я научу, как…

      Пиво слегка затуманило мой разум, но даже через эту пелену до меня дошло осознание того, что это уже перебор. Я слегка хлопнул Хэйтема по руке.

      — Почему сразу нельзя начать с вызова полиции, а?

      Тот закатил глаза:

      — Ты не помнишь, что сам потрогал мешки? И, если ты вдруг забыл, у нас все еще нет конкретных имен и вообще доказательств.

      — Да что тогда у нас вообще есть?

      — Хм… посмотрим…

      Хэйтем допил бутылку пива и откупорил следующую.

      — Первое — связанный с наркотиками Шэй умирает. Мы находим у него кассету, которая, судя по всему, из того же места, что и наша. Второе — мы находим дурь на территории школы. Ее в скором времени перевозят — у меня есть основания полагать, что даже в подвале они ничего не оставили. Риск, что дурь найдут, слишком велик. Потом — история с флягой, больше похожая на попытку тебя подставить. Позже по пути к школе мы встречаем парня, который знает про эту флягу и едет в Дэртон-Бридж. Мы двигаемся туда вместо него, где находим кассету и диск. Их нам еще предстоит просмотреть. А еще я думаю…

      Я замер, когда он выдержал паузу.

      — Что нам нужно наведаться хотя бы к родственникам Шэя.

      Непонимающе посмотрел на него.

      — Мы должны как минимум их предупредить, что он задолжал дилерам, Чарльз. Думаю, им плевать на то, что они больше не общаются. Они хотят одного — получить свои деньги за дозу, и они стрясут их любой ценой.

      У меня внутри все похолодело от нехорошего предчувствия.

      — А теперь, пожалуй, пора поговорить о чем-то более радужном. Например о том, что ты пообещал сходить со мной в клуб и поиграть.

      Я покраснел.

      — Если Том меня с репетиций отпустит… Так я бы… сходил…ты же знаешь… А я последнее время так лажал… Из-за того, что… н-у-у…

      Я стал быстро выдумывать причину, чтобы не брякнуть: «Из-за того, что люблю тебя, но не хочу любить, но вместо этого проворчал:

      — Да все ему не так. Пою не так. Дышу не так.

      — Про пение даже не спорю, — захихикал Хэйтем и отпил еще пива. — Тебе просто дыхания не хватает, может, как минимум поэтому ты и не берешь «ля» как надо. Давай покажу.

      Он вдруг взял мою руку, положил к себе на живот, медленно набрал в легкие воздух и стал выдыхать.

      — Чувствуешь? Надо работать с диафрагмой, — он пустился в пространные объяснения, но я слышал только то, как бьется его сердце. Он шумно выдохнул, и я почувствовал движение под его ладонью — мою руку будто что-то толкнуло.

      — Давай еще, — я погладил его по ребрам и вернул руку на место.

      — Хорошо…

      Он стал давать еще какие-то советы, но я уже не слушал, не вникал, меня волновала только возможность трогать теплое тело.

      — Вторую руку поставь сзади, между лопаток. Ты почувствуешь, какая у меня прямая спина.

      Я покраснел. Получались почти объятия. Хэйтем глубоко вдыхал и выдыхал, и я невольно подался вперед, почувствовал чужое дыхание на своей коже.

      — Давай, попробуй ты, — предложил он и одну руку упер мне в грудь, другую положил на спину. — Толкни меня одним дыханием. Как я показывал.

      От неожиданности я подался вперед и вцепился в его плечи.

      — Расслабься, — сказал он. Я заметил, что он покачивается. Боже, как близко он был! Мне казалось, что двинься я вперед еще на дюйм, и мои губы коснутся его. Я представил, как мой язык скользнул ему в рот, а его руки с прохладными пальцами осторожно погладили мою шею, пролезли под толстовку и стали щупать живот. А потом ниже, ниже…

      — У тебя совсем сбилось дыхание, — шепот Хэйтема коснулся моих ушей. От горячего воздуха, которым он обдал меня, обжигая жаром кожу, у меня окончательно вся кровь прилила в промежность. Я невольно подался вперед — вдруг он все-таки меня поцелует? Выпивший, я уже не думал, что делаю что-то плохое. Я хотел Хэйтема и собирался его получить.

      — Давай еще раз покажу, — он снова переложил мои руки к себе на живот и на спину, но в этот раз я уже намеренно соскользнул ниже.

      — Чарльз, не отвлекайся.

      Если б он знал, о чем я вообще думаю! Я уже видел, как расстегиваю его штаны, покрываю поцелуями тело, спускаюсь вниз, медленно стаскиваю с него трусы и начинаю трахать. Меня уносило, и эта мысль казалась мне единственно возможной в тот момент. Я провел рукой по его торсу, надавливая. Расстегнул пальцами пуговицу на его рубашке.

      — Чарльз?

      — Откуда у тебя синяки? — вдруг спросил я. — Откуда ты так все знаешь про... про пение?

      Меня уносило все сильнее. Хэйтем рвано дернул головой.

      — С-с-синяки… С занятий… А пение… Меня раньше бабушка водила в церковный хор.

      Я недоверчиво фыркнул.

      — Да… И я там… за ширмой пел…

      Он вдруг тоже коснулся моего живота и провел по нему рукой. Ну же, давай, ниже… или… Я задрожал.

      — Пробуй еще, — он почему-то понизил голос. Мне то ли от жары, то ли от его близости еще больше хотелось, чтобы он коснулся моей кожи под толстовкой. Хэйтем неловко заерзал и приблизился. Мой явно больной мозг продолжал подсовывать мне кадры, где я заваливаю Хэйтема на пол, медленно раздеваю, расстегиваю штаны и трахаю, слушая, как он стонет мне в ухо, чувствуя, как его пальцы вцепляются в мою толстовку. Я нервно схватил с пола бутылку пива и отхлебнул из нее.

      А если… если Хэйтем этого хочет? Вон он как тянется ко мне… Или я себе все придумываю?

      Он тем временем еще пытался мне объяснять что-то, но путался, запинался и продолжал пить. Я коснулся кончиками пальцев его коленки и отвел ее в сторону. Сам слегка приблизился к нему.

      — Хэйтем?

      — Ты чего?

      Я хотел было спросить у него, не хочет ли он поцеловаться, но слова застряли у меня где-то в горле. Я почувствовал себя так, будто разом онемел. Лицо свело. Но я же должен у него спросить… Хотя он может застесняться, и даже если хочет, не позволит мне приблизиться… Опять положил руку мне на грудь, снова скользнул, придвинулся.

      — Просто… попробуй еще раз… — и он вдруг подался вперед и слегка толкнул подбородком мое плечо. Я застонал и ткнулся носом ему в шею. Запах одеколона задурил всю голову. Правда, кроме него я ощутил и то, что нельзя было так просто описать словами. Естественный запах Хэйтема. То, как пахнет его кожа.

      — М-м-м… — я застонал и с наслаждением вдохнул, желая запомнить навсегда запах его тела. Коснулся носом его волос. Вздрогнул, когда Хэйтем обвил меня теплыми руками и забормотал что-то в ухо. Я не разобрал, что именно — кажется, он все еще раздавал мне советы, и даже на самом деле не обнимал, а просто пытался удержаться, чтобы не упасть. Но кайф от того, что он прижимался ко мне, и я чувствовал его дыхание, желая на пьяную, дурную голову только одного — трогать Хэйтема везде, где только хочется, сделал свое дело.

      Судороги прошли по моему телу. Я коротко и сдавленно что-то пискнул, закатывая глаза. В штанах стало мокро.

      Только потом до меня дошло, что я натворил. Ощущение собственной мерзости и никчемности вцепилось мне в глотку и не желало отпускать. Я ненавидел себя не сколько за то, что по пьяни кончил в объятиях Хэйтема, сколько за то, что умышленно на него подрочил.

      — Слушай, по поводу вчерашнего… — начал я, когда мы с ним утром встретились возле школы.

      — М-м-м?

      Я замялся, не зная, как начать. «Извини, что я тебя лапал»? «Прости, я не хотел от твоих прикосновений кончать?». Ситуация сама по себе была идиотской, и своими нелепыми извинениями я мог наделать еще хуже. Знать бы для начала, Хэйтем в курсе моего второго стояка или нет… Но как правильно об этом спросить, я понятия не имел и продолжал мяться. Гадский Хэйтем пристально пялился на меня, наклонив голову.

      — Ты… в общем… мы вчера с тобой… когда сидели… — начал я и опять застопорился. Слова застряли в глотке.

      — Не извиняйся. Я сам к тебе полез с советами, которые ты не просил, — он заложил руки за спину. Я выдохнул, радуясь, что он не злится. Но все равно было интересно, спалил он меня или нет — мог ведь просто из этой своей долбанной вежливости молчать.

      — Чарльз, ты чего? — он легонько пихнул меня локтем в бок на уроке. Все мои мысли были только в попытках понять, знает ли он о том, что я — больной на всю голову педик, которого надо лечить, чтобы больше не спускал в трусы от одних прикосновений смазливого богатенького засранца. Я не ответил. Может, если промолчу, он отстанет и не будет расспрашивать?

      Я сжался и уставился на грязный, покрытый налетом мела линолеум. Вспомнил, как представлял, что раздеваю Хэйтема и трахаю, как тихо стонал в душе, мечтая коснуться своими губами его. Потом в голову полезло то, что реально происходило. То, как мы ехали вместе с ним в неизвестность, прижимались к друг другу в автобусе, потом лежали на полу в доме Генри… Тогда мы с Хэйтемом были близки. Действительно близки, как никогда. Мир принадлежал только нам двоим, и в нем не было место Коннору, каким-то другим имбецилам. Были только мы двое и манящая неизвестность.

      Теперь же, подрочив на Хэйтема, я осквернил это неприкосновенное, чистое, испортил своим пидорством и отрезал даже то, что могло еще быть между нами.

      — Чарльз? — Хэйтем вдруг осторожно коснулся моей спины. Я едва не подпрыгнул на стуле от неожиданности.

      — Расслабься, — зашептал он мне на ухо. — У тебя вся спина сейчас как каменная, ты сидишь столбом.

      Придурок хвостатый, если ты не прекратишь меня трогать, столбом буду не только я, а еще и одна моя сраная часть тела, которая без тебя не может! Но, будто издеваясь, Хэйтем провел рукой по моему позвоночнику еще раз:

      — Это выглядит со стороны жутко и неестественно, — продолжал приставать он. — Сядь нормально, а то на тебя пялится полкласса.

      Я растекся по парте и отвернулся, снова испытывая угрызения совести. А ведь этот богатенький засранец даже не подозревает, что я вчера собственноручно — во всех смыслах — убил нашу дружбу. Вряд ли я смогу теперь, как раньше, радоваться от тепла его тела рядом. И мир уже не будет никогда принадлежать только нам.

      Я отвлекся на шуршание. Хэйтем быстро царапал что-то на клочке бумаги. Я быстро потерял интерес к этому — наверное, пишет какой-то конспект или шпаргалку. Но он вдруг подсунул бумажку мне под локоть.

      «Пишу, потому что не хочу мешать учителю», — значилось первой строкой. — «Давай сходим к Дзио с нашими подарками, проведаем ее.»

      И внизу варианты ответа:

• Да

• Обязательно

• Конечно

• Точно сходим,

      Напротив одного из них надо было поставить галочку с выбранным ответом. Я ухмыльнулся. Хэйтем такой Хэйтем…

      После уроков мы разошлись по домам за подарками и встретились через два часа сразу в больнице. Отец Дзио, который работал там же, сегодня был не на дежурстве, поэтому нас долго не хотели пускать без записи.

      К счастью, Дзио не спала, когда мы ввалились в ее палату. В ноздри сразу ударил едкий запах медикаментов.

      — О, привет, делегация белых к индейцам пожаловала? — пошутила она, закрыв книжку. Мы со смехом поздоровались и уселись рядом. Хэйтем тут же взял на себя инициативу и стал убалтывать мою подругу, не давая мне вставить и слова. Я погрузился в пелену стыда и ревности, не зная, куда от этого деваться. Возможно, я просидел бы так положенные нам полчаса, сжимая коробку с солдатиками из Вэлли-Фордж и уныло глядя, как Хэйтем и Дзио чуть ли не валяются вдвоем на больничной койке, как вдруг Хэйтем тихо спросил:

      — Слушай, а ты не помнишь, кто на тебя напал?