Шерлок стоял у окна квартиры 221Б, наблюдая, как такси, в которое сел Джон, исчезает из виду. Он испытывал легкую эйфорию, подпрыгивая на цыпочках и во весь рот улыбаясь своему оконному отражению. По правде говоря, он пришел в восторг от того, что необычный военврач согласился переехать и стать его соседом — Шерлок редко встречал кого-то (будь то человек или эльф), с кем он мог бы поладить.

Но этот человек, Джон, назвал его блестящим и потрясающим! Или… во всяком случае, он назвал то, что мог сделать Шерлок, «блестящим» и «потрясающим». Как бы то ни было, Джон был определенно впечатлен его дедуктивными способностями. Все еще глядя в окно, Шерлок нахмурился. Это было не совсем одно и то же...

Он остановился, замер и задумался...

Нет, причин для беспокойства нет. Джон, по крайней мере, считал его таким же захватывающим, каким Шерлок считал Джона, так что было, на что опереться. Доктору, очевидно, тоже нравилась работа — обожающий риск, — таких Шерлок никогда раньше не встречал. И в дополнение к этому шло желание помогать нуждающимся. Желание, которого Шерлок старался избегать изо всех сил, так что это могло оказаться очень полезным, если бы Джон смог проявить достаточно сочувствия за них двоих. Да, они, вероятно, хорошо поладят, и Шерлок предупредил его о некоторых своих странностях… Однако он не предупредил Джона о своем образе жизни, и тот, похоже, опешил, увидев состояние квартиры, когда приехал на нее посмотреть.

Шерлок развернулся и оглядел комнату. Бумаги свалены в беспорядке, когда он подобрал их и отодвинул в сторону, смущенный негативной реакцией Джона. Это произошло на уровне инстинктов — еще один из ненавидимых Шерлоком пунктов, — и он обнаружил, что шагнул вперед, схватил всю стопку и снова разбросал бумаги по комнате. Миссис Хадсон ранее расчистила одну половину стола, и Шерлок, схватив несколько книг с полки, бросил их так, чтобы они беспорядочно приземлились на деревянную поверхность с радующим его слух глухим стуком. Она и пледы сложила, поэтому он быстро их встряхнул и накинул на мебель, пока все не стало выглядеть таким же беспорядочным и неаккуратным, как и раньше.

Удовлетворенный проделанной работой, Шерлок уселся на кухонный стол и в задумчивости сложил под подбородком ладони. Судя по реакции Джона на беспорядок, вполне вероятно, что он ожидал от Шерлока большей аккуратности. Навести порядок. Убраться. Шерлок усмехнулся в пальцы — привычка, от которой ему так и не удалось избавиться. Логически он понимал — вероятность, что Джон понял, что Шерлок — эльф (из-за паранойи он поддерживал чары даже когда оставался один) мала; однако, он часто задавался вопросом, могли ли люди как-то чуять, что он не такой, как они. Конечно, эльфы чувствовали друг друга с помощью чар или совсем без них.

Возможно, Джон ничего и не замечает, а просто хочет, чтобы общее жилое пространство было более организованным, чем предпочитал Шерлок. Возможно, это не имеет ничего общего с его видом… Но, если Джон знал, что Шерлок — эльф (и притом домовой эльф), и ожидал, что в связи с этим тот будет заниматься домашними делами... Что ж, его ожидало довольно жестокое разочарование.

********************

Первым разом, когда Шерлок жил с кем-то вне своей семьи, стало недолгое пребывание в университете. Его мать, эльфийка, казалось, понимала его нежелание даже попытаться, но человеческий отец настоял. «Пора тебе встать на ноги», — сказал он. Но то, что он имел в виду, конечно, было больше похоже на «Слава богу, ты наконец-то съезжаешь». Университетские правила были непреклонны в том плане, что во время первого года все жили в общежитиях, поэтому, если Шерлок хотел осуществить свою мечту и получить степень по биохимии, ему пришлось с этим смириться.

В первые несколько дней после поступления у него была, по крайней мере, небольшая надежда, что он сможет вписаться в общество. Это не было чем-то неслыханным для эльфов, но все же было редкостью — большинство было больше озабочено поиском спутника жизни, которому можно было бы служить, чем повышением образования, — таким образом, Шерлок знал, что придется потрудиться, чтобы вписаться. Сначала он мог сосредоточиться только на тех вещах, на которых концентрировался каждый первокурсник; он бродил по кампусу, выяснял, как пользоваться карточкой в кафетерии, когда лучше всего принимать душ — обычные, обыденные вещи, которые на время отвлекали всех друг от друга. Но он столкнулся и с дополнительной нагрузкой — это был первый раз, когда пришлось поддерживать чары круглосуточно.

Ну, «пришлось» было не совсем правильно. Не существовало закона, запрещающего эльфам разгуливать в истинном виде (или «открыться», как это называли люди), и некоторые из знаменитых эльфов, которых Шерлок видел по телевизору, действительно так и делали, но все они были связаны с влиятельными людьми, наряду с защитой, предоставляемой богатством и дурной славой. Шерлок помнил, как в детстве, в один из вечеров, смотрел вместе с мамулей новости по телевизору, и та задрожала от волнения, увидев первого эльфа, снявшего чары, среди ведущих в прайм-тайм. Отец пожаловался, что сеть «...очевидно, просто потворствовала бригаде тайного совета[1]», и потребовал выключить новости, но за мгновение до того, как она это сделала, Шерлок смотрел в телевизор и думал… возможно, в конце концов, в мире есть место для таких, как я…

Теперь, конечно, эльфов можно было спокойно увидеть в средствах массовой информации. Небольшие роли в ситкомах, второстепенные персонажи в фильмах, один из счастливой пары в рекламе зубной пасты… Но это больше не вселяло в Шерлока надежду, лишь злость на то, насколько далеки были эти примеры от реальной жизни. Посмотрите на счастливого маленького домового эльфа, убирающего за своим человеком, разве это не прекрасно? Не романтично? Не прогрессивно то, что мы признаем их существование, вместо того чтобы игнорировать, как делали пятьдесят лет назад?

Человеческая раса приняла естественную внешность лишь немногих избранных эльфов; но не дай бог обычному, просто пытающемуся выжить эльфу, решиться прогуляться без чар. Преступления на почве ненависти все еще были обычным явлением, поскольку подавляющее большинство людей продолжало бурно реагировать на все, что «отличалось». В человеческом населении существовало затаенное чувство обиды на то, что эльфов было слишком мало, и, следовательно, мало возможностей приобрести домашнего раба на всю жизнь.

Сообщество эльфов использовало другой термин, но не Шерлок, и он не собирался когда-либо позволять такому случиться с ним.

Итак, в течение первых нескольких дней учебы в университете он справлялся так же хорошо, как и все остальные новички. Он уставал — от нового окружения, звуков и людей, но также и от того, что приходилось поддерживать чары из-за нового соседа по комнате — Себастьяна. Мать Шерлока как-то сказала, что со временем поддержание чар станет второй натурой, и он вспомнил, как в те первые дни, сняв чары, сидел, запершись, в одной из туалетных кабинок, с поникшими от усталости длинными ушами, отчаянно желая, чтобы это время скорее наступило.

Конечно, он потерпел неудачу. Не в учебе, нет. Она-то давалась легко, и если бы он смог остаться в университете, то, без сомнения, учился бы очень хорошо. Нет, он не сумел защитить свою личность, не сумел завести друзей… потерпел неудачу в попытке быть «хорошим эльфом».

Однажды утром он проснулся и обнаружил, что Себ, все еще в пижаме, сидит на краю его кровати и протягивает ему чашку с чаем. Сбитый с толку, но сдержанно довольный таким проявлением дружбы со стороны ранее пренебрежительного молодого человека, Шерлок медленно сел и потянулся за кружкой. Именно в этот момент он понял, что на пальцах нет начарованных мягких подушечек, как у людей, и они не такие короткие. Длинные костлявые пальцы вместе с более толстыми и заостренными ногтями были как на ладони. Он чуть не выронил кружку, но Себ подался вперед и поддержал ее.

— Все в порядке, — произнес Себастьян. — Правда, все хорошо. Твои чары, должно быть, спали во сне. Не волнуйся, — он повторил это несколько раз, мягко при этом улыбаясь, пока, наконец, дрожащему Шерлоку не удалось сесть на кровати. Себастьян снова протянул ему кружку, и Шерлок прижал ее к груди, ища тепла.

— Ты… ты не возражаешь? — нерешительно уточнил Шерлок, разрываясь между тем, чтобы немедленно поднять чары и узнать больше о реакции Себастьяна — как будто ткнул в рану из любопытства. Молодой человек внимательно оглядел Шерлока, задержав взгляд на длинных ушах и заостренном носе; чем дольше он смотрел, тем шире становилась улыбка.

— Возражаю? — наконец-то ответит Себ. — Конечно, я не возражаю! На самом деле, это круто. Я никогда раньше не встречал настоящего эльфа.

— Оу, — произнес Шерлок, а затем рискнул коротко улыбнуться. — Честно говоря, не уверен, что я — хороший первый пример.

Себастьян рассмеялся и, вернувшись на кровать, отхлебнул из своей кружки. Они посидели в дружеском молчании, пока Шерлок не почувствовал, что сердце перестает бешено колотиться и успокаивается, замедляя ритм до нормального.

— Если не хочешь, можешь не спать с поднятыми чарами, — в конце концов произнес Себ, вставав и начав выбирать, что надеть. — Здесь никого нет, только я.

Шерлок почувствовал, что краснеет, смущенный удивительно мягким тоном произнесенных слов. Он-то думал, что совсем не понравился другому мужчине, но, возможно, он ошибался?

— Я подумаю об этом, — неопределенно произнес Шерлок, вставая с кровати. Взгляд Себастьяна скользнул вниз, на ноги Шерлока с такими же заостренными ногтями, прежде чем он снова улыбнулся и с одеждой в руках отправился в общие ванные комнаты.

Шерлок быстро оделся, лихорадочно соображая. Он вспомнил, как его охватила паника от того, что Себастьян мог пойти к соседям и разболтать о нем, или сразу в университет, чтобы попросить сменить комнату. Как только он оделся, то снова поднял чары — эффективно спрятал уши за завесой дополнительных кудрявых локонов, нос за маской, а на кисти рук набросил перчатки. Пальцы ног оставил как есть, но поспешно натянул сшитые на заказ усиленные для прочности носки и ботинки. Прежде чем Шерлок успел решить, как быть дальше, вернулся полностью одетый Себастьян, теперь даже сильнее внушающий страх, и окинул его еще одним оценивающим взглядом.

— Поразительно, — произнес он, и Шерлок вновь почувствовал на своих щеках этот проклятый румянец, понадеявшись, что тот менее заметен из-за наброшенных чар. В неуверенности переступив с ноги на ногу, он развернулся и начал собирать необходимые на день книги, укладывая их в сумку. Себастьян делал то же самое, и они одновременно подошли к двери, чтобы пойти на занятия. Шерлоку заранее стало стыдно за еще не произнесенные слова, но он не мог удержаться от вопроса...

— Ты… ты не расскажешь?

Мгновение Себастьян выглядел удивленным, а затем посерьезнел. Он поднял мизинец[2] и произнес:

 — Я никому не скажу.

Шерлок медленно протянул руку и обвил свой мизинец вокруг Себастьянова. Тот улыбнулся Шерлоку и пожал их соединенные пальцы разок, прежде чем расцепиться. Затем он исчез в коридоре, оставив Шерлока запирать дверь их комнаты. И Шерлок вспомнил, как, прислонившись к дверному косяку, вздохнул с огромным облегчением.

********************

В течение нескольких дней — или это были недели? — все было хорошо. Даже отлично. Шерлок постепенно начал верить, что Себастьян (Себ, как он просил себя называть) сохранит его тайну, и смог погрузиться в глубокий сон для восстановления силы чар и одновременно давая отдых разуму после занятий. В глубине души он начал называть Себа своим другом, хотя и не осмеливался произнести это вслух, опасаясь спугнуть его. Иногда они вместе ели, разговаривая обо всем и ни о чем, или обсуждали занятия и некоторых строгих профессоров. Себ не расспрашивал Шерлока о личной жизни, не задавал вопросов о его расе, и тот обнаружил, что стал немного больше улыбаться, а иногда даже смеялся. Он гадал, а так ли себя все время чувствуют люди?

Но так продолжалось недолго. Все началось со стирки.

Шерлок сам относил свою одежду в прачечную, возмущаясь при этом (как и всем, что можно было даже отдаленно счесть за домашние обязанности), но зная, что это необходимо. Себ сам стирал свою одежду, как и выполнял свою часть работы в их комнате. Однажды, загружая вещи в стиральную машину, Шерлок в замешательстве посмотрел на кучу чужой одежды — на одной из рубашек даже было вышито имя Себа. Подумав, что это, должно быть, ошибка, он засунул его одежду вместе со своей, но уже тогда появилось дурное предчувствие, пока он наблюдал, как их одежда крутится в барабане машины...

Конечно, это не было ошибкой. Все больше и больше чужих вещей «случайно» попадало в отложенную для стирки одежду Шерлока, а тот просто... соглашался с этим. Каждый раз, когда Шерлок заглядывал в сумку и видел что-то, что ему не принадлежало, он чувствовал себя неловко, но Себ был его первым другом-человеком, и он не хотел устраивать из-за этого драму. Он даже складывал одежду, после стирки, относил все обратно в их комнату и перекладывал часть на кровать Себа; каждый раз при этом ненавидя себя чуточку больше.

Себ ни разу не сказал спасибо.

Потихоньку Себ перестал делать и другие обязанности в их комнате. Он повсюду разбрасывал свои вещи, и Шерлок старался не обращать на это внимания, но иногда ему нужно было то ограниченное пространство в комнате, что было его, а сперва приходилось навести порядок. Как бы ему ни хотелось просто сбросить вещи Себа на кровать и покончить с этим, он не хотел, чтобы тот перестал быть его другом. Поэтому он раскладывал все по местам — книги, одежду, туалетные и канцелярские принадлежности… он знал, к чему все это приведет. Домовые эльфы от природы обладали хорошей памятью, по общему мнению, развившейся именно для этой цели.

И однажды все дошло до критической точки.

Лекция Шерлока на час дня отменилась, у их профессора возникли неотложные семейные дела, и Шерлок решил прогуляться на свежем воздухе. Позже он почти ничего не вспомнит, лишь последствия.

Он как раз собирался завернуть за угол, когда услышал голоса и почувствовал запах сигаретного дыма. Смутно он узнал два голоса, а потом услышал и Себа. Инстинкт подсказал ему замереть, и его скрытые за волосами уши легко уловили сам разговор.

— Это слишком жестоко, — говорила молодая женщина.

— Нет, — ответил Себ, тон был непринужденным, но с заговорщицкими нотками. — Ему это нравится, честное слово.

— Это так странно, — произнес другой молодой человек с низким голосом. — Разве не странно, что им нравится заниматься всем этим?

— Они не могут пойти против своей природы, — возразила женщина.

— Точно, — согласился Себ. — И я делаю ему одолжение, позволяя служить мне. Все-таки, не похоже, что у него есть пара. Здесь никого нет, чтобы защитить его.

— Думаешь, он хочет сблизиться с тобой? — с любопытством спросил низкий голос. Себ рассмеялся, и этот смех не был ни легким, ни теплым, ни нежным. Он был темным, холодным и жестоким.

— Я бы не отказался. Конечно, он должен согласиться на свободные отношения, но если он захочет почистить мне ботинки и позволит себя трахнуть, кто я такой, чтобы отказываться?

Шерлок почувствовал холод во всем теле. Он хотел убежать, но не смог сдвинуться с места.

— Похоже, он мог бы позволить тебе сделать это, даже не заводя отношений, — поддразнил низкий голос.

— Фу, вы двое, — вы ведь говорите о человеке! — с отвращением произнесла женщина.

— Нет, мы говорим об эльфе, — раздраженно возразил Себ. — Они не люди. Они живут, чтобы служить, вот для чего они нужны. Возможно, он здесь только для того, чтобы выбрать себе человека.

— И ты надеешься, что он выберет тебя? — лукаво спросила женщина.

— Если я достаточно долго буду с ним милым — тогда, конечно, почему бы не выбрать меня? Не похоже, что кто-то другой собирается это сделать — вы же слышали его, он псих! Но вы же знаете, как это повлияет на мой статус, если у меня будет домовой эльф? Я получу любую работу, какую захочу, как только закончу университет. Что-нибудь в городе, вот увидите.

— А эльф?

Себ снова рассмеялся тем жестоким смехом, и Шерлок крепко зажмурился, желая оказаться где угодно, только не здесь.

— Он может спать в ногах на моей кровати и чистить мои костюмы от Спенсер-Харта. Ему это понравится. 

Двое мужчин рассмеялись, очевидно пребывая в восторге от воображаемой картины. Женщина вздохнула, а Шерлок, наконец, смог совладать с ногами и пошел подальше от голосов.

Он не помнил, как добрался до общежития. В памяти осталось лишь то, что он начал идти и встал как вкопанный. Он даже не помнил, чтобы испытал какие-то сильные эмоции; просто нечто ледяное, спокойное и упорядоченное. Шерлок направился прямо к своему столу, достал ножницы, и первый разрез на самой дорогой рубашке Себа был чистым и быстрым. За несколько секунд он превратил ее в клочья, слепо потянувшись за следующей; довольно скоро у него под ногами образовалась куча ткани, словно осенние листья вокруг дерева.

Как только с одеждой было покончено, он взялся за книги. Тут было проще — ему даже не понадобились ножницы, он рвал их голыми руками. В какой-то момент он понял, что задыхается, и сбросил чары, чтобы набрать силу. Ему было все равно, видел ли его кто-то в тот момент. Книги быстро превратились в конфетти, и он принялся за туалетные принадлежности — вскрыл каждый тюбик и емкость своими острыми ногтями и размазал содержимое по всей кровати Себа.

Вот тогда-то тот и вернулся.

Живая застывшая картина, возможно, комичная для постороннего: Шерлок — с растрепанными волосами, уши, в волнении, убраны назад, заливающий шампунем подушку Себа, и Себ — ошеломленный, бледный, уставившийся на него с разинутым ртом, будто золотая рыбка... Но Себ недолго пребывал в ступоре.

Он бросился на Шерлока с ревом, размахивая кулаками. Шерлок легко уклонился от первых ударов, инстинктивно зашипев, но Себа охватила внезапная ярость, и в ограниченном пространстве было мало места для маневра. Шерлок попытался увернуться от еще одного удара, но ему все равно прилетело в ребра, и он, задыхаясь, выбросил вперед руку, пытаясь отогнать Себа. Мозг кричал, что это ошибка, но уже было слишком поздно. Когтистые ногти царапнули Себа по плечу, легко разорвав ткань, и по руке потекли ярко-красные ручейки, стекая с пальцев. Тот отшатнулся, уставился на рану, а затем закричал, будто его убивали.

Может быть, так оно и было.

Версия Шерлока никого не интересовала. Неуправляемый свободный эльф ранил человека — больше ничего никого не заботило. В тот же день его отчислили, велели собирать вещи и уезжать, сказав, что ему очень повезло, что Себастьян Уилкс не захотел выдвигать обвинения.

— Возвращайся к семье, — сказал декан, глядя на него с очевидной насмешкой. — Не могу понять, о чем они думали, посылая тебя сюда одного. Скажи им, чтобы они нашли человека, который позаботился бы о тебе, прежде чем что-то подобное снова повторится.

На какую-то дикую секунду Шерлок вспомнил, как ему захотелось тогда сбросить свои чары и зарычать на этого слабого маленького человечка… но он вновь обуздал свой гнев. Это только ухудшит ситуацию, мамуля и так уже будет в нем разочарована. Майкрофт, ничуть не удивленный, будет вздыхать и качать головой, а отец…

Он не хотел думать о том, что сделал бы отец.

********************

Встряхнувшись от воспоминаний, Шерлок оглядел гостиную, которую собирался разделить с Джоном Ватсоном. Она выглядела неряшливо, да — эксцентрично, но все же должно быть что-то, что он мог сделать, чтобы донести — он не обычный эльф. Он не наводит порядок, не убирает и не прислуживает.

Он прошел на кухню, окидывая взглядом загроможденные поверхности. Распахнул дверцы шкафов и начал перекладывать вещи с места на место, так что, когда он закончил, ни о какой упорядоченной структуре не могло быть и речи. Он передвигал тарелки, складывая их в кучу, ставя маленькие на большие, без всякой логики, пока они чуть не свалились с полки. Наконец, он заглянул в ящик со столовыми приборами, вынул все аккуратно разложенные предметы и сложил все вместе, без разбора. В порыве вдохновения он схватил большой кухонный нож и вернулся в гостиную. Он хотел послать сообщение — я неаккуратен, я дикий и я ОПАСЕН. Схватив с книжной полки стопку писем, он подошел к деревянной полке над камином, поднял руку и одним сильным движением проткнул всю стопку насквозь, накрепко пришпиливая. Рукоятка ножа завибрировала, когда он разжал кулак.

Он осознал, что глубоко дышит, и провел руками по волосам, пытаясь взять себя в руки. Он вообще не хотел иметь соседа по комнате, но это был единственный способ, чтобы жить в центре Лондона — а ему это было нужно, чтобы заниматься расследованиями. После окончания университета и позже, когда Шерлок сбежал из дома, его потянуло к наркотикам, как мотылька на пламя. У наркоманов не было разделений по социальному статусу, никто никому не служил. Они все служили наркотику; он был единственным хозяином. Странно, но кайф помог справиться с чарами, и Шерлок вспомнил, как однажды ночью, лежа на грязном матрасе, истерически смеялся над тем, что наконец-то нашел способ быть «нормальным». Его не волновало, что однажды наркотик может убить его… на самом деле, он вроде как хотел этого.

Это продолжалось недолго, как и все хорошее, что было в его жизни. Майкрофт пришел за ним и попытался вновь отправить в родительский дом. Он никогда не понимал напряженных отношений Шерлока с их человеческим отцом — что вызвало немалую обиду в сердце Шерлока по отношению к холодному и властному брату. Шерлок настаивал на том, что скорее предпочтет жить на улице, чем когда-либо снова вернется к родителям, и братья, в конце концов, пришли к компромиссу: если Шерлок сможет сам обеспечивать свою жизнь в Лондоне (что должно означать — безопасное место для жизни и законно заработанные средства), то Майкрофт позволит ему остаться.

Шерлок привел себя в порядок (аккуратная фраза для недели депрессии и агонии), попросил об одолжении свою новую домовладелицу и занялся частными расследованиями. Он думал, что в итоге этого будет достаточно, но вскоре стало ясно, что ему не хватит даже на сильно заниженную миссис Хадсон арендную плату за первый месяц, если он не найдет решение…

А затем появился Джон Ватсон.

Он... показался интересным. О нем многое можно было узнать, но еще больше оставалось неизвестным. Он последовал за Шерлоком и окунулся сразу в опасность, захотел помочь поймать серийного убийцу-самоубийцу; его не отпугнули ни трупы, ни полицейская лента, ни безумные теории… Он планировал переехать в квартиру на следующее утро и сказал, что с нетерпением желает послушать игру Шерлока на скрипке. Он был добрым, веселым и обладал солидным интеллектом, скрытым за непритязательной внешностью...

Но он все еще был человеком...

...а людям нельзя было доверять.