Если утро начинается не с кофе, а с визга Чимина «Спасите-помогите, Юнги, кажется, умер!», а потом выясняется, что Юнги не умер, а просто уснул на полу в общей комнате, потому что до самого утра ковырялся в ноуте, что-то там правил-выравнивал-подрезал-чекрыжил, и в итоге, хорошо, если сил хватило сохраниться, а если так и уснул носом на клавиатуре, то стоит молить бога, чтобы он ничего там своим носом случайно не удалил…

   Если Хосок расхаживает после обеда вдоль двери в комнату Намджуна и шипит на каждого, чтобы «ЗАТКНУЛИСЬ, БЛЯТЬ, АТОЯВАМСЕЙЧАСВАШИЯЗЫКИПОЗАВЯЗЫВАЮВУЗЛЫ!», и кидается на каждого, кто громче разрешенного шаркнул тапочками у лидерской двери…

   Если Чонгука выдергивают за шиворот из-за планшета и тащат в сторону студии, невзирая на его жалобные вопли и угрозы «обратиться в ООН, напомнить про того красивенького мальчика, который недавно красивенько кивал за спиной у Ким Намджуна, и попросить политического убежища»…

   Если с Тэхёна требуют воспроизвести такие звуки, которые вообще его диапазон не предусматривает, но его стараются убедить в том, что он сам не осознает своих возможностей, а весь стафф делает котошрековские глаза и ходит за перепуганным Тэ как привязанный и ноет-ноет-ноет…

   Если Джин, впечатленный всем происходящим, второй час шаркает по кухне и сковчит под нос:

— Яичница! О-о-о, как я люблю яичницу… Очень я люблю яичницу… Яичница, любовь моя…

   А потом к нему подлазит под руку Чимин и пищит:

— О, хён, ты, кажется, написал неплохую песенку…

   А потом проходящий мимо «в туалет-водички попить-сожрать чего-нибудь снэкового» лидер распыляет свои энциклопедические знания:

— Эта песенка была написана в 1965 году, к сожалению, до Джинни-хёна.

   И скрывается в своей комнате, а перед дверью снова материализуется Хосок, чтобы тут же начать агрессивно всех успокаивать…

   Если Чимин с хитрым еблом и загадочностью через весь широкий лоб начинает мутить перед зеркалом какие-то новые связки, а потом периодически зовет Юнги подойти-посмотреть-заценить, а Шуга не отзывается, но Чимин не сдается и продолжает верещать на одной ноте, в результате чего изобретает новый ритм:

— Шуга-Шуга-Шуга! Шуга-Шуга-Шуга! О! Неплохо звучит, а? Шуга-Шуга-Шуга….

   И пока он танцует вокруг стола в полном восторге от новой связки и только что изобретенной подзвучки, приходит все-таки Шуга и спускает его с небес на землю:

— Это уже неплохо звучит в «Despacito», так что отбой….

   Если Хосок не ест-не спит-переживает, у него температура от нервов, тошнота от нервов, бессонница от нервов и вообще скоро сыпь по телу пойдет от нервов, но он все равно срывается ни свет ни заря с кровати, пока Джуни похрапывает, уткнувшись гениальной мордуленцией в подушку, и несется в зал, потому что "еще ничего не ясно, но что-то надо делать", поскольку Хосока просто разорвет изнутри от жажды действий и неугомонного шила в заднице…

   Если Намджун выскребает свои конечности из кровати и потом из комнаты, перемещает их в кухню, где распластывается по кухонному столу всей своей намджуньей тушкой, и начинает диссить сам себя в стиле:

«Что ж ты за бездарь-то такая, Ким Намджуни,

Нет мозгов — нехер лезть в шоу-бизнес, Ким Намджуни,

Взять бы тебе и выпить бы йаду, Ким Намджуни,

Бесполезная ты лидерская задница, Ким Намджуни…»

   С последним, к слову, особенно не согласен Хосок, поэтому он тушку лидерскую со стола стягивает, пока Джин никого не поубивал (кстати, а почему до сих пор не поубивал?), и уже на полу начинает воспитательную беседу на тему «Лав ёселф».

   Если утром в День Икс Юнги с Намджуном собираются в Бигхит к Богу хита, а остальные снаряжают их как на войну, а заботливость Джина зашкаливает настолько, что он готов варежки Шуге на веревочках через рукава толстовки протянуть, хотя на улице немного пиздец какая жара…

   Если у Чонгука такой вид, что он вот-вот заранее заплачет, чтобы не дожидаться вечернего повода, ибо если что-то пойдет не так, то вечером из группы, как максимум, кто-нибудь выпилится в порыве непризнанности собственного гения, а, как минимум, кто-нибудь выгребет пизды от остальных за несанкционированную истерику…

   Если Тэхён сидит, водит пальцем по пыльной поверхности давно не эксплуатировавшейся приставки, а потом печально фотографирует получившиеся разводы…

   Если у Чимина с утра нет настроения/аппетита/силы воли/воли к победе/интереса к жизни, и он не вымыл полы в своей комнате…

   Значит…

   Это значит, что происходит РОЖДЕНИЕ ЧУДА.

   И если главный по бантанам где-то в недрах офиса компании послушает принесенный Юнги и лидером трек, а потом захлопнет крышку макбука, и на его лице разъедется счастливая улыбка, а продюсер-ним немного капризно произнесет чуть слышно:

— Ну я ху-у-у-уй его знает, ну давайте попробуем…

   То вечером Намджун и Юнги вернутся в общагу счастливые в слюни (каждый раз — счастливые в слюни!) и вывалят на кухонный стол все свои идеи, переживания, страхи и сомнения.

   И разговоры, взбудораженные рождением в муках НОВОГО ЧУДА, не стихнут до утра…

   И то и дело будет тюленить Сокджин в стиле «Как ты до этого додумался, блять? Как???»…

   И то и дело будет шипеть на пределе своих голосовых связок Юнги на тему «До конца не верил, что из этого что-то получится!»…

   И то и дело будет прокручивать сырой трек-набросок на повторе Хосок, а потом выскакивать в одной майке-алкоголичке на террасу и орать в звездное небо «ЭТО ГЕНИАЛЬНО, ДЕРИТЕ МЕНЯ ЧЕРТИ ВСЕ ТОЛПОЙ!», а Намджун будет выскакивать следом и со счастливой улыбкой затаскивать его назад, ворчливо приговаривая: «Это что еще тут за черти у нас нарисовались?»…

   И макнэ будет засыпать под утро, приткнувшись между диваном и тэхёньей коленкой, и мечтать о том, как он когда-нибудь придумает что-то настолько же гениальное…

   И Тэхён будет гладить макнэ по непослушным волосам на макушке и думать о том, что когда-нибудь его макнэ обязательно придумает что-нибудь гораздо более гениальное…

   И когда все наконец-то заснут, Чимин аккуратно выкрадет у Юнги из кармана розовую флешку с НОВЫМ ЧУДОМ и запрется в танцевальном зале…

   Придумывать хорягу к следующему камбэку.