Прошёл месяц, и иногда Зендари хотелось их обоих удавить.

      — ...и потом заходим вот с этой стороны. Всё понятно? Тейрис, ты понял?

      — Да, да… А давайте вот здесь обойдём, я знаю там проход…

      — Я говорил об этом две минуты назад! Ты опять потерял сознание на середине моей фразы?

      — Я не согласен!

      — С чем?

      — Ну… с тем… вот… что ты говорил две минуты назад. Что ты говорил две минуты назад?

      — Ты будешь когда-нибудь меня слушать до конца?!

      — Может, буду, когда это будет иметь смысл!

      — Да блядь, мы же ещё ни разу не умерли, верно?

      — Вот это облегчение конечно! И кстати, себя вычеркни из этого списка.

      — Я умер задолго до знакомства с вами.

      — И вот знаешь, то, что ты один раз уже умер, ни хера не добавляет к тебе доверия!

      — Нам оставить вас вдвоём? — вкрадчиво поинтересовалась Зендари.

      Паладин и дк осеклись и обернулись к ней.

      — Это неплохая мысль, — прорычал Рен.

      — Мечтай, — огрызнулся Тейрис.

      Эрен, как обычно, хехекнул, Телан усмехнулся, опустив голову и почёсывая кота за ухом, Рен с Тейрисом переглянулись и отвернулись друг от друга. Нет, это всё, конечно, было смешно, но временами они доводили всех до белого каления. В походах они срались постоянно, десять минут тишины были подарком судьбы. Видеть друг друга не могли спокойно. Если не было повода — они мгновенно его сочиняли. Как Тейрис, который чаще всего отлично слышал, что говорил Рен, но если не к чему было придраться, он просто делал вид, что всё прослушал. Или Рен, который рявкал на Тейриса за любое лишнее движение. В лагере они могли провести какое-то время, спокойно обсуждая что-нибудь, и в эти моменты выглядели практически нормальными друзьями, даже хорошими друзьями, беззлобно шутили и вместе смеялись над чем-то, а потом, разумеется, кто-то, чаще всего Тейрис, что-то ляпал, и начиналась обычная карусель. Телан с Эреном уже две недели, как делали ставки на то, когда, как выражался Телан «вербальная дрочка перейдёт уже в физиологическую фазу, и мы сможем отдыхать от них, хотя бы, когда они будут этим заниматься, надеюсь, хоть это будет происходит без нас», на что Эрен отвечал: «Я вот в последнем не уверен, хехе». Телан пожимал плечами и философски замечал: «Что мы с тобой в этой жизни не видели, дружище». «Да вот этого, пожалуй что, и не видели», — отвечал Эрен. «Ну тогда вот и посмотрим», — резюмировал Телан, и они оба хехекали. «Надеюсь, они будут ебать друг друга в рот, чтоб наверняка молчали, причём желательно, чтоб одновременно», — мрачно добавляла Зендари.

      Иногда Зендари хотелось одёрнуть Тейриса, потому что этот идиот, в отличие от неё, не чувствовал того, что происходило с Реном. Для неё и самой это было скорее как эхо, отражение боли, ярости, страха, всего того, что испытывали те, на ком она сосредотачивала своё внимание, чтобы понять, требуется ли им её помощь и в каком объёме. И Рен был как ходячая бомба. Вначале он казался спокойным и холодным, потому что держал себя в руках — она ощущала под этой отстранённостью жажду крови и мрачную тягу к бою, напряжение, которое он сдерживал. Но к концу данжа временами он почти не контролировал себя, и иногда её это пугало. И дело было не только в азарте битвы, она ощущала, как он утолял свою жажду и как набирался сил, и вот тут вступал Тейрис, и что-то в нём не давало Рену покоя. Не позволяло ему насытиться, подстёгивало его ярость, гнало его дальше и мучило ещё сильнее. И однажды она увидела, как он посмотрел на Тейриса в этот момент. Была дикая заваруха, они еле выжили, Зендари качалась от усталости, Рен и Тейрис были в самой гуще, паладин чередовал удары с заклинаниями отхила, дк как-то выживал, стоя в вихре призрачных костей и брызгах крови, но под конец даже ему начали изменять силы, и враг, налетев, сбил с него шлем, Тейрис тут же прикрыл его со спины, Рен, бешено зарычав, рубанул мечом, валя с ног сразу двоих, это дало им секундное преимущество, и через пару минут наконец всё было кончено. И тогда Рен, тяжело, хрипло дыша, повернулся и посмотрел Тейрису в глаза. Он был бледный, как бумага, лицо в каплях крови, он криво усмехнулся и что-то сказал одними губами, и сделал шаг к Тейрису, Зендари была всё ещё полностью сосредоточена на нём и чувствовала его напряжение, дрожь, бившую его, ярость и жажду, которую он почти не мог сдерживать, силу, которая требовала выхода. «Он же сейчас убьёт Тейриса» — мелькнуло в голове у Зендари, и она перестала дышать от ужаса, но Рен, сделав шаг, замер на месте и только смотрел на Тейриса, не отрываясь, и Тейрис смотрел ему в глаза и вдруг тоже ухмыльнулся. Всё это длилось всего несколько секунд, и вот уже Рен подбирает с земли свой шлем, а Тейрис устало опускается на одно колено, чтобы перевести дух, а Зендари садится на землю, чтобы хлебнуть из фляжки восстанавливающего ману сока и думает: тупой паладин, тупой дк, тупые блядские уроды. Они играют в эту дурацкую игру, только Тейрис может играть в неё бесконечно, а Рен — никто из них не знает, когда он может потерять разум. Он балансирует на этой грани каждый поход, каждый бой, никто не знает, что может стать с мертвецом. Может, он всегда в состоянии держать себя в руках, а может, в любую минуту есть вероятность, что он просто сойдёт с ума. Эта натянутая струна, которую она чувствует, прикасаясь к нему, просто лопнет в какой-то момент, и он перестанет быть их танком, тем, кого они уже привыкли считать другом, а вместо него появится тот, кем он был пятнадцать лет, тот, кто приходит в кошмарах ко всем ветеранам этой войны, от кого нельзя спастись, потому что он будет убивать, пока не убьют его, и вряд ли есть шанс, что они все выйдут из этой схватки живыми.

      — Тейрис.

      Паладин обернулся на голос тролльки. Она стояла на границе света от костра и тени, в которую отошёл он, чтобы побыть одному, отблески пламени прыгали по ней, высвечивая яркие пряди волос. Её резко очерченное лицо с маленькими аккуратными клыками то наполовину освещалось, то снова скрывалось в тени, и тогда было видно только блеск её пронзительных тролльских глаз.

      — Чего?

      — Ты бы… — Зендари на мгновение запнулась, что вообще редко с ней случалось, вздохнула и продолжила: — поаккуратней.

      — В смысле? — не понял Тейрис.

      — С Реном, — пояснила Зендари.

      Тейрис выразительно приподнял брови, и Зендари раздражённо цокнула языком.

      — Ты что, заступаться за него пришла?

      Зендари снова цокнула языком и оскалилась, и шагнула к Тейрису. Движения её стали плавными и расслабленными, и мало что Тейрис видел в своей жизни более угрожающего, чем эта лёгкая, как скользящая тень, поступь тролля.

      — Я пришла, — прошипела Зендари, надвигаясь на него, и её зрачки горели в темноте, — чтобы сказать тебе, чтобы вы уже поебались и прекратили этот цирк, который в любой момент может свести нас в могилу к едрёне матери!

      Тейрис сглотнул.

      — Я не уверен… — начал он своим самым интеллигентным тоном, но Зендари его перебила:

      — Да, я тоже не уверена, что цирк закончится, но, по крайней мере, он станет менее опасен.

      — Я хотел сказать не это. Я хотел сказать, что не уверен, что мы…

      — Серьёзно?

      — Что я…

      — СЕРЬЁЗНО?

      — Что он…

      — Я рискую повториться, но СЕРЬЁЗНО?! — рявкнула Зендари так, что Телан и Эрен обернулись к ним от костра.

      — Ты, маленький остроухий ублюдок, — снова зашипела Зендари, — если ты думаешь, что хоть кто-то здесь ещё не в курсе, как вы там дрочите друг на друга, пока мы тут пыхтим и вытаскиваем всю ту ебаторию, которую вы обрушиваете на наши головы, пытаясь впечатлить друг друга, то ты очень! Очень! Сильно! Заблуждаешься! И если ты собираешься дальше дёргать этого ебанутого зомбака за хуй, то, будь любезен, сделай нам всем одолжение, доведи это до конца!

      — Эээээаааааамммээээ… — очень содержательно протянул Тейрис.

      — О нет, он не против, — язвительно ответила Зендари, не дожидаясь, пока Тейрис вернёт себе столь ценный для него дар речи. — В принципе, я даже думаю, что, возможно, ты можешь ещё немного подождать, и тебе не придётся вообще ничего делать самому. Но меня, видишь ли, волнует то, что он случайно может перепутать и не выебать тебя, а убить нас всех. Потому что, когда я хилю этого больного ублюдка, когда ты как следует его надёргал, я понимаю, что у него в голове между этими двумя понятиями не такая уж большая разница. И это даже хорошо, хорошо… Потому что есть шанс, что он тебя в процессе ПРИКОНЧИТ, МАТЬ ТВОЮ!

      Зендари при всём её выдающемся уме ошибалась в одном: Тейрис знал, о чём она говорит. Она забывала, что он паладин, а значит — какой никакой, но и хил тоже. И он всегда краем сознания улавливал, пусть не как она, даже не эхо, а лишь отголосок того эха, что слышала Зендари, но, тем не менее, он понимал. И сейчас понимал лучше, чем раньше, потому что с Реном было иначе. Это был не их последний танк, спокойный, как бревно, вар, неторопливый, последовательный и крепкий. Ту часть Тейриса, которая помнила наставления паладинов-хилов и всегда была настороже, нервировало то, как Рен постоянно балансировал на грани, словно двигался в волнах своей и чужой боли, позволял ранить себя, чтобы в ответ ранить сильнее, впитывал боль и превращал её в ярость, исцелявшую его и истощавшую врагов. Он был довольно осторожен в стратегии, избегал лишних рисков, что казалось Тейрису даже странным для дк, но эту общую осторожность он с лихвой компенсировал тем, с каким риском сражался сам. Тейрис понимал, что сама его суть, сила, поддерживающая его существование, заключается именно в этом, в бесконечной и страшной череде выменивания жизни на смерть, боли на силу, страха на беспощадность, но одно дело знать это, видеть в тех, с кем ты сражаешься, противостоять этому, а другое — быть рядом. Открывшись, чтобы помочь, ощутить это на себе, как пульсирующую боль в висках, как волну, накрывающую тебя с головой. Это почувствовал Тейрис, когда в первый раз полностью сосредоточился на Рене, чтобы помочь Зендари его отхилить, потому что этот мудак переоценил даже свои немалые силы. И Тейрису бы охолонуть и захлопнуться, но… он не хотел. Теперь точно не хотел. Потому что Зендари была права, он знал это и без всяких хиловских штучек, они оба знали это уже через неделю после знакомства, а может и раньше — им до смерти хотелось друг друга трахнуть, и почему они этого не делали, даже сам Тейрис до конца не понимал. Рен не пытался что-то скрыть, наоборот, временами в его взгляде Тейрис отлично видел то, что имела в виду Зендари, говоря — если его довести, он может случайно не выебать, а убить. И это было охуенно. Ради этого Тейрис был готов ночами выдумывать новые поводы доебаться, только чтобы увидеть, как Рен почти теряет контроль. Чтобы услышать, как он, тяжело дыша после боя, усмехнувшись, спрашивает: отсосёшь? И ответить: говно вопрос, щас вот за дерево отойдём. И Рен, не изменившись в лице, отвечает: пошли, чего ждёшь? А Тейрис тоже усмехается и отворачивается. И думает: Свет всемогущий, да почему я не иду, о блядь, блядь. И услышать, как Рен смеётся за его спиной, и подумать: о нет, больной ублюдок, ты у меня ещё узнаешь почём фунт паладина. И позже, сражаясь рядом с ним, прикасаясь к его тени, чтобы исцелить его раны, чувствовать это дикое, мучительное напряжение и видеть его глаза через прорези шлема, когда он на мгновение оборачивается, ощутив искры света, пробегающие по позвоночнику, и, кажется, усмехается там за забралом, и что-то говорит, Тейрис не слышит, но ему и не нужно, он уже знает.

      — Ты играешь нечестно, Зендари.

      — Чёй-та?

      — Ты орала на Тейриса.

      — С каких пор орать на Тейриса считается чем-то зазорным, Телан?

      — Хе-хе…

      — Само по себе это исключительно поощряется, но ты его подзуживала.

      — Да лоачки мои, сколько можно ждать-то?

      — Мы заключили честное пари! А ты пытаешься повлиять на игроков!

      — Я тролль, Телан. Мне в принципе незнакомы твои концепции честной игры. По мне кто выиграл — тот и честный.

      — Тьфу.

      — Ну чё? Я ж ему не назначала часы ебли. Расслабься.

      — Эрен?

      — Ох… Что, Телан?

      — У тебя есть план.

      — Да? Есть?

      — Угу.

      — Ох…

      Рен опустился на колени, зачерпнул ладонями снег и приложил к лицу. Он измотал весь отряд, и сам был вымотан и понимал это, пора было возвращаться в лагерь, и он пытался убедить себя в том, что ещё один заход не решит его проблем. В конце концов он просто настолько устанет, что совершит ошибку, которую уже не сможет исправить. И снова умрёт. Так же бессмысленно, как в первый раз, и так же не решив своих проблем. Утешает конечно, что вместе с собой он утянет Тейриса, но паладин будет блаженствовать в лучах света, а он будет вечно околачиваться… хер даже знает где. Но точно в каком-то говне. И это снова не решит его проблем.

      — Кхм, — интеллигентно обозначился маг у него за спиной.

      Рен отнял руки от лица, смахнул оставшийся снег и обернулся.

      — Хорошая погодка, — сообщил Эрен и хехекнул.

      Рен тяжело поднялся на ноги, вздохнул и оглядел окружающие сугробы.

      Маг стоял по щиколотку в снегу, покачиваясь с носка на пятку, и смотрел на него с вежливой улыбкой, как будто действительно проделал весь этот путь от стоянки, в темноте, только с маленьким мерцающим магическим шариком, парившим в воздухе в нескольких сантиметрах от его раскрытой ладони, чтобы поговорить о погоде.

      — Да отменная, хули, — согласился Рен. Он тоже мог, знаете, быть вежливым.

      — Я вот тут… хехе… прогуливался, знаешь, воздухом дышал свежим, — и для наглядности глубоко вдохнул.

      Рен стоял, не шелохнувшись.

      Эрен выдохнул и признался:

      — Сложно с тобой.

      — Да мне вот и самому сейчас непросто, — отозвался Рен, — всё порядком бы упростилось, если б ты перешёл от погоды к делу.

      Эрен принял самый искренний вид и сообщил:

      — Ты знаешь, ты вот очень нравишься Тейрису.

      — Да что ты, — мрачно ответил Рен, — вот это новость месяца.

      — Нет, правда, — с жаром начал убеждать его Эрен и даже приложил руку к сердцу. — Он просто… как это… сгорает от страсти.

      «Ну ты и идиот», — произнёс в его голове голос Телана.

      — И что, — ещё мрачнее спросил Рен, — он послал тебя ко мне с этой благой вестью?

      — Нет, что ты, он не может признаться, — сокрушённо объяснил Эрен.

      Телан в его голове хлопнул себя ладонью по лицу.

      — Да что ты, — повторил Рен, — а что ж, неужто у него язык наконец оторвался?

      — Ну, ты же знаешь Тейриса, — доверительным тоном ответил Эрен и покачал головой. — Некоторые вещи он просто не может сказать вслух.

      Телан в его голове в отчаянном жесте воздел руки к небу, потряс ими и прижал теперь уже обе ладони к лицу.

      Рен молча смотрел на Эрена. Эрен молча смотрел на Рена. Телан убрал руки от лица и с молчаливым осуждением смотрел на Эрена внутри его головы.

      — Ты знаешь, а вот ты мне не нравишься, — наконец сказал Рен.

      — О, это-то как раз-таки хорошо, — торопливо заверил его Эрен. — Ты мне тоже совершенно не нравишься. То есть ты мне очень симпатичен как танк и… как дк… но… в общем, не в этом смысле.

      — Ты мне сейчас вообще ни в каком смысле не нравишься, — уточнил Рен.

      — Ну… тогда я, наверное, пойду. Хе-хе.

      — Угу, — согласился Рен.

      Эрен медленно, даже немного величественно развернулся и, сопровождаемый мерцанием своего магического огонька, неторопливо скрылся за деревьями.

      Рен проводил его взглядом, тоже медленно вытащил из ножен меч, неторопливо повернулся, размахнулся и со всей силы рубанул рунным клинком по сухому деревцу, ломая его в щепки.

      В лагерь они возвращались тише, чем обычно. Рен снова нацепил свой шлем и ехал впереди всех, стараясь быть чуть отдельно. Они с Тейрисом временами перебрасывались несколькими фразами, но без обычного энтузиазма. В конце концов Рен буркнул «отъебись», и Тейрис по неведомой причине отъебался. Телан, обладавший способностью засыпать в любой удобный момент, кажется задрёмывал в седле под присмотром Эрена, ехавшего рядом и следившего, чтобы хант не свалился с лошади. Зендари ехала последней, полуприкрыв глаза и наслаждаясь тишиной.

      Он устал и был зол. Тейрис проснулся в отменном настроении и дёргал его не переставая. Рен шёл быстро, почти не делая передышек, и в конце концов всё начинало сливаться в бесконечный мутный вихрь из крови, снега и железа, из криков, боли и нескончаемой ярости, пару раз он пропустил опасный удар, и тогда будто мир, давно потерявший для него всю чёткость своих красок, становился ещё более размытым, и он оборачивался и отвечал с ледяной, дикой жестокостью, и шёл вперёд ещё более яростно, не слыша, как Зендари кричит что-то ему вслед, срывая голос.

      — Рен! Рен!

      Он наносит смертельный удар уже упавшему врагу, и кто-то хватает его за руку и с силой дёргает к себе, он поворачивается и видит Тейриса. В его глазах ещё мерцают последние угасающие золотые искры, за спиной рассыпаются солнечной пылью призрачные крылья, он смотрит со злостью, за которой Рен угадывает страх, никто бы не увидел этого, но он рыцарь смерти, он чует его запах, он видит его тень, запрятанную так глубоко, что даже сам Тейрис не знает о нём, этот страх сидит в них так давно и так глубоко, что они воистину стали бесстрашными, научились жить с ним, как мертвецы научились жить без него. Это Тейрис зовёт его по имени, имени мертвеца, при жизни его никто так не звал, не было никакого Рена, Ледяная Скорбь дала ему это имя, и иногда он не был уверен, существовал ли вообще когда-то Кейрен? Тейрис продолжает кричать что-то ему в лицо, но Рен не разбирает слов. Ему плевать на слова. Сейчас ему на всё плевать, кроме желания толкнуть Тейриса в снег, прижать его к земле и наконец перестать сдерживать себя. Он делает шаг к паладину, и на лице Тейриса на мгновение мелькает что-то, похожее на растерянность. И Рен останавливается. Его бьёт дрожь, кровь колотится в висках, и он почти не может себя контролировать, но останавливается, как останавливается каждый проклятый день. Как каждый проклятый день он поддерживает эту игру и сам провоцирует её, потому что, может быть, уже одна она есть большее милосердие, чем он заслужил. Потому что он знает, кто он такой. Потому что ложь, что мертвецам неведом страх. Потому что ему страшно. Страшно от того, что он не знает, что может сделать, если перейдёт эту грань, если даст волю своему желанию, если чуть ослабит ту железную хватку, которой каждый проклятый день держит себя в узде.

      — Зендари надо отдохнуть и отпиться, ты слышишь меня? Рен!

      Тейрис смотрит на него, кажется, теперь с тревогой.

      — Я слышу, — одними губами отвечает Рен и кивает, поняв, что Тейрис не разобрал.

      И отходит в сторону. Он не будет смотреть на Тейриса. Не сейчас. Всё что угодно, только пусть он молчит. Минуту. Пусть ничего не будет. Только снег, холод и кровь на руках.