Каждое живое существо — тайна.

Каждый сделанный выбор — тайна.

Каждая мысль — тайна.

Не раскрывай тайн, не имея на то причин.

      Заметив отражение в грязной луже, Сольф улыбнулся.

      Лицо, искажённое рябью, было ему незнакомо. Наконец-то.

      Он уже не знал, почему так рад, что не помнит его: безвозвратно разрушенные связи больше не выстраивались в цепочки причин и следствий. Остался лишь отголосок, мёртвое эхо эмоции.

      Наконец-то.

      Он слышал, что память очень хрупка. Невыносимо избирательна. Умеет достраивать несуществующее, создавать невозможное. На деле оказалось, что именно её тяжелее всего уничтожить. Последние образы угасали, растворяясь в серой пустоте, но даже так ежесекундно цеплялись за его сознание. Будто могли бояться смерти.

      Но он был счастлив. Действительно счастлив.

      Слабое покалывание в пальцах заставило отвлечься от необъяснимого ликования. Он вдруг понял, что держит что-то в ладони. Скомканный клочок бумаги.

      Записку.

      «Никуда не уходи.

      Тебе лучше остаться здесь».

      Чёрные буквы смазались от лёгкого прикосновения.

      Сольф осторожно поднялся. От вида руин небольшой башни, возвышающейся над головой серым нагромождением камней, сердце устало ёкнуло в груди. Место казалось давно брошенным и незнакомым.

      В голове всплывала бестолковая история. Наверное, сказка. О королях, что умели творить и создавать города по мановению руки.

      И ещё была мантра.

      — Каждое живое существо — тайна…

      Сольф не знал, куда идёт, да и не хотел бы знать. Прогулка-агония не должна иметь цели. Куда идут животные, готовые умереть?

      — Каждый сделанный выбор — тайна.

      Мир темнел. Гасли огненные края облаков, рассеивались вечерние искры. Ночь шла за Сольфом по пятам, как заботливая мать, прикрывая тяжёлым подолом. Обещая тихую смерть в объятиях звёзд.

      Он шёл дольше, чем рассчитывал. Может быть, несколько часов — силы кончились, когда на горизонте показались светлые пятна уличных огней.

      Наткнуться на людей в таком месте было почти невозможно. Почти — стало быть, ищущий смерти её обязательно найдёт.

      Голубоватое сияние дорожных гирлянд, пробивающееся сквозь деревья, скупо выбеливало небольшую полянку. У самой дороги в засаде отсиживались двое. Обычные мужики в тёмных лохмотьях, поджидающие одинокого путника подальше от въезда в город. В такое время они могли находиться здесь только по одной причине.

      Сольф не почувствовал страха.

      Его уже ничто не могло напугать.

      — Дела… — протянул тот, что сидел ближе и прятал лицо под маской. Он явно не ожидал, что глупая жертва появится не со стороны города, а вылезет из леса прямо ему в лапы, и упускать возможности разжиться добром не собирался. — А ты откуда такой прёшься, красавчик?

      — Пс-ть, слышь. У него триклит висит на горле, — вскочив на ноги, азартно подметил второй. На одном его глазу была потрёпанная повязка.

      В грязной руке мелькнул кинжал. Что-то из дешёвых непрочных зубочисток, продающихся в любой лавке. Сольф не мог вспомнить, где и когда видел такие раньше. Он просто знал, что они бестолковые и тупятся после пары применений.

      Обиралы окружили его без промедления. Стесняшка с маской на лице оказался позади и легко опрокинул Сольфа на землю.

      — О, да он пьян! Какая удача! — расхохотался одноглазый.

      Сольф надеялся, что всё закончится быстро, и не собирался сопротивляться. Его даже бить было незачем — он и так был практически без сознания.

      Чьи-то неуклюжие пальцы скользнули по шее, пытаясь найти застёжку на серебристом ободе. Внезапно для всех троих попытку снять амулет прервала яркая вспышка. Испуганно отпрянув, одноглазый затряс обожжённой рукой.

      — Ах ты урод! — рявкнул он. — Цацка-то зачарованная!

      Ощутимый пинок прилетел куда-то под рёбра. Сжавшись, Сольф рефлекторно перевернулся на бок. Тяжёлая рука придавила к земле, в нос ударил густой травяной запах.

      — Ну и как её снять?

      — Отрезать ему башку, например!

      — А оно надо? — в хриплом голосе прозвучало неприкрытое омерзение. — У тебя была там штука какая-то из отмычек… достань!

      Наверху зашуршало. Сольф смиренно ждал своей участи, пытаясь вспомнить хоть одну красивую песню. Память зияла гигантскими дырами, с каждой минутой поглощая даже мелкие искры воспоминаний. Чью-то злую улыбку. Витающий в воздухе пепел…

      Прощупывая пустоты, Сольф перестал прислушиваться, и потому третий, глубокий и злой голос, вдребезги разбивший суетливую тишину, напугал его не меньше, чем новых знакомых.

      — Эй, вы. Отпустите его, — злобно прорычал кто-то.

      Всё смолкло, стихло. Ночной шелест и стрёкот леса угасли, растворившись в потоке тёплого ветра.

      Повеяло угрозой. И без того слабый свет померк. Тень, рисующая на влажной траве жуткие, несуществующие формы, широким пятном легла на высокую фигуру. Сольф попытался сморгнуть наваждение. Либо зрение его подводило, либо мрак расплывался, не желая показывать правду.

      На какой-то миг обдиралы почти передумали его грабить — их явно сковал не меньший испуг.

      Конечно, это было бы слишком хорошо, поэтому в следующий момент тонкий иссекающий свист ударил по ушам: застёжка не выдержала напора магической отмычки. Схватив амулет, одноглазый отскочил куда-то в сторону. Стесняшка грубо потянул Сольфа за ворот и усилием вздёрнул на ноги.

      Сольф повис между тишиной и зыбкой реальностью. Безразличие захлестнуло рассудок. Ощущения притупились настолько, что он даже не почувствовал боли, когда тяжёлый ботинок впечатался в спину.

      Оказавшись на земле, Сольф больше никогда не смог бы подняться, но сильные руки возникли словно из пустоты, мягко подхватывая в падении.

      Перед ним возник… некто. В полумраке были различимы только злые, нечеловеческие глаза. Воспалённый разум дорисовывал к ним звериный оскал и пугающее, жуткое рычание.

      Неожиданно из-за густых облаков выкатилась луна, и обманчивый образ принял совсем иную форму. Свет обрисовал резкую линию подбородка, скулу, растрёпанные прядки самых обычных волос.

      — Каждая мысль — тайна, — прошептал Сольф.

      И всё изменилось.

      Знакомое до боли, глубинное чувство чуть не разорвало его тело на куски. Жгучий поток энергии ворвался в артерии, обжёг лёгкие. Каждая клетка словно зажглась, наполняясь силой. Сольф услышал своё сердце — вторящим эхом, повторением чужого яростного пульса. Воздух закружился, взметнул опавшие листья и так же внезапно остановился.

      Обострившимся слухом Сольф уловил, что его ночные друзья помчались прочь. Он сделал небольшой шаг назад, не глядя вскинул ладонь. Плотная, разрушительная волна настигла их у подлеска. Стесняшке не повезло: поток снёс его к стволам деревьев — одновременно с ударом тела послышался глухой хруст. Одноглазый кубарем прокатился по кустам и пропал в чаще. Болезненный крик разбил ночную тишину.

      Зашелестели лиственные кроны, где-то над головой недовольно ухнула птица.

      Сольф втянул носом разряженный воздух, ужасаясь тому, как быстро возвращаются ощущения, запахи, острота зрения и первые, тусклые осколки памяти.

      А с ними — яркая, слоистая, насыщенная боль.

* * *

      Его пробуждение напоминало обряд.

      Открывая глаза, Сольф ритуально пытался вспомнить вчерашний день. Если получалось, он царапал на камне маленькую засечку и разочарованно отворачивался от солнечного света. Так проходили дни, а за ними — ночи, и ничего не происходило, пока он, измученный тишиной, не вставал, чтобы в тысячный раз обойти руины по кругу.

      К его ужасу, теперь недавние события он помнил так, будто они случились мгновение назад. Попытку ограбления, встречу с двумя оборванцами, чьё-то вмешательство.

      Нет. Этого не может…

      — Ну, здравствуй, — дождавшись, когда он придёт в себя, елейно поприветствовал хрипловатый голос. — Выспался, надеюсь?

      С трудом сфокусировав взгляд, Сольф напоролся на насупленную, смутно знакомую физиономию.

      Лицо, в темноте показавшееся мороком, при рассеянном клёнзовом свете могло удивить только красотой. Да, оно было самую малость грубым, жёстким, как у опытных, уставших солдат, но даже так сквозь черты пробивалась редкая, абсурдно варварская харизма. Обласканная солнцем, немного обветренная кожа с потрохами выдавала путешественника. Глаза отливали морской синевой. На влажном от напряжения лбу лежали прямые тёмные пряди.

      Одежда тоже была самой обычной — чёрная рубаха с закатанными рукавами, лёгкие штаны. Растрёпанные завязки на груди почему-то привлекли внимание — они лежали настолько небрежно, что это почти злило.

      Мужчина поднял ладонь, показывая яркую, тёмно-красную печать.

      — Кто ты? Что это такое?

      Хитросплетение символов и треугольников на смуглой коже напоминало свежий ожог. Сольф поднял руку, чтобы рассмотреть точно такое же у себя — только его след, как всегда, располагался на тыльной стороне ладони.

      — Это дуальный синтатин, — осторожно пояснил он. — Печать, подтверждающая связь тоналя и его владельца.

      — Ты пропустил первый вопрос.

      — Если я правильно помню, меня зовут Сольф.

      — То есть у тебя ещё и память отшибло?

      — Она восстановится… в ближайшее время.

      Сольф рассеянно выдохнул, почувствовав, что его голова не пытается лопнуть от попытки вытянуть нить воспоминаний из вороха беспорядочных фрагментов. Это пугало. Но почему?..

      — Ты вмешался, — прошептал он. — Те двое хотели забрать мой амулет…

      Он коснулся шеи. Само собой, обода на месте не оказалось.

      — Но ты им помешал.

      — Да, и как минимум одному из них ты переломал кости охренительно мощной волной истелесии, — злобно припечатал незнакомец.

      Медленно втянув приятный, терпкий воздух, Сольф осмотрелся.

      К своему огромному удивлению, он обнаружил, что находится в чьём-то доме. В настоящем, жилом доме. Его уложили на потрёпанного вида узкую софу. В камине за декоративной перегородкой потрескивал огонь, над головой от самого окна до выхода из комнаты висела цепочка светящихся клёнзовых камней. Место источало приветливый уют, чего не скажешь о хмуром лице его хозяина.

      — Если ты сейчас же не объяснишь, что значит этот твой синта-что-то-там, я отведу тебя в Адинство, и разбираться с тобой будут мои злые коллеги, — добавил он.

      Сольф спустил ноги на пол.

      — Могу я сперва хотя бы узнать твоё имя?

      — Тейрин, — на неуловимое мгновение недружелюбный тон превратился в растерянный. — Ты… Ты меня не боишься?

      — Вроде пока повода не было. Или я рано сделал выводы?

      Тейрин опустил глаза и какое-то время сосредоточенно размышлял о чём-то. Когда он резко придвинулся, Сольф еле сдержал порыв отклониться — похоже, понятие личного пространства хозяину дома было незнакомо.

      — Хорошо, предположим, у тебя не всё в порядке с головой, — прорычал Тейрин. — Объясни мне, что произошло. По пунктам. Кто ты?

      Сольф попытался собраться с мыслями.

      — Это прозвучит странно, но я не человек.

      — И-и-и? — слегка раздражённо протянул Тейрин, махнув рукой, мол, продолжай.

      — Слышал что-нибудь о слугах Тандема?

      На подвижном лице постепенно проявилось осознание.

      — Они зовут нас по-разному, — продолжил Сольф. — Тонали. Летарги. Мы созданы, чтобы умирать вместо Архов.

      — Те самые ребята-запасные-жизни? — догадался Тейрин.

      Сольф поднял левую руку, показывая свою печать. Её было хорошо видно даже через грязь.

      — Мы закрепились. Это означает, что наши зеркальные тела теперь связаны. Сейчас ты — владелец, а я — твой слуга. Твой тональ. Как если бы ты был Архом.

      Тейрин изумлённо отстранился. Сольф дал ему обдумать сказанное. Судя по непониманию во взгляде процесс шёл очень туго.

      — И при чем тут твой амулет?

      — В украшении был кристал триклита. Пока я его носил, я мог оставаться свободным.

      — То есть на тебе был ошейник свободы? — дёрнул бровью Тейрин.

      — Да. Но они сняли его, а потом…

      — Разве для образования связи не нужен какой-нибудь нудный ритуал?

      — Да. Более того — необходим, — Сольф посмотрел в глубокие, серьёзные глаза. — Именно поэтому всё это очень странно.

      Он пытался игнорировать бешено колотящееся сердце. После долгого голода и пустоты, шум энергии в теле просто сводил с ума.

      — Ну а с памятью твоей что?

      — Без владельца тонали теряют жизненные силы. Клетки постепенно разрушаются. Память тоже. Я долгие годы жил один и…

      Сольф положил ладонь на ключицу и повёл плечами. Мышцы отозвались слабой тянущей болью. Совсем недавно она была гораздо сильнее: он буквально уничтожал сам себя. Теперь всё соединялось и восстанавливалось, причиняя не менее мучительные ощущения.

      — Значит, всё дело в зеркальном теле?

      Сложив руки на груди, Тейрин выжидательно наклонил голову, чем напомнил дикого енота, на которого Сольф однажды случайно наткнулся в лесу.

      — Да. Это не амнезия. Просто… избирательное разрушение. Я помню, как меня зовут, кто я такой и что я ждал смерти. Остальное фрагментами, осколками. Слишком сумбурно.

      — Ждал смерти?

      — Угу.

      — Несколько лет?

      — Понимаю, звучит противоречиво. Но это непросто. То есть… смерть для нас. Непростой процесс.

      — Почему?

      — Прости, этого я не помню. Пока не помню.

      — Восхитительно.

      Тейрин потёр лицо ладонями, выдавая своё напряжение и разочарование.

      — Но, думаю, я достаточно восстановился, чтобы тебе помочь.

      — А?

      Сольф закрыл глаза.

      Жила, нить связи, протянувшаяся между ними, оказалась неожиданно плотной. Несмотря на обстоятельства, она не отдавала горечью или неприязнью. Она была свободной и лёгкой. Тёплой.

      Минута ушла на изучение травмы: ушиб захватывал рёбра Тейрина и тянулся вниз, до самого бедра. Это последствия бокового удара истелесии — кости не сломаны, зато поверхностный слой тканей полон мелких, неприятных разрывов. Ранение было получено до закрепления, скорее всего, несколько дней назад, но до сих пор причиняло дискомфорт.

      Аккуратное вмешательство никак себя не проявило, но удивлённый вздох заставил Сольфа открыть глаза. Тейрин потрясённо ощупал бок.

      — Что за?.. Что ты сделал? Это какое-то целительство?

      Сольф приподнял свою помятую, местами порванную рубаху.

      Тейрин неожиданно придвинулся, вынуждая снова вжаться в спинку софы. Своими проворными перемещениями он обескураживал, учитывая ничуть не гибкую комплекцию.

      — Ты… забрал мои синяки себе?!

      — Простым языком — да. Забрал.

      — Но… нет, так не пойдет! Верни назад.

      — Это невозможно, — Сольф усмехнулся, зачем-то поправляя перепачканную землёй одежду. — Всё в порядке. На мне заживёт гораздо быстрее.

      Теперь Тейрин смотрел на него, беспомощно сжимая кулаки. Дыхание сбилось, грудная клетка заходила ходуном.

      — Для этого тоналей и создают, — пояснил Сольф. — А если рана смертельна…

      — Я понял!

      Осознав всё до конца, Тейрин помрачнел. Это удивило Сольфа ещё больше.

      — Возможно, ты считаешь это неправильным? — предположил он.

      Тейрин вскинул ладонь.

      — Как разорвать связь?

      — Есть два пути. Она разорвётся, если кто-то умрёт или если найдётся опытный метектор, умеющий иссекать жилы.

      — Метекторика. Ну конечно, само собой, это метекторика, — Тейрин застонал, запрокинув голову. Он злился, но уже как-то беспомощно, устало.

      — Ну… это второй путь.

      — Ты извини, конечно, но первый самую малость идиотский.

      Сольф вздохнул.

      — Зато простой.

      — Так, всё. Всё. С меня хватит. Знаешь, что? Давай… давай-ка разберемся со всем этим позже. Тебе бы помыться и переодеться.

      Он кивнул на потрёпанную накидку Сольфа и направился к выходу, жестом приказав идти за ним.

      Сольф послушно поднялся, но отстал, буквально как только перешагнул порог. Дом был старым, но необычайно красивым. Светлый длинный коридор украшали древние «сияющие» картины и декоративные светильники. Судя по размерам комнат, поместье было создано для богатого и статусного человека, скорее всего, семейного. Но запыленные углы недвусмысленно намекали, что теперь оно принадлежит одиночке. Наверняка, все гостевые комнаты заселяли только пауки.

      Дождавшись, когда Сольф перестанет восхищённо пялиться по сторонам, Тейрин с чувством распахнул одну из тяжёлых дверей.

      Сольф внезапно замешкался. Он не понимал, как реагировать на гостеприимство или чужую доброту, а потому решил признаться сразу:

      — Знаешь, я… я не заслужил всего этого.

      — Это просто гостевая ванная, — улыбнулся Тейрин. Возможно, это была первая по-настоящему искренняя улыбка. — Можешь пользоваться всем, что найдешь. Я принесу полотенце и одежду. Оставлю на стуле в коридоре. У меня нет ничего твоего размера, надеюсь, пояс исправит положение…

      Не собираясь слушать другие грандиозные заявления, он торопливо скрылся за поворотом. Сольф оказался один на один с маленькой ванной на бронзовых ножках.

      Не так давно он мылся в ледяной реке. Достаточно часто, чтобы не зарасти грязью, но процедура была не из приятных — потому тёплая вода из крана привела его в восторг и заставила на время отбросить сомнения. Впрочем, он постарался не киснуть в ней слишком долго даже если очень, очень хотелось.

      Дождавшись, когда сойдёт мутная вода, Сольф приблизился к круглому запотевшему зеркалу и неловко стёр плёнку. Что ж, это определённо было его лицо. Изменился оттенок волос — он задумчиво потянул за длинные, чуть спутанные вьющиеся прядки, разглядывая их необычно насыщенный цвет. Теперь они могли показаться чёрными.

      Самые простые внешние признаки должны измениться первыми. Последними — сложные структуры мозга. Постепенно он вспомнит всё, что забыл. Навыки и умения. Жаль только никто не мог предсказать, какая область будет первой и что конкретно восстановится в ближайшие дни.

      Одежда и впрямь оказалась велика. Штаны спадали, а рубашка доходила до колен, когда по задумке должна была заканчиваться на середине бедра. С третьей попытки подвязав всё мягким поясом, Сольф сложил свои лохмотья в оставленный тут же мешок.

      Аккуратно повесив полотенце на крючок, он выбрался из ванной. Смутные ощущения подсказывали направление — впрочем, как и звуки присутствия.

      Длинный коридор закончился развилкой. Один из путей вёл к арке с резной двустворчатой дверью, и Сольф выбрал её, не задумываясь. Потертая металлическая ручка показалась странно горячей.

      Зал, в который он забрёл, был заставлен шкафами и ящиками всех видов, конфигураций и форм. Свет застревал на затейливых вензелях и элементах старинного декора. На балке под потолком висела россыпь амулетов — от них веяло могущественной, мирной магией.

      Обнаружив Тейрина у дальней стены, полностью сосредоточенного на поисках, Сольф невольно улыбнулся.

      — Ты вор, да? — пошутил он.

      Тейрин вздрогнул, но не отвлёкся.

      — Намного скучнее. Артефактный предметник в своей сокровищнице.

      — Сокровищницу должен кто-то охранять, — со знанием дела заметил Сольф. — Например, какое-то жуткое существо.

      — Я бы оставил тебя, если бы не подозрение, что ты и сам не прочь что-то отсюда утащить.

      — А смысл? Всё равно убежать не получится.

      Тейрин повернулся к нему с явным намерением высказать всё, что накопилось, но внезапно растерялся.

      — Ого, ты ещё худее, чем под тряпками казалось… — он нахмурился. — Ты голодал? Я… эм…

      — Нет… нет, для поддержания жизни тоналям не обязательно есть ежедневно, как людям, — смутился Сольф. — Это просто способ обрести физическую силу. Основная часть энергии черпается из жилы владельца. Поэтому… возможно, как раз твой аппетит возрастёт.

      — О, будут ещё чудеснейшие новости? — язвительно, но без прежней злости, поинтересовался Тейрин.

      Сольф с удивлением поймал отголосок — внешне он казался сердитым, но на самом деле эта маленькая перепалка Тейрина развлекала.

      — Так что ты ищешь?

      — Хотел проверить, нет ли здесь твоего редкого камня.

      — Зачем? Сейчас он будет бесполезен.

      — Почему именно триклит? Как он работает?

      Кажется, с недопониманиями было покончено — настало время праздного любопытства. Сольф задумчиво прошёлся вдоль шкафов, разглядывая шкатулки и причудливые коробочки на полках.

      — Когда тональ живёт без владельца, его зеркальное тело остаётся ни к чему не привязанным. Вот ты — обычный человек, так?

      — Допустим.

      — Ты знаком с теорией зеркал?

      — Поверхностно. Зеркальное тело — слой материи, хранящий в себе информацию о форме и природе живого существа, бла-бла…

      — Да. В момент появления на свет формируется две жилы. Жила остова и жила плодородия.

      — Насколько я помню, жила остова — нерв между зеркалом и физическим телом, а жила плодородия позволяет выращивать яблоки.

      — Так и есть. Именно благодаря второй человек способен возделывать поля и приручать животных. Маги разбивают зеркальное тело — после из осколков возникают новые связи… У таких, как я, связь с землёй уничтожена.

      — Но ведь без жилы плодородия человек просто…

      — Умирает. Так и есть.

      — Выходит, твоё зеркальное тело создаёт жилы само?

      — Да.

      Вытащив из-за пояса край рубашки, Сольф продемонстрировал пожелтевшие синяки.

      — Видишь? Уже выглядит намного лучше. На мне твоя рана заживает быстрее, потому что всё восстанавливается, да и в целом работает не так, как у людей.

      Он провёл пальцами по горлу. На шее всё ещё чувствовался фантомный след от амулета.

      — Триклит способен заменить жилу плодородия, — продолжил Сольф. — Но лишь временно. В случае с человеком — этот камень способен замедлить умирание. А если его будет носить тональ, то… какое-то время он будет свободен от уз.

      Тейрин выпрямился и коснулся большим пальцем печати синтатин.

      — Кажется, придётся наведаться в гости к Джео. Она неплохо разбирается в вопросах зеркального здоровья. И наверняка посоветует, где нам искать того, кто сможет…

      Он неопределённо повёл ладонью перед собой.

      — Разъединить.

      — Ладно, — Сольф кивнул. — Спасибо, что пустил в ванную и за… за то, что оказался рядом. Как бы там ни было.

      — Это моя работа, так что… не надо благодарить.

      Сольф тоже решил немного полюбопытствовать:

      — А вообще нормально, что ты прячешь все эти штуки здесь?

      — Они безопасные, — пояснил Тейрин, отряхивая от пыли какую-то шкатулку. — Всё, что может хоть как-то навредить, хранится в Очаге. В Адинстве.

      — Значит, триклита у тебя нет. Он опасен в чистом виде, поэтому обычно камни помещают в защитные клети.

      — Мда, стоило сначала спросить.

      Настроение Тейрина менялось мгновенно. Так же быстро он принимал решения: стало быть, привык действовать на ходу — даже на сомнения отводилось минимум времени. Сольф предположил, что его жизнь нельзя назвать спокойной или размеренной.

      — Ты помнишь своих близких? — вдруг спросил Тейрин. — Имена, адреса? Хоть что-то?

      — Ну… у меня никого нет.

      — Что, совсем никого? Братья? Сёстры? Родители? Ты забыл всех? Что насчет дома? Где ты жил до того, как на тебя напали?

      — Нет, это я не смог бы забыть. Я знаю, что никого нет… как и дома. Вернее, нет такого места, которое я мог бы назвать домом.

      — Ладно, вспомнишь что-нибудь полезное — тут же говори, — сдался Тейрин. — Значит, теперь план такой. Мы найдем для тебя камень, отыщем специалиста, разъединимся и просто пойдём в разные стороны. До тех пор я помогаю, а ты не мешаешь мне работать. Договорились?

      — Как скажешь… — Сольф едва успел остановить себя от поклона. В груди ёкнуло. Неприятный холод сполз вниз по желудку и улёгся в животе тошнотворным комом, но на лицо не выбилась ни одна лишняя эмоция.

      — Странно… — Тейрин присмотрелся к нему внимательнее. — Твои волосы…

      — Что?

      — Когда я притащил тебя сюда, они казались светлее.

      Сольф провёл ладонью по голове, цепляя пальцами пряди, скрутившиеся в крупные кудри.

      — Сколько тебе лет? — спросил Тейрин. — Выглядишь от силы на двадцать.

      — Моя внешность не меняется. Поэтому… не могу сказать. Не считал.

      Неодобрительно покачав головой, Тейрин направился к одному из самых вместительных шкафов, достал оттуда тяжёлое одеяло и с чувством сгрузил его на Сольфа.

      — Всё, хватит. Нам обоим нужно отдохнуть. Можешь занять гостиную или комнату рядом с ванной — правда, там наверняка нарос вековой слой пыли.

      — Ты живёшь один, — спокойно заметил Сольф.

      — Да, как-то так получилось, что у меня есть этот огромный бесполезный дом.

      Сольф не стал говорить, насколько сильно он ему понравился. В конце концов, он не собирался задерживаться надолго или занимать хоть какую-то комнату.

      — Ты точно не хочешь есть? Или, может, чаю налить? — Тейрин задумчиво потрепал волосы на затылке, глядя куда-то в пол.

      — Нет, я… ничего не нужно. Всё это… — Сольф приподнял одеяло, лежащее у него на руках. — Уже слишком. Я не хотел бы обременять тебя.

      — Ну, я сам вмешался и вроде как несу ответственность за человека, чью жизнь решил спасти.

      Сольф покрепче обхватил одеяло. От ткани пахло деревом и самую малость — пылью.

      — Тейрин… — когда Сольф произнёс его имя вслух, стало не по себе — будто бы он не имел на это права. — Что ты делал там, на той тропе?

      — Ехал домой, потом услышал голоса, — с облегчением пояснил Тейрин. — Я всегда возвращаюсь этой дорогой, а на ней то и дело ловят всяких уродов. Моя обязанность — предотвращать нападения. В том числе.

      — И, несмотря на рану… — Сольф на мгновение задержал взгляд на его боку. — Ты мог серьёзно пострадать.

      — Сказал же, это моя работа.

      Тейрин нахмурился и отступил, будто приготовившись защищаться — ему явно не нравилось копаться в причинах собственных поступков. «Моя работа» — так было проще и удобнее.

      — Хорошо. В таком случае, я пойду… — Сольф бросил быстрый взгляд в конец коридора. — В гостиную, если ты не против.

      — Да, иди. Утром разбужу, — сухо сказал Тейрин уже по пути к лестнице на второй этаж.

      Несмотря на небольшое подобие лабиринта, Сольф легко нашёл обратный путь. Отряхнув одеяло, он забрался с ногами на софу и очень быстро задремал, убаюканный шелестом огня, теплом и глухими шагами на втором этаже. Никакая боль не могла согнать умиротворение, окутавшее его и медленно погрузившее в сон. Не иначе всему виной одеяло из артефактной сокровищницы…

      За окном тихо ворочался неспящий город.

      Тёплый ночной ветер протащил по окраинной улице скомканный листок бумаги с никому не нужным посланием. Зацепившись за чей-то ботинок, записка упала в лужу и скоро размокла в мягкую серую грязь. Последними исчезли слова.

      «…остаться здесь».

      Кто-то, ещё успевший их прочитать, трактовал смысл по-своему.

      Но как именно — уже не имело никакого значения.