После занятий Мэделин сразу поднялась в спальню и за домашней работой просидела там до самого вечера. Профессор Бинс как назло задал настолько скучное и длинное эссе, что сконцентрироваться было просто невозможно. А углубиться в выполнение задания ей сильно мешали мысли о намеченной встрече с Рэймондом. И мысли эти были крайне увлекательными, учитывая, как проходили их последние две встречи.

Незадолго до 9 Мэделин наконец плюнула на отвратительно написанное эссе, которое вот уже почти час безуспешно пыталась отредактировать, и стала собираться. Она наконец стянула с себя школьную мантию и переоделась в светлые джинсы и джемпер, затем пригладила волосы и глубоко вздохнула, глядя на свое отражение в зеркале в полный рост. С минуту позанимавшись самолюбованием, девушка наконец вышла из спальни и направилась вниз по лестнице. По расписанию старост у нее сегодня было дежурство, так что по поводу ее поздней прогулки вопросов ни у кого возникнуть не могло.

На полпути она неожиданно услышала из гостиной озлобленные возгласы: там кто-то явно спорил. Мэделин остановилась и вздохнула: меньше всего сейчас хотелось разбираться с чужими неурядицами, но как старосте ей нельзя было просто пройти мимо. Ничего внятного из ссоры с лестницы разобрать не получалось, но один из голосов все же удалось опознать: это был Эллиот. Совершив это открытие, Мэделин не на шутку забеспокоилась и поспешила в гостиную. Максимально спокойный и невозмутимый Грей спорит с кем-то на повышенных тонах? Такое на ее памяти случалось всего раз или два, потому вывод напрашивался сам собой: инцидент там довольно серьезный.

Мэделин ворвалась в гостиную в тот момент, когда Эллиот, как раз стоявший рядом с проходом в спальни, заканчивал раздраженно высказывать Трейси, сидевшей в углу гостиной рядом с заметно довольной происходящим Эвелин и нахмуренной Делайлой.

— … старался не обращать внимания, но оскорблять Мэделин я вам не позволю.

— А мне интересно, почему после всего ты ее по-прежнему защищаешь? — Эвелин перебила уже открывшую было рот Трейси. — Может, она уже успела и с тобой…

Она мгновенно замолкла, едва увидела вошедшую Декарт. Трейси замялась и закрыла рот, очевидно, потеряв желание что-либо говорить; Делайла тоже растерялась, но все же взяла себя в руки и, гордо задрав подбородок, решительно уставилась на бывшую подругу.

— Что здесь происходит? — Мэделин оглядела гостиную: большинство присутствующих заинтересованно наблюдало за происходящим, а те, кто не наблюдал, явно подслушивали. Она остановила взор на троице однокурсниц, которым был адресован ее вопрос. Трейси и Эвелин подрастеряли боевой пыл и, кажется, изо всех сил старались придумать невинное оправдание.

После полуминутной паузы наконец подал голос Эллиот. Он говорил уже спокойно, но его душевное равновесие определенно было нарушено:

— Прости, Мэд, возможно, это было не мое дело, но я не мог оставить без внимания то, что они говорили про тебя.

По его интонации и настрою было несложно догадаться, что сплетническая троица отзывалась о ней в самых нелестных выражениях. И хотя их мнение и оскорбления в целом мало трогали Мэделин, достоинство ее было задето, а это даром никому не пройдет. Почувствовав, что внутри начинает закипать праведный гнев, смешанный с презрением, она перевела уничтожающий взгляд на Эвелин и ледяным тоном поинтересовалась:

— Может быть, у них хватит смелости повторить мне это в лицо?

Теперь уже взоры абсолютно всех присутствующих в гостиной были устремлены в их сторону, даже самые стеснительные не смущались в открытую наблюдать за назревающим конфликтом.

Эвелин и Трейси переглянулись, избегая смотреть на старосту, только Делайла оставалась полностью неподвижной. Эллиот скрестил руки на груди и, сдвинув брови, сурово смотрел на девушек. Тишина, повисшая в гостиной и давившая на всех присутствующих, начала надоедать Мэделин, к тому же, ей не хотелось опоздать.

— Неужели никто из вас троих? Не думала, что вы меня настолько боитесь, — с легкой насмешкой проговорила она.

Как Мэделин и рассчитывала, ее последняя фраза все же развязала язык Эвелин.

— Не хочется связываться с такой как ты, — выпалила та, наконец взглянув в глаза Декарт.

По ее лицу было видно, что это лишь малая часть того, что ей хотелось бы сказать, но она снова умолкла.

— «Как я»? — переспросила Мэделин, приподняв бровь. — Можешь выразиться более внятно?

Ее собеседница решила не отвечать, и в гостиной снова воцарилась неприятная гудящая тишина. Конечно, можно было попросить рассказать обо всем Эллиота, но Мэделин прекрасно знала, что ему такая просьба не понравится, и ставить его в неловкое положение не собиралась. Лучше они спокойно обсудят это потом, не на публике.

Мысленно проклиная всю эту ситуацию, Мэделин вздохнула и поразительно ровным голосом произнесла:

— Если это все, то я пойду, потому что выуживать из тебя по одному слову желания нет никакого.

Она развернулась и уже сделала шаг в сторону выхода из гостиной, как вдруг из-за ее спины раздалось очень тихо, но отчетливо:

— Шлюха.

Кто-то из семикурсниц, сидевших за столом, охнул, а Мэделин остановилась как вкопанная. Эллиот, собиравшийся последовать за ней, тоже застыл. Удивления на его лице не было, он лишь настороженно наблюдал за реакцией подруги. Опустив взгляд на ее руку и увидев зажатую в ней волшебную палочку, он напрягся еще сильнее, однако предпринимать что-либо не торопился.

Абсолютно все смотрели на Мэделин, но ей сейчас точно было не до этого. Как ни странно, ни ярости, ни даже намека на злость, она не чувствовала. Хотя возможно, дело было в том, что до нее не совсем дошло осознание того, что кто-то осмелился произнести в ее адрес подобное. По-видимому, у Эвелин давно копилась ненависть к Декарт, но шанса высказать свое мнение не выдавалось. А сейчас из-за общей напряженности ее неприязнь нашла выход в виде подобных словечек.

После нескольких секунд крайне напряженного молчания Мэделин резко обернулась, заставив некоторых присутствующих вздрогнуть. Перебирая в голове запас отборных ругательств, подцепленных у ребят из сборной и, в частности, у Пола, она все еще старалась придумать ответ, о котором потом не пожалеет. Сложно сказать, что именно выражало ее лицо в тот момент, но от этого взгляда Эвелин и Трейси вжались в кресла, явно глубоко сожалея о сказанном.

На смену шоку пришло возмущение, однако Мэделин, изо всех сил стараясь держать себя в руках, угрожающе-спокойно сказала:

— Я настоятельно рекомендую вам думать дважды, прежде чем раскидываться подобными оскорблениями, основанных на выдуманных вами же слухах.

Она сделала паузу, собираясь с силами на то, чтобы не дать волю гневу, и все таким же ледяным тоном продолжила:

— У вас нет никакого права обсуждать мою личную жизнь и, тем более, распространять свои предположения. Это относится ко всем.

Мэделин обвела суровым взглядом всех гриффиндорцев, которые следили за ней затаив дыхание. Эллиот по-прежнему стоял рядом с ней с совершенно непроницаемым выражением лица и наверняка, как и его подруга, мечтал поскорее смыться отсюда.

Кажется, ее слушатели уловили в последних словах предупреждение, что тому, кто решится распускать сплетни, придется иметь дело лично с Мэделин. Она наконец вернула взгляд на Эвелин, Трейси и Делайлу. По их лицам сложно было понять, что сильнее: страх перед Декарт или неприязнь к ней. Как бы то ни было, никто из них троих так больше и не решился ответить.

Все еще крайне напряженная и возмущенная Мэделин наконец вышла из гостиной, провожаемая взглядами безмолвных гриффиндорцев. Эллиот, вышедший вслед за ней, мягко коснулся локтя девушки, призывая ее остановиться. Они встали недалеко от портрета Полной дамы друг напротив друга и некоторое время молчали.

— Это все моя вина, — нарушил тишину Грей, скрестив руки на груди, — не стоило связываться с ними. Просто меня вывело из себя, то как они не стеснялись в выражениях, обсуждая тебя и твою личную жизнь.

— Эллиот, все хорошо, — Мэделин положила ладонь на его предплечье, — я благодарна тебе за то, что ты заступился за меня.

Она замолкла: ей требовалось время на то, чтобы переварить все. От Эвелин и Трейси вполне стоило ожидать чего-то такого, но Делайла… Да, они поссорились, но Мэделин не думала, что Делайла начнет поливать ее грязью в тот же вечер и что она вообще способна на такое. Решение окончательно разорвать общение с Хармес вызывало все меньше расстройства и все больше уверенности в том, что это правильно.

— Хорошо, что Дилана там не было, — заметила она, пытаясь разрядить атмосферу, — он бы вряд ли поспособствовал сглаживанию конфликта.

— Ты умеешь его успокаивать, — пожал плечами Грей.

— Тут еще вопрос, кого из нас пришлось бы успокаивать. Не знаю, как удержалась от того, чтобы хотя бы плюнуть Эвелин в лицо, — парень удивленно приподнял брови, и Мэделин пояснила, — это был самый безобидный вариант из тех, что возникли у меня в голове.

Тот фыркнул:

— Я понимаю, поверь. Я спорил с ними какое-то время до твоего появления – они абсолютно непробиваемые. Самому аж захотелось наслать на них что-нибудь эдакое.

Они синхронно усмехнулись и снова замолчали. Несмотря на позитивный тон их беседы, оба чувствовали, что произошедшее довольно сильно угнетало и, главное, еще обещало доставить им проблем в будущем.

— Как думаешь, сколько пройдет времени, прежде чем они снова взболтнут что-нибудь о тебе? — поинтересовался Эллиот, внимательно глядя на подругу.

— Не знаю, — покачала головой та, — но я не хочу, чтобы ты волновался об этом. В конце концов, это мелочи, я могу разобраться сама. Слава Мерлину, у старост есть некоторые полномочия для таких случаев.

— Знаю, только… В прошлый раз, эти мелочи все испортили. С Делайлой теперь все понятно, но я не знаю, как может отреагировать Дилан.

Эллиот говорил это не для того, чтобы упрекнуть ее, просто делился своими переживаниями, что делал крайне редко. И то, что сегодня он ввязался в этот конфликт, говорило только об одном. Мэделин взглянула ему в глаза и прочитала там то, что уже и так поняла: Эллиот устал. Ему тоже тяжело далось все произошедшее, и ему тоже не хотелось повторения истории.

Шагнув вперед, Мэделин обняла Эллиота и уткнулась носом ему в плечо:

— Прости.

Чувство вины с новой силой навалилось на нее, и решительности тут же поубавилось. Своими действиями Мэделин собственноручно рушит их компанию. И как бы ни утешала мысль, что Терри и, скорее всего, Эллиот поддержат ее в любом случае, Дилан навряд ли ее поймет. Да и как раньше уже не будет.

Эллиот, как всегда понявший все без лишних слов, обхватил ее руками в ответ:

— Тебе не за что извиняться. В конце концов, может быть, это все к лучшему.

— Что вовсе не означает, что нам легко через это проходить.

Они постояли так еще несколько мгновений, а затем Мэделин, еще раз стиснув Эллиота в объятиях, отстранилась:

— У меня дежурство, надо идти.

— Да, конечно, — рассеянно кивнул Грей, — спокойной ночи.

Пожелав ему того же, девушка наконец двинулась к месту встречи. Времени у нее было хоть и в обрез, но достаточно, чтобы дойти до нужного коридора спокойным шагом. Радостное предвкушение уже давно пропало, теперь Мэделин ощущала лишь растерянность и вину. И что в таком состоянии она сможет сказать Герману? И без него ей с трудом давалось привести мысли в порядок, слишком уж сильно она разрывалась между тем, что ей хотелось делать, и тем, что будет лучше для друзей. Разве это честно по отношению к ней самой?

Хотелось залезть с головой под одеяло и не вылезать оттуда, пока все не решится как-нибудь само собой. Но прятаться от проблем это так не по-гриффиндорски. Хотя даже самым смелым иногда позволительно проявлять слабость, и Мэделин это понимала, но пока у нее есть силы справляться с этим, она не станет убегать.

Все эти самобичевание и растерянность были только одной стороной медали. Против них восставали ярость и презрение. Разыгравшаяся в гостиной сцена подкрепила не только страхи и душевные метания Мэделин, но и другую ее сторону. Как эти сплетницы вообще позволили себе раскрывать рты в ее сторону? Как посмели лезть в ее дела? Наверняка то была вина Делайлы, которая после сегодняшней ссоры прибежала к своим подружкам пообсуждать новости. От бессильной злости на нее так и подмывало взвыть.

Герман, как всегда, уже ждал ее, присев на каменный подоконник и спрятав руки в карманы брюк. Мэделин остановилась прямо за поворотом, не торопясь объявить о своем присутствии. Ей требовалась еще пара мгновений на то, чтобы успокоиться. Как ни странно, но при виде Германа на душе сразу стало спокойно, и страх дать волю чувствам пропал.

Как бы тихо ни стояла гриффиндорка, Рэймонд все же заметил ее. Тишину погруженного в ночной мрак коридора разрезал его озадаченный голос:

— Что случилось?

Сделав в его сторону несколько шагов, Мэделин остановилась прямо перед парнем и с легкой досадой в голосе проговорила:

— Случилось то, чего я так боялась. С большой долей вероятности скоро о нас опять пойдут слухи, но в этот раз, для разнообразия, виновником стала я.

Растянув губы в нервной ухмылке, она наконец взглянула Рэймонду в глаза. Тот глядел на нее со смесью веселья и… нежности? Смутившись от этого, Мэделин тут же отвернулась и состроила выражение крайней заинтересованности в проплывавших мимо окон облаках.

— Для меня это большое облегчение, — бодро отозвался слизеринец. Поймав возмущенный взгляд Декарт, он поспешил добавить, — в том смысле, что в этот раз я ни при чем, а значит, ты не будешь меня к стенке прижимать.

Игривый тон, сопровождавший последние слова, заставил Мэделин снова отвести взгляд, однако скрыть улыбку она даже не пыталась:

— Не делай вид, будто тебе не понравилось.

Со стороны Германа послышался многозначительный смешок, а гриффиндорка, не понимая, что на нее нашло, ретировалась поближе к окну и встала спиной к собеседнику. На улице уже было совсем темно, так что многого увидеть через пыльноватое стекло не получилось. К тому же в коридоре ярко горел факел, и гораздо лучше получалось увидеть в окне свое собственное отражение.

Она затаила дыхание, услышав за спиной приближающиеся шаги Германа и увидев в отражении, как тот остановился прямо позади нее. Все мысли, тревожащие ее буквально пару минут назад, показались такими далекими и не требующими особого внимания, словно Рэймонд одним только своим присутствием вытеснял их из ее головы.

Он встал не совсем вплотную, но Мэделин все равно чувствовала его присутствие каждой клеточкой тела, и от этого ощущения бросило в жар. Она попыталась припомнить, краснеет ли она, когда смущается, и внезапно выяснила, что никто еще не заставлял ее смущаться так сильно, как это делал Герман.

Соблазн повернуться был сильнее необъяснимой боязни сделать это. Всей душой надеясь, что ее щеки не полыхают красным пламенем, Мэделин напустила на себя безразличный вид и развернулась. Судя по крайне довольному взгляду Германа, ему вовсе необязательно было видеть румянец на ее щеках, чтобы понять, что она смущена. Однако не успела Мэделин и рта раскрыть, как слизеринец совершенно внезапно осведомился:

— Расскажешь, что произошло?

«Мерлиновы панталоны, тебя и вправду сейчас интересует это?» — мысленно возмутилась девушка. Впрочем, этот вопрос отрезвил ее, заставив вспомнить недавно произошедшее и вновь задуматься о проблемах, которое оно сулило. Не уверенная в том, что ей стоит рассказывать все Рэймонду, Мэделин уставилась на их ноги, стоявшие нос к носу, и надолго замолкла.

По всей видимости, в тот момент у нее был настолько сбитый с толку и расстроенный вид, что Герман моментально посерьезнел, разгадав, что произошло нечто действительно неприятное. Нахмурив брови, он аккуратно коснулся пальцами ее ладони. От этого быстрого, едва ощутимого касания Мэделин вздрогнула и подняла голову, заглядывая Рэймонду в лицо. Блеск его встревоженных глаз не оставлял сомнений в том, что парня правда волновал ответ.

Неосознанно пытаясь спрятаться от этого внимательного взгляда, она снова отвернулась к окну. Пока Мэделин собиралась с духом, ее голову в очередной раз посетила мысль, что будь она сегодня сдержанней, никакой проблемы бы не возникло.

— Я сама во всем виновата. Никто не тянул меня за язык, но я зачем-то сказала Делайле, что тот поцелуй произошел фактически по моей инициативе.

— Фактически так и было, — в голосе Рэймонда послышалось знакомое самодовольство.

— Ну, знаешь ли, — Мэделин вспыхнула и, повернув голову вбок, смерила слизеринца злым взглядом.

— Извини, я больше не буду. А с чего вдруг ты разоткровенничалась с ней? Любому понятно, что она не стала бы держать такую новость в секрете.

— Была на эмоциях, — пожала плечами Мэделин, устремив взгляд на сцепленные в замок напряженные руки, — она несла всякую ерунду про нас с тобой, вывела меня из себя, вот я и ляпнула. Пусть лучше разбалтывает правду, чем мерзкие выдумки, осуждать меня все равно будут одинаково.

Внезапно для себя самой она осознала, что не очень-то и жалеет об этом. Да, вина в возникших проблемах и проблемах, которые еще возникнут, лежала на ней, но даже если бы была возможность, она не стала бы ничего менять. Ее почти безупречная репутация начала рушиться еще в первую волну слухов. Давно пора.

— Осуждать? — слизеринец нахмурился и озадаченно поджал губы. — С какой стати кому-то вообще есть дело до нас с тобой? Помимо твоего дражайшего друга.

Говорил он, разумеется, о Дилане. И то, с какой неприязнью он произнес последнюю фразу, ясно давало понять, что наличие чувств к Мэделин ни на йоту не меняло его отношение к Лэнгфорту. Наверное, и не должно было, но это все равно задевало.

— Не трогай Дилана, — твердо, но спокойно сказала девушка, — он тоже от тебя не в восторге, так что его реакция вполне объяснима.

— Он бесится вовсе не поэтому, и ты это знаешь, — смиренно ответил Герман, хотя в его голосе все еще сквозили нотки раздражения.

Мэделин несколько секунд глядела на него через отражение в стекле, а затем тихо произнесла:

— Можешь не волноваться по этому поводу. Мы с ним уже все выяснили.

Герман не отозвался, и ей показалось, что он жалел о том, что вообще решил упомянуть Лэнгфорта. Возможно, не хотел показывать, что достаточно очевидные чувства Дилана к Мэделин его трогают.

— Осуждать меня будет не Дилан, а окружающие, которым, казалось бы, должно быть плевать и на меня, и на тебя, — заговорила гриффиндорка после небольшой паузы. Она невесело усмехнулась, — сегодня меня уже один раз назвали шлюхой, и в будущем, уверена, у меня еще будет возможность услышать нечто подобное.

Ей ведь совсем нет дела до мнения Эвелин или кого-либо еще. Ни капли. Но почему-то от сказанного в горле встал ком, и Мэделин вся напряглась, стараясь избавиться от этого ощущения. Она даже не смогла никак отреагировать, когда Герман мягко взял ее за плечи, развернул и прижал к себе. Лишь через несколько секунд объятий к ней пришло осознание того, что происходит. Мэделин расширила глаза, и от удивления даже дышать перестала, но все же обхватила руками его торс в ответ. Осторожно и неуверенно, как будто пыталась распробовать этот неожиданный, но приятный жест со стороны Рэймонда.

— Кто? — послышался его ледяной голос. Видеть его лица Мэделин не могла, но ясно представила сдвинутые к переносице брови и жесткий, не предвещавший ничего хорошего взгляд.

Впрочем, представлять выражение его лица было не обязательно, все стало понятно еще по голосу: Герман зол. Неужели из-за того, что она упомянула оскорбление в ее адрес? Насколько Мэделин могла судить по пятилетнему опыту перепалок с ним: он не был особо чувствителен к обзывательствам. Его самолюбие подобной ерундой не проймешь. Но тут речь шла не о нем самом, а о Мэделин. Вот почему Герман дал слабину. Довольно смелые рассуждения, жаль, оснований для них практически нет.

Мэделин отмахнулась от смутивших ее мыслей и повернула голову, перестав утыкаться носом в плечо слизеринца:

— К кому Делайла побежала делиться новостями – Эвелин и Трейси. Из плюсов: вероятно, пока только они знают то, что я ляпнула. Из минусов: несмотря на то, что я их припугнула, вряд ли они смогут удержать язык за зубами.

— «Припугнула»? — тон Германа повеселел, и он усмехнулся. — Ты отличная староста, ты в курсе?

— Моя обязанность – наводить порядок, просто я использую метод кнута, — проворчала в ответ девушка, утыкаясь лбом в грудь Германа и улыбаясь.

Может быть, это была видимость, созданная самой Мэделин, но в его объятиях было так уютно и безопасно, что отстраняться не хотелось вовсе. Как и идти назад в гостиную, а уж тем более в спальню, где ей предстояло совместное обитание с Делайлой, Эвелин и Трейси. Но пора было уходить: нужно хотя бы создать видимость того, что она отдежурила, и пересечься с Лукасом, пуффендуйским старостой факультета, совершавшим обход на первом этаже.

— Спасибо… за этот разговор, — неловко проговорила Мэделин, высвобождаясь из рук парня и заглядывая ему в глаза.

Мерлин, если бы эту сцену увидела она из прошлого, то наверняка бы решила, что в будущем лишится рассудка, раз так нежится с Рэймондом. Даже Мэделин из настоящего сама не понимала, какого черта так быстро прошла путь от враждебности и недоверия к нему до того, что они имели сейчас.

— Я же видел: что-то не так, и… забеспокоился, — пауза в его реплике заставляла задуматься, что и Герман не ожидал от себя подобного.

У Мэделин создавалось ощущение, будто ей нужно еще сказать или сделать нечто, но что именно? Так и не придумав, что бы это могло быть, она шагнула назад под пристальным взглядом слизеринца.

— Ты ведь не дашь им себя в обиду, — вопроса в его голосе не было, он все знал и так.

— Ни у кого нет такой привилегии.

— Но если что я всегда помогу.

Закусив губу, Мэделин попыталась сдержать широкую улыбку, заигравшую на ее лице. Герман заулыбался в ответ настолько тепло и открыто, что сомнений в его искренности не оставалось.

Решение появилось в ее голове меньше, чем за секунду: она подскочила к парню и, легонько чмокнув его в щеку, тут же бросилась к двери, ведущей к лестницам:

— Спасибо, буду иметь в виду!

Застыв на месте, Герман молча проводил ее взглядом. Даже когда та скрылась из виду, он еще несколько секунд стоял абсолютно неподвижно, пока на его лице не появилась легкая улыбка.

Однако Мэделин этого, разумеется, уже не видела: она неслась вниз по лестнице, раздумывая над тем, как странно себя ведет наедине с Рэймондом. Странно и при этом правильно, как ей казалось. Возможно, она говорила более открыто, чем планировала, но…

Мерлинова борода, она же ему даже о выяснении отношений с Диланом сказала! Зачем?

Потому что видела, что это его беспокоит.

Еще немного, и ее голова взорвется похлеще рога взрывопотама. Слишком много мыслей, переживаний и других эмоций через нее сегодня прошло.

Встретившись с Лукасом, Мэделин направилась прямиком в спальню: в коридорах не то что беспорядков, даже людей не наблюдалось. А поскольку сил на что-либо еще банально не осталось, она совершила ритуал вечернего туалета и рухнула в постель.

Злополучная троица тоже была в спальне, но каждая из них сидела на своей кровати, что выглядело жутко подозрительно. Они, конечно, одарили Мэделин недоброжелательными взглядами при ее появлении, но не проронили ни слова, даже между собой. Во время первой волны слухов ситуация обстояла примерно так же, так что засыпать во враждебной атмосфере было не в новинку. Ну, не придушат же они ее во сне.

***

И на следующий день, и даже в течение двух последующих недель никаких неприятностей не возникло: Делайла, Эвелин и Трейси решили пока не делиться имеющейся информацией с общественностью. Тем не менее, причин расслабляться тоже не было.

Ситуация в их компании установилась непонятная: несмотря на то, что Делайла поссорилась только с Декарт, категорически она не общалась только с ней и Эллиотом. Дилан общался с Хармес только в том случае, если та сама начинала диалог, и делал это весьма неохотно, при этом виновато поглядывая на Мэделин. Только Терри, кажется, был рад снова бойкотировать Делайлу. Когда Мэделин излагала ему ситуацию, тот всем своим видом показывал, что ни капли не удивлен; хорошо, что «я же говорил» не сказал, хотя эта фраза явно читалась на его лице.

Правда, Делайла о настроении Терри не догадывалась и потому была поражена до глубины души, когда он нагло проигнорировал ее вопрос о планируемом увеселительном школьном мероприятии. Удаляясь, Джонс как бы невзначай, но весьма громко заметил, что если комитет хочет что-то согласовать с ним, как со старостой, то им следует отправить человека более компетентного. Вернее, это то, что он имел в виду, а его выражения звучали несколько иначе.

Естественно, Мэделин никого к холодной войне не призывала, но от происходящего оставался неприятный осадок, будто именно по ее науськиванию все настроились против Хармес.

От преследовавшего ее негатива, в лице постоянно насупившихся Эвелин и Трейси, спасало то, что всегда находилось какое-нибудь дело подальше от них. Домашние задания, тренировки по квиддичу, времяпрепровождение с Диланом, Эллиотом и Терри, который иногда прихватывал с собой Джо. Кроме того, Мэделин всегда уделяла большое количество времени изучению и отработке боевых заклинаний. Это занятие она теперь совмещала со встречами с Германом.

Вместе они отыскали в том самом коридоре комнату, служившую складом древних парт и стульев, классных журналов предыдущих выпусков, устаревших учебных пособий, которыми раньше пользовались преподаватели, и другими предметами, которые можно было встретить в кабинетах. Само собой, комната была заперта до их прихода, но замком служило крайне простенькое заклинание, взломанное Мэделин за пару секунд. Отодвинув весь хлам к стенам, они обустроили себе площадку для тренировок.

Устраивать дуэли в таком тесном пространстве было слишком рискованно: заклятие могло отрикошетить от щитовых чар в нагромождение парт или что-нибудь еще. Поэтому приходилось ограничиваться манекенами, трансфигурированными из пары стульев. К тому же некоторые боевые заклинания, которые Мэделин подчерпнула из книги, выданной ей отцом, она бы не рискнула послать в Германа. Вдруг не увернется.

В основном, конечно, тренировалась Мэделин – Рэймонду, по его словам, хватало базы с собраний Дуэльного клуба. Хотя порой и он, заприметив интересное заклинание, изъявлял желание разучить его, и гриффиндорка с радостью помогала. Но бо́льшую часть времени он сидел на потрепанном диване, видимо, когда-то располагавшемся в учительской, и наблюдал.

Сначала Мэделин слегка смущалась от его пристального внимания, но к концу первого такого необычного свидания привыкла. Герман мало что говорил, пока она тренировалась самостоятельно, но то, как он смотрел на нее, говорило о его восхищении лучше любых слов.

В конце этих встреч они запечатывали комнату и вместе шли до лестниц, где расходились каждый в свою сторону. Причем Мэделин ретировалось очень спешно и сумбурно, поскольку моменты прощания были для нее чрезвычайно смущающими.

Одним прекрасным днем она возвращалась в гостиную после очередной тренировки-встречи с Германом, попутно размышляя о том, что час еще не поздний, а значит у нее достаточно времени для эссе, заданного профессором Флитвиком на следующую неделю. Конечно, кроме школьных забот, ее голова была занята думами о Рэймонде и о том, что их отношения когда-то должны получить развитие. Почему в тот раз Мэделин совершенно не стеснялась его целовать, а теперь даже мысль об этом вызывала у нее тотальный ступор? Может быть, она была просто морально не готова. Пока что.

Полностью погруженная в размышления Мэделин завернула в коридор, ведущий к гостиной Гриффиндора, и едва не налетела на Эллиота. Он стоял, прислонившись к стене, и явно ожидал кого-то. Выражение лица у него было странное, и это заставило Мэделин встревожиться:

— Что-то случилось?

Взгляд у парня немного смягчился, и после короткой паузы он осведомился:

— Ты ничего не хочешь мне рассказать?