Я такой дурак! Сижу и злюсь на себя. С чего бы? День прошёл как обычно, ничего особенного не случилось. Ха, да вообще никогда ничего особенного не случается. Обычная, ничем не примечательная жизнь. Мне почти тридцать. Я работаю в скучном месте, у меня скучная профессия — бухгалтер.

      Когда же всё стало таким бесцветным? Если подумать, когда-то было иначе. Да что думать об этом! Это было так давно…

      И вот теперь на столе лежит письмо… письмо из прошлого. Я почти забыл те дни… и этого человека… Боже, ещё одна ложь! Я никогда не забывал: всё это хранилось где-то глубоко внутри.

      «Привет, Рин. Сомневаюсь, что ты помнишь меня. Не знаю, возможно, ты уже не живёшь по этому адресу, но я всё же решил написать. Я буду в городе на праздниках, и мне очень хотелось бы встретиться с тобой». И обратный адрес: Милан, Коджи Юкитака.

      Письмо от моего первого парня. Десять лет прошло с того дня, как мы расстались. Зачем он написал мне?

      И приписка: номер его мобильника.

      Я такой дурак! Сижу и злюсь на себя. Мобильник под рукой, но я просто не могу набрать этот номер. Почему же?

      Слышно, как на кухне капает вода из крана. Соседи ругаются за стеной. Кто-то курит в подъезде. Этот запах… горький запах сигарет… И перед глазами возникают образы из прошлого… Надо же, а я думал, что забыл. Да, точно, теперь я припоминаю, как всё это было.

      Тонкий дымок от сигареты, зажатой между зубами. Вопрос, повисший в воздухе. И я со стеклянными глазами.

      — Рин, я люблю тебя.

      Мне семнадцать, я до сих пор девственник, и мне только что признался в любви парень из параллельного класса.

      — Ты что, гей, Коджи?

      Он поморщился, перекинул в зубах сигаретку:

      — Это гадко, Рин! Не вешай на меня ярлыков. Если кто-то любит кого-то, какая разница, какого он пола?

      — Ну, знаешь ли…

      Коджи всегда был классным. Он мне нравился, мы дружили с ним чуть ли не с самого детства. Но услышать от него такое… Я прибалдел, честно говорю. Ни с того ни с сего поймать меня на лестнице и…

      — Так что скажешь?

      — Ну…

      Пока я пытался сообразить, что ответить, Коджи шагнул ко мне, выплёвывая сигарету на лестницу, дёрнул меня к себе за руку и поцеловал. От табака у него был горький язык, и губы тоже пахли дымом. Мой первый поцелуй… Коджи офигительно целовался! Когда он отпустил меня и вопросительно заглянул мне в глаза, я понял, что пропал. Я никогда не испытывал ничего подобного. Этот поцелуй швырнул меня в какую-то томительную сладкую бездну, из которой совершенно не хотелось выбираться.

      — Я не приму отказа.

      — Тупица! — Я оттолкнул его и сердито вытер губы. Вкус табака…

      — Ты злишься? — Он недоуменно пожал плечами.

      — Спрашиваешь! Почему именно с тобой?!

      — Подожди… Ты же не хочешь сказать, что это был твой первый поцелуй?

      Я вспыхнул и скатился вниз по лестнице.

      — Стой!

      — Отвали!

      Коджи догнал меня, схватил за плечи и пригвоздил к стене:

      — Да или нет? Первый?

      — Ну да, и что?

      Сердце у меня колотилось, но я почему-то не злился на него. Мой первый поцелуй остался на губах парня, а я не злюсь.

      — Рин… — Он снова приблизил свои губы к моим.

      — Эй, не вздумай снова…

      Ещё один поцелуй. В любой момент кто-то может увидеть, мы ведь в школе. В любой момент я могу оттолкнуть его… но не делаю этого. Вкус табака одурманивал. И его язык… Под коленками почему-то задрожало, ноги подкосились.

      — Я хочу, чтобы все твои поцелуи были моими… — Сияние его карих глаз совершенно поглотило меня в тот момент.

      — И когда ты понял, что… ну… меня… любишь? — старательно избегая его взгляда, спросил я.

      — Вчера.

      — Вчера?

      — Да… — Его взгляд затуманился. — Когда ты стал флиртовать с Аясе.

      Я флиртовал с Аясе? Вот это новость! Ну да, мы вчера все вместе сидели в столовой, болтали… Разве это теперь называется флиртом?

      — И я тогда… так разозлился…

      Да, точно, он вчера просто встал, хлопнул ладонями по столу и ушёл. Мы ещё удивились: что на него нашло?

      — Всю ночь не спал, не понимал, что со мной… а потом понял: я люблю тебя. — Он нежно провёл рукой по моей щеке. — И мне так хорошо стало, когда я это осознал… Чёрт, я тебя действительно люблю, Рин Мацумото!

      Я ничего не сказал в ответ на его признание тогда. И вообще никогда не сказал. Но он и не требовал от меня ответа. Мы просто целовались там, на лестнице, снова и снова, пока у меня не закружилась голова. Все поцелуи его… Да, так и было. Я потерял счёт поцелуям… И уже было плевать, что мы целуемся на школьной лестнице и в любой момент может кто-нибудь увидеть.

      Вот, собственно, так всё и началось. Не то чтобы мы стали встречаться, но целовались часто, — всякий раз, как выпадал подходящий случай: на лестнице, в тёмном уголке коридора, в раздевалке, в школьном саду… Странно, что никто нас не застукал. Не думаю, что тогда мы отличались осторожностью. Если бы мои родители узнали, их бы удар хватил, это точно.

      Коджи не торопил меня, но я интуитивно старался оттянуть то время, когда он захочет заняться сексом. Не то чтобы мне не хотелось, но он ведь был стопроцентным активом, а оказаться с ним в постели, вернее, под ним в постели — эта перспектива меня как-то смущала. Но это всё-таки произошло, и я не жалею об этом. Даже теперь.

      Накануне экзамена по математике я остался у Коджи ночевать. Мы вместе готовились, тем более он соображал лучше меня и помог мне с задачами. Тогда он впервые сказал, кем хочет быть.

      — Я хочу стать модельером.

      — Модельером?

      — Да. Я уже записался на курсы. Если сумею придумать что-то стоящее, смогу выиграть путёвку в Милан. Представляешь, как было бы круто учиться в Италии? — Он сиял, когда говорил это.

      Я никогда ещё не видел его таким воодушевлённым. Его сияние захватило и меня. В душе затрепетало что-то, какие-то бабочки… Мечтать о чём-то…

      — А ты что думаешь?

      — Родители хотят, чтобы я на экономический поступал.

      — Ага, — хохотнул он, — с твоими-то познаниями в математике!

      — Ужас просто, — выдохнул я.

      Наконец с подготовкой было покончено, но я всё равно не был уверен, что сдам завтра экзамен.

      Коджи в который раз отмахнул золотистые пряди со лба:

      — Не подстрижешь меня? Достали уже…

      — Я? Да я не умею…

      — Чего там уметь! Мне родители дали денег на стрижку, а я их потратил. Ты бы меня выручил. Вот ножницы, обкорнай да и всё. — Он сунул мне в руки ножницы, а сам подкатил к зеркалу компьютерный стул и уселся на него.

      — Ну ладно. — Я сжал ножницы, пальцы у меня подрагивали. — Только чур не обижаться, если хреново выйдет.

      — Идёт.

      Я нерешительно прикоснулся к его волосам. Мягкие… Они так послушно потекли через пальцы… Мне нравилось это ощущение. Я точно понял, что хочу касаться его волос вот так: перебирать их, чувствуя шелковистое покалывание, пропускать между пальцами, любуясь их сиянием…

      — Приятно… — Коджи закрыл глаза.

      Я отдёрнул руку, краснея. Какие-то непонятные мысли возникли. Ножницы задрожали ещё сильнее.

      — Да не бойся! Это всего лишь волосы. Отрастут ведь, если что.

      — Ну, приступим… — пробормотал я, всё ещё не решаясь сдвинуть лезвия.

      А потом вдруг случилась удивительная вещь. Как будто возникла перед глазами расплывчатая картинка… Я точно понял, как должен это сделать. Ножницы звякнули, на пол посыпались золотистые пряди. Всё вокруг просто исчезло — и ничего не было, кроме меня и этих волос. Картинка перед глазами становилась всё яснее. Я почти бессознательно кружил ножницами вокруг головы Коджи, пока картинка не слилась с реальностью. Только тут я очнулся и в зеркало увидел, что Коджи смотрит на меня, раскрыв рот. Я смутился:

      — Ты что?

      — Рин… — Он развернулся, схватил меня за руку. — Ты бы видел себя со стороны! Это было… Как это было!

      — А? — не понял я.

      — Твои пальцы… пальцы-бабочки… Они просто летали! Чёрт! Рин, ты точно должен стать стилистом! У тебя настоящий талант.

      — Что-что? — Я растерянно засмеялся. — Да ладно тебе! Плохо ведь получилось.

      Я уставился на его остриженную голову. Теперь его лицо казалось ещё прекраснее. Я сглотнул, ощутив странное покалывание внутри и тёплые волны, идущие по телу.

      — Идеально получилось! — Коджи провёл по волосам, тряхнул головой. — Рин, я серьёзно! Почему бы тебе не записаться на курсы стилистов?

      — Родители вряд ли одобрят.

      — Да ну их! Им необязательно знать. Потом покажешь сертификат — куда они денутся? Я всегда так делаю… — Коджи схватил меня за руки и закружил по комнате. — Рин, ты просто класс!

      Потом он остановился, поёжился и засмеялся:

      — Блин, волосы насыпались за шиворот. Я душ приму. Хочешь со мной?

      — Нет! — Я залился краской.

      — Шучу, шучу… — Он нырнул в ванную. — Я скоро, не скучай без меня. Переоденусь во что-то очень клёвое. Хочу, чтобы ты заценил.

      Я завалился на кровать, разглядывая пальцы. Как так вышло? Я словно отключился и в полусне сделал ему стрижку.

      Пальцы-бабочки… Это прозвище приклеилось ко мне впоследствии: так меня стали называть на курсах, куда я поступил тайком от родителей. Но это было гораздо позже.

      — И как тебе?

      Я взглянул и подскочил. Коджи стоял в дверях ванной абсолютно голый.

      — Сдурел? Да на тебе нет ничего! — воскликнул я.

      — Ну да, — спокойно подтвердил он. — Хотел узнать, как я тебе. У меня не слишком большой, так что, думаю, он тебе подойдёт.

      — Ты вообще о чём? — Я спрыгнул с кровати и попятился к двери.

      — О твоём первом разе. — Коджи поймал меня, привлёк к себе так, что я почувствовал его член и бёдра.

      — Эй! Прекрати это…

      — Рин, ты девственник, ты не понимаешь… — Он сжал моё лицо в ладонях. — Все эти поцелуи так заводят! Я не могу без секса. У меня скоро мозоли на ладонях появятся. Но я не хочу делать это с кем-то, кроме тебя, понимаешь? Только с тобой.

      — Дурак! — Я попытался его оттолкнуть. — Я не хочу…

      — Чего ты боишься?

      — С чего ты взял? — Я невольно взглянул на его член, моё лицо залила густая краска.

      — Не беспокойся, я буду нежен, — шепнул он, увлекая меня на кровать.

      После мы с ним часто занимались сексом, и секс был разным. Иногда торопливым, чтобы ненароком никто не застукал, иногда грубоватым и поспешным, иногда расслабленным, от нечего делать. Но тогда он действительно был нежным. Честно признаюсь, это был самый классный первый раз. Да, он сделал меня геем, но я ни о чём не жалел. Я боялся совершенно напрасно: это не было особенно больно или противно, это просто произошло и всё. Коджи был нежен, как и обещал, и долго целовал меня, прежде чем сделать это со мной. Моё тело впервые получало такие ласки, и мне это понравилось до безумия.

      Ну, конечно, потом я всё-таки обозвал его дураком и запретил ему ко мне прикасаться. Глупо так… Конечно, он прикоснулся ко мне снова, и я ничего ему на это не возразил.

      В общем, экзамены мы завалили, поскольку всё, что зубрили, махом из головы выветрилось во время секса. Мне впервые в жизни было на это наплевать. Я открыл для себя что-то новое. Мир из серого превратился в разноцветный и засиял всеми красками.

      Что было дальше? Год безумств, наполненный сексом и мечтами. Я начал ходить на курсы, и мне сказали, что у меня все шансы стать мастером высшего класса. Я сам не понимал, как это получается. Я просто брал в руки ножницы и переносился в другой мир — мой собственный мир. Выплывали картинки и превращались в реальность. Наверное, это и есть талант.

      Но очень скоро всё это закончилось.

      Коджи выиграл конкурс и путёвку в Милан, а я получил свидетельство и приглашение на мастер-класс туда же. Мы плясали, обнявшись, как малые дети, стараясь переорать друг друга, и придумывали для нас идеальный мир.

      — Родителям уже сказал?

      — Сегодня скажу.

      На душе́ у меня было неспокойно. Я очень сомневался, что меня поймут. Так и вышло.

      — Ты что сделал?!

      Я потерялся под грозным взглядом матери и убито повторил:

      — Я окончил курсы и еду на мастер-класс в Милан. Вот свидетельство.

      Она выхватила его и порвала, сказав, что я позор для семьи, что никогда её сын не станет заниматься всеми этими «голубыми вещами», что отец перевернулся в гробу, что…

      — Но если у меня есть талант… — начал я.

      Ответом мне была увесистая пощёчина и слова: если я посмею, то я ей больше не сын. Я сглотнул и выдавил:

      — Прости меня.

      Я не смог возразить. Я не смог отстоять своё мнение. Я просто не посмел. Я стоял и покорно кивал на все её дальнейшие слова о том, что я обязан поступить туда же, что и отец, что эта глупая идея не принесла бы мне ничего хорошего, что всё это эфемерно и меня бы ждало лишь разочарование, когда увлечение прошло… Мать заставила меня торжественно пообещать, что я выкину всё это из головы и буду достойным сыном. Я пообещал, собрал обрывки свидетельства и ушёл к себе. Наверное, она была права. Что бы она сказала, узнав, что я действительно занимаюсь не только этими «голубыми вещами»? Я склеил свидетельство скотчем и запихнул подальше в ящик. С глупыми мечтами было покончено.

      Каким же слабаком я был!

      Утром мы должны были встретиться с Коджи и поехать за билетами.

      — Ну? — Он подлетел ко мне, сияя, приобнял за шею, закружил. — Поехали?

      — Я не поеду, — выдавил я, отводя взгляд.

      — Что? — Он остановился, широко раскрыл глаза. — То есть?

      — Я не еду в Милан.

      — Не понял. Это шутка, да? — Он хохотнул, но тут же осёкся.

      — Не шутка. Это не для меня, Коджи. — Мне было больно говорить это, но ничего не поделаешь. — Я не думаю, что у меня есть талант… и всё такое.

      — Да что с тобой? — Он встряхнул меня за плечи. — Что могло произойти за несколько часов? Ты сам не свой!

      — Я не поеду. Извини.

      — Дурак что ли? Да такой шанс выпадает раз в сто лет!

      — Мама сказала, что это всё пустое. Наверное, она права… и надо подумать о будущем.

      — Да ты хренов маменькин сынок! — рассерженно заявил Коджи.

      — Не хочу, чтобы какой-то мажор меня жизни учил! — выпалил я в ответ.

      Мы уставились друг на друга. Это длилось с минуту, потом Коджи хмыкнул, дёрнул плечом и сказал:

      — И пох* на тебя.

      Вот так оно и кончилось.

      Он развернулся и ушёл, и я больше его не видел. Он улетел в Милан за своими мечтами, а я остался там, где был всегда, — нигде и полным ничтожеством. Я поступил туда, куда хотели родители, окончил вуз, устроился работать в контору, где раньше работал мой отец. Мир вылинял и снова стал серым.

      Я был таким идиотом! Таким и остался.

      Сижу и злюсь на себя. До сих пор злюсь. Мобильник лежит под рукой, но я никак не могу заставить себя взять его и набрать номер, указанный в письме. Что это? Страх или слабость? Или я просто не знаю, что сказать? Я уронил голову на руки и вздохнул. Если вспомнить, как мы расстались, я точно не знаю, что ему сказать.

      А может, он давно забыл обо всём? Мы ведь были друзьями, помимо прочего.

      Я подтянул телефон к себе и уставился на светящийся дисплей. Точно! Пошлю SMS. Я набрал несколько слов (спросил, когда он приедет) и отправил. Оптимальный вариант. Ответ пришёл через полминуты, если не раньше. Значит, он прилетает завтра и просит встретить его в аэропорту. Я написал, что встречу, отключил мобильник и завалился навзничь. Это оказалось проще, чем я думал.

      Утром я уже засветло был на ногах и стучался к соседу напротив. Он открыл, заспанный и недовольный:

      — Рехнулся?

      — Одолжи мне костюм поприличней, — извинившись за столь ранний визит, попросил я.

      — Свидание? — хитро прищурившись, поинтересовался он, впуская меня.

      — Вовсе нет. — Я слегка покраснел. — Собеседование. Хочется произвести впечатление.

      Сосед хмыкнул и достал из шкафа стильный костюм.

      Для чего я решил вырядиться? Мне не хотелось, чтобы Коджи догадался, что у меня в жизни ничего не получилось. У него-то наверняка всё вышло как надо, раз он до сих пор в Милане.

      — Ты бы щетину сбрил, — заметил сосед, провожая меня.

      Я потрогал подбородок:

      — Это не щетина, специально отрастил. Я так мужественнее выгляжу.

      — Как якудза!

      Дома я принял душ, уложил волосы, переоделся и застыл перед зеркалом. Непривычно видеть себя в таком костюме. Прямо банкир какой-нибудь… О, точно! Идея!

      Я взял такси и за полчаса добрался до аэропорта. Здесь было многолюдно и шумно. Интересно, он изменился? Как я тогда его узнаю? Я остановился и повертел головой. Может, стоило написать табличку? Среди стольких людей можно просто не заметить, не узнать…

      — Рин? — раздался неуверенный голос за моей спиной.

      Я развернулся и увидел Коджи. Мы растерянно уставились друг на друга.

      — О, действительно ты, — без выражения добавил он.

      Он не так уж и изменился. Стильный костюм сумасшедшего покроя (не сомневаюсь, что он сам его сшил). Несколько золотых аксессуаров, пирсинг в брови, в трёх местах проколотое ухо. Безумная причёска (вроде бы он нарастил волосы, причём всё это было покрашено пёрышками). Бархатный загар, какой можно получить только на Юге. Небольшая сумка через плечо и чемодан на колёсиках. На меня повеяло сигаретами и сандалом.

      — Привет. — Я протянул ему руку. — Давно не виделись.

      На самом деле я не знал, как себя вести. Протянуть руку было, наверное, не лучшим вариантом, поскольку Коджи растерялся ещё больше и смог пожать её лишь через несколько мгновений. Как будто он ждал от меня чего-то другого.

      — Привет, — проговорил он. — Я даже тебя не узнал.

      — Тут кафе напротив, — предложил я.

      Он кивнул, подтянул сумку повыше, по-прежнему поглядывая на меня с каким-то недоумением. Я краем глаза заметил, что на нас смотрят девушки, перешёптываются, краснея, и показывают друг другу газету. Наверное, он знаменитость.

      — Не думал, что найду тебя, если честно.

      Мы сели за один из столиков, официант принёс кофе и тирамису.

      — Что ты здесь делаешь вообще? — спросил я.

      — Проездом. Еду в Париж, везу коллекцию на неделю высокой моды. Ну, надо ещё пару деталей придумать, а вдохновения нет. Вот и подумал: где его взять, как ни на Родине? — Коджи засмеялся, но ясно было, что смеяться ему не хотелось.

      — Значит, все мечты осуществились? — предположил я.

      Он кивнул, искоса посмотрел на меня:

      — Да. Вот, взгляни… — и протянул мне журнал с итальянским названием.

      Я развернул его там, где была закладка. Фотографии с его последнего показа. Лейбл в углу. Да, у него всё получилось. Сердце у меня поёжилось. Наряды были шикарные! Только его гениальная фантазия могла создать такое. Но вот причёски моделей, особенно вот эта на восьмой фотографии… Я невольно поморщился. Слишком вычурна, испортила весь вид… Тут я заметил, что Коджи пристально за мной наблюдает. Я кашлянул, вернул ему журнал и сказал:

      — Классная коллекция. Ты просто молодец!

      — Да? А ты? Как у тебя дела?

      Я смутился, но тут же опомнился и притворился бодрым и весёлым:

      — Всё лучше некуда. Я директор банка… не очень большого, но доход приличный. Секретарша, мечтающая окольцевать… Ну, знаешь, эти длинноногие девчонки, против которых совершенно невозможно устоять? Квартира в центре…

      Он слушал меня, морщась, как будто ему не нравилось то, что он слышал.

      — Рад за тебя, — сказал он, слегка улыбнувшись, но улыбка его теперь точно была не искренней.

      — Ага. Я тоже. Слушай, десять лет не виделись! Время летит, точно? — Я принял ещё более бодрый вид.

      — Десять лет шесть месяцев и двенадцать дней, — быстро пробормотал Коджи.

      — Что? — переспросил я.

      — Да так. Можно попросить тебя?

      — О чём?

      — Терпеть не могу отелей. Можно я эти дни у тебя поживу?

      Меня как будто с размаху стукнули по затылку. Вот кретин! Наврал, и что теперь делать?

      — Только я сейчас не в своей квартире живу, там ремонт, — промямлил я, — а в старой, родительской. Если тебя устроит…

      — А родители не будут против, что ты привёл парня с вещами? — Коджи сверкнул зубами в улыбке (на этот раз настоящей).

      — Я теперь один. Землетрясение… — Я поморщился. — В общем, мать с отчимом тогда были в супермаркете и…

      — Прости. — Коджи сжал мою руку.

      От этого прикосновения сердце заворочалось ещё сильнее. Я высвободил пальцы:

      — Да ничего. Если тебя устроит… Там бардак полный, коробки всякие…

      — Конечно! — куда как поспешно воскликнул он.

      — А почему всё-таки не отель? — поинтересовался я.

      — Не люблю суеты… — говоря это, он показался мне очень усталым. — Хочу провести эти дни спокойно, безо всяких узнаваний, интервью и всего такого.

      — Ясно.

      Мы расплатились, взяли такси и поехали ко мне. Пока всё шло нормально. Он не вспоминал о том некрасивом инциденте. Может быть, он забыл? Всё-таки столько лет прошло.

      — Я привёз бутылку вина, — сообщил Коджи, когда мы поднимались по лестнице, — но был бы рад выпить обычного пива. У тебя есть?

      — Кажется, было. — Я открыл дверь. — Заходи. Не споткнись…

      В квартире у меня царил беспорядок, так что очень было похоже, что это лишь временное жилище. Коджи поставил сумки в углу, разулся, огляделся.

      — Сюда. — Я прошёл на кухню, открыл холодильник и достал пару бутылок пива. — Стоит отметить, а? За встречу.

      — Ностальгия! — Он отхлебнул из бутылки. — Такого пива в Милане не делают. Хочешь вина попробовать?

      Я согласился, он принёс бутылку, и мы долго сидели, вспоминая какие-то совершенно ненужные вещи из прошлого, пока не набрались порядочно. У меня создалось впечатление, что Коджи намеренно избегает вспоминать то, что между нами было. Как и я. Но он по-прежнему на меня странно поглядывал.

      — Что? — не выдержал я. — Что-то не так?

      — Нет… просто… Ужас! — Он закрыл лицо ладонью. — Эта бородёнка тебе как корове седло, честное слово.

      — Хочешь, сбрею? — поинтересовался я.

      — Нет, не сможешь!

      — Спорим? — Я встал и принёс из ванной бритву.

      — О! Не думал, что она до сих пор у тебя! — Его взгляд вдруг увлажнился.

      Я немного стушевался. Да, я и забыл: это его подарок. Я повернул к себе сковородку вместо зеркала и объявил:

      — Вот сейчас и сбрею.

      Коджи с интересом наблюдал за мной, потягивая пиво из бутылки. Я довольно бодро сбрил усы и бороду, но у подбородка рука дрогнула и наискось рассекла шею.

      — А, чёрт! — воскликнул я, выронив бритву.

      — Ты порезался! — Коджи вскочил. — Дай посмотрю.

      — Лейкопластырь там, в аптечке…

      — Сейчас… — Он заклеил порез и вдруг прижался к нему губами.

      — Ты что? — Я растерянно отшатнулся.

      Коджи сжал мои плечи, продолжая целовать меня в шею. Его губы прихватывали кожу, язык ласково трогал её, оставляя следы.

      — Рин… — выдохнул он, ведя губами к моему подбородку.

      — Мы пьяны просто, — выдавил я.

      — И не надейся. Я трезв как стёклышко, — возразил он, беря моё лицо в ладони и касаясь моих губ нежным поцелуем.

      Внутри у меня заныло. Зачем…

      Этот поцелуй был нежным лишь мгновение. Коджи провёл пальцем по моим губам, лаская и раздвигая их. На меня нахлынули воспоминания. Всё тот же вкус сигарет… Я сцепил руки вокруг его шеи, совсем как тогда, вплёлся пальцами в его волосы. Он жадно кусал мои губы, всё глубже проникая языком в мой рот. Голова у меня кружилась. За все эти десять лет у меня не было ничего настолько яркого, как этот поцелуй. Были отношения, был секс, но всё равно всё оставалось серым и тусклым.

      — Хватит, Коджи… — выдохнул я, отвечая на этот поцелуй и не делая ни единого движения, чтобы отстраниться.

      — Я не приму отказа, — возразил он, слегка улыбнувшись (он помнит?!). — Здесь, или пойдём в спальню?

      — Эгоист самоуверенный! С чего ты взял, что я хочу? — Я положил ладонь ему на грудь, отодвигая его.

      — Меньше всего меня волнует, хочешь ты или нет. — Он сжал мою руку, поднёс её к губам и прижался к ней, закрывая глаза. Его лицо стало расслабленным, как будто он получил то, чего очень долго и страстно хотел.

      — Коджи, хватит… — Я должен был остановить его, пока всё это ещё не зашло слишком далеко.

      Он открыл глаза, резко сжал мою талию и прижал меня к стене новым поцелуем. Его рука скользнула на мою ширинку, меня окатило горячей волной.

      — Рин… — шепнул он, покусывая моё ухо. Я зажмурился, заливаясь краской (неужели он и это помнит — как меня заводили такие прелюдии?). — Я могу взять тебя прямо здесь, ты ведь знаешь. Или всё же отправимся в спальню?

      Его дыхание щекотало моё ухо, кончик языка снова коснулся моей мочки. Я зажмурился, всеми силами стараясь не застонать:

      — Ладно, в спальню.

      Его глаза вспыхнули знакомым золотистым сиянием. Я не должен был смотреть на него сейчас. Поздно! Я снова пропал. Он стащил с меня пиджак, распутал галстук:

      — Я буду нежен, обещаю.

      — Не в первый раз же, незачем такие вещи говорить, — выдохнул я. Он снова заскользил губами по моей шее.

      — В первый или в сто первый — какая разница?

      Мы уже были в спальне. Коджи рванул с меня рубашку, отлетело несколько пуговиц.

      — Эй, придержи коней!

      Он расплылся в улыбке, толкнул меня на кровать и завалился сверху, лаская мой живот ладонью и целуя мою грудь. Я закусил губу, зажмурился в истоме. Это было слишком приятно, слишком… возбуждающе. Горячо вспыхнуло в штанах, отзываясь на дразнящие прикосновения его языка, лижущего мои затвердевшие соски. Да, он знал моё тело как свои пять пальцев, до сих пор знал.

      — Снимай… — Он потянул с меня штаны и бельё.

      Коджи сел на мне, расстёгивая свою рубашку и зашвыривая её куда-то на пол. Я заметил на его теле две татуировки, на плече и вокруг пупка. Через сосок шла тонкая золотая цепочка, замыкающаяся круглой рубиновой бусиной. Его кожа искрилась загаром и возбуждением. Я сглотнул, чувствуя, что хочу прикоснуться к нему, ласкать его так же, как он меня. Он прижал мою ладонь к своей груди:

      — Прикоснись ко мне. Я хочу снова почувствовать твои руки.

      Я провёл кончиками пальцев по его бархатной коже, пропустил между пальцами сосок, растирая его. Коджи вскрикнул, томно застонал. Да, я тоже помнил, какие нужны ласки, чтобы заставить его стонать. Почему я до сих пор это помню?!

      Он соскользнул с меня, расстёгивая штаны и торопливо сбрасывая их, как будто опасался, что я могу передумать, если он будет с этим медлить. На самом крае его члена я заметил круглую бусину пирсинга. Проколоть себе такое место — о чём он думал? Коджи завозился, зубами разрывая упаковку с презервативом, натянул его. Я прикрыл глаза, ожидая, когда он войдёт. Это было… совсем не так, как раньше. Твёрдая плоть с силой впихнулась в меня, я тихо вскрикнул от боли. Да, конечно, мы ведь уже не были подростками, и его член тоже изменился, стал больше и толще.

      — Рин… — Коджи сжал мои запястья, прижал их к кровати и медленно задвигался во мне.

      Он приблизил губы к моему уху, зашептал что-то, постепенно сбиваясь на итальянский. Я не понимал слов, но их звучание будоражило меня. Наверное, он говорил о чём-то важном или, наоборот, шептал какие-то глупости. Я стиснул зубы, но стоны всё равно рвались наружу. Я почему-то подумал, что скрип кровати и звуки слышны соседям. И зачем я думаю о такой ерунде сейчас?

      Его лицо было прекрасно, как всегда в такие моменты: на щеках вспыхнул румянец, ресницы слиплись в тонкие стрелы от непроизвольно выкатывающихся слезинок. Мелкие бисеринки пота падали на меня, отскакивая и укатываясь куда-то на постель.

      — Рин… — Он то и дело целовал меня, терзая языком давно уже распухшие губы.

      Боже, как же удачно он сделал этот свой пирсинг! Я чувствовал, как бусина трётся внутри, и, когда она особенно сильно прижималась к простате, непроизвольно вскрикивал и заливался краской.

      — Расслабься. — От этого шепотка у меня мурашки покатились по всему телу, в животе стало прохладно, как будто я погружался в тёплую реку и плыл по ней, уносимый всё дальше и дальше… куда-то далеко…

      Коджи иногда выпрямлялся, сжимая мои колени, снова льнул ко мне, ни на секунду не останавливая фрикций. Как часы: тик-так, тик-так… Сколько же прошло времени? Постепенно слабость и нега стали раздражать.

      — Коджи, хватит. — Я сжал его плечи, морщась и стараясь отодвинуться.

      — Почему? — Его горячее дыхание обдало мою шею, язык прошёлся туда-сюда по бьющейся вене.

      — Не… не могу больше, — выдавил я, задыхаясь.

      — О, прости, я забылся. — Он опустился на меня всем телом, переложил мои руки к себе на шею, но двигаться не прекратил.

      — Коджи… Я же попросил остановиться! — раздражённо повторил я, заёрзав под ним и стараясь сделать так, чтобы его член выскользнул из меня.

      Он заглянул мне в глаза, странно улыбнулся, но опять не прореагировал.

      — Коджи, мать твою… — Он никогда раньше так не делал, всегда останавливался, если я его просил. — Ты что, не понял?

      — Это ты не понял… — Он пальцем скользнул по моим губам, раздвигая их, прежде чем впиться в них поцелуем.

      — Хватит, я сказал, — промычал я сквозь поцелуй.

      — Нет.

      — Что?!

      Коджи снова сжал мои запястья, пригвождая их к кровати, его бёдра неумолимо двигались.

      — Это твоё наказание… за мажора… — ответил он со смехом. — Помнишь?

      Мой взгляд замер. Он помнит? И… всё это лишь в отместку? Но Коджи снова прикусил моё ухо и зашептал:

      — Я люблю тебя, Рин… люблю… — Он снова сбился на итальянский. Так вот что значили эти слова! — Люблю, но не остановлюсь. Не сейчас. — Он резко выпрямился, входя в меня на всю длину. — Прости мне мой эгоизм, но я не остановлюсь, пока ты не поймёшь.

      — Не пойму что?

      Коджи снова засмеялся и резко двинул бёдрами. Я выгнулся со стоном, меня вновь окатило горячей волной.

      — Пока не поймёшь, — повторил он.

      Что я должен понять? Что я могу понять сейчас, когда голова отказывается соображать, а тело едва справляется и уже не может терпеть этого невыносимого наслаждения и сочной боли?

      «Прости, — подумал я. — Похоже, я умру под тобой, так и не поняв…»

      — Ты не изменился: совершенно очарователен, когда злишься.

      — Ты!!!

      Коджи вновь прильнул ко мне, горячо дыша в ухо:

      — Ну хорошо. Всего пару минут. Я почти кончил. А чтобы ты не злился…

      Его рука обхватила мой член, пожимая и растирая его. Я запрокинул голову, стиснул зубы. Если он думает, что я перестану злиться только из-за того, что он решил мне отдрочить… Как же прав он оказался! Кажется, он понял это, потому что легко рассмеялся, припадая губами к моей шее и водя кончиком языка по кадыку:

      — Я ведь говорил… О, как быстро! Ты действительно хотел этого.

      Сперма брызнула мне на живот, растеклась по пупку. По лицу Коджи я понял, что он тоже кончил: во время оргазма на его лице появлялось блаженное выражение, он приоткрывал губы и жмурился. Ничуть не изменился.

      — Слезь с меня уже!

      Я с облегчением выдохнул, когда он отвалился с меня, заваливаясь рядом и стягивая презерватив. Я весь горел, сзади пощипывало. Какого хрена он так сделал?!

      — Это что, так в Италии трахаются? — сквозь зубы спросил я. — Наплевав на партнёра?

      Он искоса посмотрел на меня, перевернулся на живот, пальцем прочертил по моему лобку, подхватывая сперму, и сунул его в рот.

      — Не злись! — Он провёл по моему животу языком, просовывая его в пупок и собирая капли, рассыпанные тут и там, дотронулся до головки, слизывая и с неё.

      — Не подлизывайся! — Я сгрёб простыню, стёр с себя всё, что оставалось. Надо бы напинать ему и пойти в душ, но встать сил не было. — Придурок больной…

      Коджи опять засмеялся, вытащил сигаретку и сунул её в зубы:

      — Да ладно! Десять лет разлуки оправдывают моё поведение.

      — Ни хрена не оправдывают! И возьми пепельницу: вся постель в пепле будет…

      Он лениво дотянулся до пепельницы, ткнул сигаретой в её край:

      — Кстати, могу я кое-что спросить?

      — Ну? — Я ожидал чего угодно. Только бы не спрашивал, понравилось ли мне!

      — Рин… — Его взгляд опять стал глубоким. — Ты когда-нибудь сожалел о том, что мы расстались?

      Вот блин… Лучше бы спросил, понравилось ли мне. Зачем спрашивать об этом сейчас? Я сумрачно взглянул на него и буркнул:

      — А ты?

      Коджи придвинулся ближе, уткнулся лицом мне в живот:

      — Каждый день все эти десять лет.

      Его откровенность (а больше смысл сказанного) меня шокировала.

      — Знаешь, сначала было сложновато. Шанс учиться — это ещё не успех и не сбывшаяся мечта. Был один итальянец… заинтересовался моими моделями и… сказал, что если я буду с ним спать, то он поможет мне.

      — И? — спросил я, поскольку он замолчал. Но мне отчего-то совсем не хотелось услышать ответ.

      — Это длилось всего неделю. А потом он сказал мне кое-что… очень важную вещь… даже две. Во-первых, не стоит использовать своё тело, чтобы что-то получить. А во-вторых, секс без любви — как неоконченный эскиз: он не имеет смысла.

      — Да ну? — хмыкнул я.

      Коджи поднял на меня глаза, я смутился.

      — Да ну. Неужели за эти десять лет ты так и не понял? Разве не чувствуешь этого сейчас?

      — А кто тебе сказал, что я до сих пор тебя люблю?

      Он вспыхнул, его глаза наполнились слезами, и он порывисто обхватил меня за шею:

      — Спасибо тебе! Спасибо тебе, что дал мне это услышать!

      — Ты чего? — растерялся я. Это была совершенно неожиданная реакция.

      — «До сих пор» — это ведь значит, что ты любил меня тогда. Ты никогда не говорил этого. Я думал, что никогда не узнаю… — Он рассмеялся, но из глаз его по-прежнему текли слёзы.

      Я почувствовал, что краснею.

      — Ну, и дальше что было? — промямлил я, стараясь замять ситуацию.

      — Дальше? — Он помолчал, обдумывая свои слова или, может быть, вспоминая. — Я так хотел вернуться…

      — Почему не вернулся?

      — Потому что. Уехать с таким пафосом и вернуться ни с чем — как бы я тебе в глаза посмотрел? — Коджи пожал плечами, а мне стало не очень хорошо. — Да, я рад, что не вернулся тогда. А сейчас, когда у нас обоих всё получилось как надо… может, и не совсем так, как мечталось, но всё же получилось. Я так рад, что вернулся! Узнал, что у тебя всё классно… Эй, ты что?

      Я резко перевернулся на бок, спиной к нему. Губы у меня задрожали. Он так искренне радуется, а я… Совесть стиснула горло.

      — Тебе плохо? — Он обеспокоенно сжал моё плечо. — Это из-за меня, да? Тебе больно? Я что-то повредил?

      — Нет… — Я закрыл лицо ладонью, перевернулся на спину. — Прости меня.

      — За что? — удивился он.

      — Да наврал я всё. Никакой я не банкир: ни секретарши, ни квартиры… Ничего нет! Я неудачник. Работаю в жалкой конторе бухгалтером. Ничего у меня не вышло в жизни. Абсолютно… — Я отвёл руку и посмотрел на него. — Разочарован?

      — Наврал? — переспросил он, широко раскрывая глаза.

      И тут опять он сделал то, чего я не ждал. На его лице выразилось такое облегчение! Он выдохнул, обхватывая меня руками, и пробормотал:

      — Господи, как же я рад…

      — Что?!

      — Как же я рад, что нет никакой секретарши!

      — А? Тебя что, только это волнует? — поразился я. — Я тебе лапши на уши столько навешал, а ты…

      — А ты не понимаешь? — Коджи приподнялся и сердито посмотрел на меня.

      — Не очень.

      — Если всё это ложь, значит, у меня есть шанс. Просто идеально!

      Я понял, что он говорит про нас. Я нахмурился. Я бы не хотел, чтобы… или хотел?

      — В одну реку дважды не войдёшь, между прочим. Слышал такую пословицу?

      — Верно, но ты в неё и не входил. Остался там, на берегу, не решившись, а я застрял посередине. — Он встал и натянул штаны. — Может, пора уже перейти на тот берег? Вместе?

      — Не очень понимаю, о чём ты… И куда ты вообще?

      — Я выяснил всё, что хотел. Можно ехать в Париж.

      Я растерянно уставился на него. Заявился ко мне, трахнул в извращённой форме, а теперь сматывается? Так, и почему он шарит в моём шкафу?

      — Чемодан у тебя есть? — осведомился он, полуобернувшись ко мне.

      — «Чемодан»? — тупо переспросил я.

      — Я думал о том дне, когда мы расстались. — Коджи бухнулся на кровать, сцапал меня за руку, заставляя сесть. — Я сделал ошибку тогда. Нужно было просто забрать тебя с собой. Так что второй раз я такую ошибку не сделаю. Ты едешь со мной.

      — Куда?

      — В Париж.

      — Зачем?

      — Мы всё начнём сначала. Мне нужен стилист. Нет, не так: мне ты нужен. И я не отступлюсь.

      — С ума сошёл? — Я слез с кровати, завернулся в простыню. — Никуда я не поеду.

      — Поедешь.

      — Нет смысла. Десять лет прошло… и никакой я не стилист. Я всё забыл давным-давно. — Я хотел улизнуть в ванную, но Коджи обхватил меня сзади руками и заставил стоять там, где я стоял.

      — Это не так, и ты это знаешь. Ты ведь заметил, верно? Там, в журнале? Ты сразу заметил, что не так с моделью. Я видел это по твоим глазам. Ты просто не можешь забыть, это невозможно! Так же, как я тебя не могу забыть. Плевать, даже если ты больше ко мне ничего не чувствуешь! Но я просто не отпущу тебя, Рин, больше не отпущу, чего бы мне это ни стоило.

      Сердце моё стучало, голова кружилась, и я совсем плохо соображал. Зачем он заставлял меня вспомнить тот день… снова вспомнить, как я сломал себе жизнь… вспомнить все мечты, рассыпавшиеся в прах… весь тот год, что мы были вместе… Я закусил губу:

      — Нет. Ничего не получится, Коджи. Слишком поздно.

      — Ничего не поздно. — Он отпустил меня, порылся в шкафу и достал оттуда ножницы. — Давай, сделай это.

      — Что?

      Коджи пихнул ногой тумбу, сел на неё.

      — Ты наверняка видишь, что всё это хрень полная. — Он взъерошил волосы. — Состриги их.

      — Не могу. — Я стиснул ножницы в руке, пальцы сводило. — Ты просто не знаешь… С того дня… я никогда больше не чувствовал этого. Всё забыто.

      — Твои руки не могут забыть. Ты сам не знаешь, что говоришь. Просто сделай это и поймёшь, что я прав.

      — У тебя отличная причёска.

      — Но ты можешь сделать её идеальной. Только ты можешь. Так сделай это! Неужели ты до сих пор так и остался мямлей?! — Коджи опять рассердился.

      Мои щёки вспыхнули. Я сердито дёрнул его за прядь и отрезал её:

      — Доволен? Говорю тебе… всё уже не так. Я перестал видеть… то, что видел раньше. Я даже не представляю, что можно сделать с твоими волосами, ясно? Я просто не вижу этого! Нет у меня никакого таланта, я неудачник, был им и остался. Вот тебе правда. Ты действительно талантлив, Коджи. Ты просто заразил меня своими мечтами тогда. Но всё ушло. Давно ушло.

      — Рин… — Он поймал меня за руку, прижался к ней губами. — Ты не должен говорить так! Ты не понимаешь… Без тебя не было бы и меня. Если бы я не влюбился в тебя, я никогда не понял бы, для чего я хочу жить, что для меня важно. Ты меня вдохновлял. Без тебя я всего лишь… Я никто без тебя.

      — Глупости какие! — смутился я.

      — Мы никогда не были откровенны друг с другом. Ты никогда не говорил, что чувствуешь ко мне. Я никогда не говорил, что ты значишь для меня. Рин, давай больше не будем повторять наших ошибок? — Он встал, привлёк меня к себе на плечо.

      — Коджи… — поражённо выдохнул я.

      — Я буду эгоистом, но я не позволю тебе вторично загубить твою жизнь, — прошептал он.

      — Но…

      — Не нужно никаких «но». Чего ты боишься?

      — С чего ты взял? — деланно хохотнул я.

      На самом деле я боялся, что ничего не получится. Он ведь не понимал, что мир стал серым, потерял цвет… и «пальцы-бабочки» огрубели и потеряли подвижность без практики.

      — Просто попробуй. Давай перейдём реку? — Коджи сел обратно на тумбу и заставил меня положить руку себе на голову.

      Я поворошил его волосы. Они были такими же мягкими, как и раньше. Десять лет я не прикасался к волосам другого человека и только сейчас осознал, как соскучился по этому ощущению: лёгкое покалывание волос между пальцами, дразнящая шелковистая волна, текущая по ладони… В горле у меня появился комок.

      — Давай, Рин, — шепнул Коджи.

      Я протянул прядь через всю длину, зажал её между указательным и средним пальцем и завёл ножницы. Рука дрожала.

      — А если не получится?

      — Не узнаешь, пока не попробуешь.

      Я сглотнул:

      — Только потом чур не винить меня, если я испорчу тебе волосы.

      — Этого не произойдёт.

      Я свёл лезвия ножниц вместе, раздался щелчок, и прядь упала на пол, рассыпаясь в соломинки. В груди я ощутил пульсацию, как будто накрыло ударной волной, сердце зашлось волнительным ритмом. Покалывание в пальцах стало болезненным, я слишком сильно стиснул ножницы. Я переложил их в левую руку, размял пальцы правой. Я был как слепой, пытающийся увидеть мир. Я зажал ещё одну мягкую прядь и снова завёл ножницы.

      Я просто бессмысленно срезаю эти пряди. Почему я не могу вспомнить? Что я должен понять? Коджи говорил об этом… Если я смогу понять, то, наверное, смогу и вспомнить, как делал это. Что же это было? Что за томительное чувство, заставляющее мир распускаться всеми цветами радуги, заставляющее кружиться голову, а пальцы — превращаться в бабочек?

      Ещё одна прядь полетела на пол.

      Как же понять и вспомнить то, что я намеренно запрятал глубоко внутри в тот самый день? Что нужно сделать, чтобы осознать это?

      — Как ты понял, что всё ещё любишь меня, Коджи?

      Он вздрогнул, посмотрел на меня в зеркало:

      — Что?

      Я повторил вопрос.

      — Я никогда не сомневался в этом. С того самого первого дня и до дня сегодняшнего. — Он пожал плечами. — Та молния ударила меня всего один раз и на всю жизнь. Я всегда это знал.

      Молния… Я прикрыл глаза, отрезая ещё одну прядь и пытаясь вспомнить, что же было в моём случае. Меня не ударяло молнией, не окатывало волной. Как я понял все эти важные для меня вещи? Как я сумел раскрасить свой мир? В груди опять заныло, наливаясь теплом. А было ли это вообще? Или оно всегда было, а я просто не замечал? Может быть, дело не в том, что я не вижу, а в том, что я не хочу верить в то, что вижу? Ножницы щёлкнули особенно громко, волосы полетели на пол медленно — как в замедленной съёмке. Как будто время останавливалось. В ушах звенели какие-то колокольчики, пальцы двоились, комната стала наполняться туманом…

      А что, если не нужно искать причин? Может, это что-то не поддающееся объяснениям? Время снова разозлиться на себя. Каким же я был глупым!

      Я зажмурился на секунду, отгоняя липкую неуверенность, перевернул ножницы в руке, подхватил сразу несколько прядей, разделяя их между пальцами, и срезал их наискось одним движением. Да, точно, я слишком много думаю и сомневаюсь. Тогда я вообще ни о чём не думал, позволяя ощущениям захватить себя. В самом деле, какими же всё-таки глупыми мы становимся, когда взрослеем!

      Я открыл глаза. Всё вокруг сияло, как и тогда, в самом начале. Как я мог забыть? Нет, я никогда не забывал — просто заставлял себя не думать об этом.

      — Рин?

      Я не видел и не слышал его. Всё, что важно было сейчас, — это шелковистая волна волос под моими пальцами. Я точно знал, что и как сделать. Я всегда знал это.

      Осталось лишь найти в себе смелость сказать это вслух.