Сергей, мой дорогой друг, мне жаль, что я не смог побывать на твоём выступлении. Не знаю, прошло ли оно вообще, не знаю, когда вам доложили о наступлении французов. Нас отправили к ним на встречу уже двенадцатого числа. Помнишь, как мы говорили о том, что война вот-вот начнётся? Теперь мне кажется, что этот разговор был таким далёким.

Я прошу прощения за всё, Сергей. Береги себя и близких.

Олег Волков.

Прошу, не извиняйся! Каждая наша встреча была для меня глотком свежего воздуха в этой душной Москве. Каждая минута была прекрасна. Спасибо, что написал, надеюсь, моё письмо до тебя дойдёт. И прошу, пиши ещё, не обрывай связь. Война всегда пугает, но теперь мне ещё тревожнее, ведь я знаю, что ты тоже там.

Люди в городе напуганы, мы слышим новости, как продвигаются французские войска, и каждый день встречаем со страхом и надеждой. Но мы верим в вас, в наших генералов, капитанов, в солдат. Если бы я мог хоть чем-то помочь… Пожалуйста, пиши.

Сергей Разумовский

Новости не очень хорошие: нам приходится отступать, отдавая родную землю. Пытаемся беречь ребят и не отправляем их на заведомо проигранный бой. Это только прибавляет духа врагу, но не на долго. Клянусь своей жизнью, что мы выстоим и разобьём их проклятую армию вдребезги. Мы все вернёмся домой.

По возвращению надеюсь увидеться с тобой. Мне было мало наших встреч, сейчас, когда возможности такой нет, я чувствую это особо остро.

Я писал эти строки прошлым днём, теперь же понял, что не имею права недоговаривать. Я почти одержим мыслью, что хочу вновь увидеть тебя. Теперь я должен идти.

Олег Волков.

Утром доставили письмо, я почти упал с лестницы, желая быстрее добраться до него. Потом подумал, насколько это нелепо, получить синяки и ссадины дома, в своём поместье, когда вы там сражаетесь. Я написал тебе стихотворение, но не решаюсь отправить. Хотелось бы предоставить его лично и увидеть реакцию, а не читать её.

Мне столько хочется тебе сказать, что слова разрывают изнутри, но я боюсь. Но и молчать не хочу. Надеюсь, я не доставлю тебе неудобств этим.

Сейчас не время и не место, но я должен спросить о том вечере. Понимаю, что в твои планы не входило встретить меня там, и что веселье и алкоголь затуманили твой разум, но я не могу не думать об этом. Прошу, не мучай меня неизвестностью. Если эти мерзости тебе неприятны, просто забудь и скажи, чтобы забыл и я.

Сергей Разумовский.

Олег, от тебя нет писем, и я не знаю, как это расценивать. Мне страшно, что это из-за моей просьбы объясниться, и страшно, что это потому что с тобой что-то случилось. Пожалуйста, просто напиши, что ты жив, о большем не прошу.

Сергей Разумовский (письмо не дошло до адресата)

Твоё последнее письмо держал рядом, но не было времени подумать и ответить. Наверняка вы все уже слышали, как ломается наша оборона под натиском врага. Сражения идут и днём, и ночью. Я засыпаю на пару часов под стоны раненых и просыпаюсь под них же.

Я обязательно объяснюсь, прошу, жди моего следующего письма. Также боюсь, что письма сюда могут не доставить, так что не пиши. Жди моего второго письма.

Олег Волков

Прошла неделя с последнего письма. Сергей, как и было ему сказано, писать ничего не стал, но вёл бесконечные диалоги с Волковым в своей голове. Думал о том, что если бы не война, они могли бы решить этот вопрос раз и навсегда. Стоило быть немного храбрее, тогда его отвергли бы и не было бы никакой надежды.

Порой от своих мыслей становилось мерзко. Как сейчас. Он сидел за письменным столом, вокруг валялись исписанные листы. Олег там, на войне, от его решений зависят жизни не только солдат, но и обычных жителей империи. А что Сергей? Ждёт от него объяснений? Как это низко. Впервые он ощутил себя тем самым дворянским мальчишкой, которого не заботят чужие проблемы, только собственные чувства. Очередной исписанный ломаными рифмами лист он скомкал и бросил на пол. Взгляд зацепился за бледную веточку сирени, стоящую в пустом стакане. Она уже не была такой яркой, жизнь ушла из неё недели назад, но… Это же та самая веточка, что была сбита с куста его пулей. Она напоминала о прикосновениях Олега, об их разговорах и даже о той ночи на свадьбе, когда его руки касались лица, а дыхание ощущалось на губах.

 — Сергей, твоя лошадь готова, спускайся, — в комнату вошёл отец, его голос раскатился по тишине, словно гром.

 — Я никуда не поеду, — ответил Сергей, не оглядываясь, от пера на бумаге растекалось большое чернильное пятно.

Конная прогулка с Уваровыми, будь они неладны.

 — Надеюсь, мне это послышалось?

 — Нет.

 — Через две минуты жду тебя внизу, — игнорируя ответ, сказал Ярослав.

 — Какие к чёрту конные прогулки?! — закричал Сергей, вскакивая со стула. — Война, отец! Люди умирают, а ты собрался…

 — Что ты знаешь о войне, щенок?

Сергей опешил, он смотрел в озлобленные глаза отца и не мог ничего ответить.

 — Ты, жалкий сопляк, что ты предлагаешь нам делать? А? Всем сесть и, — громкими шагами он преодолел комнату и дошёл до стола, после чего схватил бумаги и бросил их на пол, — писать стишки?! Нам ничего не остаётся, кроме как отдать свою судьбу тем сильным и благородным мужчинам, что сражаются за твоё право калякать этот бред. Хочешь помочь — иди и воюй со всеми. Ах, простите, ваше княжество… Ты даже стрелять не умеешь! Даже сдохнуть за свою родину не можешь.

Губы предательски задрожали, Сергей весь напрягся, сдерживая словесные удары. В углу комнаты, в позолоченной клетке, забила крыльями белая ворона, громко крича.

 — Что ещё скажешь? Или, может, ударишь меня, а? Давай, ты только на это и способен, — процедил он сквозь зубы, глядя в горящие ненавистью и презрением глаза.

 — Ты никчёмный, глупый и бесполезный. Прояви хотя бы уважение к Лизаветте, которая согласилась связать с тобой жизнь. Одевайся. Через минуту внизу. Если не придёшь, то я распоряжусь, чтобы тебя здесь заперли и забрали все книги и чернила. Так что подумай хорошенько, хотя у тебя это плохо выходит.

Когда дверь закрылась, Сергей развернулся и махом скинул на пол всё, что осталось на столе. Листы бумаги зашуршали в воздухе, ловя лучи летнего солнца. Ветвь сирени, осыпаясь сухими цветками, упала среди прочего мусора. Сергей встал на колени перед ней и осторожно взял в руки, как нечто драгоценное и хрупкое. Волков говорил ему о том, что он создан для чего-то, да только никто, кроме него самого, в это не верил. С детства он слышал о том, каким он должен быть, его сравнивали со старшим братом, у которого всё хорошо получалось, которого любили в обществе. А он был больным ребёнком. Отец никогда не проявлял к нему любви, только давал указания и требовал отдачи. Видит Бог, он бы с радостью ушёл из дома, да только не мог представить себе, как будет выживать, ведь не было никого, кто мог бы его приютить и помочь. Он привык быть с самим собой, никого не подпуская близко. На стук в дверь Сергей никак не отреагировал, пока та тихонько не приоткрылась.

 — Сергей Ярославович, — тихо позвал его Стефан, — вам письмо.

Состояние разъедающей ненависти к себе как рукой сняло, мир вспыхнул снова. Он быстро поднялся, положив веточку на стол, и подошёл к слуге, тот протянул ему желтоватый конверт, запечатанный красной сургучной печатью. Как статуя Сергей застыл на месте, глядя на конверт.

 — Я знаю, что это не моё дело, — продолжил Стефан, осторожно положив руку поверх хозяйской, — но Вы не такой, каким видит Вас отец. Вы хороший человек с большим сердцем. То, что Вы не хотите играть в политические игры, не делает Вас никчёмным или глупым.

 — Спасибо, — Сергей с огромным трудом выдавил улыбку, слова Стефана были разве что тонкой полоской ткани, наложенной на большую рану.

 — Спускайтесь, не доводите отца до безумия. Астра готова к прогулке.

Прошло не меньше минуты, прежде чем оцепенение спало. Сергей прижал письмо к груди и оглядел комнату. Ворона беспокойно шагала по днищу клетки и клевала прутья.

 — Прости, Марго, — Сергей тихо подошёл к ней, не желая больше никакого шума в своей комнате, и отодвинул затвор, открывая дверцу. — Знаю, ты не любишь крики. Да я тоже. Лети, прогуляйся.

Марго, которую он подобрал, когда та была выпавшим из гнезда птенцом (а может и вовсе была выброшена нарочно за свой неправильный, белый цвет оперения), деловито перелетела на пустой стол. Словно недоумевая, она оглядела валяющиеся на полу бумаги, затем посмотрела на хозяина и, расправив белые крылья, вылетела в окно. Раньше Сергей переживал, что Марго просто улетит, но за два года не прошло и ночи, чтобы та не ночевала в этой комнате.

 — Свободная, а всегда в клетку возвращаешься, — сказал ей вслед Сергей. — Как и хозяин твой. Ладно.

Положив письмо на кровать, он начал поспешно одеваться в прогулочную одежду.

Всю дорогу разговоры были об одном: о смелой русской императорской армии, которая непременно даст отпор врагу. В последний месяц о другом разговоров и не велось, даже светская беседа о прекрасной погоде сводилась к войне. Казалось, что даже здесь, в Москве, пахло порохом. Говорили все, только Лиза молчала, да и Сергей не стремился ввязаться в разговор. На душе было неспокойно вдвойне: из-за происходящего и из-за письма, что горело в кармане жилета. Яркие зелёные тона деревьев, всегда приносящие радость глазу, сейчас нисколько не помогали. Убедившись, что разговор завязан крепко, Сергей немного погнал Астру вперёд. Лиза шла следом за ним по узкой тропе, не решаясь завести беседу. Её было жалко, но с другой стороны, Сергей был не виноват в том, что у неё не хватает сил и смелости дать отпор этой женитьбе.

Под щебет соловья и топот копыт Сергей достал письмо и вскрыл печать. Ждать возвращения домой не было сил.

Мне тяжко носить на сердце мысли о тебе. До нашей встречи я не мог представить, что со мной может произойти что-то подобное. Я всего лишь вышел полюбоваться вашим замечательным садом, когда появился ты и начал спор с отцом. Я слышал всё, мне жаль, что твоя судьба так упряма и ставит тебе подножки. Стоило узнать тебя немного ближе, как я понял, что ты покорил меня. Своим умом, своими взглядами и знаниями. Стоит ли говорить о том, что образ твоих голубых глаз отпечатался на моей душе клеймом.

Такого не должно было случиться, не положено по статусу, божьему замыслу это тоже противоречит. Так мне показалось в начале. Но разве свёл бы нас Бог, будь ему неугодно? Я думал об этом тогда и думаю сейчас. Я вспоминаю запах сирени, который теперь стойко ассоциируется с тобой, и мне становится спокойно.

Я жалок, поскольку испугался возможной близости той ночью. Поначалу мне казалось, что стоит просто переждать, и наваждение пройдёт, но этого не случилось даже здесь, в разгаре боя. Мой дорогой Сергей, моё сердце отныне твоё. Поступай с ним, как хочешь.

Если ответишь, то сделаешь меня по настоящему счастливым в эти хмурые дни. Пока задержимся в этой деревне, надеемся отбить грядущее нападение, наши шансы высоки. А ты живи и спи спокойно, пиши свои прекрасные стихи и храни мой секрет.

Олег Сергеевич Волков.

Как самое дорогое, Сергей прижал письмо к губам, надеясь хотя бы так прикоснуться к Волкову. Наспех убрав письмо обратно в карман, он, игнорируя свою свиту, пустился вперёд. Ветер гладил лицо, словно ладони, а сзади доносились крики его имени.

Олег, я не могу передать словами, как подействовало на меня твоё письмо. Сейчас ночь, мои свечи догорают, но я потерял счёт времени. Как бы мне хотелось, чтобы сейчас ты был рядом. Мы бы вместе смотрели на звёзды и молодую луну, говорили бы и говорили. Я хочу знать тебя ближе, моё сердце так велит, хочет изучить каждый миллиметр твоего существа. Прошу, расскажи о себе хотя бы немного, ведь если нам больше не суждено будет встретиться… Я не хочу в это верить, но постоянные разговоры о войне и смертях не дают мне спокойно спать. Недавно, гуляя по улице, я видел женщину, плачущую прямо посреди дороги, которой доставили извещение о гибели её единственного сына. Сколько таких же, как она, получили подобные письма? Стоит ли оно того, смерть самого родного, стоит ли живое сердце… Не хочу об этом думать.

Прости, что нагоняю тоску в этом письме. Я должен писать, что едва не сошёл с ума, ожидая твоего ответа, а получив его, я вовсе лишился рассудка. Должно быть, отец решил, что меня пора отправлять в больницу, таким счастливым я ходил весь день. Спешу сказать, что чувствую ни чуть не меньше, чем ты. Мне казалось, это не больше, чем очередное увлечение, но ни одно расставание не давалось мне с таким трудом и беспокойством. Я буду молить Господа, чтобы он присмотрел за тобой. Береги себя.

Твой Сергей.