Лань Чжань читал о таком эффекте в одном из трактатов, составленных самим Лань Анем: артефакт разрушается и выбрасывает энергию, много энергии, заложенной в его основу. Словно кто-то кинул камень в пруд, и ровная тонкая гладь беспокойно задрожала, покрываясь рябью; и естественно, чем больше камень, тем больше брызг и тем длиннее волны. Камень был огромным, если честно. Он едва уместился в пруд, заполнив собой почти все пространство, и остался там лежать. Грузный, острый и уродливый.

Схожие происшествия были зафиксированы три или четыре раза за все время, с тех пор, как это впервые описал Лань Ань, и никакой логики за этим не крылось: большинство разрушенных артефактов просто теряли свои силы и становились испорченными безделушками, и только некоторые — неважно, какой силой они обладали ранее, — создавали вот такой катарсис: выброс энергии, которая тут же притягивалась к источнику противоположной силы. Инь тянулась к ян, а ян — к инь. Они отравляли друг друга, гноились как чернеющая рана.

Они причиняли боль.

Лань Ванцзи открыл глаза и шумно выдохнул через нос. Он старался, но получалось не очень хорошо, хотя если подумать — простая медитация. Настолько привычное действие — принять правильную позу, очистить разум… очистить разум….

Лань Ванцзи снова выдохнул — уже громче — и поднялся. Возможно, стоило заняться другими делами, чтобы не тратить напрасно время на то, что сейчас получалось хуже всего: не думать ни о чем. Не волноваться, отринуть все мирское, сконцентрироваться на окружающей его энергии.

Над горизонтом, далеким и безбрежным, медленно поднималось солнце, и жизнь в Гусу тихо текла своим чередом. К часу кролика уже никто не спал, студенты чинно шли из обеденной залы на занятия, которые с определенных пор вел только Лань Цижэнь. А ведь еще полгода назад за орденом Гусу Лань числились аж три преподавателя, которые занимались со студентами духовными практиками, изучением монструмов, а также — этикетом. Обязательно — этикетом.

Учитель Вэй, как и всегда, был исключением из правил. Этикет он не преподавал, как бы дядя ни настаивал, и к часу кролика поднимался редко и с огромным трудом. Его занятия всегда начинались чуть позже девяти или даже в десять утра, если учитель Вэй просыпал, — поразительно, как дядя вообще пошел на такую уступку. Но факт оставался фактом. Учителю Вэю, приглашенному заклинателю, позволяли просыпаться позже всех, пропускать завтраки и красиво смеяться. Он никогда не порицал незнание, хвалил, если ученики того заслуживали, и легко шел на контакт даже с самыми нелюдимыми, самыми молчаливыми и самыми непонятыми.

Он был шумным, этот учитель Вэй, в Гусу Лань столько шума никогда не одобряли. Но как-то получалось так, что несмотря на это, учителя Вэя любили, слушались.

В него влюблялись.

Лань Ванцзи закрыл корзину и молча прошел мимо прислуги, которая, кажется, не дышала последние пару часов. Они всегда вели себя странно, когда Лань Ванцзи приходил на кухню, спрашивал, где какая утварь находится, а потом готовил. Сам. Естественно, Лань Ванцзи аккуратно убирал свои рукава, так, чтобы они не запачкались во время готовки, выкрашивал все блюдо в ярко-красных острых специях, чуждых локальной пресной кухне, убирал за собой, а потом складывал всю приготовленную еду в корзину и удалялся, не забыв поблагодарить за помощь.

К четвертому такому появлению Лань Ванцзи перестал задавать вопросы, но благодарить продолжал. Он не видел в своих действиях ничего странного или предосудительного, и порой такая реакция смущала и сбивала с толку. А учитель Вэй отказывался объяснить ее причину, зато каждый раз хохотал до слез.

Вот и сейчас. Лань Ванцзи смотрел, наслаждался и запоминал; он учился смиряться и не обращать внимания. Он выкладывал блюда на стол, одно за другим; и раз уж у него сегодня не вышло помедитировать, он решил прийти на кухню пораньше. Он не планировал никого будить, чтобы «силой приучить к этому бесчеловечному режиму», и не планировал «подобно злобному духу» пугать несчастную местную прислугу, которая все никак не могла привыкнуть к тому, что второй молодой господин Лань приходил готовить сам.

— Я не планировал этого, — спокойно заметил Лань Ванцзи, и учитель Вэй довольно улыбнулся.

— Я знаю. Но раньше, — учитель Вэй не закончил предложение, и Лань Ванцзи, чудовищно смутившись, опустил взгляд. О да. Раньше он и правда пытался. Как же ужасно и глупо это было, да ещё и к тому же — совершенно бессмысленно. Учитель Вэй — бесцеремонный, шумный и надоедливый — совершенно не ценил его усилий и не желал подчиняться общему режиму. И Лань Ванцзи, сбитый с толку постоянным волнением и пристальным вниманием, реагировал как мог.

Учитель Вэй его молчание воспринял по-своему, и наклонился вперёд, чтобы посмотреть на Лань Ванцзи внимательнее.

— Не дуйся, — попросил он, и Лань Ванцзи помотал головой. Он ведь не дулся. — Сейчас ты уже умный мальчик и прекрасно понимаешь, что у тебя все равно ничего не получилось бы.

— Я знаю.

Лань Ванцзи отставил корзину в сторону и посмотрел на учителя Вэя в ожидании. Тот немного оторопело оглядывал фронт работ.

— И это все мне? — спросил он.

— Да.

— А ты?

Лань Ванцзи покачал головой.

— Я уже завтракал.

Учитель Вэй задумчиво почесал подбородок.

— Я ведь могу сказать честно, Лань Чжань?

…что честно? Что честное хотел сказать ему учитель Вэй? Ему не нравилось, как готовил Лань Ванцзи? Ему не нравился выбор блюд или количество специй? Или?.. Лань Ванцзи кивнул с достоинством, ожидая чего-то тревожного, не позволяя себе забыть ни на секунду, что учитель Вэй, скорее всего, снова его дразнил затяжными паузами, многозначительным хмыканием и этим долгим задумчивым взглядом вдаль. И на самом деле он не собирался сказать что-то плохое или обидное: у учителя Вэя было слишком доброе сердце.

-…четыре, пять, шесть! — учитель Вэй с торжественным видом схватился за палочки для еды и принялся за первое блюдо. — Я разгадал твой хитрый план, Лань Чжань.

— М, — Лань Ванцзи сел за соседний стол и раскрыл свиток, который принес с собой — учитель Вэй сам предложил приходить сюда с едой не просто на короткие визиты. Он был бы рад просто находиться с кем-то в одном помещении, а Лань Ванцзи сначала отказывался — это было невежливо, а потом после очередного разговора на эту тему почему-то согласился.

Он знал, как сильно могло угнетать одиночество.

— Ты хочешь откормить меня! — обвинительным тоном заявил учитель Вэй. — Правда, я пока не знаю зачем, но я обязательно выясню.

Лань Ванцзи сглотнул тихо и запретил себе поднимать взгляд.

— Разумеется, — он учил себя соглашаться, потому что это почти всегда срабатывало: учитель Вэй застывал, как изваяние, пораженный тем, как спокойно Лань Ванцзи реагировал, а потом его глаза словно начинали гореть ещё ярче, и у Лань Ванцзи от того, каким воодушевленным выглядел учитель Вэй, нежно болело сердце.

— И что ты будешь делать, когда я потеряю форму и сноровку? — учитель Вэй наигранно вздохнул. — Ты слишком честный, чтобы таким образом избавляться от конкурентов, Лань Чжань.

— Конкурентов?

— Ну да, — учитель Вэй просиял. — В списке самых красивых заклинателей мы находимся в беспрестанной борьбе.

— Мн, — сказал Лань Ванцзи.

— Не обесценивай мое четвертое место! — учитель Вэй засмеялся. — Ладно, я согласен, это бессмысленно. Я никогда не занимал место выше третьего, а ты всегда на втором, — последнее предложение он практически проворковал. — Ты слишком хорошенький, Лань Чжань, чтобы я мог соревноваться с тобой в красоте.

Лань Ванцзи, если честно, чуть не умер прямо там, где сидел и, ничего не понимая толком, буравил пустым взглядом свиток. О чем там было написано? Лань Ванцзи даже не помнил, что именно он собирался читать.

Хорошенький. Слишком хорошенький. Учитель Вэй его правда таким считал?

— Глупый список, — сказал Лань Ванцзи смущённо.

— Он и правда глупый, — согласился учитель Вэй, накладывая в чашку с рисом овощи. — Я вот, например, и вовсе поставил бы тебя на первое место.

Лань Ванцзи сидел неподвижно, как камень. Кажется, даже лёгкая белая лента задеревенела.

— А себя на второе, — продолжил рассуждать учитель Вэй.

— А почему не первое? — вдруг спросил Лань Ванцзи.

— На первом уже ты, Лань Чжань. Разве не очевидно?

Нет, хотел возразить Лань Ванцзи. Не очевидно. Он поднял голову, чтобы посмотреть на учителя Вэя зачем-то. Зачем — непонятно — учитель Вэй мягко улыбался и смотрел куда-то перед собой, словно задумавшись о чем-то. Затем он поднял взгляд и посмотрел на Лань Ванцзи, и заколка в его волосах, красивая и шумная, украшенная цветами, издала мелодичный перезвон.

— Ладно, — сказал Лань Ванцзи, чувствуя себя максимально глупо.

— Ты со мной согласен? — изумился учитель Вэй.

— Да, — Лань Ванцзи кивнул.

— Почему ты последние дни постоянно со мной соглашаешься? А где же бунтарский дух и неприятие моих жизненных ценностей?

…ну вот. Снова стало ужасно стыдно. Лань Ванцзи чувствовал, как все лицо горит от стыда, но не смел отвести взгляда.

— Никогда такого не было, — заявил он, и учитель Вэй оскорблено ахнул, прижав руку к груди.

— Лань Чжань, что я слышу! Ты нарушаешь правила своего же ордена. Запомни: лгать запрещено!

— Я не лгу.

— Тогда как же все эти попытки, — учитель Вэй отложил палочки для еды и принялся перечислять, загибая пальцы, — заставить меня жить по распорядкам Гусу, отказаться от специй, отказаться от алкоголя, отказаться от низкопробной литературы, смеха, шума и прочее-прочее? Это, по-твоему, я все придумал?

Он с ожиданием уставился на Лань Ванцзи, и тот выдохнул, собираясь с мыслями.

— Нет, — сказал он. — Не придумали.

— А что тогда?

— Возможно, — продолжил Лань Ванцзи ровнейшим спокойнейшим тоном, — возможно, мое неприятие тогда касалось не вас, а меня.

И отвернулся обратно к свитку, сжимая в кулаки вспотевшие ладони.

Учитель Вэй ахнул. Ужасно глупый и причудливый получился жест — Лань Ванцзи бросил на него взгляд мельком, увидел приоткрытые красные губы и с ужасом уставился на иероглифы.

— Мне… — учитель Вэй запнулся, откашлялся и сказал уже громче. — Мне кажется, я услышал, как твой дядя начал кашлять кровью. Очень сильно. С надрывом. Лань Ванцзи, ты слышишь это?

— Дядя сейчас в Ланьлин Цзинь, — заметил Лань Ванцзи.

— Вот и я о том же, — развеселился учитель Вэй. — Слышно даже здесь, в этой комнате, в которой его любимейший племянник говорит такие крамольные вещи.

Ну, если называть это так, то тогда Лань Ванцзи тоже мог это услышать. Дядя, считай, беспрестанно все эти два месяца кашлял кровью, с тех пор, как нашел племянника на поле битвы и, кажется, впервые столкнулся с упрямством Лань Ванцзи.

Учитель Вэй всегда как будто куда-то спешил, когда ел. И не то чтобы он чавкал, брызгал соусом или неприлично набивал щеки. Он быстро жевал и даже умудрялся говорить в процессе, и Лань Ванцзи только тихонько поглядывал на него в ответ. Раньше бы он напомнил о правиле: говорить во время еды было запрещено, а потом бы и фирменную технику клана Лань применил, лишь бы учитель Вэй перестал слишком много, громко и головокружительно болтать. Сейчас Лань Ванцзи его не перебивал; слушал тихонько и радовался. Громко говорит? Отлично. Тогда в Безночном Городе Лань Ванцзи впервые услышал, как шепчет учитель Вэй, и это было самое ужасное открытие в его жизни. Пусть говорит. Пусть смеется. Пусть шумит. Пусть делает всё, что угодно его душе.

Учитель Вэй не справился со всеми блюдами. Он грустным взглядом окинул наполовину полные тарелки и посмотрел на Лань Ванцзи, который все это время напряжённо прислушивался.

— Лань Чжань, — учитель Вэй улыбнулся и в мгновение ока оказался рядом, заглянул в свиток, потрогал за рукав, оказался вездесущим, окутал-окутал собой. — Интересно?

Учитель Вэй кивком указал на записи в свитке, и Лань Ванцзи покачал головой:

— Необходимо.

Учитель Вэй уже успел вникнуть в написанное и издал нервный смешок.

— А, понятно.

Лань Ванцзи неторопливым жестом свернул список обратно и поднял на учителя Вэя невозмутимый взгляд, хотя в душе, конечно, у него плясали демоны. Не стоило приносить сюда свиток: может, учитель Вэй еще чего удумает.

— Что — понятно? — спокойно уточнил он.

— Снова ваши гусуланевские мудрости, — учитель Вэй закатил глаза. — Этикет, благочестие и все такое. Лань Чжань, ах, Лань Чжань, как такой искренний и прекрасный человек может жить под гнетом стольких бессмысленных правил, — Лань Ванцзи хотел было возразить, что учитель Вэй себя не утруждал следованием этим правилам, но вовремя остановился. Учитель Вэй продолжил: — И я, между прочим, говорю о тебе.

Лань Ванцзи шумно выдохнул.

Хорошенький. Прекрасный. Искренний. Учитель Вэй говорил так легко, так свободно, как будто действительно не видел реакции Лань Ванцзи, либо не понимал, что она означала. Он решил промолчать, так как, даже если это и был вопрос, а не какое-нибудь безобидное подначивание, он все равно не смог бы дать ответ.

Лань Ванцзи протянул молча руку, и учитель Вэй понятливо вложил в нее свою ладонь, теплую и гладкую. Он не сказал ни слова, опустил только взгляд на их руки и затих.

Сначала учитель Вэй сопротивлялся, но в те дни он был еще слишком слаб, чтобы действительно возражать. Он вздыхал и смотрел несчастными глазами на Лань Ванцзи, пока тот часами сидел у кровати учителя Вэя и передавал ему свою духовную энергию. Потом начались торги: учитель Вэй предложил Лань Ванцзи приходить для передачи энергии не каждый день, а хотя бы раз в два дня. Потому что этот процесс требовал расходования огромного количества духовных сил. Учитель Вэй даже как-то пошутил, что чтобы восстановить все, что Лань Ванцзи за раз отдал, ему надо будет потом часами сидеть и медитировать не двигаясь до наступления следующего дня.

Лань Ванцзи в ответ на неловкую шутку просто серьезно посмотрел, и учитель Вэй сделал смешное растерянное лицо, будто перед ним на улице неожиданно появился незнакомец и, встав на колени, сделал предложение руки и сердца.

Больше учитель Вэй ничего не говорил по этому поводу. Просто тихо поглядывал и часами держал Лань Ванцзи за руку, пока тот отдавал ему свою энергию так, как велел трактат, оставленный его предком: скорость, количество, продолжительность. Все это было важно, и после того, как главная опасность ушла, следовало осторожно наполнять хрупкое, истерзанное отрицательной энергией ядро исцеляющими силами. Лань Ванцзи всегда придерживался золотой середины, и учителю Вэю за это время стало значительно лучше.

Учитель Вэй взял свиток, который Лань Ванцзи так и не смог прочитать, развернул его одной рукой и уставился на иероглифы.

— Ты готовишься к занятиям, Лань Чжань? — спросил он задумчиво.

— Нет, — ответил тот. Открыл глаза и посмотрел на учителя Вэя. — Дядя меня отстранил.

Учитель Вэй надул губы.

— Дай угадаю, — сказал он. — За то, что ты так отчаянно мне помогаешь? — и усмехнулся. — Разве достойно это клана Гусу Лань — ругать за помощь?

— Нет, — покорно согласился Лань Ванцзи, потому что, конечно, в чем-то учитель Вэй был прав. Ругать за то, что Лань Ванцзи помог нуждающемуся в помощи, было бессмысленно, это шло вразрез с их правилами, вокруг которых строился целый культ уже не одно столетие.

…Потому что на самом деле дядя ругал Лань Ванцзи далеко не за это.

Так получилось — совершенно случайно, разумеется, что дядя обо всем прознал. Обо всем: это о чувствах Лань Ванцзи и о том, откуда росли ноги у этого стремления отдать все без какого-либо сожаления. Хотя. Честно говоря, «прознал» было неверным словом. Он просто один раз посмотрел на бледного несчастного Лань Ванцзи, который дрожащими руками цеплялся за учителя Вэя и никого не слышал, кроме собственного сердца, — и все. Все понял. Потом он уже приходил навестить Лань Ванцзи и слышал его надрывный шепот, который просто стал подтверждением тому, что Лань Цижэнь и так увидел уже сам.

Так получилось.

Дядя благосклонно отнесся бы к его жертве, хотя и принял бы ее с тяжелым сердцем, если бы она не была во имя любви к этому человеку. К этому человеку, который… испортил ему племянника! Совратил! Неуважительно относился к правилам Гусу, проносил с собой алкоголь; и терпели его на территории Облачных Глубин только потому, что он был действительно потрясающим учителем! Лань Цижэнь сто раз пожалел о том, что изначально согласился на два года. Он неизменно отсчитывал дни и пристально следил за учителем Вэем, проделки которого хоть и были на слуху, но реальных свидетелей не находилось. И прогнать его было не за что.

С другой стороны, то, что свидетелей не находилось, тоже было спорным утверждением.

Жизнь всегда была полна сложных выборов, и Лань Ванцзи сделал свой выбор в первый день встречи с учителем Вэем, просто он не сразу понял это. Он думал, что сможет как-то сам повлиять на это, тем более, что договариваться со взрослым и разумным человеком ему казалось делом не таким уж и сложным.

Ох. Как же сильно, как же очень сильно он ошибался.

— Лань Чжань, — сонно проговорил учитель Вэй и уронил тяжелую голову на свои руки — Лань Ванцзи все еще крепко держал его, а свиток о важности соблюдения добрачного целомудрия навевал невыносимую тоску. А еще учитель Вэй был пока еще слишком слаб, и то, что ему постоянно требовался сон, было нормальным.

Учитель Вэй шумно засопел, и Лань Ванцзи, умирая от собственной смелости, погладил большим пальцем костяшки на его расслабленной руке и продолжил сидеть, контролируя каждую крупицу энергии, которую он отдавал учителю Вэю.

Он осторожно вынул заколку из волос учителя — заколка была красивой и увесистой, и таковую чаще всего носили девушки, которые вошли в брачный возраст, но пока не были никому сосватаны.

Лань Ванцзи положил заколку рядом со свитком — чтобы учитель Вэй не поранился случайно во сне, и та издала тихий приятный звон.

Бряц.

Лань Ванцзи в этот день исполнилось шестнадцать лет, и самым главным подарком для него стало то, что его любимый человек жил, радовался и шутил дурацкие шутки.

***

Учитель Вэй проснулся за полчаса до ухода и принялся тут же жаловаться на то, как у него затекла спина, начали болеть руки и ноги от долгого неудобного положения, и Лань Ванцзи, конечно же, в своей манере предложил массаж конечностей для учителя Вэя, чтобы «ничего не болело». Они изучали акупунктурные точки в Гусу и основы воздействия на тело человека через них в достаточном количестве, чтобы Лань Ванцзи смог помочь.

Учитель Вэй, как ни странно, от помощи отказался, но Лань Ванцзи и так уже понял, что учитель Вэй всегда придерживался странной границы между шуточными жалобами на старость, на уколотый пальчик и чем-то, что действительно причиняло ему нешуточный дискомфорт — он обычно замыкался в себе и ничего не говорил. А если и говорил, то до последнего отказывался от помощи, даже если все действительно принимало серьезный оборот.

Лань Ванцзи такая позиция печалила и одновременно заставляла благоговеть перед тем, каким самоотверженным был учитель Вэй.

А еще учитель Вэй любил поминать, как Лань Ванцзи единственный из всех адептов Гусу Лань постоянно в чем-то его попрекал, а сейчас из всех-всех-всех именно он каждый день приходил и держал учителя Вэя за руку, не ругал, не порицал, не боялся, не подозревал в какой-нибудь ерунде, вроде окончательного перехода на темный путь, и за это учитель Вэй был бесконечно ему благодарен.

Он никогда не думал плохо о Лань Ванцзи, но если бы тот принял позицию, как и все остальные, то, наверное, даже понял бы его.

Учитель Вэй сам так говорил, а потом удивлялся, что Лань Ванцзи на него, как он сам говорил, «дулся и куксился», а Лань Ванцзи совершенно не куксился или дулся. Он в душе ругал себя за то, что у учителя Вэй сложилось о нем такое впечатление. Причем весьма заслуженно.

На собрание кланов Лань Ванцзи никто не позвал, хотя с некоторых пор, а именно с этого дня он имел право принимать в них участие и высказывать свое мнение. Более того, Лань Ванцзи узнал о собрании случайно — от неслышно суетящейся прислуги, которая подготавливала знатным господам из другого клана покои и комнаты. Он не подслушивал специально, но его слух был натренирован так, что даже малейшие шепотки рядом с собой он прекрасно слышал. Он хотел отстраниться от этого разговора и не лезть в чужие дела, но так вышло, что в какой-то момент там прозвучало имя: Вэй Усянь.

Лань Ванцзи даже не нужно было идти на сделки со своей совестью: он прислушался и пришел в ужас. Пока Лань Ванцзи, как обычно, сидел с учителем Вэем, в Облачные Глубины экстренно были созваны главы крупных кланов: толковать о дальнейшей судьбе так называемого Вэй Усяня, героя Безночного города, и о возможном судебном разбирательстве.

Контакт с темной энергией, о котором могли засвидетельствовать тысячи и тысячи заклинателей, был сродни приговору. Никого уже не заботило, что учитель Вэй пожертвовал собой ради спасения своего ученика. Если учитель Вэй прямо сейчас погибнет, то на выходе получится создание столь яростное, злобное и неконтролируемое, что всему миру не поздоровится. Это как рассыпать пороховую дорожку к бочкам с порохом и поджечь ее в надежде, что дождь начнется раньше, чем огонь достигнет бочки.

Лань Ванцзи до того, как он узнал о надвигающемся собрании, собирался помедитировать, прочитать наконец-то свиток, который он взял с собой из библиотеки, но по словам все той же прислуги, собрание должно было вот-вот начаться, а это означало, что Лань Ванцзи следовало поторопиться. Он, конечно, мог бы ворваться прямиком в зал и занять полагающееся ему место или бесчестно подслушать, о чем там толковали многомудрые предводители заклинательских орденов.

И, конечно, было безумно интересно, о чем же сейчас говорили на собрании кланов, вспоминали ли заслуги учителя Вэя перед заклинательским миром или просто поносили на чем свет стоит только за то, что учитель Вэй посмел закрыть собой ученика от неминуемой гибели и выжить? И как бы ни были ото всех отстранены и высоки Облачные Глубины, каждый второй в Поднебесной уже знал о том, что на самом деле тогда случилось в Безночном городе и что происходило уже потом — после Безночного города.

И пока Лань Ванцзи спешил обратно в неприметный отдаленный домик, в котором сейчас жил учитель Вэй, Цзинь Гуаншань говорил багровеющему Лань Цижэню:

— Мы знаем, что это ваш племянник помог Вэй Усяню выжить.

А кто-то поддакивал, что, да, семь дней и семь ночей он не отходил от еле живого Вэй Усяня и отдавал свою энергию. Вы проверяли своего племянника? Может, недуг уже поразил и его самого?

И пока Лань Ванцзи взволнованно ходил туда-сюда перед входом в дом, Цзинь Гуаншань продолжал говорить:

— А это правда, что он до сих пор каждый день приходит к Вэй Усяню и делится с ним духовными силами?

Собрание катилось к пропасть. Так уже было однажды, когда все столкнулись с правдой о Сюэ Яне, известном бродячем заклинателе, который долгое время работал на орден Ланьлин Цзинь: когда пришло время ответа за его преступления, даже влиятельный Цзинь Гуаншань не смог сказать ни слова в его защиту. Более того, он усердно делал вид, что не знал о его «сторонних увлечениях» вроде превращения целой деревни в толпу ходячих мертвецов. Сюэ Яна навсегда заперли в темницах Башни Кои, о нем шла черная молва, и никто не мог встать на его сторону: Сюэ Ян был один, непризнанный ни одним из орденов. Теперь и Вэй Усянь, за которого не мог поручиться ни один из орденов по причине отсутствия родственных связей, кровных или названых, стал персоной нон-грата номер один, потому как никто не знал точно, каково было его состояние и стабильность ума на данный момент, кроме Лань Ванцзи.

А Лань Ванцзи, к сожалению, уже не являлся доверенным лицом в мире заклинателей — не после того, как он на виду у всех заклинателей, выживших в борьбе с неживыми ордами Вэнь Жоханя, клялся Вэй Усяню в любви.

Так сказал Цзинь Гуаншань, и потому он, да и лидеры других кланов, имели полное право просить выдать потенциально опасного заклинателя для судебного разбирательства. Собирались пригласить целителей для оценки состояния Вэй Усяня.

Лань Цижэнь требовал порядка, и краем сознания думал о поступке племянника, повторяя про себя: Ванцзи, что же ты натворил?

…на самом деле, на тот момент он ничего такого еще не натворил: признания в любви посреди ликующей толпы? Кто вообще этот Мэн Яо и почему его слова должны были принимать за чистую монету? Желая выслужиться, он мог бы солгать, подговорить остальных заклинателей или просто пустить слухи, а там уже и не отличить от правды: что сам увидел, а что из чужих уст перенял.

Два месяца делиться своей энергией в огромных количествах и лично готовить для Вэй Усяня еду? А что в этом такого было? Вэй Усянь был наставником Лань Ванцзи, и хоть у них были свои разногласия, Лань Ванцзи никогда не преуменьшал наставнического таланта учителя Вэя, отзывался положительно о его методах работы и нисколько не кривил душой: ему действительно нравилось работать с учителем Вэем, нравилось его слушать, нравилось перенимать от него мудрости, нравилось все. Почему же тогда желание спасти близкого тебе наставника могло оказаться чем-то плохим?

К сожалению, Лань Цижэнь, который первый и последний, как ему хотелось верить, раз столкнулся с упрямством племянника, на которого даже не подействовало отстранение от преподавания в качестве меры наказания, совершенно не подозревал о грядущем событии.

Он едва-едва успокоил бушующее пламя в лице главы ордена Яо, вежливо разругался с Цзинь Гуаншанем и предложил всем дождаться целителей, которых позвали на сбор, несмотря на приближающийся отбой, а потом — пойти к Вэй Усяню и потребовать проверки. И если она не даст каких-то тревожных результатов — отпустить его с миром и больше никогда об этом не вспоминать.

Однако.

Цзинь Гуаншаню, который уже предусмотрел такой вариант и разорился на пару увесистых кошельков, тоже сейчас предстояло столкнуться с натиском того, что в свое время не смог побороть Лань Цижэнь — упрямство Лань Ванцзи и его любовь к Вэй Усяню.

И кто-то мог посмеяться о том, что вообще шестнадцатилетний юнец мог понимать в любви, но люди так или иначе были склонны делать глупые вещи, а потому порой на них не было никакой надежды.

Учитель Вэй ничего не понял и на белую ленту, которой туго обвязали его запястье, посмотрел настороженно. Учитель Вэй был человеком дурацким, но никогда — жестоким, ему один раз подробно объяснили, как много эта лента значила для адептов ордена Гусу, и он больше никогда-никогда к ней не прикасался.

Лань Ванцзи же до этого умолял довериться ему, обещал, что учитель Вэй все обязательно поймет сам вот очень скоро, и, наверное, потому не решался спросить:

— Что здесь происходит?

Это тоже была часть плана по доверию. Учитель Вэй решил подойти к этому вопросу с другой стороны.

— Лань Чжань, — начал он осторожно. — Тебе вообще можно жениться? То есть… выходить замуж. Тебе же все еще пятнадцать.

— Шестнадцать, — сказал Лань Ванцзи, не открывая глаз.

Учитель Вэй принялся усердно думать, и Лань Ванцзи подсказал ему, хотя он говорил об этом раньше — называл число и месяц.

— Сегодня.

— Ох, — сказал учитель Вэй. — И ты даже не поживешь для себя? — он наигранно вздохнул и пихнул Лань Ванцзи локтем в бок. — Сразу решил выскочить замуж за такого старика, как я? Лань Чжань, Лань Чжань, ты бы хоть кого нашел себе помоложе и покрасивее.

И раз уж они начали. Лань Ванцзи еще раз посмотрел на белую ленту, которая белыми тонкими концами соединяла их запястья, и незаметно ущипнул себя второй рукой.

Не сон. Это все был не сон.

— Учитель Вэй, — он шумно сглотнул. — Самый красивый и самый молодой.

Учитель Вэй замолчал и склонил голову на бок, словно прислушивался к чему-то. Или к кому-то.

— Надо же, — пробормотал он, алея шеей и лицом. — Смеется надо мной.

— Я не смеюсь! — возразил Лань Ванцзи.

— Я не о тебе.

— А о…

Дверь хлопнула, и Лань Ванцзи, который до этого стоял с прямой напряжённой спиной, казалось, и вовсе задеревенел. Ладони ужасно вспотели, и если прибывшие главы кланов пока ничего необычного не заметили, то дядя и брат заметили все в первое же мгновение. Дядя, наверное, в этот момент переживал самое страшное в его жизни чувство дежа вю, а брат просто, кажется, стоял и не дышал.

Их ступор никто не расценил как тревожный сигнал — возможно, Лань Цижэнь все ещё борется с осознанием, что Лань Ванцзи готов сутками просиживать в этом домике, лишь бы помогать учителю Вэю. Цзинь Гуаншань важно вышел вперёд, собираясь, видимо, что-то сказать. И только после этого бледный Лань Ванцзи и бледный Вэй Усянь синхронно подняли руки вверх: левую и соответственно — правую.

Рукава чуть скатились вниз, обнажили для чужих взглядов связанные лентой запястья, и только после этого все обратили внимание на то, что на лбу Лань Ванцзи не было налобной ленты.

Той самой, о которой не судачил только ленивый. Той самой, которая, да, отдается избранникам раз и навсегда.

— Дядя, — сказал очень-очень спокойным тоном Лань Ванцзи. — Я нашел для себя партнёра на пути самосовершенствования.

— Ох, — сказал Лань Цижэнь, и, наверное, впервые в жизни после его этого усталого, наполненного боли «ох» ничего не последовало. Лань Сичэнь улыбнулся, хотя уголки его губ подозрительно подрагивали.

— Брат, — сказал он. — Ванцзи, — и это уже звучало как минимум полнее, чем предыдущая реакция. — Поздравляю.

— Спасибо, — совершенно искренне ответил ему Лань Ванцзи. Реакция брата его порадовала и даже в какой-то мере успокоила.

Лента так и маячила у всех перед глазами, и Цзинь Гуаншань в неясном ужасе переводил взгляд то на ленту, то на Вэй Усяня. В уме он подсчитывал потери от невыгоревшей затеи. Исчислялись они, разумеется, далеко не в деньгах.

Как долго он настаивал на собрании? Сколько талисманов и инструментов было заготовлено? Долго, много, он даже привлек Сюэ Яна к этим исследованиям, рискуя всем. Репутацией — в первую очередь.

— Ванцзи, — негромко спросил Лань Цижэнь, багровый от ярости. — Как это понимать?

Лань Ванцзи наконец опустил руку вниз и поклонился:

— Дядя, — сказал он тихо. — Я люблю этого человека и хочу взять его в супруги, поклонившись перед небом и предками. Хочу поклониться перед ним и испить вина, закрепив клятву.

Учитель Вэй смотрел на него глазами, полными ужаса.

— И если я откажу? — проскрипел Лань Цижэнь.

Лань Ванцзи, который только-только выпрямился, снова низко поклонился:

— Я пойму твой отказ и пойду вместе с учителем Вэем на заклинательский суд. Ведь все это время я утаивал его тут и делился с ним духовными силами.

На лице Лань Цижэня после этих слов отразилась такая тоска, что страшно было смотреть. Возможно, его устраивал вариант, в котором Вэй Усянь выметается из ордена, неважно куда и неважно на какой срок. И неважно было бы, что с ним потом сталось бы. Но вот участие Лань Ванцзи в этом действе заставляло его пересмотреть все.

Собственные приоритеты, собственные представления о том, как хорошо он знал своих племянников, да и собственную любовь к ним — а Лань Цижэнь любил их очень и очень сильно. И лучше уж он сам огреет Лань Ванцзи дисциплинарным кнутом за такую вопиющую наглость, чем отдаст его на растерзание Цзинь Гуаншаню.

Он даже не мог сказать, действительно ли его брат, известный в мире Цинхэн-цзюнь, хоть как-то повлиял на это и было ли это это его виной — он все эти годы провел в заточении и едва-едва виделся со своими детьми.

Лань Цижень, медленно, словно створки тяжелых каменных ворот, повернулся и уставился на группу адептов Гусу. Он сказал спокойно одному из них, кто стоял впереди всех остальных:

— Су Ше, приношу извинения за беспокойство. Ваши услуги нам сегодня не понадобятся.

Тот бросил неуверенный взгляд на Лань Ванцзи, а потом неуверенно кивнул и удалился прочь под гробовое молчание.

Лань Цижэнь снова посмотрел на Лань Ванцзи.

— Я хочу поговорить с тобой завтра утром, Ванцзи.

Тот покорно склонил голову.

— Конечно, дядя.

Пораженно молчавшая толпа заклинателей наконец заговорила:

— Какое бесстыдство!

— И вы еще этому потакаете!

— Очевидно, что это было сделано лишь для того, чтобы укрыть Вэй Усяня!

— Кстати говоря, — громче всех прозвучал голос Цзинь Гуаншаня, — разве вашему племяннику еще не слишком рано связывать себя брачными узами?

Все напряженными взглядами впились в Лань Цижэня, и тот обреченно закрыл глаза.

— Нет, — наконец выдохнул тот, и Лань Ванцзи подхватил его ответ:

— Сегодня мне исполнилось шестнадцать.

— Любви все возрасты покорны, — миролюбиво заметил Лань Сичэнь, и все внимание резко перетекло на него. — А мой брат никогда не стал бы принимать такие решения поспешно. Я думаю, что господа главы орденов не раз слышали или читали о том, как много для членов ордена Гусу значит эта лента.

— Спасибо, брат, — тихо сказал Лань Ванцзи, и Лань Сичэнь в легком поклоне склонил голову:

— Ну что ты, Ванцзи, — ответил он. — Я просто озвучил для господ известные всем истины.

Цзинь Гуаншань все никак не унимался:

— А что же нам на это скажет Вэй Усянь? Он выглядит таким же удивленным, как и все мы.

— Я согласен, — бездумно прохрипел тот и поднял руку вверх.

Цзинь Гуаншань вылетел прочь, как ужаленный, а следом за ним засуетились и другие главы орденов. Лань Цижэнь, кажется, все еще не помнил, как нужно было дышать, а молчавший все это время Вэй Усянь, кажется, открыл для себя за раз слишком много всего: он безусловно понял, что сейчас чудом избежал охоты на ведьм, точнее, на одну единственную ведьму, которая даже не могла толком убежать или сопротивляться. Благословенное спасение пришло к нему в лице Лань Ванцзи, у которого в глазах плескались отчаяние и стыд: оно повязало ему на запястье ту_самую_ленту и сказало: у тебя только что появился шестнадцатилетний муж.

Когда они остались одни, Вэй Усянь наконец смог шумно выдохнуть. Он попытался сделать шаг, но его вдруг качнуло, и сильные осторожные руки тут же подхватили его и повели к кровати.

— Лань Чжань, — нервно забормотал учитель Вэй, — разве мы уже поженились, что ты можешь вести меня к постели?..

— Прекратите, — тихо попросил тот.

— Ох, да, конечно, я… — учитель Вэй опустился медленно на кровать и поднял на Лань Ванцзи непонимающий взгляд.

— Как ты узнал? — спросил он тихо.

— Подслушал, — честно ответил Лань Ванцзи. Он встал на колени перед кроватью и стал бережно развязывать ленту на своей руке, чтобы уже полностью повязать ее на запястье учителя Вэя.

Тот смотрел на ленту как из ниоткуда возникшую змею.

— Мне это снится? — шепотом спросил он.

— Нет.

— Ох, Лань Чжань, — вдруг заголосил учитель Вэй, завалившись в подушки, — у вас же одна любовь навсегда. Как ты теперь подойдешь с этой лентой к своей истинной любви?

Что греха таить, Лань Ванцзи такого поворота событий не ожидал, а потому очень сильно задумался. Естественно, он не собирался забирать назад свои слова. С другой стороны, это даже, наверное, было лучшим раскладом: учитель Вэй думал, что Лань Ванцзи сделал это только из желания его спасти, и в чем-то он был прав — оно было превалирующим, но где-то там глубоко-глубоко в душе.

Замешательство на лице Лань Ванцзи учитель Вэй понял по-своему. Он резко сел на кровати и протянул запястье, на котором белела лента:

— Лань Чжань, — сказал он. — Я думаю, главы орденов еще здесь, и ты можешь вернуться и сказать о том, что передумал…

Лань Ванцзи отпихнул его руку обратно и резко подскочил на ноги.

— Бред!

Учитель Вэй горько вздохнул.

— Лань Чжань, послушай…

— Я не собираюсь отказываться от своих слов, — сказал Лань Ванцзи как поставил точку и грозно посмотрел на учителя Вэя сверху вниз. Потом правда как-то стушевался и добавил, потому что, конечно, эта мысль не могла не прийти ему в голову: — Но если вы хотите отказаться…

…то он все, разумеется, поймет. Мера была экстренной: Лань Ванцзи доверился своей интуиции, и она его не подвела, посоветовав действовать вот прямо сейчас. Так они пережили первую волну, и если брак не закрепить, то волны обязательно будут наплывать все чаще и чаще. И, разумеется, Лань Ванцзи придумает, как спасти учителя Вэя и от них, тем более, с чего он вообще решил, что учителю Вэю понравится такое спасение: стать мужем какого-то юнца, и без разницы, что этот юнец — потенциальный глава одного из самых крупных кланов. У учителя Вэя было право голоса. У учителя Вэя должно было быть все, что он пожелает.

— ...то я все пойму, учитель Вэй, — выдохнул Лань Ванцзи. И в любом случае попытаюсь вас спасти, читалось в его взгляде.

Учитель Вэй перевел несчастный взгляд наверх и принялся рассматривать красивые потолки.

— Лань Чжань, дело ведь не в том, что ты мне неприятен. Далеко нет, — наконец заговорил он. — Твоя компания мне очень приятна, Лань Чжань, но ведь ты можешь понять, что под вопросом не только моя жизнь — твоя тоже. Твоя любовь, твое имя — все это ты так просто доверяешь мне, и я даже не уверен, что ты до конца понимаешь, — он шумно сглотнул и перевел на Лань Ванцзи несчастный взгляд. — Ты ведь понимаешь, что значит это все, Лань Чжань?

— Конечно, — ответил тот, он вновь преклонил перед учителем Вэем колени и посмотрел ему в глаза. Снова эта печальная самоотверженность — Лань Ванцзи видел ее всего один раз, но навсегда запомнил, как и это мягкое выражение лица. В такие моменты, казалось, учитель Вэй не был способен принять мысль, что ради него собираются пожертвовать хоть чем-то. Он лучше пойдет и самолично возложит свою голову на плаху, чем позволит помочь себе.

— И что это значит?

— Спасти вас, — ответил Лань Ванцзи уверенно, — любой ценой.

Учитель Вэй медленно закрыл глаза.

— Кажется, я наконец-то понял твоего дядю. Он ведь и сам, наверное, не в курсе, какого упрямца вырастил?

Лань Ванцзи кивнул.

— Мне тоже так показалось.

Учитель Вэй тихонько прыснул со смеху.

— Лань Чжань!

— М-м?

— Хорошо, что я не твой дядя, — он с улыбкой потянулся, и Лань Ванцзи как никогда раньше был согласен с ним. Да, очень хорошо, что учитель Вэй не был его дядей.

Тот в свою очередь уже рассматривал ленту и вздыхал.

— Это очень серьезное решение, — сказал он.

— Я знаю, — ответил Лань Ванцзи. — И вы уже согласились.

Учитель Вэй вдруг очень сильно побагровел.

— Это было глупо с моей стороны. И я, честно признаться, — он шумно выдохнул и посмотрел вдруг очень смущенно, — в общем, я не особо понимал, что происходит, но чувствовал, что пришли по мою душу, а ты просил довериться тебе.

Лань Ванцзи честно не мог сказать, так ли действительно ощущалась любовь — когда восторгом и нежностью распирало грудную клетку, когда хотелось обнимать и целовать всего-всего. Но если это не было любовью, то что еще за чувство это могло быть?

Учитель Вэй доверился ему. Учитель Вэй, он доверился!

На плечо осторожно легла чужая рука, и Лань Ванцзи, едва не вздрогнув от неожиданности, поднял на учителя Вэя удивленный взгляд.

— Ты очень красиво улыбаешься, Лань Чжань, — учитель Вэй заметил тихо.

Разве на это можно было хоть как-то ответить. Лань Ванцзи опустил взгляд.

— Лань Чжань, — позвал учитель Вэй.

Лань Ванцзи посмотрел на него, обреченно понимая, что у него покраснели уши. Учитель Вэй выглядел таким серьезным, будто собирался сам повторно предложить Лань Ванцзи пойти с ним к алтарю и там произнести клятвы. А потом — поцеловать Лань Ванцзи своими красными красивыми губами, не смотреть на которые прямо сейчас — одна сплошная мука.

— Пообещай мне, — вкрадчивым тоном начал учитель Вэй, — что если ты полюбишь кого-то и захочешь взять этого человека в семью, ты не станешь думать о том, что что-то должен мне, а просто сделаешь так, как велит сердце.

— Сделать так, как велит сердце? — шепотом переспросил Лань Ванцзи.

Учитель Вэй кивнул, и Лань Ванцзи мягко улыбнулся в ответ, не в силах пережить трепет и невыносимую любовь к этому человеку с невозмутимым выражением на лице.

— Тогда и вы пообещайте, учитель Вэй, — сказал Лань Ванцзи.

Тот моргнул, словно приходя в себя из транса и переспросил:

— Что пообещать?

— То же.

От его смеха радовалась душа и в груди разливалось тепло. Учитель Вэй покивал и сказал торжественно:

— Согласен, — а потом помолчал пару мгновений. — Лань Чжань, тогда придется тебе еще кое на что согласиться.

Тот вопросительно посмотрел в ответ, и учитель Вэй широко улыбнулся.

— Тебе придется называть меня по имени.

Ладно, вот об этом Лань Ванцзи вообще не подумал. В его планах на будущее красным огнем была отмечена свадьба, после которой ничего не должно было поменяться — только на учителя Вэя перестали бы набрасываться все эти поборники справедливости, которые при тирании ордена Цишань Вэнь сидели, поджав хвосты. Они бы продолжили бы свои жизни по уже проторенной дорожке и так бы шли дальше. Возможно, учителю Вэю наскучило бы тут прятаться в какой-то момент, и он снова пошел бы странствовать, как сделал это после трех лет жизни в ордене Юньмэн Цзян. И тогда Лань Ванцзи пошел бы с ним, если бы получил на то разрешение от учителя Вэя, чтобы защищать от напастей, как и полагается супругу. Даже если у них получился не совсем настоящий брак.

Сейчас же, пока учитель Вэй с ожиданием на него смотрел, Лань Ванцзи пытался по собственным ощущениям понять, можно ли было умереть от разрыва сердца или от сладкой боли в районе легких, из-за которой каждый вздох давался с трудом.

Это было уже чем-то за гранью интимного. Даже в его постыдных и ужасных мечтах учитель Вэй оставался учителем Вэем, даже если стоял на коленях, если нависал над Лань Ванцзи или седлал его, широко раздвинув бедра.

— Нет, — сказал Лань Ванцзи почти что шепотом.

— Да, Лань Чжань. Я настаиваю.

Учитель Вэй склонился над Лань Ванцзи еще ниже, почти уткнувшись носом в его нос, и вот тогда Лань Ванцзи по-настоящему запаниковал.

— В-вэй Усянь! — выдавил он через силу.

Учитель Вэй покачал головой с осуждением.

— Ты совсем не стараешься, Лань Чжань, а ведь такой усердный ученик, и такую халтуру выдаешь!

Ох, подумал Лань Ванцзи.

Ох.

— Я…

— Скажи: Вэй Ин, — потребовал учитель Вэй. — Мы ведь будем супругами с тобой, а лишние формальности наводят лишние подозрения. Давай. Это мое условие.

Лань Ванцзи было так неловко, что он готов был самовоспламениться прямо на этом месте. Колени немного болели, болело сердце, все болело и сводило от ужаса — Лань Ванцзи еще и успел возбудиться от происходящего, как полный дурак, и если бы учитель Вэй прямо сейчас опустил взгляд, возможно, он даже кое-что заметил бы. Как хорошо, как прекрасно, что этого не происходило.

— Вэй Ин, — прошептал Лань Ванцзи, опустив взгляд, и вздрогнул, когда услышал яркий красивый смех.

— Отлично! — обрадовался учитель… Вэй… Ин… и улегся спиной на широкую смятую кровать, которую он, кажется, толком и не заправлял никогда. — Спасибо тебе, Лань Чжань!

— Пожалуйста, — ответил Лань Ванцзи и подумал про себя:

Все что угодно.