Я, как обычно, бездельничал в отсеке, разглядывая альбом с фотографиями, сделанными в далёком 2012 году. Время наложило на них свою печать: выцветшие контуры смутными тенями виднелись на снимках, о деталях приходилось лишь догадываться.

Цветы. Интересно, какие они?

      Большинство живущих на планете никогда не видело цветов: растения исчезли с лица Земли как раз в 2012 году, когда произошла экологическая катастрофа. Подробностей я не знал да и в технической стороне вопроса не разбирался, но точно известно, что вместе с озоновым слоем исчезли все цветы и деревья и наша планета стала похожа на пустыню.

      Те из немногих, кому удалось спастись, перебрались жить в так называемые «купола» — области, полностью закрытые пластиковыми колпаками. Воздух здесь добывался искусственно при помощи фильтров.

      Говорят, когда-то воздух был вкусным. Как странно… Воздух в куполах не имеет вкуса, не имеет запаха, его даже не видно, — но без него человечество обречено на гибель. Возможно, нас ждёт участь тех, кто раньше обитали на Марсе или Венере, теперь уже мёртвых планетах…

      2112 год. Учёные поговаривают о новой глобальной катастрофе. Вулканическая активность на Востоке достигла своего пика, участились землетрясения, и континентальный шельф движется. Всё это может вылиться во взрыв такой мощности, что ударная волна прокатится по планете, сметая то немногое, что осталось на поверхности: скалы, руины и собственно купола.

      Тишина взорвалась нудным завыванием сирены, замигали сигнальные лампы на потолке. Я бросил альбом на кровать, натянул защитный костюм и выскочил в коридор, пытаясь понять, что происходит. Ещё одна учебная тревога?

      — Саймон! — Отец подлетел ко мне, схватил под локоть. — Пойдём со мной немедленно!

      Меня испугал его бледный вид и надетый мимо рукава халат: отец всегда был аккуратен и собран.

      — Началось! — бросил он и потащил меня к аварийному лифту.

      — Что началось?

      — Конец света.

      Я вздрогнул:

      — Как это?

      — Волна накрыла пять куполов южнее нас. Она доберётся сюда в течение часа… — Отец затолкнул меня в лифт и нажал кнопку: «Вверх».

      Сейчас мне стало по-настоящему страшно, я нервно сглотнул:

      — И что теперь делать?

      — Боюсь, мы больше ничего не можем сделать. — Его губы изогнулись в горькой улыбке. — Человечество обречено.

      Отец остановил лифт, открыл дверь и потащил меня вверх по лестнице с расшатанными, гулкими ступенями. Куда мы бежим? Где все остальные? Что это за место? В голове теснились десятки вопросов, но я не мог собраться с дыханием, чтобы задать их.

      Мы вбежали в небольшой ангар, пустой совершенно, только в углу стояло что-то накрытое брезентом. Отец ударил по выключателю (ангар залил красноватый аварийный свет), сдёрнул брезент:

      — Спасательная капсула. Я строил её всю жизнь. Быстрее залезай!

      Я попытался возразить, но отец заставил залезть в капсулу и пристегнуться. Я с трудом устроился в ней, неловко поджимая колени руками: повсюду была сложная аппаратура.

      — Тут тесновато, — пожаловался я. — Как же ты тут поместишься?

      — Никак.

      — Что?! — Я рванулся к нему, но стекло опустилось и разделило нас. — Отец! Что ты делаешь?!

      Он улыбнулся, погладил стекло рукой:

      — Моя задача — сохранить жизнь моему единственному сыну. Капсула полностью запрограммирована, она донесёт тебя до космической станции, где живёт группа исследователей ИФЖ (инопланетных форм жизни). Только так можно спастись.

      — Отец! Нет! Отец! — Я стучал по стеклу, задыхаясь от слёз. — Это самоубийство! Я не хочу без тебя! Отец!

      — Прощай, Саймон. — И он нажал на какой-то рычаг.

      Капсула рванула вверх, пробив потолок. Меня отбросило назад, вдавило в кресло. Когда я смог снова прильнуть к стеклу, я увидел, как огненно-красная волна идёт по поверхности планеты, оставляя за собой мёртвый чёрный след.

      — Отец!!!

      Всё было мертво…

      — Включён автопилот, включён автопилот, — равнодушным голосом доложил бортовой компьютер. — Вы будете введены в криоанабиоз на время полёта. Сядьте прямо и положите руки на подлокотники.

      Сообщение повторялось, пока я этого не сделал. На моих кистях тут же защёлкнулись гибкие пластиковые ремни, механическая рука воткнула в обе вены подсоединённые к прозрачным трубкам иглы, а на лицо опустилась кислородная маска. Я невольно сделал глубокий вдох, лёгкие наполнились сладковатым газом, от которого закружилась голова. Я откинулся на кресло и ускользающим взглядом следил, как всё отдаляется от меня агонизирующая планета. Кресло опустилось куда-то вниз, на него надвинулись две пластиковые скорлупы, температура стала понижаться.

      — Режим гибернации активирован, — доложил бортовой компьютер. — Приятного полёта!

      Мои веки потяжелели. Непривычно сладкий воздух пьянил, я медленно погружался в сон. Перед глазами плыли разноцветные пятна. Наверное, это были цветы.

      Как будто я плыл в мягком тумане, то и дело погружаясь в него с головой. Перед глазами неясно чередовались зелёная сетка, расчерчивающая пространство на мелкие квадраты, и туманный образ отца, то и дело превращающийся в дрожащие полосы. Уже потом я узнал, что это была запись, сделанная отцом за несколько недель до Конца света.

      Отец говорил, что гибель Земли закономерна, поскольку всё имеет начало и конец, и Солнечная система тоже однажды перестанет существовать.

      Космическая станция, куда он меня отправил, находилась за пределами нашей Галактики. Сто девять человек, в основном учёные и технический персонал, изучали обнаруженные на одном из астероидов микроорганизмы и тестировали новые технологии, которые позволили бы людям освоить космические ресурсы. Они (и я вместе с ними) единственные выжившие представители Человечества, и нам выпало либо заселить Землю (если она вновь станет пригодной для жизни) или какую-нибудь подходящую планету, либо остаться на станции навсегда и основать первую космическую колонию землян.

      В моей капсуле на жёстком диске заархивированы все значимые достижения и разработки основных отраслей науки за последние триста лет. Я должен передать их, чтобы с их помощью… юу-у-у… у-у-у… у-у…

      В ушах зашумело, голос слился с гулом двигателей, превратился в неясное эхо… Наверное, я погружался в более глубокий сон, которого не достигают внешние раздражители. Я успел ещё подумать, что придётся выбирать себе пару, невзирая на личные предпочтения, коли от нас зависит судьба человечества…

      Больше ничего не помню.

      «…из режима гибернации тридцать пять минут», — до отвращения чётко прозвучало в ушах голосом бортового компьютера.

      Я с трудом открыл глаза, различил, что скорлупы надо мной уже нет; да и воздух, который я вдыхал, был уже не сладковатый, а обычный, безвкусный. Система, похоже, пыталась меня разбудить.

      Как быстро промчалось время в этом странном сне!

      Пульсирующий сигнал отдавался в висках, сознание неохотно возвращалось в реальность. Откуда берётся этот противный звук? Я сжал переносицу, поморщился. На экране мигала какая-то красная надпись, звук доносился оттуда же. Поломка? Я подёргал ремни, отстегнулся и приблизил голову к монитору. Перед глазами ещё плыло, но вскоре я смог прочесть:

      — «Станция не отвечает на запрос о посадке. Выполнить произвольную посадку?» Это ещё что? «Запрос №390557567»?

      Меня окатило холодком, когда в довершение к этому я ещё и увидел дату, высветившуюся в углу монитора. 2841 год?! Я проспал… 729 лет?! Я в шоке уставился на экран. Ошибка компьютера или… И тут до меня дошло: когда капсула достигла станции, бортовой компьютер не получил ответа на запрос о посадке и продолжал посылать запрос, пока не завис окончательно. А это случилось только через 729 лет.

      Я нервно засмеялся. Да конечно станция не ответила! Они могли сто раз умереть за это время… Нет, выходит, там изначально никого не было, ведь на самый первый запрос ответа не пришло. Значит…

      Я откинулся обратно в кресло, кусая губы. Столько лет прошло… нет, даже не лет — веков! И это только здесь, в Космосе. А на Земле? Сколько времени прошло там? И… если никто не ответил на станции, то не остался ли я вообще последним человеком во всей Вселенной? Впору ужаснуться: а если так и есть, что мне тогда делать?

      Дрожащей рукой я подтвердил запрос о произвольной посадке. Я должен выяснить, что пошло не так и подтвердить или опровергнуть мои догадки.

      Станция мигала красными и зелёными огоньками, значит, основные системы функционировали. Капсула пристыковалась к одному из шлюзов, я поспешно надел шлем (на случай неисправности в системе жизнеобеспечения) и высунул голову из автоматически открывшегося люка. Гравитационное поле работало: едва я вылез из капсулы, ноги стали тяжёлыми и буквально прилипли к полу. Я дотащился до панели, открывающей доступ внутрь станции, потёр стекло кулаком, постучал по кнопкам. Никакого эффекта это не дало, пришлось приналечь плечом и силой сдвинуть переборку в сторону. Заскрипело, в шлюзовой отсек хлынул туман (или дым?), заклубился по полу. Я с опаской выглянул в образовавшуюся щель. Неярко светились лампы на потолке, мигали кнопки на дверях и люках, потрескивало и пощёлкивало в вентиляционных трубах, шумели кондиционеры — на первый взгляд всё в порядке.

      Я рискнул пройтись по бесконечному коридору, заглядывая в отсеки, если они были открыты. Несколько ангаров с шаттлами. Отсеки с компьютерной техникой. Какие-то лаборатории с дымящимися проводами и складские помещения с накрытыми брезентом контейнерами. И ни одной живой души.

      Я включил датчики на запястье, проверил содержание кислорода в воздухе. Показатели практически не отличались от земных, я стащил с себя скафандр и с наслаждением вдохнул полной грудью. Дыхание отозвалось паром, здесь было довольно холодно.

      Несколько сходящихся коридоров, совершенно одинаковых на первый взгляд, никаких указателей или опознавательных знаков. Я замешкался, не зная, какой выбрать.

      — Эй! Есть здесь кто-нибудь? — позвал я, прислушиваясь.

      Ничего, лишь эхо укатилось куда-то в коридоры. Жутковато. Шаги гулко отдавались в стенах, отзывались прежним укатывающимся эхом. Неужели никого нет? Но кто же тогда поддерживает станцию в рабочем состоянии?

      Я дошёл до отсека управления, начинённого сотней компьютеров и прочей сложной аппаратурой. На всю стену был экран, как мне сначала показалось, но, приглядевшись, я понял, что это огромный иллюминатор. Я прижался лбом к стеклу и как зачарованный уставился на бесконечное космическое пространство, сияющее мириадами звёзд. Потрясающе! Ничего подобного я в жизни не видел.

      В центральной панели что-то щёлкнуло, появилась голограмма женщины в космической униформе. Я невольно вздрогнул, когда раздался механический голос:

      — Пройдите в зал гибернации для погружения в криоанабиоз.

      — Опять? — воскликнул я.

      Возможно, все обитатели станции находились в упомянутом зале, и теперь система, обнаружив единственное бодрствующее живое существо (то есть меня), предлагала к ним присоединиться. Ещё бы я знал, где этот зал гибернации! Я поискал карту или схему, какие обычно крепились на стенах, но ничего не нашёл. Пришлось брести наугад.

      После получаса блужданий по станции я наконец нашёл то, что искал, — просторный отсек с капсулами для криоанабиоза. Едва я вошёл, тут же включился компьютер и металлическим голосом приказал: «Займите свободную капсулу и нажмите красную кнопку, процесс начнётся автоматически. Вывод из состояния гибернации ожидается в 3564 году по земному летосчислению». В 3564 году?! Ещё через семьсот с лишним лет?! Почему так долго?

      Я проверил капсулы. Все они были пусты, за исключением пяти последних. Два старика, два мужчины лет сорока, один парень примерно моего возраста и — ни одной женщины. Где же все остальные?

      В углу неярко светилась и бурлила пузырьками воздуха ещё одна, вертикальная, капсула. В зеленоватой жидкости колыхались части тела… человека? Они были изуродованы и напоминали исковерканные ласты, на дне покачивалась голова, окаймлённая тёмными волосами. Авария, эпидемия — что бы это ни было, ему несладко пришлось! Мне стало жутко, и я поспешил отойти от этой зловещей капсулы.

      За пару дней я обошёл всю станцию, хотя и понимал, что других бодрствующих или выживших искать бессмысленно, нашёл склад с провиантом и спальный отсек (оба неподалёку от комнаты управления) и устроился в последнем, размышляя, стоит ли мне принять предложение и погрузиться в столь долгий сон. Невесёлая перспектива! Но и перспектива состариться и умереть в полном одиночестве меня тоже не вдохновляла. Я тянул с принятием решения, сам не знаю почему. А с другой стороны, пара дней или недель — ничто по сравнению с вековым сном, можно и подождать.

      Среди бесконечных отсеков обнаружилась и ботаническая теплица. Растения давно пожухли и превратились в пыль, а когда-то, верно, зеленели и благоухали. Как жаль, что я не оказался тут раньше! По полкам, конечно, тянулись вереницы контейнеров с семенами, но вдруг это последние образцы флоры на всём белом свете? Такому дилетанту, как я, лучше ничего не трогать без надобности. Зато удобрений и химикатов было в избытке, и запах в теплице стоял не слишком приятный: побывав там однажды, возвращаться я уже не захотел.

      Бо́льшую часть времени я проводил в отсеке управления. Пытался разобраться в аппаратуре, понять, как и что работает в этой сложной системе, для чего предназначены те или иные рычаги или кнопки (чисто теоретически, конечно). А всё больше сидел напротив гигантского иллюминатора и смотрел в космос. Бортовой компьютер иногда повторял сообщение о гибернации, маячки радаров мигали, негромко жужжал кондиционер, нагнетавший в отсек чистый воздух, — это успокаивало и приводило в состояние умиротворённой дрёмы. Иногда я даже забывал, что наступил Конец света.

      Просидев в одиночестве две с половиной недели, я всё-таки решился на криоанабиоз: я уже проспал несколько столетий, так хоть проснусь вместе с остальными людьми.

      Я в последний раз посмотрел на звёзды, встал с кресла и пошёл к двери, но в этот момент радар мигнул, радиосвязь включилась, и через помехи до меня донеслось какое-то сообщение. Я вздрогнул и впился глазами в мигающий экран. Трескучее сообщение повторилось, в сетке радара появился движущийся объект, который быстро приближался к станции. Я заметался возле аппаратуры, не зная, куда нажимать, чтобы расшифровать принимаемый сигнал, ткнул в кнопку с надписью: «CRYPT», потому что та отдалённо напоминала слово «дескриптор».

      Бортовой компьютер заскрипел и доложил:

      — Неопознанный космический челнок просит разрешение на посадку. Выполнить запрос?

      Остальные кнопки были лишь пронумерованы, без буквенных обозначений, так что я понятия не имел, какую нажимать, чтобы подтвердить, или отклонить, или ввести запрос.

      — Неопознанный космический челнок просит разрешение на аварийную посадку, — повторил компьютер. — Это может вызвать повреждение ангара 45. Выполнить запрос?

      «Аварийную»? Я всполошился и продолжал нажимать на все подряд кнопки, пока компьютер не подтвердил:

      — Запрос принят. Неопознанный космический челнок, следуйте к ангару 45 для аварийной посадки.

      Я схватил аптечку (на челноке должны быть раненые, иначе не требовалось бы аварийной посадки) и помчался искать ангар 45. Искать его долго не пришлось: челнок со всего маху врезался в ангар, снеся часть шлюзового люка, прочертил на полу рваную полосу, закружился юлой и врезался в стену. Раздался гулкий хлопок, над кораблём взвился дымок, гравитационное поле отключилось, и все предметы поплыли вверх, увлекаемые в пробоину, сделанную челноком. Я стукнул по панели управления, пробоина закрылась аварийным щитком, гравитация включилась, со свистом полился в отсек кислород.

      Я закрыл рот маской на всякий случай и стал пробираться к челноку. Корабль перевернулся на ребро, крякнул, вместе со стеклом на пол посыпались обломки аппаратуры, а следом выпали два космонавта в скафандрах. Я хотел проверить их тут же, но в оборванных проводах искрило и грозило замыканием, так что я ухватил обоих за ноги и вытащил из ангара. Спасены! Я снял маску и выдохнул.

      Рано я радовался: на пол из-под бессознательных космонавтов потекла кровь. Я стащил шлем с одного из них, его голова со страшной раной на затылке стукнулась и запрокинулась. Мёртв. Я задрожал, метнулся ко второму, стягивая шлем и с него. Игривой волной рассыпались золотые пряди волос. Поначалу мне показалось, что это девушка, но потом я разглядел кадык. На виске юноши была небольшая ранка, сочащаяся кровью. Я потрогал его шею, пальцы ощутили биение вены. Жив!

      Я наспех обработал его рану, с трудом (скафандр тяжеленный!) поднял юношу на руки и потащил в медицинский отсек. Там я положил его на стол, надвинул на него пластиковый купол и включил компьютер. Замигали лампочки, пробежали лазерные лучи, сканируя и считывая информацию, и компьютер выдал: «Серьёзных повреждений нет».

      Я выдохнул с облегчением. Я больше не один.