I

      — Карась, это уже аморально.

      — О. Как искусство на тебя действует. Ты уже говоришь вполне как порядочный.

      — Я дохуя порядочный, — сдерживая зевоту. — О-ох… Но я нихуя не в порядке.

      Олег качнулся на носках мокасин, разминая ноги. Сонно огляделся. Почему-то он был уверен, что таких же сумасшедших, как они, кто приперся в Рейксмюзеум прям к открытию — к девяти, мать его, утра — не найдется и с десяток во всем городе. Но нет, народу собралось прилично. Все ходили с буклетиками и аудиогидами. Звуки тихих шагов по паркету, устланному зеленым ковром, и шуршание бумаги убаюкивало. Но Олег терпел, с трудом держа глаза открытыми, буравил «Ночной дозор».

      От очередного зевка челюсть свело спазмом, а Стас, на удивление и как будто немного назло, бодрым шепотом читал с листа:

      — «Этот групповой портрет Рембрандту заказала рота стрелков-стражников. И назывался он "Выступление стрелковой роты капитана Франса Баннинга Кока и лейтенанта Виллема ван Рейтенбюрга"»…

      — Карась, ну вот ты нах мне это читаешь? Я ж нимуя не понимаю. Ты просто скажи, кто из них Хабенский.

      — Долго придумывал?

      — Не, спиздил у кого-то, — Олег флегматично пожал плечами.

      — Оно и видно. Дальше… «Картина заказчикам не понравилась. Поскольку места каждому из них досталось очень мало, а платили они по сто гульденов с человека. Зато на полотне появились посторонние люди. Например, девочка в белом с лицом жены самого художника. Так сложилось мнение, что Рембрандт — автор камерный и с масштабным проектом не справился». Так, ага. Это ясно… Вот. Заказы у него брать перестали. Он начал много пить и умер в нищете. А теперь это его самая известная картина.

      — Ну и правильно… хер ли он туда жену-то присобачил, — Олег кивнул на девочку. — И она вон вся из себя и на свету. А эти… стрельцы — в тени… Хуй увидишь. Погоди. Это получается, ну, если на наши дни перекладывать… Это ж менты, да? Ты на ментов меня в такую раннюю срань потащил?

      — А тебя что-то не устраивает?

      — Не, я так… чисто поинтересоваться. Чо там… дальше?

      — Ван Дейк в следующем зале. Но погоди. Мы «Дозор» рассмотрим как следует. Не торопись.

      Олег покорно скрестил руки на груди и принялся «рассматривать», а по факту — пялиться в одну точку и ждать.

      «Карасю нравится, и хорошо. Эт прям главное».

      Вообще вся поездка в Амстердам затевалась исключительно из-за того, что туда вдруг захотелось Стасу.

      «Не. Раньше б я и не удивлялся. Нам оно ж тогда прям показано было: шмаль и шмары. Чисто доктор прописал».

      Сейчас же доктор прописал покой и умиротворение, разумеется, еще список лекарств, рекомендаций и вредных продуктов, которых следовало избегать. Олег все слушал внимательно, все уточнял по десять раз и записывал в заметки.

      «Хуя я дед».

      Очень ждал отпуска, чтобы применить к Стасу полный «покой» и «умиротворение».

      Поначалу все шло неплохо. Олег сам планировал их отдых, изредка советуясь с Ильей по билетам и размещению, тот как-то удачно договорился с родственниками, что жили там.

      «Вернее они сами под Амстелом, а в столице жилье сдают. Студентам на каникулах. Я спрошу, если у них там никакие торчки не торчат, то я вам свистну».

      В итоге Стас с Олегом расположились в симпатичной квартирке прямо напротив бара «Хоппе», одного из старейших во всем городе.

      «Для старых хрычей и пропойц — отлично. Не заблудишься».

      Раньше бы подобная мелочь порадовала, теперь же Олег рассчитывал провести отпуск прилично: никаких излишеств, сплошная культура. Они и раньше делили совместный досуг примерно поровну: Стас отвечал за походы в театры, галереи и консерватории, Олег — за прикольные едальни и пивные, и чтобы после них он остался на ногах и ничего не растерял по дороге. Естественно, где-то что-то приходилось переносить или отодвигать на призрачное «потом». В основном отодвигались спектакли, выставки и какой-нибудь концерт лютневой музыки, прости Господи. В этот раз Олег всерьез озаботился тем, чтобы все желания Стаса были удовлетворены: вставал по будильнику в семь, вываливался в половину восьмого на улицу и, с тоской глядя на еще закрытый «Хоппе» шел в музей Ван Гога, Анны Франк, Алларда Пирсона и т.д. Фотографировался напротив Королевского дворца, памятника Спинозе, «Поглощенных светом» и «Голубого скрипача». Про последнего даже шутить не стал. В общем, как и обещал, вел себя «порядочно». И про лекарства напоминал, когда ему на часы капало оповещение: утро-день-вечер. И сумки таскать не разрешал. И со всяким спортом попросил завязать, кроме разве что йоги, и то, чтобы все эти асаны выглядели нормально, а не как сеанс экзорцизма.

      Стас принимал подобную заботу… странно. То есть да, очевидно, он ее замечал и по-своему ценил, но словно бы… стеснялся принимать? Стремился обернуть все в шутку, особенно, когда Олег подваливал к нему с вопросами по типу «чо там как?» или «ты давление мерил?». Соблазнял различными искусами. Например, мог предложить нажраться киббелингами и крокетами после музея Ван Гога или просто нажраться в том же «Хоппе».

      — Я же знаю, ты хочешь.

      Олег стоически терпел и отмахивался:

      — Ой, я тя умоляю… Я не хочу потом изжогу и похмелье.

      Как-то вечером Стас и вовсе подкрался с внезапным:

      — В Квартал красных фонарей пойдем?

      Олег аж поперхнулся. Такое бы мог предложить старый, вернее, очень юный Стас, с той самой красивой бесинкой в глазах. Но нынешний Стас спрашивал из ванной, укладывая волосы каким-то пахучим солевым спреем, и подсмотреть с какой именно эмоцией задавался вопрос, не получилось. Олег на всякий случай возразил:

      — Не.

      — Уверен? Так-то это я предложил, так что я тебя распекать никак не собираюсь. Посмотрим. Говорят, там красиво. Ну и… цивильно все.

      — Чо мы там с тобой не видели? — сделал особый акцент на «с тобой».

      А про себя подумал: «Ну, змей. Прям искушает, зараза. Не-не, хуй там. Я приличный. Это я раньше с ебанцой был, потому что у меня мужа-сердечника не было, твою за ногу».

      Приставать с пошлостями тоже пока прекратил.

      «Стремно. То есть он все тот же. Но я вот представлю, как к нему все это говно крепили. Трубки эти совали… не. Ну не туда, конечно. Но все равно. Жалко. Его б поберечь. Оклемается там… Тоже придумал… Квартал красных фонарей. И похуй, что цивильно. Я к такому не привык. Этот ваш легалайз — прикольно. Но никакого интереса…»

      Поэтому Олег довольствовался искусством. Чинно слушал все сопроводительные материалы, к концу четвертого дня более-менее начал разбираться в голландском барокко, перестал ухмыляться при упоминании «широких мазков кисти» и почти безошибочно произносил «кьяроскуро».

      «М-да, не помню уж, когда я в последний раз в отпуске ходил такой трезвый. Но, кстати, спится заебись и без угорячительных. С другой стороны, мы вон сколько бродим по паркам этим… Ему полезно».

      Странно, но Стас не казался счастливым. Сперва Олег решил, что ему правда лишь почудилось или что акклиматизация не до конца прошла. Стас улыбался, благодарил за «отличный вечер», но Олег-то знал, как полагалось выглядеть его по-настоящему довольному Карасю, и неважно, радовался тот удачному навару после выезда с рейдом по автомойкам, или успешно закрытой сделке, или хорошему сексу на столе. Тут же Стас откровенно симулировал.

      «Вернее. Не. Изображает он годно. Просто я его… ну сколько лет…»

      Олег не мог понять, в чем дело, а потому старался лучше. У «Амура с Психеей» проторчал минут пять, хотя колени стали поднывать еще в зале с «Дозором». А по дороге в ресторан задавал уточняющие вопросы про то, как Екатерина Вторая договаривалась с Голландией про кредит, чтобы победить в войне с Турцией.

      — …только она его так никогда и не отдала. И насколько я помню, следующие цари тоже.

      — Ну и правильно… Карась, а ты чо хочешь?

      — Пасту с рыбой, наверное. И… белое вино. Спросим, есть у них Бургундия четырнадцатого года…

      — Карась, а может красное? Оно для сердца хорошо…

      — Ага, — кивнул с едва заметным раздражением. — А к рыбе хорошо белое.

      «Не "ага", значит. Надулся…»

      — Так, а чо там про Катюхины долги?.. Ей ж не до того было. Там мужики, кони… — Олег услужливо отодвинул для Стаса стул, пока они садились на уютной веранде, отгороженной от людной улицы живой и очень опрятной изгородью. — Чо?

      — Как ты умудряешься, отучившись пять классов, не знать базы, но знать вот такую похабщину?

      — Ну… так-то пять с половиной. Я успел послушать про Ебипет. А про Екатерину… Ну, была слаба на передок… Так это все знают. Чо такого? Кому это мешало?

      — Она потратила на своих фаворитов около сотни миллионов рублей.

      — Ага… А на это тогда чо можно было купить?..

      — Не знаю… страну?

      — Повезло Голландии.

      — Почему?

      — Ну, она им просто долг не вернула. А могла и вернуть, и купить. Очередному хахалю. И не было бы тогда ни крокетов, ни олиболенов этих…

      — Да, пожалуй, это было бы главным горем для всей Голландии.

      — Ну, до Катюхи мне далеко, но вот погулять по Голландии я тебя вполне…

      — Да, гуляем мы… неплохо, — вздохнул Стас и заслонился раскрытым меню.

      Олег попытался заглянуть за бордовую обложку из кожзама или, по крайней мере, угадать, с каким выражением Стас сейчас смотрел на названия блюд. Доволен ли он шуткой про хахалей и вот этим неловким подкатом про прогулки.

      «Тупо, конечно, но я ж по-другому и не особо…»

      Часы мигнули напоминанием.

      — О. Карась. Таблетки.

      — А? Да-да, — не убирая меню. — Я чуть попозже приму.

      — Не, Карасик, давай не попозже, а прям ща. Это ж таблетка, не укол. Ща «вотер» попросим…

      — Олег, потом. Я же вина хотел.

      — Ну тогда без винца. Чо ж поделать. Мы запозднились с обедом. Зато искусством нажрались. Давай я с тобой сок закажу, чтоб не грустно?

      Видно, как у Стаса напряглись пальцы.

      «Ух. Злится».

      — Кара-ась, — продолжил все тем же увещевательным тоном, потянулся к руке. — Где они у тебя лежат?

      Стас, точно почувствовав, что к нему потянулись, тут же отклонился на спинку стула.

      — Не помню, — протянул тихо. — Может, в квартире забыл.

      Внутри все будто упало.

      — В смысле, «забыл»? Карась, ну какого ж рожна, а…

      — Да успокойся. Мы вернемся через пару часов, и я приму. Нормально все.

      — Не. Не, Карась, не нормально. Мля, ты сам меня распекаешь, что я за здоровьем не слежу… — Олег нервно взъерошил волосы, за пару месяцев очевидно еще поредевших. — Твою ж, — полез в телефон. — Так. Я закажу нам машину.

      Стас, наконец, опустил меню на стол. Сложил ладони перед собой — «О. Поза "ты не прав, иди нахуй"» — пристально поглядел на снизу вверх.

      «Как на говно он на меня посмотрел».

      — Олег, не страдай ерундой. Тебя я распекаю, потому что ты в принципе не следишь за собой. Ни за сном, ни за рационом. А я в порядке. Я не умираю. И тебе об этом сказали целых три уважаемых в Неаполе кардиолога. Можно мы спокойно посидим, а?

      — Не можно, — отмахнулся Олег, судорожно вспоминая их адрес. — Все три кардиолога сказали про то, как жрать эти таблетки. И как важно делать это регулярно в одинаковое время. Е-мае, как ты их ваще умудрился забыть?

      — Да я и не забыл…

      — Ч-чего?

      — Блядь, Олег, я не забыл их. Ты сам сунул мне их в сумку!

      «А. Ну да. Точно. Я их положил. Еще перепроверил, пока Карась в душе был».

      — А зачем ты тогда… — совершенно растерявшись.

      — Затем, что ты меня уже заебал! — Стас с силой хлопнул по столу. — Я нормально себя чувствую, ясно? А ты со мной… как с инвалидом! Двери придерживаешь, стул отодвигаешь. Это бесит! Кофе мне нельзя, вина нельзя, ложиться позже одиннадцати — тоже. Мне ничего тяжелее вилки взять не позволяется!

      — Карась, ну доктор же…

      — В жопу доктора! Всех трех! — снова удар по столу, но тише, Стас нервно скрестил руки на груди. — Я надеялся, что тут-то ты отвяжешься от меня с этой поеботой. Олег, мы в Амстердаме! Куда там… У нас все по расписанию. Ты водишь меня по музеям и сувенирным лавкам под локоток. Слушай, ты лучше сразу на себя оранжевый жилет надень и знак социального работника нацепи, чтоб я окончательно себя почувствовал немощным дедом. Заебал!

      Олег на первом ударе интуитивно втянул голову в плечи, на втором смущенно растер костяшки. Сидел подавленный и смущенный. Он заметил, что на них обратили внимание другие посетители и официанты, постарался смягчить тон разговора.

      — Карась, ну я ж от чистого сердца, а не чтобы…

      — Не надо. Ты таким не был.

      — Мля, ну вот поэтому ты и попортился. Я тя не ценил и ваще…

      — Ты ценил! И не смей мне врать, что не было такого! Ты относился ко мне как к своему мужчине, а не как к немощному родственнику. Не, поначалу это забавляло… а потом… Мы даже не трахаемся.

      — Ну это-то причем…

      — При том, Олег. Я не привык, что со мной носятся как с писаной торбой, но при этом меня не хотят.

      Олег в полном замешательстве качнулся на стуле.

      — Карась, я уже нихуя не понимаю… Не волноваться я не могу. Звиняй, но ты чуть не помер. Не ухаживать — плохо. Ухаживать — того хуже… Как мне тогда с тобой?

      — Не знаю, — огрызнулся Стас. — Но знаю, что так, как сейчас — не хочу. Это чертовски унизительно! Ой. Блядь. Все, — вскочил из-за стола, метнулся к выходу.

      А Олег… а что Олег? Ему пришлось отлепить себя от стула, прихватить сумку Стаса — в ней же лекарства — и поспешить следом, хмуро-рассеянно повторяя «сорри-сорри».

      Дальше шагали по улице вдоль Амстела молча. Стас — впереди, Олег — на безопасном расстоянии. Глядя на напряженную спину в нарядной красной рубашке, думал:

      «Пиздец он злющий. Давненько я его таким не видел. Весь город перепугал, засранец».

      Удивительно, но когда первая волна изумления миновала, Олег испытал умиротворение. Абсолютно всамделишные. Да, они поссорились, но теперь они, по крайней мере, вели себя естественно.

      «А не как в рекламе слабительного: улыбки на полебальника, хоть ситуация — форменное говно. Не. Дальше понятно. Чо со злым Карасем делать положено — это я в курсе».

      Олег впервые за весь отпуск обнаружил, что летний Амстердам — красивый. Весь в зелени, разноцветных сурфиниях, с домами этими узкими и яркими, как с коробки конфет или из детской книжки. Со стороны парка Виллинка до них доносился размеренный джаз.

      «Логично. Мы ж в этот… как его… Фестиваль Грахтен-факен приперлись».

      Легкость почувствовалась и в походке, и в воздухе. «Или это на меня пахнуло брауни этими с анашой или чем там… Мля, ну и втопил. Хуй угонишься. Не, реально в жопу этих докторов. Пусть разрешают ему его ебучую активность. Вон как носится».

      Уже на подходе к «Хоппе», когда взбирались по холму — не самому, надо признать, крутому — закололо в боку. Притормозив у очередной велосипедной парковки, кое-как отдышался, а Стас мгновенно почуяв, что за ним перестали идти, обернулся.

      — Сдох?

      Во фразе пятьдесят на пятьдесят ощущались раздражение с готовностью в случае чего оставить обиду и подойти помочь.

      — Не-не, Карасик. Так… от красоты твоей чо-то в глазах потемнело.

      — Баклан, — бросил тихо, но убегать дальше не стал.

      «Значит, простил».

II

      Скорее всего, Стас простил его еще на этапе второго моста, что они переходили, но строил хмурое лицо до тех пор, пока они не вошли в дом. Олег и там заметил, что квартира им досталась симпатичная: вроде и обои темные, а впечатление все равно какое-то светлое, наверное из-за высоких окон, спальня-гостиная заставлена смешными пуфами вместо привычных стульев-кресел, вроде и минималистичная, а выглядела захламленной, но так, приятно. И кухня вся из себя винтажная, из посуды — три стакана, две тарелки, сковорода и дуршлаг.

      «Ну, видно, что студенты раньше тусовались. Им много и не надо. Да и нам… когда-то».

      — Эй. Эй, я тя поймал, — перехватил Стаса за запястье, пока тот пытался быстро проскочить мимо в узком коридоре, затащил в комнату. — Давай, ты дома от меня бегать не будешь, а?

      Стас фыркнул. Очевидно, приготовился выдать что-то колкое, непременно задевающее и честь, и достоинство — «И так, с размаху, шо-б и я прихуел» — но в итоге вздохнул. Просто ткнул Олега в бок.

      — Ты меня заебал.

      — Ты знаешь, я даже понял. И что заебал, и при этом недоебал, и ваще говно, а не человек.

      — Надо же. Реально понял. Удивительно.

      — Ну, все-все, — обнял Стаса за плечи, ему хотелось так сделать всю дорогу от ресторана. — Не язви. Я ж, ну… Думал…

      — Ты и «думал»…

      — Карась, ну. Я думал, мы с тобой будем примерной парой пидоров, заживем нормально.

      — «Нормально»? Олег, ты белены объелся? Где мы и «нормальность»?

      — А чо не так? — Положил голову Стаса себе на плечо. — Ты вон как справно… и йожишься, и лекции мне по истории читаешь, и ваще… Премудрый карась, во!

      — Там пискарь… Неважно. То, что я что-то читал или читаю — вообще не делает меня нормальным. Я неплохо притворяюсь, да. И… иногда мне нравится воображать, что я как Ванечка или еще кто…

      — Да этот твой Ванечка!.. — собрался Олег возражать, но Стас перебил его.

      — Погоди. Это ж, ну… как игра. Я прекрасно понимаю, что я ненормальный.

      — И те… это нравится?

      — Не уверен, но… я уже такой. И ты тоже. Поэтому я тебя умоляю, не надо делать из нас слащавых пидоров. Меня стошнит.

      — Понял-принял, — весело взъерошил волосы, слегка отстранился, чтобы посмотреть Стасу в глаза. — Я рад. Карась, честно, мне твои музеи остопиздели…

      — Признаться, и мне.

      — А чо ж ты тогда?..

      — Я надеялся, что ты устанешь раньше и бросишь строить из себя сиделку.

      Олег прыснул смехом.

      — Ах, ты… жук. Нахрапом меня взять собирался? Карась, ну ты форменный жук! И этот… как его… Манипулятор. Я тя Львовичу сдам. Хули ты такой непроработанный? Ладно, все. Никакой культуры. Сплошной разврат и блядство.

      Тот улыбнулся одними уголками рта:

      — Ага, только времени осталось — полтора дня. М-да. Я засрал нам отпуск. Реально, надо сдаваться Соломону Львовичу, раз я такой хуйней страдаю на старости лет, — снова вздохнул, немного помолчав, провел пальцами по плечу Олега, поднял взгляд. — Ты хоть траву купил?

      Олег сперва попытался изобразить удивление, но улыбка сама собой возникла на лице.

      «Знает меня как облупленного».

      — Обижаешь, Карась, — кивнул на тумбу. — Но я эт… Чуть-чуть. Чисто отдохнуть.

      — От меня?

      — Кара-ась…

      — Шучу-шучу. Скрутишь?

      Олег растерянно оглянулся.

      — Чо? Прям… Щас?

      — А чего? Мы в квартире, а не в отеле. И мы так-то в Амстердаме. Тут не бывает облав. Боже, ты еще и в книгу спрятал! Интриган сраный.

      Олег тихо отругивался, пока возился с бумагой для самокруток, но, однозначно, стало легче. Вот они нарычали друг на друга, выпустили пар и как будто стали самими собой.

      «Интересно, как эта метода у Львовича называется? И есть она ваще? Скорее всего, есть. У этих чертей психологических все по полочками. Бери книгу — читай, умней. М-да. Только шибко умных я так и не видел. Вон Карась. Ну мозг. Интеллигент, епта. А орет на меня как мальчишка. И злится… так же. Но красиво».

      Сидя на кровати, краем глаза следил, как Стас лениво бродит по коридору туда-сюда.

      «Морда еще недовольная, но уже чуть менее злобная. Ну и любимая, канеш-н».

      — Ля, а руки-то помнят, — довольный, показал ловко скрученный косяк. — А помнишь, ты меня раньше за такое мурыжил?

      — Потому что ты ни в чем не знал меры, — Стас сел рядом, передал зажигалку, вытащенную из кармана Олега.

      «И когда успел?»

      — Ни в еде, ни в бухле, ни в траве, — подпалил косяк, затянулся первым.

      «Тоже помнит, как надо».

      Олег невольно залюбовался и, когда получил порцию дыма в лицо, проворковал:

      — Я и в те меры не вижу. Ну уж очень хорош…

      — Да перестань подлизываться.

      — Не, я серьезно, Карась. Не оторваться, — затягиваясь следом. — И это, — выдыхая, — шо про снег не упомянул, спасибо.

      Стас пожал плечами:

      — Да там… и моей вины предостаточно. Я же не проследил.

      — Э. Не. Давай без вот этого. У меня был свой котелок. Я им варить отказывался, вот и все.

      — Я мог тебя уберечь.

      — А мог послать нахуй. Не, Карась, давай не надо. Ты знаешь, я вот это… «если бы да кабы» не люблю.

      — «Если бы да кабы да во рту росли грибы», — задумчиво и нараспев произнес Стас знакомую им обоим с юности поговорку. — Нет, вот грибы, кстати, вообще не пошли. Жутко было.

      — Ага. Мутная херня. И рыгалось с них… — сгреб Стаса свободной рукой, усадил к себе на колени. — Злишься? — погладил вдоль позвонков поверх рубашки.

      Все прощупывалось очень отчетливо, Стас тоже схуднул за десять дней в больнице и так и не успел набрать потерянные килограммы.

      — Не знаю, скорее испугался. То есть… Олег, я всю дорогу, все эти месяцы нервничал от того, что ты ведешь себя странно. Это все равно, что… Ну, вот как в твоих письмах с зоны. Ты в них весь такой бодрый и хлопотливый, а я читаю и вижу: «Карась, мне херово». Вот так и…

      — Ну, знаешь, от твоих писем не лучше было. Я их берегу. Но трогать лишний раз… Такое себе…

      Стас моргнул. Уставился прямо на Олега.

      — Ты их не выкинул?

      — Мля, спрашиваешь. Конечно, нет!

      — Я твои тоже оставил. В папку с файлами сложил в хронологическом порядке, — улыбнулся, безмерно тепло и ласково. — А я и не знал. Ну, то есть да, ты романтик, по-своему. Но… Олеж, это что-то новое.

      — Так, — смущенно пресекая дальнейшие шутки на тему писем. — Ты будешь или нет? Чо просто так горят наши евро?

      Все равно после пары затяжек ушли в воспоминания. Про то, как начинали, как впервые выехали за границу. Темы тюрьмы снова коснулись, но в разы спокойнее. Когда Стас сидел на коленях Олега и разрешал себя трогать, а потому сильно переживать, что его вот-вот отнимут, не удавалось.

      — Карась, а ты вот про Ванечку серьезно? Ну, ты реально хочешь быть похожим на… это?

      — Мы это проходили. Не зови его так.

      — Ну так его ж тут нет, — «И слава Богу».

      — Я взял Ванечку как пример. Как образец условной «нормальности». Олеж, условной. Будем объективны, полигамный гей-художник выглядит куда безопаснее, чем бывший бандит, у которого за плечами восемь лет отсидки. Что? От чего ты загрузился, мой свет? — потрепал за ухом.

      — «Поли»… «Гамма». Карась, я ток краски такие знаю.

      — Ну. Вот есть Ванечка. У него Владик. И у них обоих Антонио.

      — Да ладно? А Антонио в курсе?

      — Он организует им обоим выставки.

      — Ну, то ж выставки, а то… м-да. Кучеряво. «Полигамия», говоришь? Не, я чо-т такое на зоне видел. Но там… без изысков все. А ты бы хотел?

      — Олеж, ты иногда такой невыносимо тугой, — вздохнул. — Говорю же, я в пример. Ну ты видел, я неплохо теряюсь в творческих тусовках. У меня вроде как богатый жизненный опыт, просто я в детали не вдаюсь. Не потому что прям стесняюсь. А просто… я понимаю, что мы как бы по разным берегам. И меня начнут или жалеть, или бояться.

      — Ты не любишь ни того, ни другого.

      — Именно.

      Мягко принялся массировать Олегу голову, не давая и шанса размышлять о Ванечках и прочих еще хоть секунду. Лишь Стас знал, как и где следовало прикасаться к изможденному телу, чтобы оно вновь ощущалось молодым.

      «Реально, я чо-т прибеднился. На двоих одна самокрутка — совсем ни о чем. Хера, а чо он мне под футболку полез? Когда успел? О, а глазенки розовые».

      — Карась?

      — Есть какие-то другие откровения? Раз мы разболтались.

      — Ну-у, меня уже назвали «Олежей» и «мой свет», поэтому мне как-то, знаешь… заебись.

      — Неужели? — обдавая горячим дыханием.

      — Карасик, имей совесть.

      — М-м, нет. Хочу, чтоб имели меня, — толкнул в плечи.

      — Мля, — Олег покорно упал, наслаждаясь тем, как Стас легко и непринужденно взбирается на него, и как в любимых глазах пляшет та самая родная бесинка. — Обожаю тя недотрогой, но когда ты весь из ся жадный прям… Незаконно, — Стас наклонился к его шее, принялся зацеловывать, да так, что по всему телу пробежали мурашки. — Да чо ж ты творишь, а… Не, Карась. Ну харэ. Доктор ж сказал. Все три. Покой и у… у-у-х! — зубы Стаса скользнули где-то в районе подбородка.

      Олег сумел вернуть самообладание, когда полностью содрал со Стаса одежду. Тот лежал под ним и с хитрым — «Скорее уж хищным» — прищуром следил за каждым жестом. Навсегда юный, Стас не мог восприниматься как-то иначе, кроме как шикарный Карась, прыткий и во всех смыслах умелый. Олег просто-напросто не умел смотреть на него по-другому.

      «И в каком месте он инвалидный дед? Роскошный же».

      Погладил по щеке. Дотронулся до губ, надавил большим пальцем, заставляя Стаса открыть рот. Вид был что надо.

      — Рыба ты моя… — выдохнул с нежностью и тут же почувствовал, как палец зажало между зубов, не больно, но отчетливо. — Ох, ты ж. Зубастая.

      Олег поспешил раздеться сам. Конечно, там, под футболкой и брюками не все так безупречно, как у Стаса.

      «Зато ему нравится. Вон как хватается».

      — Ты эт… Не оторви ток. Мне не жалко, но ты ж сам расстроишься.

      — Мне так этого не хватало. Всего. Что даже твои тупорылые шутки заводят.

      — А чо «даже»? Те нравится, как я шучу. Не? Кара-ась.

      — Успокойся, Баклан, ты мне весь нравишься, — и притянул к себе с поцелуем, томительно долгим, от которого немели губы и язык, дыхание перехватывало, а у Стаса еще и бедра так зазывно раздвигались, что Олег, если бы и хотел, не смог бы прекратить его гладить.

      Когда расцепиться все же пришлось, чтобы банально отдышаться, Олег гордо провел ладонью от груди Стаса до низа живота, заставляя выгнуться в требовательном громком стоне. Стас вообще был сегодня громким, нетерпеливым и резким. Точь-в-точь как раньше, причем совсем «раньше». Пенсионерский отпуск вдруг превратился в их типичный способ «откиснуть» из лихих девяностых: они, накуренные и голые, матерились, сыпали колкостями, делали друг другу попеременно то приятно, то больно. Особенно Стас, который, если его распалить, и кусался, и царапался, и дрался, вынуждая прижать себя к матрасу — плед, одеяло и кусок простыни они давно скинули на пол — и брать грубо, желательно, еще и сразу в резвом темпе до содранного горла и синяков на запястьях.

      — Карась, пизда. У нас нет гандонов. Ну, я не думал… Вернее, я очень про тя думал, поэтому решил не брать.

      — Проклятье, и у меня нет… — выдохнул на ухо, не выпуская Олега из объятий. — Ну… Мы чисто между бедер. Так что… — и вдоль спины кончиками пальцев провел, Олег аж зубами скрипнул.

      — Карась, «чисто» не получится.

      — Цыц. Крем достань из сумки. Она на полу…

      Перегибаться через матрас, при том не прекращая миловаться — страшно, а еще неудобно и глупо, но по-прежнему весело. Олег украдкой кивнул в сторону коридора, где висело узкое высокое зеркало. В нем отразились со всеми «изъянами», но, черт возьми, они идеально друг другу подходили. И худой Стас с его короткой стрижкой а-ля маленький паж, и Олег со своим грузным шрамованным туловом.

      «Красиво. Я б объяснил почему, умей я вот в эту болтовню философскую».

      — Нашел?

      — Ага. «Йогурт и… Камшот».

      — Чего?! — Стас перестал зацеловывать Олегу щеку, удивленно, почти испуганно высунулся из-под него, расхохотался. — Блядь, Баклан, это «Кумкват»! Боже… Балбес… Как же я тебя… Люблю…

***

      Стас успел признаться Олегу за тот вечер не раз и не два. Выкрикивал его имя то в потолок, то в матрас. Смеялся до хрипоты и икоты. Кажется, они умудрились испугать соседей.

      «Тю. А Илья чо-т про студентов затирал. Ладно. Надо там бутылку купить поприличнее и оставить в качестве извинений перед его родственниками. А то ж мы руссо-туристо, облик не замарали».

      На утреннюю экскурсию по каналам они не пошли. Валялись в кровати до полудня, смотрели в высокие окна на соседнее темное здание. Досмотрели до того, что загуглили. Оказалось, церковь. Поржали. Да, именно это слово. Стас не торопился вылезать из-под одеяла, наоборот, если Олег порывался встать, утаскивал обратно. Опять целовал, совершенно несдержанно, наверняка, до следов, чего не позволял себе… да вот лет с двадцати.

      «Хотя за "ламбу" он меня тоже изгрыз знатно».

      Олег сумел освободиться лишь при условии, что пойдет и купит шоколадное масло и хлеб. Пока одевался в узкой прихожей, полез в телефон.

      — Карась, епт твою мать! «Даже разовая доза каннабиноидов вызывает учащенное сердцебиение», «сильная тахикардия»… Во! «Физическая нагрузка после употребления может закончиться сердечным приступом». Карась, ну вот… я тебя послушал нахуя? А если б ты того сама… Я по-голландски ни бум-бум. Как бы я им за тебя пояснил бы, а?

      Стас вышел из спальни, обернутый в плед. Демонстративно положил таблетку на язык, проглотил.

      — Вечером в «Хоппе» пойдем, ага?

      Олег скользнул взглядом по босым ногам. Покорно кивнул.

      — Ага…