I

      — Кстати, я забыл, а лет-то тебе сколько?

      Вопрос обескуражил и тут же, прямо на входе в парк, лишил Степана нескольких очков привлекательности. Хотя, если вспомнить, он начал их терять еще на моменте первого телефонного разговора, когда ответил на звонок фразой «у аппарата»…

      «У аппарата», прости Господи!

      Следовало бы уже тогда понять, что дело гиблое, бросить трубку и от греха подальше заблокировать Степана без лишних объяснений, но Ваня так растерялся, что не нашел ничего лучше, чем двигаться по ранее запланированному сценарию. Смущенно промямлил, что вот, «Это Ваня, Ваня Навагин, с дня рождения Димы Флоринского, помнишь?»

      «Ну, разумеется, он помнил! Он так вокруг меня вился в тот вечер. Прям неприлично. Нет, он вроде ничего такого себе не позволял… Но бесил ужасно. Значит, неприлично. И с чего Клава решила, что мне он может понравиться? Чем? Ну и дура. Наверное, она это нарочно. А я и повелся. Боже, я такой наивный, что самому противно».

      Ваня окинул Степана беглым взглядом.

      «Добро, что высокий. А так… Без лба и без скул. Губ тоже… почти нет. Щетина эта. Унылый шатен… глаза б не смотрели».

      Но Ваня смотреть продолжал, выискивая в простоватом лице что-нибудь занимательное. На одежду внимания не обращал — там все было невзрачно и плохо. Рубашка, заправленная в голубые джинсы и вонючая кожанка.

      «Он точно на свидание собрался или так? В ларек выскочил? Ох, а как он подстрижен…»

      Ваня нервно поправил собственные волосы, до сих пор слегка жесткие на концах от стайлинга, пахшие морской солью и сандалом.

      — Вообще такие вопросы задавать неприлично… — пробормотал почти сердито.

      — Да? — Степан коротко пожал плечами. — Прости. Я так-то думал, это чисто женский заскок. Ну-у, мне вот тридцать пять, если тебе так легче.

      — Вот как?.. А мне тридцать четыре, — выпалил Ваня и сразу же пожалел, что сделал это слишком быстро, так как-то… подозрительно. — Будет скоро. Через две недели.

      Вновь потянулся к волосам, чтобы прикрыть слегка оттопыренные уши.

      — Серьезно? Не поверил бы. Постараюсь не забыть и поздравить. Но я бы дал тебе меньше.

      «Ну, разумеется, — Ваня с трудом удержался, чтобы не закатить глаза на банальнейший комплимент. — Еще бы он сказал что-то другое. Я бы развернулся и ушел. Эх, а вот он выглядит четко на тридцать пять. А если присматриваться… Даже больше».

      Свидание было обречено на провал. Степан зачем-то повел Ваню в Сокольники. Любоваться природой и бродить по сентябрьским тропам. «Как он там сказал? "Бабье лето, все дела"?..» Да, обещал после прогулки кафе, но Ваня сильно сомневался, что Степан сообразит отвезти его куда-нибудь в приличное место в центре.

      «Да и на чем "везти"? Он ж явно на метро приехал. И не додумался сделать вид, что это — разовая ситуация. Боже, зачем я здесь?»

      Вопрос — чисто риторический, Ваня прекрасно понимал, что на свидание он пошел от отчаяния. За последний месяц случилось слишком много всего, что получилось бы пережить с гордо поднятой головой в одиночестве и без истерик.

      Они расстались с Владом. Это было вполне ожидаемо, Ваня давно заметил, что их общение стало прохладным. Они все реже вдвоем выбирались в город, ограничивались встречами на квартире у Вани, или в ресторане возле зала, где занимался Влад. Однообразно и коротко занимались сексом, а потом бóльшую часть вечера проводили, уткнувшись в телефоны. Даже ссориться перестали — верный признак того, что им обоим сделалось все равно, но… обидно, они встречались полтора года, для Вани — срок приличный, да и Влад уверял, что у него ни с кем и никогда ничего серьезнее не случалось.

      «Я дал ему "ценный опыт" и "навсегда остался в его памяти как самая светлая страница его жизни". Ну да, так я и поверил двадцативосьмилетнему спортсмену со смазливым личиком. Где только нахватался такой чуши? Вычитал где-то? Или загуглил? О да, это в его духе. Искать ответы на все в интернете. Хотел бы я глянуть в историю поиска. Наверняка там буквально так и написано "как вежливо порвать с холериком без смс и регистрации". Он ведь всегда был такой до ужаса прямой… а тут сделикатничал. Да пошел он! И двух недель не прошло, а он себе кого-то нашел. Скотина. Постыдился бы хоть».

      Обижал не только факт расставания, но и то, что закончил все именно Влад. Обыкновенно так поступал Ваня. Неужели он потерял хватку? Или, еще хуже, всерьез привязался к парню?

      Бред помноженный на бред.

      Но вот шли дни, недели, а Ваня оставался один. Тоже нетипичное для него поведение. Когда в последний раз он так долго сидел вообще без отношений?

      «Наверное, со времен старшей школы. С другой стороны, у меня всегда имелась пара-тройка запасных вариантов. Мне никогда не нужно было кого-то прям искать. А тут… заминочка. То ли Влад своей набыченной физиономией всех распугал, то ли я сплоховал».

      Порывался искать кого-нибудь симпатичного в «Тиндере», «Хорнете» и «Гриндере». Никто там не внушал доверия. Ваня прокручивал бесконечную череду анкет, через пару часов сливающихся в единый образ гея за тридцать с большим сердцем — и членом — и голубыми глазами. Такой персонаж непременно увлекался артхаусом и философией, разбирался в модернистской литературе и, разумеется, вел здоровый образ жизни. Обыкновенно анкета заканчивалась какой-нибудь умеренно слащавой завлекалочкой, вроде того, что «хочу говорить с тобой обо всем))» или шуткой с намеком, мол, «если тебе не понравится вечер, то точно понравится утро, когда я приготовлю тебе свою фирменную шакшуку». Все казалось невероятно пристойным и милым, но Ваня отлично понимал, что так будет лишь на словах, на деле же все эти мужики окажутся страшными эгоистами, нытиками, живущими от свидания к свиданию. Никто из них не смотрел и половины фильмов, что висели у них в списке «любимое», а книги они читали лишь в кратком содержании. И всем плевать на чужую тонкую душевную организацию, им нужно быстро потрахаться, доказать себе тем самым, что они еще ого-го, и кинуть случайного партнера на ночь в вечный игнор. Ваня знал, потому что сам так регулярно делал, пока случайно не встретил Влада — что важно, не в приложении, а в реале! — с самоуверенным пловцом не захотелось расставаться слишком скоро.

      «И вот куда меня это привело… Может, я решил, что если соглашусь на эту дурацкую авантюру со Степаном, то у меня тоже что-то такое произойдет и екнет? Черт, нет, я точно ни о чем не думал, когда соглашался… Как давно я так ни с кем не сходился по знакомству? С института? Да, как раз, помнится, я тоже побежал в какой-то парк за придурковатым старшекурсником-политологом. Тоже вырядился как на красную дорожку, включил себе в наушниках Земфиру. "Ромашки" и все такое. Чтобы что? Чтобы морозить себе задницу три часа, пока он выкурит всю пачку своего вонючего "Памира" и не предложит мне в конце отсосать ему за деревом. М-м, романтика нулевых. Я гремел соплями недели три — не меньше. Еще мама тогда отчитала как мальчишку, что поздно вернулся и вонял дешманским табаком».

      Мама. Это особая история, требовавшая «Колы» с «Ягером» и целой упаковки носовых платков. Ведь, казалось бы, логичнее всего, чтобы мама, узнав о расставании с Владом, встала на сторону Вани, пожалела и сказала… да неважно что. Просто что-нибудь приятное, а не ее фирменное «я тебя предупреждала, но ты меня никогда не слушаешь».

      «Да-да. И вот мы уже говорим не обо мне, а о ней. Потому что все всегда должны говорить о ней. О том, как она много страдала, как мучилась с сыном, пока поднимала его одна. Как этот сын вырос в гея. Еще и недостаточно богатого и успешного, как мог бы…»

      — …не против? — Степан коротко похлопал Ваню по плечу.

      — А? — чуть не подпрыгнул от непрошенного прикосновения.

      — Я говорю, закурю. Ты не против?

      — А. Д-да. Да… — Ваня вцепился в лямку сумки, с тоской покосился на барсетку Степана, из который тот достал сигареты и зажигалку.

      — Благодарствую.

      «Господи, слово-то какое… Ну да, где-то на одном уровне с "у аппарата". Как же меня угораздило. И не расскажешь же никому. Стыдно».

      Ваня привык, что его встречи, пускай самые мимолетные, со стороны напоминали красивую сказку. Респектабельные мужчины, обаятельные юноши, рестораны, цветы, люксовые номера. Ему, собственно, было не сложно самому это все организовывать. Тот же Влад красиво ухаживать не очень умел, пытался, но чаще всего Ване хватало его фирменной белоснежной улыбки и широкой ладони у себя на колене. Раньше подобное нравилось, сейчас скорее злило.

      «Удобно быть молодым. От тебя ничего, кроме твоей сраной молодости и стоячего члена, не требуется. А вот мне надо вертеться. А таким, как Степан — тем более. Он вообще должен превратиться в вечный двигатель, если хочет, чтобы ему кто-то отсосал».

      — …будешь?

      — Я?!

      — Курить будешь? — Степан протянул открытую пачку, где осталась всего пара сигарет. — Слушай, ты прям в облаках витаешь. Может, мне стоило там… кофе тебе купить?

      «Какой? Из автомата?» — съязвил Ваня, вслух же ответил:

      — Нет. Нет, все в порядке, я просто… немного задумался.

      — Оно и видно. Не, мне так-то не сложно тебя и в тишине поводить. Ты только под ноги смотреть не забывай. Держи, — Степан звонко прокрутил колесико зажигалки.

      Когда Ваня потянулся к огню, предусмотрительно придержав волосы, заметил на зажигалке полустертый узор из черепов.

      «Такая глупость. Я будто реально в студенчество вернулся. Ладно, у этого хотя бы "Мальборо". Наверное, не помру».

      Крепко затянувшись, Ваня мысленно послал на три буквы очередную попытку завязать. Какой дурак вообще бросает курить после расставания?

      «Очевидно, что я».

      — Точно все нормуль? — спросил Степан с участием и выбесил еще сильнее.

      Пришлось выдавливать из себя вежливую улыбку, трясти головой:

      — Все супер!

      — Слушай, если ты из-за вопроса про возраст, то мне так-то амбивалентно, я просто не знал, с чего начать…

      — Все правда супер! — повторил Ваня с нажимом, снова затянулся. — Прости. Наверняка, Дима мне рассказывал, но я, — «Прослушал», — не запомнил. А чем ты занимаешься?..

      — В плане работаю? Монтажником.

      — Ах, монта-ажником, — эхом повторил Ваня.

      «Ну да. Какая тут машина, какой ресторан… Реально, кофе из автомата и ларечный хот-дог — это наш потолок».

      А Степан продолжил как ни в чем не бывало.

      — В Третьяковке. Ну, вернее, я туда устраивался монтажником лет… Двенадцать тому назад? Сейчас я там на все руки мастер. Главное, что не ломастер, — сам посмеялся над своей шуткой. — Это нормально, что Дима не смог объяснить…

      «Двенадцать лет на одном месте! На одной должности! Он сумасшедший? Нет, я все-таки про него расскажу. И Клаве, чтоб знала, на что меня обрекла. И маме. Она мне скоро плешь проест, что я, мол, часто меняю салоны и все время учусь. Ха. Зато как я зарабатываю! Так что она понятия не имеет, что такое бедная старость. Господи, какой же он болван. И где его Дима такого встретил?»

      — А ты у нас парикмахер, да? Дима тебя страшно хвалил.

      — Я стилист…

      — Да? А… В чем разница?

      — Э-эм, — «Как бы тебе, обезьяне, объяснить». — В ценнике? То есть… Я могу рассказать, но не думаю, что тебе будет интересно.

      — Почему? А. Что, видно, что я стригусь сам?

      «Да!»

      — Нет-нет. Что ты… Твои волосы… Они в порядке.

      — Да ладно, меня можно не жалеть. Меня внешность так-то не особо. О. Гля, — Степан с оживлением указал на одно из деревьев.

      Ваня растерянно вскинул брови.

      — Ну, поползень. Вон. На стволе. Не видишь разве?

      К тому моменту они успели уйти с оживленной части парка подальше от фудтраков и музыки, тут потихоньку начиналась какая-никакая природа, но все равно Ваня не сразу сообразил, что ему показывали на сизую птицу.

      — Ну, увидел?

      — Д-да.

      — Скажи, прикольный? Поползень один умеет лазать по деревьям и вверх, и вниз одинаково ловко. Поэтому и «поползень», понимаешь? Он и ест вверх ногами спокойно. Кстати, индейцы чероки называют поползня глухой птицей. Потому что он особо людей не боится.

      — М-м, здорово… — согласился Ваня уже совершенно обреченно и тихо попросил. — Можно мне еще сигарету?

II

      Ладно, если откинуть в сторону шутки — «А это сложно» — то свидание со Степаном — не самое страшное, что могло случиться. Все лучше, чем сидеть одному в темной прихожей после бесконечно долгого рабочего дня не в силах ни раздеться, ни разуться. А так… компания Степана неплохо отвлекала. Нет, Ваня по-прежнему шарахался от резких прикосновений к плечу, не грубых и даже не пошлых, просто неаккуратных. Зато можно было себя со Степаном сравнить… и успокоиться.

      «Ну, серьезно! Двенадцать лет монтажником! Ну что за бред, а? У него совсем нет амбиций? А потребностей? Едва ли ему часто поднимали зарплату… Ему нормально? То есть ему "нормуль"? Нет, я — еще ничего, я еще очень ничего и даже молодец. Клава бы сказала, что я злой… плевать, она со мной все равно не разговаривает».

      С Клавой они как-то нехорошо повздорили, буквально спустя пару дней после праздника у Димы. Ваня толком не запомнил из-за чего. Вернее, очевидно, что из-за Влада, точнее из-за того, что Клава устала слушать про него и про то, как Ваня его, наконец, окончательно отпустил и забыл. Уже седьмой раз за неделю.

      «Да, я могу быть немного навязчивым, когда злюсь. Но и она должна понять, что для меня это был сложный момент. А ее все время нет рядом! Она то работает, то учится, то встречается с этим… Господи, да как его?.. Петя? Неважно. В любом случае, этот мальчишка — птица не ее полета, а она тратит на него свое и в каком-то смысле мое время. Ну и что, что это первые отношения? Сколько у нее их еще будет! Хм… кажется, я припоминаю, из-за чего мы повздорили. Все равно. Сучка. Безмозглая. Я ее еще и послушался на кой-то хер, пошел с этим… не расскажу ей ничего, будет знать».

      Пока Ваня примирялся с совестью, Степан продолжал заполнять тишину осеннего парка:

      — …но так вообще кроме работы я много чем развлекаюсь. Байки собираю и разбираю. В основном все-таки разбираю, но… Это дело вдохновения.

      — М, вот как…

      — Рыбачу иногда. Но так, без áлкоголя. Так что, считай, несерьезно. Знаешь, это как в анекдоте: «Если бы эта сраная рыбалка так не успокаивала, всех бы расхерачил».

      — Ха… Ясно.

      Ваня с трудом подбирал слова и интонации, чтобы создавать иллюзию заинтересованности, но так, чтобы Степан не углублялся в детали. Иногда с тоской опускал взгляд на любимые джинсы-клеш и лакированные туфли, купленные весной в Риме. И чего он так нарядился? На что рассчитывал? Ясное дело, что Степану ничего не светит, для него стараться бессмысленно.

      «Да если б я в растянутых спортивках пришел — ему было бы все равно. То есть "нормуль"! Ладно, это по-своему очаровательно. Так доисторичненько… Нет, мне нельзя расслабляться. Вон мама. В этом году шестьдесят девять, а все туда же: красная помада, красные ногти, пепельный блонд… Хм. Вообще-то мне ее пора красить. Она соизволит мириться? Ведь я же буду виноват, если не покрашу… М-да. Боже. И зачем я вспомнил про Рим?»

      Это была их последняя совместная поездка с Владом, у которого чудом выдался зазор в целую неделю между соревнованиями, и он, против обыкновения, не побежал все свободное время плавать в бассейне до состояния сморщенного чернослива, а сам предложил вместе отдохнуть. Они чудесно провели отпуск. Много гуляли, естественно, за руки, сняли гигабайты видео и фото, пока ходили по выставкам, а вечерами ужинали на балконе в их номере. Влад откупоривая бутылку вина, каждый раз сочинял новые тосты, один другого веселее и романтичнее.

      «Было вполне неплохо… Интересно, а он тогда меня еще любил? Наверное, да. Иначе бы зачем ему?.. А может он так проверял? Разбирался в своих чувствах и принимал окончательное решение… Боже, ну зачем я вспомнил про Рим?»

      Ваня видел нового парня Влада. Нашел страницу в «Инсте» с тысячей подписчиков — «Смехота» — где тот фотографировался исключительно в три четверти, поджимая щеки, чтобы о скулы натурально можно было порезаться. Иногда постил сторис с кадрами из Вышки.

      «Он же вроде как на режиссера учится. Бедный Влад. От одного нарцисса к другому. Ну у меня хоть повод есть гордиться собой. А у этого? Пережженые сопли вместо волос и очевидный бзик на Мэрилин Монро. Не знаю, по-моему, это даже для Влада слишком по-гейски. Куда он смотрит?» — острил Ваня и тут же сам себе отвечал.

      Очевидно, куда.

      На молодое складное тело, тонкое и свежее. Едва ли юному режиссеру сильно приходилось прилагать усилия, чтобы оставаться в форме. То ли дело Ваня. Последний месяц он ощущал себя совершенной развалиной. Клава, вечно бодрая и нарядная — «Со своим сраным декольте» — не помогала. То есть она хотела помочь. Звала на пробежки, йогу, танцы.

      «Это на словах-то смешно. Безмозглая. Но хорошая. Зря я на нее нарычал. В чем она точно права, так это в том, что мне надо больше спать, а то меня скоро никакие массажи и маски не спасут. И все равно тот режиссерик милый, как ни крути. Черт! Я снова отвлекся».

      Ваня перестал крутить перстни на указательном и среднем пальцах, перестал пялиться себе под ноги, внезапно встретился взглядом со Степаном. Растерялся.

      — Почему ты… так смотришь?.. — Ваня судорожно провел пальцами по волосам и лацканам пиджака.

      Что?

      Что там такого может быть?

      Плохо легла прядь? Пятно на ткани? Какая-нибудь очень заметная нитка? Или — хуже — что-то с лицом? Плохо растушевал консиллер? Пудру видно? Ну да, конечно, он вчера перед сном прикончил три стакана «Колы» с «Ягером» и плевать, что «Кола» без сахара. От сахарозаменителя лучше никому еще не становилось. Наверняка, он выглядел паршиво. Старо.

      От последней мысли сделалось страшно до дурноты. Степан пожал плечами:

      — Ну как не смотреть. Ты вон какой.

      — К-какой?..

      — Ну… там, — замялся Степан. — Слушай, ты прости, я по комплиментам не особо. Но ты ж и сам в курсе, что ты красивый, да? Я имею в виду… прям очень, — махнул рукой. — Весь.

      — Да? — переспросил Ваня и тут же поспешил придать голосу уверенности. — Да. Я, если что, не против, смотри…

      «Ничего другого я не обещаю. И не обещал же? Черт, я не помню, как договаривался с ним о встрече. Вроде же я не пил столько… Скорее просто не выспался и устал. Да, именно так… Нет. Нет, я точно ничего не мог ему пообещать, я же не выжил из ума. Да и он… Вроде бы ни на чем не настаивал».

      — Мне нравятся твои волосы.

      — А?

      — Красиво блестят на солнце. Видно, что ты за ними ухаживаешь. У меня раньше были примерно такие же.

      — Серьезно? — смешок вылетел сам собой, Ваня запоздало прикрыл губы ладонью.

      «Это было довольно грубо».

      Степан взъерошил себе макушку — «Боже, стало еще хуже» — весело улыбнулся:

      — Прикинь, ага? Только я с ними ничего не делал. Просто ходил патлатый. А когда я с серфов возвращался, они еще и жесткие были — трындец.

      — С… серфов?

      — Ну да. Я по молодости развлекался. В студенчестве там… Вышел даже на более-менее профессиональный уровень. В соревнованиях участвовал, потом в судействе. Дима не рассказывал? Мы с ним так-то познакомились на соревнованиях в Майами.

      Ваня слушал Степана с приоткрытым ртом.

      «Во-первых, почему я не в курсе, что Дима чем-то таким занимался? Он вроде адекватный был… А во-вторых, что ж меня с плывунами так жизнь сводит? Клава бы сказала, что это потому что я Скорпион. А я бы сказал, что пошла она с этой фигней… Так, я долго молчу».

      — Прости, а почему ты… не продолжил, если все так хорошо шло?

      — Говорю ж, я так развлекался. Не всерьез. Да и я, болван, ноги себе укокошил, так что хрен мне, а не доска. Но поплавать я люблю до сих пор. Вот летом мы с друзьями на Алтай летали. С походом. И я по приколу полез в какое-то озерцо. Вода чистая — обалдеешь. Ну и всякая фауна… о! — Степан вдруг застыл с поднятым вверх пальцем. — Слышишь? Это зяблик. Он, кстати, тоже довольно прикольный птырь. У самцов, например, клюв цвет меняет. От синего до такого розоватого. Это связано с временем года, брачным сезоном и… — осекся. — Я много болтаю, да? Ты говори, если меня занесет. Со мной такое бывает.

      — Нет-нет, это все… любопытно.

      — Ну а ты?

      — А что я? — растерянно моргнул.

      — Чем в свободное время развлекаешься?

      Что следовало отвечать? Едва ли «конкретно сейчас ною, заедаю и запиваю стресс, вот мужиков средней паршивости клею, чтобы поднять себе самооценку».

Ваня задумался. Если вычеркнуть последний месяц, чем он занимался, помимо работы?

      «Ну, я был с Владом… мы иногда выбирались в модные клубы и бары. Мне, правда, это давалось тяжело. Потому что попробуй после бесконечного кератина и окрашивания куда-то идти, тем более танцевать. Почему Влада на такие подвиги хватало — загадка. Нет, он моложе. Но все-таки… неужели я правда старый?»

      Ваня покосился на Степана.

      «Если присмотреться, он в неплохой форме… в нормальной. Нет, я бы никогда не поверил, что он когда-то был как спасатель Малибу, но то, что ему нравятся вот эти все походы, активности… вполне».

      Особое внимание привлекли ботинки, как сейчас понял Ваня, не обычные, а походные. Ботинки явно старые, но в хорошем состоянии: на них точно меняли шнурки, им обновляли подошву, да и просто за ними ухаживали. Мама всегда повторяла Ване, что две главные вещи, за которыми полагалось следить мужчине — его руки и обувь.

      «Почему в списке всего два пункта и именно такие — загадка. О, мама была просто одержима тем, как я выгляжу. Она каждый день заставляла меня натирать туфли, через день проверяла мои ногти, гоняла в ванную, чтобы я их чистил с мылом и щеткой. Такая дурость, естественно, я испачкаю руки, пока буду возиться со сраным гуталином. Интересно, она правда думала, что так я смогу покорить какую-нибудь девицу? Что ж… когда я стал делать маникюр без напоминаний и тратил первые зарплаты на дороженные итальянские туфли, она спохватилась. Но поздно. Ха… хотя гуталин не был так уж плох. В банку можно было насыпать песок и играть в классики. Ностальгия. Хм. Если вспомнить… У Влада… Влад ходил в кроссовках. Дорогих. Но он никогда не умел за ними ухаживать, убивал за пару недель. Еще зачем-то все время светлые выбирал, мы с ним даже ссорились. Интересно, а какую обувь носит его режиссерик? За волосами он не следит, а вот… Боже, нет-нет. Вопрос был не про это. Чем я развлекаюсь… Клава иногда уламывала меня пойти с ней на выставку, но я не помню ни одной. Сказать, что я читаю? Тогда, наверное, надо говорить названия, а я не помню ничего, кроме школьной программы. Черт, я слишком долго молчу!»

      — Ты знаешь… сейчас как-то не до того, — сильно смущаясь, признался Ваня, вновь потянулся поправить пряди у лица.

      — Понимаю. Плотный график.

      — Да-да, именно так!

      «Ну что? Это почти правда. У меня очередь на месяцы вперед. Сейчас вон сезон холодов. Все прут за уходом. А там новый год — "новая я" и прочая хрень».

      Ваня не стал распространяться о том, что для него работа — это еще один способ перестать волноваться. Тоже не безупречный, но все же лучше «Ягера». Усталость после целого дня записей позволяла быстро уснуть и ни о чем не думать, а капавшая на счет зарплата с щедрыми чаевыми позволяла купить себе очередную тряпку или пару лоферов, которые было не обязательно доставать из коробки. Еще Ване нравилось делать подарки. Владу, Клаве, маме.

      «Ей каждый раз что-то не то и вообще невозможно угодить, но я же знаю, что она потом всем соседкам хвастаться будет новой сумкой, слать мне фоточки…»

      Захотелось проверить телефон. Ваня включил беззвучный режим из вежливости, когда подъезжал к Сокольникам, и теперь надеялся, что кто-нибудь да заметил его долгое отсутствие в сети. Кто угодно. Клава, мама, менеджер салона, Влад. Последнее — совсем уж фантастика, да и для чего ему писать Ване? И все же наивная, абсолютно детская надежда теплилась в груди.

      «М-да».

      Ваня быстро включил и выключил экран блокировки.

      Что и требовалось доказать — никаких сообщений. Про него даже спам забыл. Ужасно обидно.

      — Ты… не расскажешь мне еще про себя? — попросил Ваня, сдерживая абсолютно неуместную дрожь в голосе. — Мне… приятно тебя слушать.

      Вранье. Но лучше уж болтовня про походы, чем собственные тревожные мысли, гудевшие в голове нестройным хором. Степан кивнул, причем так понимающе, будто догадался, что с Ваней что-то не в порядке.

      — Без проблем. Я рад поработать радио. Ты не устал? Мы можем присесть или я могу вертать нас обратно к выходу, и мы устроимся в тепле.

      Ваня снова отвлекся в телефон. Половина второго. Время не то что детское, оно детсадовское. Если он отпустит Степана, то остаток первого выходного за две недели придется провести с собой наедине. Опять. По спине пробежал холодок.

      — Нет-нет. Все в порядке. Давай гулять дальше… И можно еще сигарету?.. Спасибо.

III

      Степан рассказал про поездку в Сибирь с кузенами, в Архангельскую губернию с экспедицией в компании с оголтелыми фольклористами и на Охотское море тоже с какими-то учеными фриками. Слушать его, внезапно, оказалось увлекательно. Он не занудствовал, вворачивал шутки, все приличные, не совал под нос фотографии. Иногда Степан отвлекался, подмечая всяких разных пищух, канюков, дятлов. Ваня покорно вертел головой, стараясь разглядеть названных ему птиц и чувствовал себя странно-нелепо.

      «Как на школьной экскурсии. А он неплохой вроде. Язык подвешен. Если привыкнуть вот к этим его прибауткам, то и нормально все. Ну да, не повезло мужику с внешностью. Хотя… почему прям "не повезло"? Его б переодеть и подстричь по-человечески. И с руками оторвут. Особенно если его рядом с тиндеровскими нарциссами поставить».

      — Ты не устал?

      — Нет, мне пока все нравится. Но я выкурил все твои сигареты…

      — Мне не жалко. Ты кричи, если что. Я ж могу долго так бродить. Пить-есть пока не хочешь? У меня тут есть… — он вынул из барсетки маленькую пачку капучино от «Старбакса» и батончик «Сникерс» с арахисом.

      Ваня не знал, ему смеяться, умиляться или удивляться такому набору. Степан, видно, прочитав на его лице замешательство, объяснил:

      — Ты не думай, я не рассчитывал тебя так впечатлять. Это мой нормальный набор, когда с племяхами гуляю. Одному семь, другой тринадцать. И они непрерывно голодные. Так что… Я уже не выкладываю ничего из сумки, чтобы не забыть. Что выбираешь?.. «Сникерс»? Прекрасный выбор. Вкус детства.

      — Мое детство скорее было на вкус как «Виспа»… — Ваня прикусил язык.

      «Черт, я что-то расслабился», — с опаской кивнул на Степана, но тот, кажется, просто обрадовался более-менее дружелюбной интонации.

      — Т-ты сказал, что у тебя племянники…

      — Две штуки. И третий на подходе, — Степан шутливо нахмурился. — Да, мой младший брат с женой так и не разобрались, как пользоваться резинками. Ладно. На самом деле, они все славные. Так что пусть множатся, мне не жалко.

      — Вот как… — Ваня очень хотел максимально отойти от обсуждения детских сластей, поэтому продолжил расспрашивать Степана о племянниках. — И часто ты с ними… проводишь время?

      «Вроде как это вежливо».

      — Хм. Часто? Да не то чтобы. Раз в неделю примерно…

      — Каждую неделю?!

      — Да. Но эй, это нормально. Они прикольные. И чем старше становятся, тем интереснее. Мы с ними гуляем по киношкам, по паркам. В походы их тоже потихоньку беру. Пусть привыкают. Они как-то прознали, что на Охотском море можно китов посмотреть. И все. Теперь они ждут, когда им стукнет восемнадцать. Но я очень надеюсь, что они передумают или найдут какие-то другие развлечения. Менее дорогостоящие… Знаешь, там… спорт. Хотя о чем это я. Спорт тоже недешево. Тогда еще что-то. Ну пока без шансов, мне кажется.

      «Какой кошмар. Каждую неделю сидеть с детьми… еще и не своими. Я бы свихнулся».

      — Что ж, вы, видимо, довольно близки… и похожи.

      — А! — Степан отмахнулся. — У нас вся семья такая. С прибабахом. Мы с братом. Дяди-тети. Кузены-кузины. Самые, конечно, отпетые маманя с батей. Шумные, но дружные. Маманя вон придумала, что хочет учиться играть на гитаре. Это вроде как ее детская мечта была. Но все время некогда. На старости лет вот заставила отца купить ей гитару. Репетирует. Весь дом не спит. Мы с братом вроде как обрадовались, что мы давно съехали. А хрен там плавал! Батя записывает нам голосовухи и мыслушаемпо сто пятьсот раз, как маманя лабает Цоя. Ну потому что других уроков на «Ютуб», видимо, не завезли. Так что мы восхищаемся, а то батя нам бошки открутит, если мы маманю недостаточно похвалим.

      Ваня пытался представить себе эту несуразную и громкую семью. Получалось с трудом.

      «Они, наверное, невыносимые чудаки. Хотя, может, это нормально? Для меня просто удивительно уже то, что его родители до сих пор вместе. И не переубивали друг друга и вон еще как-то беснуются. И не устают друг от друга».

      У Вани с мамой жизнь строилась совершенно иначе. Начать хоть с того, что их всегда было двое. Никаких других родственников, друзей семьи и прочих «третьих лиц», как называла их мама.

      О том, кто его отец, Ваня перестал спрашивать давно. Ничем хорошим подобные беседы у них не заканчивались. Довольно и того, что тот жестокий человек разбил маме сердце, подорвал ее здоровье и разрушил карьеру, а еще наградил Ваню наследственным гастритом, плоскостопием и оттопыренными ушами. Что, конечно, тоже бесконечно расстраивало маму.

      «Ха. Такое ощущение, что это прям стало моей обязанностью. Расстраивать и разочаровывать. Учусь не так. Люблю не тех. Работаю не там. Хожу, дышу и разговариваю — тоже. Нет, мы можем неплохо поболтать, особенно если мы при этом о ком-то сплетничаем. Но… не знаю, как только у меня что-то происходит, и я хочу получить от нее… не знаю… немного поддержки, она делает все еще хуже. Вот и про Влада она сказала, что я сам виноват, раз решил потратить на него время, которого у меня не так много, для того, чтобы принимать такие неосмотрительные решения. Просто вау, вот это поддержка! Это именно то, что мне было нужно. Просто какого черта? Я — ее единственный сын, а она даже в момент, когда мне плохо, умудряется меня распекать».

      Поспешно съеденный «Сникерс» лишь слегка подсластил горечь застоявшейся обиды. Ваня проверил телефон.

      Ничего.

      На что он рассчитывал? Мама никогда не извинялась и не шла на мировую первой, а учитывая то, что в этот раз Ваня имел неосмотрительность по-настоящему повысить на нее голос… замаливать свой проступок ему предстояло долго.

      «Разумеется, мы помиримся. Мы каждый раз миримся. Просто мне хотелось бы… чтобы она для разнообразия сама попросила прощения? Ситуация же нетипичная. Я расстроен и так-то скоро мой день рождения. Неужели ей так сложно?..»

      — А твои родители они, ну… в курсе?

      Глупый вопрос, зачем Ване такое знать? Но день весь какой-то глупый, плевать, что солнечный, да и сам Ваня — дурак-дураком.

      «Увы, не только сегодня».

      — Про меня в целом? Или что я позвал на свидание красивого мальчика?

      Стало еще более неловко. Нет, никакого вау-эффекта не случилось, Степан не сделался невероятно красив и привлекателен, да и в самой фразе Ваня не услышал ничего зазывного.

      «Ну комплимент и комплимент. Он же признал, что у него с ними проблемы, он старается произвести впечатление. Справляется. По-своему. Нет, будь я, скажем, чуть-чуть помоложе, как знать, я бы польстился. Да кого я обманываю? Не польстился… но все равно спасибо ему. Теперь мне стыдно, что я так про него плохо думал. Ну и что, что он монтажник? И не умеет стричься? Ему и не положено. Зато вон… интересно живет. Семье помогает. И вообще он, кажется, хороший человек. Не то что я, да?»

      — Прости, это личное… — начал Ваня, но Степан перебил его бодрым тоном:

      — Да не-не, все пучком! Конечно, мои все в курсе. Кроме племянников. У них просто другие темы для разговоров. Включи "Симпсонов", купи бургер, помоги с домашкой. И вот если я этого всего не сделаю, в их глазах я буду форменным пидорасом. А так… ну, когда начали с женитьбой приставать, я им аккуратно сказал, что типа — не по моей части. Сперва рассказал брату, потом мамане с батей. Нормуль. Брату вообще так-то по боку. Маманя погрустила, но там младший начал плодиться, так что она пошутила, мол, внуков ей хватает. Вот третьего и больше не надо. Батя долго фырчал. Они у меня не то чтобы, знаешь, сильно современные. То есть «Вотсап» — да. А вот это все про свободу — это не их трава. Но ничего, справились. Они мне мозги не компостируют разговорами про семью — я их не шокирую подробностями. Хотя недавно они как-то преисполнились и иногда просят там показать, привести в гости, познакомить…

      — Оу… — выдохнул Ваня удивленно.

      — Не-не-не, — Степан смешно покраснел щеками и носом, замахал руками. — Черт, я вообще не это имел в виду! Это звучало чертовски стремно, да? Забудь, пожалуйста. Мы гуляем и гуляем…

      «Это очень забавно», — Ваня отвернулся, чтобы скрыть чересчур широкую улыбку.

      Родители хотели познакомиться? Удивительно. Мама Вани тоже в курсе всех его похождений, по сути, он рассказывал личные штуки одной ей и Клаве. Но представить, чтобы мама с кем-то пожелала встретиться. Не то что у себя, на нейтральной территории — такого не было никогда. Про того же Влада она узнавала исключительно из Ваниных звонков и его «Инстаграма».

      «Она у меня как раз очень современная. А толку? Ей никогда не нравился мой выбор. Она всегда лезла ко мне со своим опытом. И ведь попробуй ей сказать, что у нее самой вкус так себе, раз она так ни разу замуж и не вышла. М-да. Так она со мной и до следующего года разговаривать не станет? Неужели она не поздравит меня? Она же со мной не будет так поступать? Это жестоко».

      Чужая неидеальная, но явно гармоничная, жизнь вызвала и восхищение, и зависть. Ваня вновь почувствовал себя недолюбленным ребенком, приученным, что любовь надо заслуживать, что нет ничего безусловного или вечного. И как бы Ваня ни пытался рисоваться своими познаниями, заслугами в учебе, а потом на работе, порой он мечтал о чем-то вот таком простом и понятном, как посиделки с семьей. Пускай, при этом семья будет громкая или «с прибабахом».

      «У меня мамиными стараниями и такой не было. Я понятия не имею, как бы мой отец ко мне отнесся. Он, в принципе, в курсе был, что я у него родился? Он был бы рад мне? Или тоже сказал, что я ему все разрушил… Ой, да пошло оно…»

      — Степан, а почему…

      — Можно просто Степа. Ты меня еще по фамилии назови.

      — А я ее не знаю…

      — Журавлев.

      — Да? Спасибо… Я запомню. Журавлев… Степа, а почему ты выбрал это место? Я имею в виду… есть же другие места. Скалодром там…

      — Не, ну я ж не настолько отбитый… — усмехнулся Степан. — Я просто помню, что ты на дне рождении Димы жаловался, что давно не дышал свежим воздухом. Что ты дышишь одним аммиаком на работе и света белого не видишь. А. И что тебя бесят люди. Вот я решил, что тогда парк — наш вариант. Тут и воздух более-менее, и народа не особо.

      — Да? Я такое говорил?

      «Ничего не помню такого. То есть то, что я на что-то жаловался — да, но про парк… а он запомнил. Это… мило».

      — А… что еще ты запомнил?

      — Ты типа экзаменуешь меня? Ну… что тебе Земфира нравится. И что ты слушал ее в плеере, когда гулял по парку.

      — Господи. А больше ничего про парк я не?..

      — Да вроде нет.

      «И слава Богу…»

      — Так-то мне Земфира тоже вкатывала. Но я скорее по «Снайперам».

      — Мне они тоже, — рассеянно кивнул Ваня. — А ты… Кашина знаешь?

      — Обижаешь! Он ж это… ходячая бисексуальность.

      На миг Ваня допустил мысль, что если вот сейчас Степан его поцелует, то он не будет возражать. И так же мгновенно он ужаснулся от отчетливо вставшей перед глазами фантазии. В смысле? Он? Целоваться? В Сокольниках? После «Сникерса» и разговора про Земфиру? Ему, что, двадцать?

      Заныло в груди.

      Да-да-да, черт подери, да! Как бы ему хотелось, чтобы снова исполнилось двадцать, чтобы на свидания звали, потому что он — «красивый» и все. Чтобы развлекали, показывали птиц, чтобы угощали шоколадом и не приходилось переживать, что он куда-нибудь не туда отложится. Ваня же именно поэтому все и затеял, чтобы ощутить ускользнувшую юность, ну и отомстить Владу с его новым мальчишкой. Чего уж таить.

      «Я же позвонил ему. Пьяный. Он не взял трубку. И правильно. Я бы тоже не взял. Но все равно… стыдно-стыдно, так стыдно».

      Ваня опять встретился взглядом со Степаном.

      «И с ним я нехорошо поступил. То есть… я еще ничего не сделал. Но я подумал. Боже, я думаю один сплошной мрак. Мне же он совершенно не нужен. Мне, кажется, никто не нужен. Только чтобы меня любили. Небо, как я хочу, чтобы меня любили. Это так много? Это правда много?! Я такой ужасный, жалкий… Да чтоб мне под землю провалиться».

      Ваня запнулся.

      Никогда его желания не исполнялись с такой феерической скоростью.

      Ваня не успел толком испугаться. Степан ухватил его за ворот пиджака, рванул на себя. Возможно, не слишком деликатно, но все лучше, чем носом в землю.

      — Тихо-тихо. Ты чего… На ровном месте. А-а…

      Звучало серьезно.

      Обернувшись, Ваня увидел, что у левой туфли оторвался каблук.

      «Проклятье, а они мне нравились».

      — Прости, — шепнул, торопливо отодвигаясь от пахучей кожанки.

      Но Степан придержал его под локоть.

      — Нормуль, — сам нагнулся, поднял каблук, отряхнул. — Ща найдем, куда приткнуться. Доковыляешь?

      Ваня смог согласно тряхнуть головой. Интуитивно потянулся поправить волосы. У него дрожали пальцы.

      Такая дурость.

      Как теперь идти обратно? Почему-то смущало не столько неудобство, сколько то, как бы это смотрелось со стороны. Наверное, еще немного и Ваня начал бы винить во всем Степана, ну потому что себя ругать он банально устал, но вот они правда быстро нашли скамейку, плюхнулись на нее.

      — Секунду, — произнес Степан и, закинув себе на колени Ванину ногу, стащил с нее сломанную туфлю.

      Вот так запросто. Без спроса. Ваня открыл рот, чтобы… Что-то. Возмутиться. Ахнуть. Выругаться. В итоге так и замер, наблюдая за тем, как Степан, чуть порывшись в барсетке, достал из нее спиртовые салфетки и тюбик клея.

      «Надо же. Какая волшебная сумка. Как в нее столько помещается? В моей нет примерно ничего, кроме чеков и аспирина. И то я его, по-моему, весь съел».

      Степан принялся колдовать над туфлей, а Ваня — терпеливо ждать. А что ему оставалось? Не в телефон же уткнуться. Это было бы совсем нагло с его стороны. Поэтому Ваня нервно теребил платок, повязанный на сумку, и наблюдал. Внимание привлекли руки. Натруженные и с желтоватыми мозолями на ладонях. Отчего-то они понравились, хотя мама сто процентов назвала бы их грубыми.

      «Зато видно, что он ими работает. Она бы Степана в целом раскритиковала. Потому что неотесанный, бедный и нам "не чета"».

      Ваню внезапно озарило догадкой, что его отец, в итоге, мог как-то так и выглядеть. Мама бы никогда не созналась, что со всеми ее принципами и установками, она повелась на кого-то такого. Как ни странно, Ваня бы ее выбор не осудил. Теперь уж точно, сидя на скамейке посреди осеннего парка в одном носке.

      — Давай так… мы это ненадолго исправим, но вообще лучше в мастерскую. Не, я как бы умею и сам. Но если тебе надо, чтоб прям насмерть, то я знаю крутого мастера. Могу отнести ему. Ну, потом. До дома-то тебе хватит. А ты чего одну ногу положил? Неудобно ж. Клади обе, — похлопал себя по бедру.

      Зачем-то снял кожанку и накинул на босую ногу. Жест и растрогал, и рассмешил. Едва ли бы Ваня замерз в такую замечательную погоду, и все же сделалось комфортнее. Физически. Морально его по-прежнему дербанило на части. Как будто даже сильнее, чем прежде.

      — С-спасибо…

      — Да ладно! Было б за что. Говорю ж, оно не насовсем. Сделано просто… — Степан обеими руками прижал каблук к туфле и замер так, ожидая, пока схватится клей. — Ты не переживай, лады? Мы вызовем тебе такси. Нормально… Э. Ты чего?

      Ваня вопроса не понял, а потом ему на запястье упала слеза.

      «Да ладно».

      Смахнул с подбородка набежавшие капли.

      — Прости, сам не знаю… Не обращай внимания.

      Но Степан не выглядел, как человек, который бы последовал этому совету.

      — Да брось. Ты из-за башмака, что ли? Пустое! Или ты чего подвернул? — обхватил щиколотку, бережно, но все равно как-то невпопад, щекотно, так что Ваня весь выгнулся, окончательно и бесповоротно расстроился.

      — Нет! Нет, Боже, нет, — безуспешно растер слезы по щекам, спрятался в ладони. — Боже… М-мне сорок четыре. Мне через два месяца сорок пять. И я так устал. И я ничего не понимаю. Прости, это очень тупо. Но у меня все через такую задницу. Я месяц как расстался с человеком, который мне был дорог. Но я уже не уверен-н. Я пытался отвлечься. Работой. Я в салоне провожу больше времени, чем дома, потому что мне отвратительно оставаться там одному. Я или п-плачу, или пью. И… я снова начал курить. И я поссорился с единственной подругой. И накричал на маму, потому что она достала меня своими советами. Эт-то ужасно, я знаю, но она со мной больше не разговаривает, и от этого мне еще хуже! Мне кажется, я просрал всю свою жизнь, и мне страшно. И вот я сижу, ною на тебя, и мне так стыдно. Я х-хотел бы все исправить. Хотя бы чтобы в твоих глазах выглядеть нормально, но это невозможно!

      Во рту пересохло, а из-за ладоней стало совсем неудобно дышать. Однозначно, Ваня выглядел сейчас крайне паршиво. Он никогда не умел плакать красиво, у него опухали губы и нос, румянец распределялся неравномерно, особенно на лбу, где раньше было родимое пятно. В общем, как он и сказал — ужас, но в целом как будто бы полегчало.

      «Странно. Я точно так же выл дома сам по себе, а эффекта такого не случалось. Я, конечно, все испортил… Поблагодарю его и свалю тихонько. И точно никому и ни за что…»

      Степан коротко похлопал Ваню по колену.

      — Это типа все? Не, я не к тому, что это неважно… короче, если тебе хочется, ты не сдерживаешься, — кивком головы указал на туфлю у себя в руке. — Нам тут по-хорошему полчаса минимум. Ну, чтоб схватилось. Я не особо умею успокаивать, но послушать — это завсегда. А. Чего это я. Не галантно как-то, — Степан вынул из барсетки пачку платков. — На вот.

      Ваня с шумом повел носом.

      — Эт-то все неправильно.

      — Что конкретно?

      — Я не должен был-л… Это же мое дело, а не…

      — Ну, значит, сегодня и мое тоже. Так вышло. Ты расстроен. И у меня твой башмак. Тебе от меня пока не сбежать.

      Ваня улыбнулся. Скорее всего, криво, зато искренне.

      — П-почему-то это успокаивает.

      — Да? Вот черт, а я надеялся. Прости, я и шучу убого, когда волнуюсь.

      — Нет, — покачал головой Ваня. — Т-ты и шутишь, и говоришь приятные вещи, и успокаиваешь оч-чень хорошо. И объясняешь… интересно… Мне п-просто… Просто хочется побыть тут еще.

      — Окей. Без проблем.

      — Т-только, пожалуйста, не молчи.

      — Окей-окей, — Степан рассеянно огляделся. — О. Справа. Видишь? Мелкое пушистое и белое. Это — ополовник. Или длиннохвостая синица. Прикольный, да? Он так-то занесен в Красную книгу. Зимой они прибиваются к обычным синицам, и так им проще выживать…

      Ваня благодарно кивал и слушал, не признаваясь, что давно выплакал линзы, так что не видел ни ополовника, и вообще ничего дальше вытянутой руки.

IV

      Разумеется, ни до какого кафе они не доехали, когда клей высох, а Ваня успокоился, они вернулись к воротам, примерно там же завибрировал телефон. Сперва написала Клава, решившая напомнить Ване, что у него сегодня свидание. Потом мама поинтересовалась, может ли она рассчитывать на помощь сына или ей все же придется записываться к другому парикмахеру.

      «Провоцирует. Но она написала мне первая. Значит, волнуется».

      Степан вызвал им такси, комфорт плюс, по дороге уточнил, не нужно ли чего-то в магазине.

      «Правда, галантно. Зря он иронизировал…»

      Уже в машине всплыло на экране блокировки уведомление из «Инсты» о том, что режиссерик выложил новую сторис, но Ваня смахнул его в сторону и испытал небывалую гордость. Степан проводил до самой квартиры. Уточнил:

      — Точно все в порядке? Знаешь, если тебе все еще стремно быть дома или вроде того…

      «Господи, он запоминает все, что я говорю? Это очаровательно. И правда галантно. Зря он на себя наговаривает…»

      Ваня понимал, что ни о каких поцелуях и прочем не могло идти и речи, а как по-другому выразить благодарность и не скатиться в набор штампованных «ты замечательный», «ты меня спас», «ты прекрасный человек» и прочего? Поэтому Ваня топтался на месте и, пялясь на туфли, изрядно покрытые пылью с тропинок, повторял:

      — Все отлично. Честно, отлично. Я это… про дом не всерьез. Я умею оставаться один. Это я так… минутная слабость.

      — Да? Ну и шикарно. Тогда я пойду?

      — Конечно. Я тебя сильно задержал и спутал планы, мне стыдно и…

      Степан отмахнулся. И в этом движении Ване тоже почудилось столько заботы, что хоть плачь.

      «Мне нечем».

      Ваня прикрыл за собой дверь. Первым делом скинул туфли, которые его так подвели. Прихожая встречала его ровно в том же виде, что и всегда: горы одежды, заваленная обувница, забытые с вечера чашки на тумбе, пакет из-под очередной доставки, все руки не доходили выбросить и так сколько уже? Дней пять?..

      Надо бы всем ответить и отписаться, наконец, от Влада и его режиссера, а Ваня все стоял, разутый и в полуспущенном пиджаке и кусал губы.

      Из напольного зеркала на него высунулась патлатая фигура. В полумраке плохо освещенной прихожей неясно сколько ей лет, она вполне могла принадлежать и сорокапятилетнему — пора бы привыкать к этой цифре — модному московскому стилисту в кризисе и с недосыпом, а могла и двадцатилетнему мальчишке, собравшемуся гулять со старшекурсником по вечернему парку. Назло строгой маме без шапки, зато с плеером и новой кассетой Земфиры.

      И именно мальчишка выскочил сейчас на лестничную площадку босой и лохматый.

      — Степ! Степ, подожди секунду!