Ты можешь смеяться

Едва заметной улыбкой.

Надеемся, ты подавишься своими правилами и мудростью.

А мы теперь — одно целое

В вечном мире.

Надеемся, ты подавишься… что ты подавишься.

Radiohead — Exit Music (For a Film)

***

«Тот, кого ты любишь, и тот, кто любит тебя, никогда не могут быть одним человеком»

Чак Паланик

      Моя жизнь ничем не отличается от среднестатистического человека, живущего в столице и, по совместительству, крупнейшем городе Республики Корея — Сеуле. Несколько лет назад жила в Австралии, закончила школу и переехала сюда. По сути, только из-за своего молодого человека, с которым мы были вместе ещё со старшей школы.

      В общем-то, банальщина. Ничего интересного.

      Моё имя — Чон Соён, я этническая кореянка, такая же, как и мой молодой человек. Мы познакомились в далёком прошлом, когда пошли в один класс. Казалось, то, что мы оба приезжие и, по сути, из одной страны — создавало между нами тонкую связь, которая столкнула нас друг с другом.

      Со временем мы сблизились, стали лучшими друзьями. Отмечали все праздники вместе, он познакомил меня со своей семьёй, я его — со своей матерью. Перед моим поступлением в старшую школу она погибла, но семья Бан не оставила меня одну, раскрывая свои объятия и принимая меня к себе. Я не захлёбывалась в своём горе лишь благодаря им.

      Раны затягиваются со временем, боль притупляется, оставляя после себя рубцы, да воспоминания, порой такие, что хочется лезть на стену. Это нормально, такова жизнь. Поэтому, я от всего сердца благодарю этих людей по сей день, за то, что не оставили меня, за то, что полюбили и помогли. Рубец от потери затянулся значительно быстрее, чем мог бы, но, конечно же, не полностью.

      Когда пришла пора прощаться, было больнее, чем мне изначально казалось. Я настолько привыкла к этой уютной семейной атмосфере и не могла даже представить себе, насколько тоскливо мне будет без заботливой мамы, добродушного отца, непоседливого Лукаса и милой Ханны. Но я не могла позволить Кристоферу переехать в Корею совсем одному, без поддержки, так что выбор был очевиден.

      В наших отношениях, должно быть, мы лучшие друзья по большей части, чем пара, и ведём себя так, как привыкли. Может быть, это и послужило причиной того, что произошло бы рано или поздно.

      Когда Кристофер дебютировал с мальчиками, с которыми я, разумеется, знакома, свободного времени практически не осталось. Он и до этого работал на грани своих возможностей, из-за чего спал всего по три-четыре часа в сутки, но теперь… теперь дома его вообще не застать, когда группа стала более популярной. Он, конечно, старается выкроить свободное время, чтобы провести его со мной, но как только он возвращается домой впервые за неделю — отправляю его отсыпаться, чтобы ему хотя бы немного стало лучше.

      Со временем стало хуже. Если до этого Чан хотя бы раз в неделю, но исправно возвращался, то сейчас мы видимся только когда я приезжаю к нему в студию, чтобы принести ему немного еды и вещей, где он погружен с головой в работу. Вероятно, ночует в студии или в общежитии, — думалось мне, но я не возражала, потому что понимала. Между мной и карьерой он выберет карьеру, ничего не поделать — это его мечта. Я старалась поддерживать его как могла, чтобы он знал, что всё в порядке и я верю в него, по прежнему оставаясь его фанатом номером один.

      Я тоже, разумеется, была занята, и имела не так много свободного времени, но мы переписывались в KakaoTalk и периодически созванивались по видеосвязи, так что я была спокойна.

      Минуло много времени. Stray Kids набирали популярность с катастрофической скоростью, парни физически и морально не успевали отдыхать, как нужно было делать новый камбэк. Бесконечные съёмки, записи, концерты и отъезды, и я, конечно же, волновалась за их здоровье. Иногда заскакивала к ним на своих перерывах, чтобы принести вкусностей и немного поболтать, позже — чмокнуть Чана в щёчку, пожелать хорошего дня и взять обещание позвонить мне, когда они закончат и когда приедут в общежитие.

      Всё нормально, я сама подписалась на это, ведь знала, что так всё и будет. Поэтому с счастливой улыбкой виделась с ним в стенах общей квартиры раз в месяц, хоть и не всегда понимала, почему всё так.

      В один из таких дней я, проснувшись, снова обнаружила соседнее место пустым. С тоской в глазах посмотрела на остывший ужин, даже нетронутый, но кивнула самой себе и начала заниматься домашними делами — всё как всегда. У Чана выходные редкие, если это не праздники, хотя и на них он не всегда появлялся. Всё нормально.

      Убралась в квартире, приготовила завтрак, поела в полном одиночестве и гнетущей тишине. Во всяком случае, старалась, — тревога с самого пробуждения не давала мне покоя, так что я силком запихнула в себя несколько кусков помидора и пошла делать бенто для Кристофера, знаю ведь, что в такое время он до сих пор не поел.

      Выйдя из лифта на просторный этаж, который мне нужен, я поспешила к кабинету, который больше всего интересовал меня — студия Чана, в котором возлюбленный проводит уже какую ночь. Быстро сократив расстояние, я хотела было влететь туда, но внезапно остановилась. Тревога, преследующая меня, усилилась, наводя на не особо приятные мысли.

      Так что я прочистила горло и, нацепив счастливую улыбку, открыла дверь, чтобы поприветствовать своего парня, но увидела явно не то, чего бы мне хотелось.

      На коленях Чана сидела девушка из стаффа, целуя его в шею, пока он одной рукой гладил её по бедру, а другой щёлкал мышкой, похоже, делая вид, что работает. Она, судя по всему, не выдержав игнорирования, подняла голову и поцеловала его.

      Я хотела только одного — чтобы он стянул её с себя и оттолкнул. Убедиться, что весь этот сюр — плод моей разыгравшейся фантазии, но… мы не всегда получаем то, чего хотим, и видим то, чего видеть бы не хотели.

      Он ответил ей с такой страстью, какой со мной не было никогда.

      Внутри что-то рухнуло, создавая звон в ушах. Я впала в ступор и не могла пошевелиться, как бы не пыталась.

      Время замерло для меня. Всё, что было вокруг — исчезло, оставив меня и этих двоих наедине в этом здании, городе, планете. Всё, что я чувствовала тогда — отвращение, в основном, к себе. За то, что не смогла понять сразу, за то, что допустила то, что произошло. За то, что в тот самый миг, когда я стояла, казалось, не двигаясь целую вечность, не могла с собой справиться. Со своими слезами, со своей отвратительной любовью, которая нужна была только мне одной.

      Внешне я лишь стояла и наблюдала, как он страстно целует её, прижимая всё ближе своими красивыми руками. Она цепляется за него, словно Чан — спасательный круг, а эта девушка — утопающая жертва обстоятельств. Я, казалось, не моргала, впитывая эту картину в себя без остатка, закрепляя её в своём сознании и выжигая в подкорке, чтобы, даже закрыв глаза, видеть. Не забыть, как со мной поступили. Но в глубине души я чувствовала, как ломаюсь.

      Спустя долгих несколько секунд, казавшихся мне вечностью, я ушла также, как и появилась, тихо прикрыв за собой деревянную дверь, ни сказав ни слова. Не смела отвести взгляд от того, что в один момент разрушило то, что строилось не один год.

      Я ненавижу себя за то, что не повыдирала им волосы, а лишь смотрела и позволяла им обоим убить мою веру в людей.

      Внутри больше ничего не осталось, кроме этой самой пресловутой ненависти. Ни боли, ни разочарования, ни злости. Лишь чёрная и неприятная дыра, которая высосала из меня все чувства и эмоции, которые, должно быть, бушевали во мне.

      Судорожно выдохнув, спиной я отошла подальше от кабинета, чтобы привести себя в порядок. Столкнувшись со стеной, сглотнула противный ком в горле, проморгалась, чтобы избавиться от пелены слёз перед глазами. Вытерла тыльной стороной ладони уже успевшие пробежать несколько слезинок на лице, немного размазывая макияж. Шмыгнув носом, гордо выпрямилась, как мне казалось, и, как можно тише, пошла в сторону лифта, чтобы выйти и больше никогда сюда не вернуться.

      По закону подлости, не успела я дойти, как мне на встречу из-за угла вырулил Чанбин, видимо, направляясь к Чану, но, увидев меня, резко сменил свой курс и пошёл прямиком ко мне.

      — Чанбин-а, пожалуйста, съешь это, — без приветствий я сую ему в руки пакет со злочастным бенто, над которым корпела не один час. Он немного опешил, но виду не подал, заглянув в пакет и забрав его, немного прижимая к своей сильной груди.

      — Соён-ни, что случ… — он не успел договорить, так как я перебила его, криво улыбнувшись:

      — Чанбин-а, всё хорошо. Пожалуйста, раздели это с парнями, я очень старалась, там на всех хватит. Но не говори никому, что я была здесь. Ни им, ни, тем более, Чану, хорошо? Это будет наш маленький секрет, о котором никто и никогда не должен узнать.

      И ушла, оставив парня в замешательстве стоять с пакетом в руках и полным непониманием всего происходящего. Думаю, больше это не мои проблемы.

      Смутно помню, как поймала такси, как доехала до нашей общей квартиры. Приняв сразу несколько успокоительных таблеток, чтобы наверняка, достала чемодан и в размеренном темпе начала собирать свои вещи, попутно разбирая их и кидая уже ненужные на пол. Благо, до своего ухода я всё перемыла и перестирывать ничего не придётся. Отдам их тем, кто в них действительно нуждается.

      Убрала всё, что могло бы напомнить обо мне. Рамки с фотографиями, где мы стояли и по-дурацки улыбались — не раздумывая в мусорное ведро. Поменяла постельное бельё на то, которое было до того, как я въехала в это помещение. Посуда, которую я приносила, техника — всё ушло туда же, где уже валяются несколько ебучих фотографий и разбитых мною в порыве ярости тарелок.

      Да, осознание всегда приходит с опозданием на несколько часов. Это нормально — наш мозг не может сразу воспринять какое-либо событие как травмирующее, либо же блокирует его. Не знаю. Да и, честно сказать, плевать.

      Как-нибудь переживу. Правда, не сразу и, точно могу сказать, очень болезненно. Может, на это уйдёт не один год. Но я обязательно справлюсь.

…уже без него.

      Вещи, от которых я бессовестно избавилась, больше никому не нужны — я точно это знаю. Меня не гложет совесть или чувство вины, я испытываю лишь горе. Опять же, не сразу всё приходит. Досадно.

      Когда за окном достаточно потемнело и я услышала барабанный стук капель по стеклу, оглядела помещение. Стало так… пусто и непривычно. Прямо как во мне сейчас. Ха-ха.

      Повесив синие занавески, которые полгода назад сменила на более светлые, я спокойно выдохнула. Теперь точно всё. Больше ничего моего или нашего.

      Я уйду по-английски — не попрощавшись ни с кем. Не оставив ничего своего, даже упоминаний. Всё должно закончиться так, будто физически меня в его жизни никогда не существовало.

      Мои прикосновения и поцелуи он вывел чужими.

      Взяв мною собранное, я проверила, всё ли взяла, ведь вернуться сюда больше не представиться никакой возможности. Удостоверившись, с тяжёлым грузом на сердце оставила ключи на тумбочке и захлопнула дверь.

      Поймав такси, я направилась на место своего старого проживания, когда мы с Чаном только-только приехали сюда, заранее договорившись с хозяйкой, что пробуду там всего лишь несколько дней и хорошо заплачу. Банально? Мне ничего больше не остаётся, я практически жила на его деньги, попутно работая и откладывая на наш отпуск. Хотела полететь с ним в Австралию в его день рождения, чтобы мы провели время с нашей его семьёй, снова сходили на пляж и полюбовались видом на ночной океан. Дура.

      Мне нет смысла выкидывать симки и удаляться в социальных сетях. Достаточно заблокировать всех, кто нас мог связывать, конечно же, кроме семьи Бан.

      Меня нет и не было в его жизни. Пускай считает, что это массовые галлюцинации. Сеул огромен, я куплю новую квартиру в течение нескольких дней, въехать в неё — дело нескольких часов, ибо вещей не особо много. Сменю место работы, всё равно хотела уволиться. Найти меня будет нереально, помимо, конечно, отслеживания по телефону, но я не думаю, что он станет заниматься подобным. В конце концов, не так уж я и важна, точнее, совсем нет, раз уж мне нагло врали в лицо и, в чём я уверена, трахались, пока я, как преданная псина, ждала его прихода и написывала тупые заботливые сообщения.

      Боже, всё это — такой идиотизм, я знаю, что он даже не станет искать, но для меня так будет лучше. Никаких скандалов, никаких истерик, никаких выяснений отношений или разговоров.

      Я вычеркнула его из своей жизни, попутно сделав тоже самое для него. Так сказать, преподнесла последний подарок — избавила его от помехи в моём лице. Разве не здорово? Как по мне — очень даже.

      Так будет лучше для всех нас.

      А то, что я осознала всё, что произошло — мелочи. Что внутри болит адски и слёзы текут непроизвольно — тоже. Всё это — переломный момент и мелочи жизни. Всё нормально. Так и должно быть.

      Поэтому, как только я вошла в свою старую спальню, упала прямо в одежде на кровать и заревела в голос, заглушая свои вопли одеялом и подушками. Поплакать и показать свою боль можно только в одиночестве, не на людях. Я называю это силой духа — сдержаться до последнего, при этом натягивая на лицо улыбку и делать вид, что всё нормально.

      Может, моя точка зрения ошибочна. Возможно, я веду себя по-детски. Но какая разница, если это работает и никто не задаёт тебе никаких вопросов? Вот именно, что никакой.

      Устала так, что сил встать и переодеться просто нет, но пришлось перебороть себя и подняться, несмотря на закоченевшие мышцы от длительного пребывания в одном положении. Увидев миллион пропущенных звонков от Чанбина (боже, я не додумалась заблокировать номера!), смахнула уведомления и откинула телефон подальше от себя.

      Да, так будет лучше. По крайней мере, я хочу в это верить.

      Посмотрела в зеркало и ужаснулась — такой жалкой я была только после смерти мамы, но оно и понятно. А сейчас… какая мерзость. Измена какого-то там парня — вовсе не повод опускать себя на днище депрессии, ведь подняться обратно будет сложнее в разы. Но, чёрт возьми, как же иногда хочется немного поныть и поплакать, будто маленький ребёнок!

      Другим можно, я не стану их осуждать, но мне — нет. Я вовсе не особенная, просто… просто я не такой человек. Я не стану плакать при всех, не стану показывать своё настоящее отношение к кому-либо, не стану ругаться, если меня что-то не устроит. Даже если очень сильно хочется — не могу себе позволить и всё.

      Но сейчас я совершенно одна. Друзей, как таковых, у меня нет, только коллеги по работе. Мне было достаточно общества Кристофера, так что теперь просить помощи мне не у кого.

      Умывшись и дав себе несколько оплеух, чтобы в себя пришла, я горестно вздохнула, услышав мелодию звонка из спальни. Нарочито медленно подошла и взяла его в руки, чтобы посмотреть, кто решил сегодня меня добить.

      Чанбин. Ну конечно, кто же ещё.

      Закатив глаза, решила ответить на звонок и поставить на громкую связь, иначе так просто не отстанет. Я могла бы заблокировать его, но что-то мне подсказывает, что он всё равно каким-то образом умудрится мне снова позвонить.

      — Слушаю.

      — Соён-а, ну что это такое?! Почему не отвечаешь на звонки своего друга?! — возмущённо прокричал он мне в трубку. Повезло, что на громкую поставила, осталась бы без барабанной перепонки.

      Друга… А друг ли ты мне, Со Чанбин?

      — Была занята, — будничным тоном соврала я. — Прости-прости. Я извинилась, ибо слышу, как ты пыхтишь в микрофон. Ну что такое?

      — В каком смысле?!

      — Зачем ты мне трезвонил всё это время? Не просто же так.

      — Ты ещё спрашиваешь?! Хотел вот поинтересоваться, что это было. Почему нельзя говорить ребятам? Почему нельзя Чану? Почему убежала и отдала мне еду, которая явно предназначалась не мне? — боже, Бин, ну что ты за допрос устраиваешь…

      — А ты не заходил к своему драгоценному Чану в студию? — едко спросила я, комкая второй рукой одеяло. Как же меня всё это раздражает.

      — Ну, как сказать… нет? — он замолчал на несколько секунд, задумчиво постукивая пальцем по телефону. Во всяком случае, я так поняла, когда услышала этот надоедающий звук. — Собирался, но не зашёл в итоге, решил не беспокоить. Он выгнал тебя?

      — Чанбин, если бы он меня выгнал — я бы не просила ему не говорить о том, что приходила, — я закатила глаза. — Всё проще, чем ты думаешь. Давай я буду задавать тебе вопросы, а ты будешь, незадумываясь, мне отвечать?

      — В чём смысл? Я не понимаю!

      — Узнаешь позже. Так что?

      На несколько минут воцарилось молчание. Я уже думала, что он откажется и потянулась сбросить звонок, как он решительно ответил мне:

      — Хорошо. Задавай вопросы.

      — Итак, первый вопрос: день рождения Феликса?

      — Пятнадцатое сентября, — быстро сказал Бин, вообще не раздумывая над ответом. Идеально, мне это и нужно.

      — Месяц и год создания вашей группы?

      — Октябрь две тысячи семнадцатого.

      — Первые люди, о которых ты подумал, услышав слово «австралийцы»?

      — Бан Чан и Ли Феликс.

      — Как долго Чан мне изменяет?

      — Чан тебе изменяет?! — прокричал он шокированно в трубку, заставляя меня расширить глаза. То есть, он не знал, учитывая то, что они часто вместе пишут музыку в этой самой студии? Да быть того не может! — Это шутка?! Соён, блять, ты сейчас надо мной насмехаешься?! — …или может.

      — Нет, я абсолютно серьёзна. А теперь соедини мой уход и тот факт, что Бан Чан — кобель, так ты узнаешь, что случилось, — после сказанного я прикрыла глаза, слушая грязные ругательства Чанбина и шум машин на фоне. Что он на улице-то забыл? Прячется от остальных в такое время?

      — Ох… то есть, ты увидела, как наш «святоша» изменяет, но при этом он не услышал, как ты пришла?

      — Умница, быстро ты всё понял. К твоему сведению, нихрена он не святоша.

      — Сарказм тут не к месту, Соён. Вопрос теперь в другом: что ты собираешься делать? — краем уха услышав звяк зажигалки, я глубоко вздохнула. Ну да, такое сложно переварить без сигареты.

      — Ну… а что я должна делать? Ничего.

      — То есть, ты не собираешься поговорить с ним или ещё что? Я бы на твоём месте устроил грандиозный скандал и разбил пару тарелок об его голову, — серьёзно сказал он, затягиваясь. — Он-то всё равно остаётся моим другом и, как никак, лидером Stray Kids, но даже я считаю, что взбучка ему не помешает.

      — А моим другом ты остаёшься? И являешься ли им вообще?

      — Конечно. Ты смеешь сомневаться в Со Чанбине? — шутливо спросил он, не обидевшись на мои вопросы. Надо же, я ошиблась в нём. — Соён-а, нас, несомненно, связывал раньше твой «кобель», но не теперь. Тебя все уже считают за свою и благодарны, учитывая, как ты заботилась о нас всё это время.

      Я слушала его, не перебивая и не задавая никаких вопросов. Но считаю ли я его своим другом? Не знаю.

      Доверять кому-либо больше нет никакого желания, но раз он хочет побыть рядом — пускай. Может, оно и к лучшему.

      — Ты так и не ответила на вопрос, что собираешься делать.

      — Я собрала свои манатки и ушла, никому ничего не сказав. Не хочу разговаривать с ним и выяснять отношения — в этом нет никакого смысла, я увидела достаточно для того, чтобы сделать свой выбор.

      Чанбин задумчиво хмыкнул и замолчал, обдумывая мои слова. Я не захотела разрушать тишину между нами и начала разглядывать свои руки, ожидая ответа.

      — Соён, помни, что ты не одна, ладно? Я ничего никому не расскажу, как ты и просила, а ты знаешь — я свои обещания всегда сдерживаю. Ты же, в свою очередь, обещай мне, что будешь поддерживать с нами контакт.

      — Ты же понимаешь, что мне будет непросто это сделать?

      — Конечно понимаю, но ты не должна оставаться одна и лишать нас своей компании из-за какого-то чувака, который решил, что будет круто тебя предать за твоей спиной. Не мы это сделали, подруга, а он.

      — Но вы же семья, я буду там совершенно лишней!

      — Ты тоже её часть. Да, о тебе не знают Stay, но мы-то знаем. Кто привозил нам еду, когда у нас совершенно не было времени поесть? Ты. Кто иногда работал вместе со стаффом сверхурочно, чтобы мы вовремя закончили съёмки? Ты. Кто о нас постоянно заботился? Ты. А ведь мы с ребятами для тебя совершенно чужие люди. Ты знала только Чана, но привозила кофе, еду и тёплую одежду для всех нас. Ты везде ездила вместе с нами, чтобы проконтролировать, всё ли будет нормально и не перенапрягаемся ли мы. Передавала приветы, когда звонила. Думаешь, мы с ребятами всё это забыли? Феликс от тебя без ума, всё время спрашивает, когда ты придёшь. Минхо ворчит, чтобы ты поскорее приехала и Ликс замолчал, но все мы понимаем, что он тоже скучает. Сынмин и Чонин приносят для тебя одеяла и подушки, чтобы ты отдохнула, когда вернулась. Хёнджин тебя рисует. Понимаешь? Он, блять, тебя рисует, когда скучает! При том, что он нас никогда не рисовал. Ты вообще понимаешь, насколько для нас важна? Джисон сделал плейлист для тебя из песен 3RACHA, зная, что ты любишь наше трио. Все песни собрал, даже те, которые официально ещё не выпускались! Ты вообще меня слушаешь?

      — Я обещаю тебе, что буду общаться с вами, несмотря ни на что и… я тоже люблю вас, ребята.

      И в который раз за этот день заревела в голос, в перерывах между всхлипами прося Чанбина приехать прямо сейчас и принести вкусняшки, зная, что разговор выйдет очень насыщенным и долгим, так как на ближайшие несколько часов замолкать я совершенно не планирую.