***

— Этот Щиголев оказался таким мерзким! — Громко фыркает омега, смотря на свою стаю. Её участники сидят под большой ивой. Здесь всегда на больших переменах собирались группы омег и редких гамм. — Он чуть ли не сразу минет у меня попросил! Вы представляете? Это же такая дикость! Мы с ним всего три дня встречались! — Пухлые губы кривятся в гримасе, показывая всю мерзость ситуации. Кто-то из толпы начинает поддакивать.

— Ничего ты не понимаешь, Машка, — качает головой Леонтьев, обычно молчащий во время любых обсуждений альф и гамм.

Этим он привлекает к себе внимание всех присутствующих омег. Те поднимают брови в удивлении. Их взгляды обращены в сторону Леонтьева. Тот обычно ничего по поводу представителей противоположных половне говорит. Некоторые считали, что он любит исключительно парней или только себя.

— Чего это я не понимаю? — Маша скрещивает руки на груди. Нефёдова явно ждала сочувствия и поддержки, а не упрёков.

— А то, что Щиголев — альфа просто за-е-бись, — по слогам произносит Ренегат и отпивает энергетика из банки. Сладковатый вкус оседает на языке, оставляя за собой приятный шлейф. — Жаль, только мной он не интересуется…

— А если бы? — Паша насмешливо улыбается. — Что бы ты сделал?

— Я бы тогда на шею ему бросился, зацеловал бы, а потом потащил бы к себе в квартиру. А там уж... — Леонтьев делает короткую паузу и скрещивает ноги. пальцы поправляют очки с толстыми линзами.

— Так он же пахнет не вкусно даже, — шепчет Машка и тут же натыкается на злые глаза Лося. Он понимал, что в ней говорит обида на альфу, а не сама девушка.

— Я бы массаж ему сделал, да так, чтобы он стонал в голос от удовольствия, — продолжает Леонтьев. Голос звучит достаточно громко.

Место, где обычно сидит стая во главе Паши, постепенно привлекает и других омег. Те осторожно подходят ближе и слушают. Одни бросили свои обсуждения, а другие даже бросили учебники, забыв про предстоящую контрольную по химии.

— А дальше что? — Паша облизывает губы и щурится.

— Я бы на колени перед ним встал и начал бы отсасывать ему. Сперва бы вылизал головку, потом заглотил до середины и пустил бы в ход свои пальцы: начал бы массировать ему яички. Да, я бы насаживался на его член ртом так, что мне бы не пришлось помогать! — Леонтьев самодовольно лыбится. Ему нравится внимание других омег. Даже те, кто постарше, вовлечены в рассказ. — Я бы отсасывал ему так, что он стонал бы на весь Питер! И сперму я бы проглотил. Он хороший альфа, пахнет вкусно. Значит, и сперма не отвратительная.

— Неужели, ты собрался альфу минетом ограничивать? — Сажинов достаёт телефон и печатает в нём что-то. Пальцы быстро-быстро нажимают на нужные буквы клавиатуры.

Становится даже обидно, что друг почти не слушает и переписывается непонятно с кем. Или гуглит какую-нибудь фигню, чтобы потом подкалывать. Оба варианта чертовски сильно задевают самолюбие.

—Я — не ты, — цокает языком Саша. — Я бы для такого альфы как Щиголев… И юбку бы напялил, и чулки, и ошейник, и поводок, и пробку анальную, и костюм любой… Короче, Щиголев бы остался доволен, — следует пауза, в ходе которой Ренегат скрещивает ноги сильнее. — Он бы повалил меня на кровать, а я бы послушно встал раком… Щиголев намотал бы мои волосы на кулак и заставил бы течь так, как будто в течку! А потом Щиголев вошёл и начал бы трахать, заткнув мой рот кляпом, чтобы соседи не проснулись.

Леонтьев невольно дотрагивается до своей шеи. Он давно привык к мысли, что альфы и гаммы на него не смотрят и часто считают за своего. Но помечтать Саша очень любил. Особенно на тему одного из главных задир школы. Сам Леонтьев был защищён от нападок благодаря нахождению в стае Сажинова. Последний не был красавцем, но на пианино играл просто превосходно. И школа отправляла его на каждое мероприятие. Именно из-за этого он знал как правильно вести себя на людях, чтобы те восхищались и завидовали. Да и альфа хороший у Паши имелся как раз благодаря такому характеру. Если говорить проще, то Серый Кардинал имел авторитет и уважение в школе.

— А ближе к концу я бы подставил под его острые зубы шею, чтобы стать только его. Щиголев бы цапнул меня сюда, — Саша показывает на свою шею. — Тут кожа особо мягкая и нежная. Кусай — не хочу, — энергетик вновь оказывается во рту. — А в школе мы бы трахались прямо в туалетах и пустых кабинетах, и в столовке, и в курилке, и под ивой! Щиголев бы нагибал меня и трахал так, что ноги сводит от удовольствия и оргазма. А он бы рычал на мою ухо, кусал бы шею и говорил, что я только его! — Саша всё не замолкает и говорит не шёпотом, не нормально как раньше, а достаточно громко. Явно хочет, чтобы все присутствующие услышали и не пропустили ни одной детали.

— Так чего ты к нему не подойдёшь, раз так хочешь его? — Спрашивает голос из толпы. Он достаточно грубый и до жути знакомый.

— Так я ему не нужен, вот и всё. Сказочка кончилась, так и не заимев хорошего начала, — Саша жил долго в деревне, поэтому иногда он говорил очень просторечными словами. Да, Леонтьев честно пытался фильтровать свою речь, чтобы не выделяться в новом для себя окружении. — Ты глаза пошире открой и посмотри на меня, — Саша как-то стыдливо смотрит на свои руки. Они все в шрамах и мозолях не только от игры на гитаре, но и когда-то привычной деревенской рутины.

Саша хоть и был омегой, но накачаться сумел. Если раньше все ему завидовали, то теперь презирали. Омеге не положено быть таким громадным. Да, на дворе не восемнадцатый век, и каждый имеет право выглядеть так, как хочет. Только вот при таком раскладе на принятие нельзя рассчитывать. Саше с его габаритами просто-напросто повезло, что Паша принял ,его под своё крыло, а то пришлось бы стать мальчиком для битья.

— И что? — Обладатель грубого голоса всё не унимается.

— И что? — Брови сводятся к переносице, а пальцы от переполняющего гнева сжимают железную банку. Та теряет свою ровную форму в тот же миг. А остатки напитка выливаются на кожу и частично на траву.

— Саша, — совсем тихо шепчет Мышь и дёргает чужой рукав.

— Я не изобью его, — Леонтьев поворачивается лицом к Нефёдовой.

Та пытается ещё что-то сказать, но её прерывает голос Леонтьева, слишком басистый для омеги:

— А то, что я не просто так Лосем зовуся, — он подымается с бревна, на котором сидел, и выпрямляется во весь свой рост. Тот уже в шестнадцать лет был внушительным, а вкупе с накаченностью делал из Леонтьева идеального баскетболиста.

— Всё равно не вижу проблем, — смешок срывается с губ любопытного, нет, доёбчевого парня.

— Саша, замолчи ты, — Нефёдова в очередной раз вцепилась в чужую кофту. — Если ты продолжишь, то очень пожалеешь.

— Думаешь, шо я пиздануть какого-нибудь дрыща не смогу? — Подымает вверх бровь Саша и откидывает банку в сторону.

— Я не сомневаюсь, но… — Маше вновь не дают договорить.

— Да я забью, как свинину, любого, кто выёбываться будет, — самодовольно произносит Леонтьева.

Слышится, как Паша прыснул в кулак, стараясь сдержать громкий смех. Сажинов даже телефон в сторону убрал.

— Саша! — Уже кричит Мария и бьёт товарища кулаком по плечу.

— Да что?! — Огрызается Саша и поворачивается к девушке. — Я не правильно, шо-то говорю?

— Потечь, как в течку… — На плечо Ренегата опускается тяжёлая рука. И он испуганно замирает, наконец узнавая владельца голоса. — Так нельзя говорить, Лосик. Как можно не знать простых правил русского языка?

На лице Щиголева расплывается широкая улыбка. Леонтьев же чувствует, как его щёки начинают гореть от дикого стыда.

***